|
В НОЧЬ НА 22 ИЮНЯ
Помню: дом на Советском посёлке.
Лето прочно вошло в берега.
Духота. Вместо свежести с Волги
Наползает вонючая гарь.
Закрывает окошки бабуля
С приговоркой: «Мамоб их возьми!
За рекой камыши полыхнули.
Измывается чёрт над людьми!»
Вдруг бледнеет. Едва мимо стула
Не садится.
«Ах, Боже ты мой!
Не такою ли гарью тянуло
В ночь последнюю перед войной?
А сегодня как есть годовщина.
У неё дорогая цена:
Уходили из дома три сына.
Одного не вернула война...»
...Снова гарью знакомою веет
В астраханской июньской ночи.
«Надо окна закрыть поплотнее
И на полную «сплитку» включить...»
* * *
МОСКВА, 15 июня — РИА Новости.
Российская авиация высокоточными ракетами
уничтожила украинскую авиацию
на аэродроме «Вознесенск» в Николаевской области.
Мой отец к перемене мест
Службы воинской был охоч.
Аккурат на двадцатый съезд
Родила меня мама в ночь.
Где-то там, над Кремлёвским гнездом
Сети сплёл молодой паук.
Что с того! Вознесенский роддом
Распахнул окошки на Буг.
С первым криком – и первый вздох.
Лишь Всевышний знает ответ:
Для чего в перекрестье эпох
Дал увидеть мне белый свет?
Говорят, с незапамятных пор
Не меняется суть вещей:
Засыпает в земле Святогор –
И является в мир Кощей.
Вечен этот замкнутый круг –
С преисподней до райских кущ,
Даже если герой – сухорук,
А злодей – упитанный хрущ.
Ну, а тем, кого в новый путь
Отправляет в тот день судьба,
Достаётся не что-нибудь –
Достаётся навек борьба.
В этой битве добра и зла
Крепко сбит на Кощея прицел,
Потому что его игла
В сердце прячется – не в яйце!
Потому так неровен ход
Нашей совести на земле.
Поколенье моё живёт
Без наркотиков – на игле…
С кровью вырвать бы из груди
Распроклятую наконец!
От разрывов земля гудит,
Где служил когда-то отец…
Вознесенский аэродром –
Нынче главная цель ракет.
Их победный июньский гром –
Может, это и есть ответ
На извечное: сможем ли
Одолеть вселенское зло
Ради счастья родной земли?
Одолеем! Время пришло…
Неужели рассвет встаёт,
Освещая судьбы углы,
И всё просто, как остриё
Задрожавшей в руке иглы?
* * *
Всё реже – о любви.
Всё чаще злоба дня
В объятиях своих
Приветствует меня
Да так, что рёбер хруст –
В ответ на тот привет.
И для высоких чувств
Как будто мочи нет.
Но слышится: «Донбасс...»,
И понимаешь вдруг,
Что ничего сейчас
Важнее нет вокруг.
Что высота души,
Коль есть ещё она,
Высокое вершить
В бою теперь должна!
И нет любви преград,
И злоба дня права.
Пусть пулями свистят
Горячие слова...
* * *
Странный народ старики.
Что мне в грядущем ответе:
Живы ли вы, Ткачуки,
Дяди Серёжины дети?
Стыдно – не помню имён.
Впрочем, чего тут стыдиться:
Их Березовский район –
«Вражеская» заграница…
И потому невпопад
Начал сегодня гадать я:
А не полвека ль назад
Видел двоюродных братьев?
Прошлое за пеленой
Вдруг озаряется вспышкой:
Вместе на вишне одной
Я и ровесник мой… Гришка!
Точно! И младшие тут
Прыгают с ветки на ветку.
Как же вас, правда, зовут,
Дяди Серёжины детки?
Для «москаля» и «хохлят»
Жаркой июльской порою
Общим был бабушкин сад,
Врозь было всё остальное.
Как же оно повелось
В годы мои золотые:
Кровные братья – и врозь,
Кровные братья – чужие?
Прямо «чужим чужина»,
Как на селе говорили…
Может, виновна война,
Спящая в братской могиле?
После неё в лагерях
Мучился дядя Серёжа.
Лютая злоба не зря
Душу пропащую гложет.
Нет, не отмыть добела
То, что всегда было чёрным.
Он загремел из села
За кукурузные зёрна.
«Материал посевной»
Крал он далёкой весною.
Но и зернинкой одной
Не поделился с семьёю!
Сёстры, родительский дом –
Что его сердцу-колоде…
Жрал он добычу тайком
В погребе на огороде.
Был до тюрьмы нелюдим.
А уж потом… Без причины
Не повелось бы за ним,
Как приговор:
«Нэ людына!»
Не человек…
А, поди,
Быть от макушки до пяток
Страшно таким, коль в груди –
Лишь кукурузный початок…
Господи, кто ж виноват
В том, что в свирепой натуге,
В злобе слепой мамин брат
Всех ненавидел в округе?
Сколько таких на земле,
И без души, и без веры,
Тех, что зовут на селе
Просто и страшно:
«Бандеры»…
Яд застарелой беды
В каждом ли властвует сыне?
Взрывов удушливый дым
Тянется по Украине.
Может быть, этой строки
Нету важнее на свете:
Живы ли вы, Ткачуки,
Дяди Серёжины дети?
НА ГИБЕЛЬ КРЕЙСЕРА «МОСКВА»
О, эти злые слова
Средь новостного разгула…
– Как там сегодня «Москва»?
– Что с ней?
– Она утонула…
Лёг старый крейсер на дно
Сам по себе, эко горе!
Видно, ему суждено
Быть похороненным в море.
Случай во всём виноват.
Место трагедии крестим.
Ох, этот подлый снаряд...
А детонация чести?
Не со стыда ли вода
Алою стала – не спросим…
Нет, не фугасом беда –
Русским рванула авосем.
И не вчера ли пора
Было для армии с флотом
Вспомнить не только «ура»
Нам, господа-патриоты!
Стоит забыть про «Варяг» –
И повторится Цусима...
Пусть интернетовский враг
Метит растерянно мимо!
Пусть золотые слова
Держит Победа в ладонях:
Не утонула Москва
И никогда не утонет!
Не для того ли живу,
Чтобы поверить впервые:
Будет всегда на плаву
Флагманский крейсер «Россия»!
* * *
– Ябки е будэтэ'? –
Где ты, бабка Марьяна,
Что меня напугала когда-то всерьёз,
На пороге, как ведьма, возникнув нежданно,
Принеся до сих пор не забытый вопрос?
– Ябки е будэтэ'? –
А в ведре, как литые,
Ядра яблок лежат, что румяней зари.
А слова у яги вовсе не колдовские,
А простые и добрые:
– Хлопчик, бери!
Год полёта Гагарина. Маленький Хы'ров –
Городишко, куда просто так из села
Галицийская бабка в «москальску» квартиру
Кацапятам в подарок яблочек принесла.
– Ябки е будэтэ'?
Будем, бабушка, будем,
Чтобы стало сегодня прекрасным былым!
На земле нелегко жить всегда добрым людям.
Как же яблоки мира порой тяжелы...
Им, увы, суждено превращаться в ракеты
Для того, чтобы там, на последней черте
Для всего бела света звучало вот это
Заклинанье опять:
– Ябки е будэтэ'?
* * *
“Садок вишневий коло хати,
Хрущi над вишнями гудуть».
Из «Кобзаря» Тараса Шевченко
На Украину – мода.
Вот-вот её спасём!
– Не надо перевода,
И так понятно всё! –
Сказал мой друг весёлый. –
Хрущи – они таки
Не осы и не пчёлы,
А майские жуки!
Конечно, знаньем «мовы»
Гордится друг не зря –
Он в подлиннике снова
Читает «Кобзаря».
– Бандеровщины пятна
Пройдут сами собой!
Всё до конца понятно
Тебе, товарищ мой!
Когда б так просто снова
Туда вернуться сквозь
Время, где Вишнёвым
Село не зря звалось.
Туда, где в самом деле –
Шевченко, не взыщи –
Над вишнями гудели
Сердитые хрущи.
Туда, где не обманет
Медовый аромат.
Я помню, баба Маня,
Твой заповедный сад.
Весеннюю картину
Увижу ли опять?
Меня на Украину
Не велено пускать.
Земля далёких предков
На общую беду
Сухою стала веткой
В запущенном саду.
Жестокою грозою
Оставленный на ней,
Горючею слезою
Застыл янтарный клей.
– Не плачь!
– Мой друг, не буду!
Надеюсь, что вот-вот
Свершится в мире чудо,
И ветка оживёт.
О, слов геройских вата,
Прошу: мечту мою
Не трогай. «Коло хати»,
Как в детстве, я стою…
* * *
Ещё Гагарин не взлетел,
И послесталинский пройдоха
Упрямо вёл страну к черте,
Где зрела Брежнева эпоха.
Ещё отцы-фронтовики,
Конечно, были в полной силе.
Ещё «бессмертные полки»
В бессмертие не уходили.
Шла кукурузная страда
Наперекор заморским гадам.
И День Победы – он тогда
Был праздником, а не парадом.
Ещё… А, впрочем, о былом
Это теперь я что-то знаю.
А в детской памяти – село,
Деревня мамина родная.
А вот и мы – «отпускники» –
В июльской нежимся теплыни.
О, как же вечера сладки
На самой южной Украине!
Коровы с пастбища пришли,
Сочатся каплями парными.
У каждой – чуть не до земли –
Набухшее литое вымя.
Скатилось солнце в тёплый пруд –
«Ставок», как мама говорила.
И на три голоса поют
Бабуля, мама, тётя Мила.
Три голоса, как три ручья, –
То врозь звенят, то льются вместе.
И почему-то плачу я
Тогда, да и сейчас, как в детстве,
От немудрёных этих слов,
Где «в кiнцi греблi вербы ро'стуть»,
От незабытых голосов,
От родины, где и легко, и просто.
Там, где из каждого двора
Протяжной песне подпевают,
Которая, как мир, стара, –
Там родилась душа живая,
Моя душа! Через года
Я весь в её волшебной власти.
Спроси: от счастья плачут? Да!
Когда оно такое – счастье.
|
* * *
Кипит разбойно море Интернета
И грязной пеной хлещет берега,
Где целят в душу выстрелы-наветы
Совсем не виртуального врага.
Вот он в упор палит из амбразуры
Длиной во весь компьютерный экран.
При чём здесь, господа, литература?
Стрелок иной идеей обуян –
Чтоб чисто поле стало полем рати,
Чтоб где-то на заснеженной стерне
Перечеркнуть свинцовой плетью ватник,
Который навсегда прирос ко мне!
По мне одежда ратная отцова!
Метель. Передовая. Сталинград.
Оттуда – из глубин сорок второго
Сегодня пули хищные летят.
И надо страх дремучий пересилить –
Подумаешь, прицельная стрельба!
Такая уж у ватников России
Единственная, вечная судьба –
Вставать во имя света против мрака,
Который, словно пули те, свинцов.
Не захлебнётся русская атака,
Пока нам впору ватники отцов!
* * *
А жизнь – совсем не мелодрама:
Отец однажды встретил маму.
Приподнимаю лет завесу:
Случилось это под Одессой
В селенье Нейково. Вначале,
Когда его освобождали,
Нежданной судьбоносной встречей
Тот праздник был увековечен.
Прошло пять лет. Вернулся папа.
Хохлушка вышла за кацапа.
Соединились воедино
Во мне Россия с Украиной.
Что, громко сказано? Но это –
Та правда, без которой нету
Ни прошлого, ни нашей славы,
Ни будущего у державы.
Моя советская эпоха,
Как без тебя сегодня плохо!
И для твоей Победы новой
На что сегодня мы готовы?
Взовьются ль над одесским портом
Знамёна, как в сорок четвёртом?
Чтоб встретились в селе у Буга
Те, кто не могут друг без друга.
Чтоб наше общее начало
У нас беда не отнимала.
...Глядят с надгробия с любовью
Те, кто моею стали кровью,
Те, кто девчонкой и солдатом
Навеки встретились когда-то.
* * *
…Украйна глухо волновалась.
Давно в ней искра разгоралась.
Друзья кровавой старины
Народной чаяли войны…
…Зачем дрожащею рукою
Ещё он носит булаву?
Теперь бы грянуть нам войною
На ненавистную Москву!
А.С.Пушкин «Полтава»
Зри, новоявленный Мазепа,
Забравшийся на пьедестал:
Твою судьбу, фигляр нелепый,
Поэт великий предсказал!
Да открывал ли ты «Полтаву»,
Где русские злодеев бьют?
Что, эта правда не по нраву,
«Жовто-блакитный» лизоблюд?
Цвета – и те от битых шведов
Достались царству твоему…
Предателей Украйны беды
Ещё не канули во тьму.
Они в тебе, наследник «славы»
Изменников родной земли,
Жрецов бандеровской отравы,
Застрявших прочно на мели,
Продавших и народ, и веру
Заокеанским господам
И европейским лицемерам
Без совести и без стыда.
Которые мечтой одною
На белом свете и живут:
«Теперь бы грянуть нам войною
На ненавистную Москву!»
Ан нет, гремят победно пушки
Москвы, проснувшейся опять.
То воинство России Пушкин
Ведёт, чтоб злобу покарать.
За это духа исполину
Поклонимся сегодня мы!
Да будет наш народ единым!
Да расточатся слуги тьмы!
Да будет вечным наше солнце,
России вещая звезда!
То солнце Пушкиным зовётся
Сегодня, завтра и всегда!
У ПАМЯТНИКА ПУШКИНА
– «Духовной жаждою томим...» –
Привыкли мы твердить со школы.
Какая жажда? Жажда – дым!
Ведь есть в продаже пепси-кола!
Чего томиться-то? Душа?
Чего там! И на солнце пятна!
Когда «сушняк» после «ерша», –
Вот это ясно и понятно!
И если уж на то пошло,
Одно питает жизни волны:
Когда в кармане есть «бабло»,
Тогда и душенька довольна!
Читали, знаем: бытие,
Сознанье – что из них главнее?
И Родионовна, ей-ей, –
Ну, кто она без душегреи!
Первичны только вещь, предмет!
Они – и время, и пространство!
И разве сбылся бы Поэт
Без денег, службы и дворянства?
– Мой собеседник, не спеши
О бытии судить со рвеньем.
И у тебя во тьме души
Таится «чудное мгновенье»!
А коль его заветный свет
Погаснет, будто сам собою,
Значит, уже на месте нет
Того, что мы зовём душою…
Пусть в перекрестье лет и зим
Любой внушит себе: «Покуда
Духовной жаждою томим,
Я точно человеком буду!»
Всем, утонувшим во вранье,
Постичь бы это заклинанье:
Да, бронза – это бытие,
А Пушкин – вечное сознанье!
НА ДЕНЬ ПАМЯТИ ПУШКИНА
Умрёт сегодня Пушкин…
Страшный день
В который раз сегодня повторится.
Ужель не вспомнит нынче о беде,
О лютом горе шумная столица?
Напраслина! На месте Бенкендорф,
Которого учить тому не надо,
Как ловко переводят разговор
На Пушкина с проблем Олимпиады.
Хотя бы так: где громко любят спорт,
Встречая чемпионов и медали?
Ликуй, поэт: не зря аэропорт
Твоим бессмертным именем назвали!
По Сеньке – шапка, по заслугам – честь
За звания, дистанции, этапы.
Зачем уменье наизусть прочесть
Стихи тому, кто спустится по трапу!
Ему б другие зазубрить слова,
Которые в досье секретных копят.
Чтоб не болела больше голова
От окрика насмешливого: «Допинг!»
Встаёт над миром новая заря,
В которой места сантиментам нету.
«К чему теперь рыданья?» – что ли, зря
Написано… Как же его? Ну, тем поэтом…
Унёс в компьютер прагматичный век
Печали чернореченской картины,
Чтобы иной искрился нынче снег –
Искусственный – под солнышком Пекина!
Там голубой, простите, белый свет
Играет пандемические пьесы,
Где Пушкиных в помине больше нет,
Зато везде задорные дантесы.
Большое своротить – не по плечу...
Пытаюсь в малом оставаться честным:
«Мороз и солнце...», – с внуком я учу
И спотыкаюсь – как же – «День чудесный»?
День скорбный, день печальный. Смерти тень
Накрыла навсегда лицо героя...
И завтрашний таким же будет день,
Коль эту книгу мы сейчас закроем...
НА 200-ЛЕТИЕ
НИКОЛАЯ АЛЕКСЕЕВИЧА НЕКРАСОВА
Один знакомый виршеплёт
Сенсацию взорвал, как мину:
«Великий русский патриот
Был сыном польки с Украины!
И потому в его крови,
С пелёнок жаждущей свободы,
Быть не могло никак любви
К России и её народу!»
О, низвергатели основ,
От вас воистину нет спасу!
Побиться об заклад готов,
Что русским был душой Некрасов!
«Страдания простых людей
Остановить любой ценою!
Самовластительный злодей
Не должен помыкать страною!» –
Так думал пламенный трибун,
Противник рабства векового,
Вложивший русскую судьбу
В своё рифмованное слово!
Пускай загадочный коктейль
Из вещих жил наружу рвётся,
Одна была у сердца цель –
Скорей зажечь свободы солнце!
Какая русская мечта
О справедливости и счастье!
Любитель сплетен и подстав,
Сегодня ты над ней не властен!
Звенит певучая строка
Не польским слогом, не французским
Того, кто гордо на века
Останется поэтом русским!
Быть русским – в жребии святом
Не разделять людей на расы.
И сердце русское лишь то,
Где Пушкин, Тютчев и Некрасов!
ФЁДОРУ ТЮТЧЕВУ
Из года самоизоляций
Нежданно вынесла душа,
Что можно русским оставаться,
Европой двадцать лет дыша.
И не о том ли в тихом Рейне
Вздыхает сонная вода,
Что можно другом стать для Гейне,
Но иностранцем – никогда!
Нужна Европа, чтоб оттуда
Ясней понять когда-нибудь,
Какое это всё же чудо –
Неповторимый русский путь!
Его не застят злые тучи
И горький дым пороховой –
То, что назвал когда-то Тютчев
Благословенною судьбой.
В которую так нужно верить,
Как верят свято моряки
В спасительный заветный берег,
Вселенским бурям вопреки!
Дорогу отыскать непросто
К спасению в смертельной мгле.
У каждого из нас свой Овстуг –
Маяк заветный на земле.
О, Родина, твои пределы –
Не в том ли наша благодать, –
Что каждый русский может смело
Родимыми их называть!
По вечному закону Света,
По праву кровного родства,
По слову вещему поэта,
Которым наша Русь жива.
ПАМЯТИ ПИСАТЕЛЯ
БОРИСА ПЕТРОВИЧА ЯРОЧКИНА
О, эти розы Светлограда!
Десятилетия летят,
А только кажется, что рядом
Тот незабытый аромат.
Не воздух прямо, а настойка,
Которую мы пьём вдвоём.
Командировка. «Перестройка».
Безалкогольное житьё.
Мой старший друг ворчит:
– С устатку б –
Сто грамм, Указу вопреки!
Конечно, пахнут розы сладко.
Но мы ж не дамы – мужики!
Вот чем лечить сегодня нервы?
Где он, тот меченый дурак?
Я помню, пахло в сорок первом
Под Могилёвом точно так…
Досадливо нахмурил брови
И вытолкнул с трудом слова:
– Тогда дурман и запах крови
И пороха перебивал…
Природы горькую причуду,
Что пахнет розами беда,
Как в том июне, не забуду
До самой смерти. Никогда…
Под белорусским небосводом,
В далёких, не степных краях,
От моего осталось взвода
Два человека, третий – я...
Он затянулся «Беломором»
Взахлёб, словно спасенье в нём.
Купался ставропольский город
В цветочном мареве густом.
Мы шли в кафе с названьем «Отдых»,
И чудилось тогда всерьёз,
Что посвежел июньский воздух
От злого дыма папирос.
|
