«ВОТ ОНА, МОЯ РОДИНА — ЗДЕCЬ…»

Исполнилось 75 лет со дня рождения русского писателя Бориса Шишаева

Почти полвека длился литературный путь Бориса Михайловича Шишаева (1946—2010).

Его первые поэтические строки появились в касимовской районной газете осенью 1962 года, когда их автору было 16 лет.

А последние сборники стихов и прозы Бориса Шишаева, подготовленные им незадолго до безвременного ухода, увидели свет в конце 2010 года.

Всего же в творческом багаже члена Союза писателей СССР и России 14 авторских разножанровых книг, семитомное собрание сочинений. Он стал лауреатом премии Центрального федерального округа в сфере литературы и искусства, премий журналов «Молодая гвардия», «Нева», «Москва», «Наш современник» (трижды), главы администрации Рязанской области, был награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» второй степени, удостоен звания Почётного гражданина Касимовского района. 

На родине видного поэта, прозаика, публициста, в мещёрском посёлке Сынтул, проводится традиционный литературный праздник, посвящённый памяти Бориса Шишаева. Здесь звучат стихи из его книг «Ясная осень», «Солнечные поляны», «Миг свиданья», «Сквозь травы забвенья», «Одинокий свет», «Птицы быстрокрылые мои», а также песни, написанные композиторами России на проникновенные строки классика рязанской литературы.

Его произведения несут в себе лирическую обострённость, в них непременным остаётся чувство сопричастности судьбам близких по духу людей.

Исключительный для русского человека образ родства пронизывает всё шишаевское творчество. В своих раздумьях о жизни поэт поднимался до высоких философских обобщений. Его душе были дарованы строки счастливого прозрения. В одном из своих интервью Борис Шишаев подчеркнул: «Сердце должно жить, любить, работать, оно должно чувствовать».

Именно этим, сердечной болью и духовной радостью, озарены произведения замечательного писателя Бориса Шишаева. Его строки пронзительно отразили и минувший век, и счастливо взошли в новое столетие, открывая перед читателями искренний мир благодарного жития отзывчивой русской души.

ПАМЯТИ БОРИСА ШИШАЕВА
Обернутся поверья 
вещим сном темноты. 
Где сажали деревья – 
вырастают кресты. 

Не сбылись юбилеи, 
и торопится век, 
и страница белее, 
чем невыпавший снег.

Лист осенний всё тише – 
и ложится у ног. 
И душа твоя слышит 
мой посмертный звонок… 
(Владимир Хомяков)

 

Борис ШИШАЕВ (1946—2010)

ДУШИ МОЕЙ ТРЕВОЖНОЕ ВОЛНЕНЬЕ

* * *
Души моей тревожное волненье, 
Не покидай меня до поздних лет! 
Не покидай, чтоб каждое мгновенье 
Рождало в сердце отклик и ответ. 

Чтоб от любви душа моя дрожала, 
Когда под солнце выйду за порог, 
Чтоб по щеке моей слеза бежала, 
Когда могильный встречу бугорок. 

Чтоб я не стал глухим к чужому счастью, 
Ко всем несчастным холоден не стал, 
Чтоб помогало жить моё участье 
Всем тем, кто заблудился и устал. 

Среди любого холода и тленья, 
Нелёгкий дар любви во мне храня, 
Души моей тревожное волненье, 
Не покидай, не покидай меня! 

* * *
Время зимнее розовых сумерек,
Тихий домик в отцовской глуши...
Здесь родились, и жили, и умерли
Все мечты моей детской души.

Вновь почудилось тут на мгновение,
Что текущего времени нет,
Что весь мир — это тихое пение
И таинственный розовый свет.

Поклонился я дому с волнением
И взошедшей над домом звезде,
Потому что такого мгновения
У меня уж не будет нигде...

* * *
Не знай, моя радость, печали, 
Меня в этом мире любя.
Не знай, моя радость, печали, 
Я всю её взял на себя. 

Пусть будут светлы твои ночи. 
Очнувшись от лёгкого сна, 
С улыбкой смотри, как грохочет, 
Проносится наша весна. 

Она пролетит безвозвратно, 
Прощально мелькнёт вдалеке.
Появятся чёрные пятна 
На белом весеннем цветке. 

Но всё же, как в самом начале 
Меня в этом мире любя, 
Не знай, моя радость, печали, 
Прошу со слезами тебя… 

* * *
Когда стреляют в птицу на лету, 
Я рад, коль попадают в пустоту. 
Как будто с этой птицей связан я, 
Как будто бьётся в ней душа моя. 

Когда подует ветер, на беду, 
Согнёт берёзку тонкую в саду – 
Смотрю я с содроганьем, не дыша, 
Как будто бы и в ней моя душа. 

Когда зима заводит пляску вьюг, 
Когда, мрачнея, стонет всё вокруг – 
Моей душе покоя тоже нет, 
Как будто бы она – весь белый свет. 

И тягостней от этого вдвойне, 
Что суждено с душой расстаться мне…

* * *
Стоит старушка и на все лады 
Ругает дождик, стороной прошедший. 
Он с шумом сквозь соседние сады 
Промчался мимо, словно сумасшедший. 

– Кому-то вылил целые пруды, 
А в огород мой хоть бы каплю кинул! 
Теперь опять полдня таскай воды 
И поливай, и гни больную спину… 

И как ведь всё умыл-то, чёрт косой!.. – 
Да что ругаться?.. Счастье-то не так ли? 
Промчится вот такой же полосой – 
Кого затопит, а кому – ни капли…
   
* * *
Нет, я нисколько женщин не виню 
За то, что обладают тайной силой. 
Но всё лучше подойти к огню, 
Чем приближаться к женщине красивой. 

В огонь ты руку сунешь – и тотчас 
От боли как ужаленный отскочишь, 
А в омуте прекрасных женских глаз 
Начнёшь тонут и выплыть не захочешь…

* * *
Повырублен мой лес и позагублен.
Здесь всё завяло, всё здесь отцвело.
Кругом сухие сучья, пни да угли,
И все стволы смолою залило.

И ни травинки. Всё сожгло ветрами.
Я не пойму — была ли здесь весна?
И шевелит косматыми ветвями
Кривая престарелая сосна.

Куда идти? Я не пойду обратно.
Мне нечего искать в глазах людей,
Которые сгубили безвозвратно
Деревья тихой юности моей.

Сгубили лес, который каждый вечер
В закатном свете и в ненастной мгле
Шумел мне нежно о какой-то встрече
И пел о вечной жизни на земле...

ОДИНОКАЯ ВОРОНА
Ворона села в стороне...
А я копал на огороде.
Тружусь — приблизится ко мне,
А разогнусь — бочком отходит.

Потом привыкла и глядит,
Застыв печальным изваяньем;
И я подумал: «Всё сидит.
Видать, пришла за подаяньем».

Сходил домой, прервав дела,
Принёс ей хлеб, кусочки сала.
Она не только не взяла,
Но и смотреть на них не стала.

Сыта, а не сидит в кустах,
Чего-то просит чёрным оком.
Наверно, там, в её местах,
Ей тяжело и одиноко.

Быть может, друга лишена,
Враги с соседкой по квартире...
А может, вообще она
Изгой в своём вороньем мире?

Когда немного погодя
Я уходил, окончив дело,
Она, чуть-чуть за мной пройдя,
Так огорчённо вслед глядела!

Мне было стыдно. Как же так?
Я, человек, венец природы,
Копать, писать стихи мастак,
Постиг эпохи и народы.

Умею злиться и любить,
Смекаю в войнах, в обороне, —
А вот не знаю, как мне быть
И чем помочь простой вороне...

* * *
Предстанет вдруг в разгаре суеты
Вся жизнь, как жалкий маленький отрезок.
И вспомнишь всех, кого обидел ты,
С кем был суров, несправедлив и резок.

И думаешь: «Простите вы меня!
Творишь порой — а что, не  понимаешь...»
И долго, самого себя кляня,
Ты сокрушённо голову сжимаешь.

И кажется: пройдём свой краткий путь,
Закроют нам глаза рукой дрожащей...
Но снова все сойдёмся где-нибудь —
При ярком свете, в тишине строжайшей.

И невозможно спрятать там лица...
От многих взглядов вздрогнешь ты невольно.
А после так и будет без конца —
Ужасно стыдно, нестерпимо больно...  

* * *
Вроде место повсюду мне есть,
Но на родине сердцу просторней.
Вот она, моя родина – здесь,
Где и руки у всех, словно корни.

В этих водах, что чаще – чисты,
В этих людях, с их силой и сметкой,
Мне видна до последней черты
Вся судьба нашей нации светлой.

Что мне бегать, поддавшись ветрам,
Пыль по свету пуская и перья?
Не воздвигнуть волнующий храм,
Если мастер с душой подмастерья.

Я мечтал на земле с давних пор
Не читать своей родине сказки,
А писать её, глядя в упор,
Не жалея ни чувства, ни краски,

Продолжая свой радостный труд
И холодной, ненастной порою.
Ну а краски от стужи умрут –
Без отрыва дописывать кровью…

* * *
Осенняя задумчивость светла.
И веет неземной волшебной силой
От женщины, что знала много зла,
Но всё ж осталась доброй и красивой.

Она умеет, не касаясь ран,
Лечить всё то, что сильно наболело.
Стоим вдвоём… А лес вокруг багрян,
И лист кленовый падает несмело.

Я к тёплому плечу щекой прильну…
Немало вёсен позади осталось,
И вот открылось, что её одну
Любил бы так, как много лет мечталось.

Но вдруг пронзает острая печаль,
Такая, словно умер кто-то рядом.
А это просто сердцу очень жаль,
Что больше ей любви уже не надо...

* * *
На полянах листва хороводит,
А по солнечной чаше лесной
Словно кто-то таинственный ходит,
Уклоняясь от встречи со мной.

Трудно в эту отраду поверить
После бешеной тряски дорог,
На которых не мерил потери
И нисколько себя не берёг.

Здесь не боль увяданья творится,
Не печаль обнажённых ветвей,
А надежда, что всё повторится,
Станет выше, а значит – светлей.

Видно, тоже сумею пробиться,
Коль вот так – не жалея огня
И ничуть не боясь ошибиться,
Входит эта надежда в меня...

* * *
В отеческом краю и в отдаленье,
В дни солнца и во мраке непогод
Я всё острее чувствую стремленье
Не охладеть под натиском забот.

Не потерять себя в горячке буден,
А, призывая всю любовь свою,
Идти на помощь пострадавшим людям,
Земле, деревьям, птицам и зверью.

От тяжких войн и прочих потрясений
Пришло бездушье под небесный кров.
И жить во имя множества спасений
Обязан каждый, кто сейчас здоров.

Без добрых чувств и дел чего я стою
Средь тех, кто, украшая свой мирок,
Смеётся над душевной чистотою
И честность осуждает как порок?..

Лишь только б избежал живого тленья
И человек, и всё вокруг него,
Лишь только б началось выздоровленье,
И больше мне не надо ничего…

* * *
Я позабыл о тягостной обиде,
О тех, кто может с лёгкостью предать,
Когда взглянул вокруг и вдруг увидел,
Как на холмы нисходит благодать.

И так в душе всё быстро отборолось,
Как будто я забылся в полусне
И слышу несравненно чистый голос,
Поющий о любви и о весне.

Во мрачных безднах, полных злой отравы,
Куда столкнут обида иль беда,
И в радостном сиянье доброй славы –
Пусть сердце не ослепнет никогда!

ТАЙНА
Радостным взором любимую землю окинув,
Глажу деревья, и радость моя не случайна.
Часто грустил я о том, что всё это покину,
Нынче же вдруг мне открылась великая тайна.

Светлые люди! Клянусь, ваша жизнь повторима.
Те, что прожили, законов добра не нарушив,
Вновь на земле среди нас обитают незримо –
В кроны деревьев взошли их прекрасные души.

В шелесте яблонь мне слышится пенье отцово,
Стоит прильнуть к одинокой сосне придорожной –
В шуме её слышу голос поэта Рубцова;
Выйду к берёзам – есенинский шёпот тревожный.

Всюду деревья, и в каждом душа человека.
Боль этих душ, все их радости, вздохи и стоны
Входят мне в сердце сквозь грохот двадцатого века…
Тех узнаю, а иные совсем незнакомы.

В кроны порою стремятся и души злодеев,
Только природа содеянных зол не прощает.
Дерево гибнет, ничуть о себе не радея,
Подлую душу в червивую гниль превращает.

Буду глушить в себе резвую вспыльчивость нрава,
Петь о любви и нигде не скудеть добротою.
Буду заслуживать это высокое право –
Новую жизнь обрести за последней чертою…

ПУТЬ К ЗВЁЗДАМ

Именно так, этой вселенской стезёй, старается обозначить свою творческую дорогу, наверное, каждый из стихотворцев. Другое дело, что не у всякого сбывается мечта юности.

Помнится, ещё во время моего студенчества гуляла по рукам у нас, начинающих литераторов, сине-белая книга – изданный в столице в 1968 году коллективный сборник московских, смоленских, калининских (ныне тверских) и рязанских поэтов. Назывался он «Путь к звёздам». В числе его авторов были представлены стихотворными подборками и наши земляки – тогдашние студенты Литературного института. Лучшие произведения участников сборника и, прежде всего, рязанцев, мы знали чуть ли не наизусть. Особенно зачитывались стихами Бориса Шишаева. Главной причиной того было, конечно же, наше  товарищество с ним. В сборник «Путь к звёздам» вошло шесть шишаевских стихотворений: «Памяти Есенина», «Мечта», «Другу», «Женщины», «Исповедь», «Тюльпан». Из них в свою первую книжку «Ясная осень» поэт включил только одну строфу:

Небо фиолетовым тюльпаном,
Наклонившись надо мной, горит.
Я пока срывать его не стану,
Потому что некому дарить…

Борис был беспредельно строг к себе, он не включил ни в «Ясную осень», ни в последующие издания – «Солнечные поляны», «Миг свиданья», «Сквозь травы забвенья», «Одинокий свет», «Птицы быстрокрылые мои», седьмой, поэтический, том своего собрания сочинений – многие, казалось бы, отменно отделанные произведения,  в том числе и стихотворение, которое считается, по сути, неофициальным гимном рязанских литераторов. Эти строки, исполненные под гитару, я услышал от Шишаева ещё во время нашего с ним знакомства. А оно состоялось вечером 6 ноября 1973 года в Рязани, в пятой комнате пединститутского общежития, где проживали в основном студенты литфака:  

Дружище, нелёгок наш век,
Но всё же тоску свою – прочь!
Плевать нам на ветер и снег,
Плевать на бессонную ночь!

Пусть вьюга проносится вскачь,
Пусть дарит пощёчины жизнь –
Ты лучше умри, но не плачь,
Зубами за воздух держись!

Коль женщину любишь – беда!
Уйдёт от тебя, не любя,
А если не любишь, тогда
Она не покинет тебя.

Опять завывают дожди,
Ночная метёт круговерть.
У нас ещё всё впереди –
Любовь, и надежда, и смерть!

Эти стихи, написанные Борисом Шишаевым в давние литинститутские годы, стали поистине пророческими для него: «Любовь, и надежда, и смерть…» В дни прощания с моим наставником я снова вспомнил о них. В октябре 2010-го мы особенно часто созванивались с Борисом, обсуждая наши писательские и житейские дела. Общался иногда я по телефону и с женой своего друга Надеждой. Она поддерживала Бориса в последние годы его земного бытия. Сильное потрясение испытали, узнав о смерти известной рязанской журналистки Любови Номероцкой. Борис  выезжал на её похороны в Рязань. Вернувшись домой, написал 26 октября своё последнее произведение — статью памяти Любови Номероцкой — и отправил эти взволнованные строки в редакцию областной газеты «Рязанские ведомости».
Два звонка своему старшему собрату по перу я сделал вечером 27-го, позвонил и утром 28 октября. Ответа не последовало...

Ушёл Поэт…
Но вновь пред ним предстать, 
и строго вспоминать его уроки, 
и книги сокровенные листать, 
и находить пророческие строки…

Борис Шишаев занимался литературным трудом до последнего дня. Тогда, 27-го, был погружён в работу над прозаической книгой для детей, которую считал очень важной для своего творческого пути. А рано утром 28 октября пришло известие, что нашего замечательного писателя, которого мы по праву именовали классиком рязанской литературы, не стало. Ему шёл 65-й год…
Когда мы возвращались из Сынтула с похорон Бориса Михайловича Шишаева, порою казалось, что летящая мещёрская дорога вдруг круто взмывает ввысь. Но на тусклых, низких небесах в этот скорбный вечер не было видно ни одной звезды…

Владимир ХОМЯКОВ,
г. Сасово, Рязанской обл.

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную