30 августа свое 65-летие встречает известный русский писатель, руководитель Воронежского отделения СП России, главный редактор журнала "Подъем" Иван Щёлоков!
Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" от всей души поздравляют Ивана Александровича!
Желаем крепкого здоровья и душевных сил, творческих замыслов и свершений, благополучия вашей писательской организации  и редактируемому вами журналу!

Иван ЩЁЛОКОВ (Воронеж)

Себя постигаем по капле росинки

Стихи разных лет

*    *    *
Уходим не мы, а уходит эпоха.
Уходит тихонько, не хлопая дверью,
Как трёпаный жизнью сосед-выпивоха
И как деревушка в болотах под Тверью.

Ей наших напутствий в дорогу не надо,
Она не сторонница людных прощаний.
Уходит и всё! Как пора листопада,
Как девушка в женщину после венчанья.

Никто не помашет с порога платочком,
Никто не узнает про дату ухода.
Холодное пиво в тени по глоточку
Хлебает беспечная масса народа.

Пока я с народом на пляже под Сочи
Согретому морю восторженно внемлю,
Эпоха с подножки вагона соскочит
И скупо дождинкой впитается в землю.

*    *    *
Среди дубрав заметней позолота.
И в пёстрой череде осенних дней
Ты ищешь вновь отчаянно чего-то
И не находишь в памяти своей.

Сверкнула жизнь, как луч безумной мысли,
И высветились в тайнах бытия
Минувший век, Воронеж, крах Отчизны
И перестроечная молодость твоя.

Лишь жгучий стыд за слепок от подошвы
На глине у вчерашней колеи,
За век, в котором ты родней не больше,
Чем в Африке донские журавли.

Смешенье улиц, лиц и ощущений,
Смещенье дат, и лет круговорот,
И злое чувство перевоплощенья,
Где настоящим прошлое живёт…

*    *    *
Век мой белый, век мой красный,
Весь в бореньях поседелый,
Ты ужасный ли, прекрасный
Или просто обалделый.

Просто душу потрепавший,
Просто сердце простреливший…
Брат, в чужом краю пропавший,
Сват, в тайге сибирской сгнивший…

Кто ты мне, мой век-разбойник,
Резких красок злой метатель?
Прадед был кулак-раскольник,
Дед – партейный, председатель.

Красит лист октябрь подённо
В красный, в белый, в серебро ли…
Красный – с конницей Будённый,
Белый – Мамонтов, Шкуро ли…

Ты, Воронеж, в переливах
Цвета пёстр, в былое канул
Вихрем белого прорыва,
Маршем с красными полками.

В революцию, как в небо,
Вместе с памятью вплываю…
Век прошёл, а мне бы, мне бы
Примириться как – не знаю.

*    *   *
Лает и лает Джек.
Снимки в альбомы отщёлканы.
Здесь завершился век
Кондусовых и Щёлоковых.

С улицы – три окна,
Берёза, сирень, акация…
Что это – боль, вина?
Душ родных эвакуация?

Скуп на снега февраль.
Мёрзлая, чёрная, голая
Липнет к ресницам даль
Памятью, будто половою.

Ветер чужую речь
К дому приносит с излучины.
Долго ль тебе стеречь
Двор, проволока колючая?

Кадр из сада – до слёз.
Будто себе не угоден ты…
Да помолчи же, пёс!
Дай попрощаемся с родиной!

*    *     *
Ранняя птица летит на восток.
Поздние птица – на запад…
«Где твоя родина? Кликни, сынок!»
«Я позабыл её запах!»

Ранняя птица стремится на юг.
Поздняя птица – на север…
 «Где твой надёжный и преданный друг?»
«В отчих просёлках затерян!»

Ранняя птица всем волю несёт.
Поздняя птица – неволю…
«Чем твоё сердце доныне живёт?»
«Верой. Надеждой. Любовью!»

*    *    *
Эта птица не машет крылами,
Только душу скребёт
Изнутри роковыми когтями,
Зная всё наперёд.

Специально не жди, не досадуй,
Не узришь всё равно
Тонкой грани меж раем и адом, –
Значит, так суждено.

Поутру, как ни в чём не бывало,
Просыпайся, живи.
Что упало с души, то пропало,
Рассосалось в крови.

Даже зеркало следа не выдаст
От незримой борьбы.
Носим в душах, как платье на вырост,
Эту птицу судьбы.

*    *    *
Уживитесь, даль и ветры,
Без межи и без вожжи
На одной десятой метра
Моей страждущей души.

Дело вовсе не в размере
И не в том, какая прыть.
Ковылями ходят нервы,
Значит, трудно просто жить.

Просто слышать, просто видеть,
Просто длить остаток лет,
Не любить и не обидеть,
Не слететь хоть раз в кювет.

И живёт, судьбой играя,
День за днём на сердце страсть:
Примирить, не примиряя,
Время, судьбы, лица, власть.

КАТЕРОК
Пыхти, пыхти, мой катерок,
Отцов библейское творенье!
Наш путь с тобою не далёк –
Всего до первого селенья.

Знакомый с юности маршрут
Как лучший компас мирозданья,
Чтоб убедиться: ждут, не ждут,
С желаньем или без желанья.

Косится день с отвесных гор,
Подпудрив мелом луч заката.
Каким я был до этих пор?
И чем теперь душа богата?

Зачем же та, кого любил,
Волной  по берегу плеснула?..
Пыхти, родимый! Больших сил
В тебя эпоха не вдохнула.

Наверно, не было нужды,
И прыти той на всех хватало…
Недолог пенный след воды,
Длинна лишь тень от краснотала.

Пыхти, любимый катерок!
Плыви, душа, против теченья!
Не всякий пройденный урок
Нам ценен поздним повтореньем.

И не маршрут привычный плох,
Тревожит мощный ток стремнины…
Молю, чтоб только не заглох,
Едва доплыв до середины.

ТВОЙ ГОЛОС
Мне нравится слышать твой голос.
В нём звуки ручья.
Тонюсенькой, звонкой струйкой журчит он в яруге
Вдоль извилистого берега Дона
И впадает в мутные речные воды сразу за меловой кручей.
И твой голос, и ручей – хрустальная песня земли и неба.
Они рождены из одного звука.
Это он когда-то оповестил мир о начале жизни.
Я слышу твой голос –
И вольный ветер над холмом, между облаком и Доном,
Подхватывает меня тополиной пушинкой,
Несёт плавно и нежно на твой голос.
Несёт над полем, над лесополосой, над садом, над домом –
В нём жил я давным-давно,
Когда ещё был росточком с тополиную пушинку
И где теперь по тёмным, сырым углам прячется память,
Она до сих пор хранит отзвуки маминого голоса…
Мне нравится слышать твой голос!
Слышу его – и живу.
Перестану слышать твой голос – ветер над холмом умрёт,
И я тополиной пушинкой опущусь в быстротечные воды Дона,
Чтоб не оставить уже о себе ни малейшего звука.

*     *     *
В том краю, где меня не увидишь,
Не коснёшься губами щеки,
Зацветают старинные вишни
Над обрывом  у самой реки.

Даже ветер залётный, пацански
Демонстрируя юную стать,
В лепестково-вишнёвое царство
Прокрадётся тебя целовать.

В том краю ты меня не узнаешь,
Обойдёшь этот сад стороной.
И устелет вишнёвая завязь
Завитушки тропинки пустой.

Следом ветер, пацан-забияка,
Зря блудивший в густом вишняке,
Из цветущего вырвется мрака
И с обрыва сорвётся к реке.

*    *    *
Друзья мои, я вышел из игры,
Из ваших душ, из ваших слов и снов,
Сменив подтексты истин и основ
На терпкий запах ёлочной коры.

Брожу себе с оттаявшей душой,
Грызу травинку в позднем октябре.
Не надо мне ни злата в серебре,
Ни серебра в оправе золотой.

Они прекрасны – хвойные друзья.
Не предают, хоть колют иногда.
И кажется: такая ерунда –
Играть умом, красуясь и язвя.

В замену прежним новые придут –
Природа не потерпит пустоты.
И ёлочек пушистые кусты
К зиме иголки старые стряхнут.

*    *    *
Я уеду от прошлого дальше,
Дальше детства, реки и излук,
Дальше дат и букетов из фальши,
Даже дальше любви и разлук.

Разве это потеря – уехать?!
Неизбывная память души,
Облачившись, как рыцарь, в доспехи,
Подвиг вечного смысла вершит.

Мир живёт на показ и потеху
И не терпит вокруг пустоту,
Отзываясь о прожитом эхом,
Окликая в грядущем мечту.

Лишь бы только пылила дорога,
Донник цвёл, и щемило в груди
От всего, что так мало и много
Где-то в прошлом и там, впереди.

*    *    *
Назад обернусь – докучно,
Вперёд загляну – тревожно.
Высокая дремлет тучка,
Ей всё в этом небе можно.

Ей можно дождём пролиться,
А можно и в речку кануть…
В ней прошлое не толпится
Мгновеньями и веками.

В ней будущее туманно,
Как звёздная пыль над дачей…
И кажется очень странным,
Что всё у людей иначе.

*    *    *
А болото – всего лишь болото.
А речушка – вода да вода…
Только мне всё тревожнее что-то,
Будто к нам подступилась беда.

Будто с первой проталиной вместе
Мы плутаем в пространствах немых,
Где фату не примерит невеста
И не спляшет на свадьбе жених.

Не по сердцу живём, не по солнцу –
Кто как хочет и кто как привык…
Иссушаем себя, как болотца,
Глушим душу, как в речке родник.

И о чём твоя песня, синица?
И о чём твои думы, ветла?
Неуёмная глупая птица
У кормушки не ведает зла.

*    *    *
Ты – бегущая по осени,
Ты – летящая под струями,
Для чего играешь косами,
Как натянутыми струнами?

У мелодии неслаженной
В календарной звукозаписи
Что-то нежное и важное
От косых ветров погасится…

Паутиной дни, как нервами,
Перехлёстнуты, пришпорены.
Не суди о них по первому
Звуку, канувшему в шорохи.

Не разбей сердечной хрупкости,
Не развей душевной зыбкости.
Мир и так оглох от глупости,
От пещерной первобытности.

*    *    *
Запросто мог бы на дно опуститься,
Бомжем на лавке лежать в подворотне,
Но твоё платье в горошек из ситца
Чар колдовских во сто крат приворотней.

Как и откуда волшебные ветки
Вызрели в девичьих нежных изгибах,
Чтобы нести мои мёртвые клетки
К солнцу за голую плату: спасибо!

Двор клокотал от порочных соблазнов,
Лихо вытряхивал медные гроши…
Ты выручала меня сообразно
Сказке, где вырос до неба горошек.

Время откупоришь – ортодоксальным
Страхом террора скорёжатся лица.
Быть бы и мне бородатым и сальным,
Если б не платье из яркого ситца.

В жизненной драке есть повод напиться
Либо скатиться по скользкой дорожке…
Но, затревожившись, платье из ситца
Ссыплется под ноги горьким горошком.

*    *    *
Мы себя постигаем по капле росинки,
Пьём утрами её серебрящийся морс,
Чтобы каждый из нас до кровиночки врос
В эту твердь, в чернозёмы её и суглинки,
Унаследовав гибкую стойкость былинки
И надёжность шипа в хрупкой прелести роз.

Постигаем по звёздам на вечном, на Млечном,
На пути, где в родстве наши корни сплелись,
Где дороги, тропинки и стёжки сошлись
На зверином следу, на следу человечьем,
На высоком, струящемся птичьем наречье
В эту даль, в эту ширь, в эту глубь, в эту высь.

Кто-то путает шаг и теряет надежду,
Кто-то ищет любовь – обретает тщету.
Эту землю с росой мы храним, как мечту,
И, смежая в тревожном предчувствии вежды,
Выпадаем росинками в зыби прибрежной,
Подхватив в небесах звёздный свет на лету.

Разве можно в корысти расчётливо-тонкой  
Это всё разграфить по таблицам-столбцам?!
Постигаем себя по инфарктным рубцам,
По могильным крестам, материнским иконкам:
В трудный час мы о них вспоминаем, поскольку
Устоять невозможно без веры сердцам.

ПЕСНЬ О ЖИВОЙ ЗЕМЛЕ
Послушай: она еще бьётся и бьётся
На уровне сердца, на взлёте бровей,
Под огненным обручем позднего солнца,
В клубящейся плазме небесных кровей.
Жива после ливня, жива после вьюги…
А врали: мертва, как космический тлен,
Силком волокли за заборы от плуга
Подобно наложнице в собственный плен.
 
Смотри: не она ли крадётся беглянкой –
Укуталась в шаль тополиных ветвей?
Противится быть подневольной делянкой,
Привыкла быть полем для русских людей.
Жива после распрей и смут неурочных…
От сабель ордынских, тевтонских крестов,
От разных мастей самозванцев и прочих
Посконных иуд сберегала свой кров.    

Пока наша память голубкою вьётся
Над Волгой, над Доном, над ширью степей,
Живая земля никому не сдаётся
И верит в надёжность своих сыновей…
Я слушаю чутко, гляжусь в неё зорко:
Жива – обесчещенной, нищей, больной!
А то, что покрылась предательской коркой,
Так мы её миром, как деды, – сохой…

*    *    *    
Минута слабости, как вечность,
Минута силы – яркий миг.
Я эти дни сомкну в колечко
Счастливых разностей моих.

И будет в них февраль проказник,
Смешав оттенки и тона,
Готовить масленицы праздник
С округлой щедростью блина.

И будут тонко петь капели,
Не заглушая птичий гам,
Чтоб мы быть сильными умели
И светлым верили слезам…

Минута слабости, что гостья,
Минута радости – жена.
Наверно, жить всегда непросто,
Но жизнь и в слабости сильна.

*    *    *
Гадать – привычка скверная,
Загадывать – излишняя…
Давайте будем вербами,
Рябинами да вишнями.

Листвой с весны до осени
Шептаться без истерики
У речки ли, у просеки
Или в цивильном скверике…

Давайте будем рыбами,
Молчащими и плоскими,
Чтоб страсти не могли бы мы
Сердечные выплёскивать.

Наверное, так проще нам
Себя с судьбою сращивать:
Любить в себе всё прошлое,
Ругать всё настоящее…

*    *    *
Ничего я не имею против –
Против солнца, против тишины.
В жизненном суровом обороте
Нам они по-прежнему важны.

Важен день, чтоб вырваться на дачу,
Важен час – побыть наедине.
И бредут удача с неудачей
Под ручку с судьбою наравне.

Каркнет ворон – встрепенётся сердце,
Дрогнет ветка – обомрёт душа.
С неба осень в золотую дверцу
Выйдет, словно пар из шалаша.

И зажгутся в зарослях напротив
Листья в крапах первой желтизны…
Значит, и на позднем повороте
Мы ещё кому-нибудь нужны.

*   *   *
             Владимиру Новохатскому
Таких сентябрей я давно не припомню,
Чтоб солнце – охапкой и синь – через край.
И даже ромашка цветёт по Придонью:
В ладошку возьми и на счастье гадай!

Гадай на любовь и беспечную юность,
На звёздные ночи и лунную грусть…
И будто бы с возрастом вдруг соревнуюсь,
За поздней ромашкой из города рвусь.

Безумный порыв оцените, равнины!
Я знаю, что время нельзя обыграть
И проще нарвать под окном сентябрины,
Чем позднюю где-то ромашку искать.

Но сердцу не мил мой расчётливый разум,
Его календарный отстроенный рай.
Я к поздним ромашкам спешу, чтобы сразу
На всё погадать, а зачем – угадай!

*    *    *
Созревает шиповник – в разгаре сентябрь.
Первый лист золотится по дачным делянкам.
Я ещё не остыл от горячей поры, не озяб
От прохлады осенней с ночным полустанком.

Я ещё поклоняюсь мгновеньям любви,
Как шиповник, впиваюсь колючками страсти
В полустаночный сумрак, в объятья твои
И в плацкартное место с билетом на счастье.

И пускай мне кричит уходящий состав:
Полустанок – всего лишь минутное чудо,
Упаду я шиповником в заросли трав,
Чтоб уже никуда не уехать отсюда.

*    *    *
             Александру Нестругину
Река разбудит плеском зори.
И, эху утреннему в тон
Перекликаясь, осокори
Рыбачить позовут на Дон.

Не одного, не с кем придётся,
Не в разобщённости пустой,
А вместе с далью, синью, солнцем
И с петушиной хрипотцой.

И в этой страсти пустяковой,
Когда полвека будто с плеч,
Взыграет рябью сквозняковой
Реки живительная речь.

Её чуть слышно над волною
Стремнин гортанный говорок
Подхватит с лодкой надувною
И отнесёт за поворот.

Под лёгкий шёпот краснотала,
Под журавлиный трубный зов
Не смолкнет речь: в ней нет начала
И нет конца средь голосов.

*    *    *
Для Пушкина – Чёрная речка,
Для Лермонтова – Машук…
Сквозь дуло смерть без осечки
Проложит к сердцам маршрут.

Потомкам – память и речи,
Вершинам – снегов мундштук…
От пули на Чёрной речке
Качнётся седой Машук.

Не все из поэтов вечны,
Но ради того живём…
От эха на Чёрной речке
Заплачет Машук дождём.

Дуэлей скорбь скоротечна…
До крови скреби, рука 
Певца, и лёд Чёрной речки
И камушки Машука!

От давних трагедий не легче,
Рвут души и посейчас…
Машук и Чёрная речка
Спасут от беспамятства нас.

*    *    *
                   Е.Г. Новичихину
Внучка просит деда – огоньки из глаз:
– Можно я поеду тоже на Кавказ?

Дед – поэт на деле. Смеет ли претить?!
И не жалко денег внучку прокатить.

Самым скорым-скорым поездом с руки
Через степи, горы – и в Ессентуки.

Кисловодск, Минводы… Даже не гадай!
Этот край природы – для поэтов рай.

Спуски да подъёмы, неба окоём…
В веке неуёмном так ли все живём?

Вон Эльбрус в папахе, в бурке вон Машук.
Лермонтову прахом камень каждый тут.

Гениям же пули не страшней, чем ложь…
Что ж, взгрустни, лапуля, вырастешь – поймёшь...

И, пока глядели, были солнце, зной,
Вдруг, как в день дуэли, дождь с небес стеной.

Знак или примета? Кто же разбёрёт!
Здесь душа поэта в вечности живёт.

Мчит по небу тучка – божий тарантас…
Съездит с дедом внучка на Кавказ не раз.

*    *    *
У юности есть имя и судьба,
У памяти есть образ поклоненья.
От одного к другому поколенью
В сердцах не прекращается борьба.

Найдите мне иные времена,
Где счастье сплошь и отступили беды.
У юности всегдашний вкус победы,
А память ей для мужества дана.

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную