|
ГУРМАН
Когда проживёшь
Семь десятков годков,
Не веришь уже
В чудодейство подков,
И чёрные кошки
Уже не страшны,
Не очень заботит
И тяжесть мошны.
Гораздо важнее
Январский снежок,
Апрельское солнце
И майский ожог,
Июльский потоп
Сквозь седую кудель,
Во рту превратившийся
В сладкий коктейль.
Морозы и слякоть,
Дожди и туман
Глотает как лакомства
Старый гурман.
Он путь выбирает
Легко, наугад.
Он ходит. Он дышит.
Он жизнью богат.
СТО СОРОК ЛЕТ
Я проживу сто сорок лет,
А прожил – половину.
Ещё не выброшен ланцет,
Что резал пуповину.
Он потускнел, но острый нож
Умеет чиркнуть резко.
Таков и я, хоть не вернёшь
Глазам стального блеска.
На дальних трассах бытия,
Средь рытвин, ям и горок,
Столбы дистанций вижу я,
На них число «сто сорок».
А рядом пусто. Лишь порой,
Как две большие тени,
Промчат года – один, второй,
И снова запустенье.
Но я доеду, доберусь,
Неверящим на диво.
Пускай в ухабах наша Русь,
Зато она правдива.
Трещит история по шву,
Вместив немало басен…
Сто сорок лет я проживу.
На меньше – не согласен.
ОСОЗНАНИЕ
Как грустно мне осознавать,
Что мальчик, юноша, мужчина
Ушли из жизни. Где причина,
Что может их назад позвать?
И я уже не повторю
Себя на новой акварели,
И даже в солнечном апреле
Картина ближе к декабрю.
Ах, если б мы, как дерева,
Могли весною возрождаться
И снова жизнью наслаждаться
Могла зелёная листва.
И если б соки из земли
Помчались в нас весенним шалом
И мы с откинутым забралом
Вершить отважное могли.
А новой юности талант
Опять поил волшебным пойлом…
Но не случится. К старым стойлам
Бредут Пегас и Росинант.
КАТУШКА
Мне стало трудно дни жевать –
Испортил век зубную дужку.
Но я не стану доживать,
А буду жить на всю катушку.
Длинна ли жизненная нить?
Я не веду со смертью спора:
Нить не удастся удлинить,
Но размотаю – до упора.
Пусть до последнего рывка
Часы и дни судьба матросит...
Но и потом моя рука
Катушку голую – не бросит.
МАТЧ
Мальцы вовсю гоняли мячик,
Забыв уроки скучных школ.
Шумели листья, как на матче,
У них выпрашивая гол.
А я болельщиком завзятым
Следил за шустрой ребятнёй
Совместно с дяденькой пузатым,
Согретым явно не одной.
Метался мяч в футбольной страсти
По пыли кочек и канав...
Глядел старик на это счастье,
Себя средь мальчиков узнав.
РЕТРО
Брожу по заполненным улицам,
На женщин красивых гляжу,
И сердце стучит и волнуется,
И временем не дорожу.
Мне рано заботиться возрастом,
В глазах ярко-розовый фильтр,
Я кровь согреваю не хворостом,
Её у меня декалитр.
Тружусь пятерней и расчёскою
Над лихо торчащим вихром
И верую в сказочку броскую
О зле, побежденном добром.
Ещё не богат я супругою,
И в части ещё не служу,
Шагаю походкой упругою…
Но к зеркалу – не подхожу.
НАДЕЖДА
Знойное лето. Качели.
Юбочка выше колен.
Юность и счастье летели.
Старость попала к ним в плен.
Сердце кольнуло, как прежде.
Там, в позабытой дали,
Старость встречала надежды,
Те, что с годами ушли.
Юность смеется безбрежно.
Старость вздохнула чуть-чуть.
«Как тебя звать-то?» - «Надежда!».
«Счастлива, девочка, будь!»
Старость таблетку достала.
Бросив ее под язык,
Дальше поплелся устало
Мимо надежды старик.
СКАЖИТЕ, С ЧЕГО?
Сентябрь запоздалыми ласками
К теплу повернуть норовит.
Шагают девчонки с колясками,
А каждой – пятнадцать на вид.
Наверное, годы решительно
Сгибают меня одного.
Всё младше московские жители.
Всё младше. Скажите, с чего?
С чего молодеют прохожие,
С работы спеша по домам?
На мальчиков папы похожие
Гуляют средь девочек-мам?
А годы всё больше куражатся,
Смеясь надо мной по пути:
Вот дедушка – тридцать, мне кажется,
Вот бабушка – нет тридцати.
Асфальт покрывается листьями,
Судьба безнадёжно стара,
Она мне поведает истину
В смешении зла и добра…
Коляски утюжат колёсами
Стареющий хмурый бульвар,
А ласки молоденькой осени
Приятны…Для них я не стар.
ВАЛЬСОК
На чёрном квадрате асфальта
Стою как живой аргумент.
Мелодия старого вальса –
Мой пропуск и мой документ.
Так где же тот призрачный мостик,
Где спросят – куда, человек?
Отвечу – к Сазоновой в гости,
Пустите обратно в мой век.
Хочу с двадцать первым расстаться,
В нём жить старикам нелегко:
В двадцатом хватало и двадцать,
А здесь нужно только «очко».
Откройте мне в молодость дверцу,
Я Нины достал адресок…
Прольётся бальзамом по сердцу
Её хрипловатый вальсок.
|
В ПАРКЕ ГОРЬКОГО
В парке Горького,
В парке Горького,
Где скучает Нескучный Сад,
Где аллеями
И восторгами
Познавали мы рай и ад,
Со скамеечки,
Много знающей,
Не ловлю я московских рыб,
Не гуляющий,
Не скучающий
Пенсионного вида тип.
Там на якоре
И впритирочку
Спят усталые корабли.
Мне б на лысину
Бескозырочку –
Прогуляться на край Земли.
Мне б дороженьку,
Пусть и краткую,
Горизонт за рекою чист…
Я давно сижу
Над тетрадкою,
Покоряя бумажный лист.
Путешествую
На трамвайчике,
А таможня – пивной ларёк.
Там рядком стоят
Тоже мальчики,
У которых выходит срок.
С нас не требуют
Декларации:
Наши ценности на виду.
Я пивка попью,
Брошу «grazie»,
И с таможни домой пойду.
ПАМЯТНИК
Деревья, как слоны,
Застыли на коленях.
Дорожки поросли
Бурьяном тишины.
Лишь памятник гуляет
Молча на аллеях,
На тех же, где гуляли
Молодости сны.
Ползут по лбам деревьев
Древние морщины.
Не скоро довелось
Увидеться опять.
Здесь бегали, играя,
Лысые мужчины,
И женщины седые
Кукол клали спать.
Здесь прятались от света
Робкие свиданья,
Шумела звонким смехом
Школьная семья,
И в тайны бытия,
И в тайны мирозданья
Влюбленных посвящала
Скромная скамья.
Здесь ухали качели,
Мчались карусели,
Уютный стадиончик
Слушал шум и гам,
И яркими цветами
В воздухе висели
Закруженные вальсом
Платья взрослых дам…
Автобус увезет
Из призрачных владений,
Ухабами годов
Потащится с трудом.
В нем памятник проедет
Молча на сиденье,
И станет стариком,
Войдя в свой старый дом.
ДЕВОЧКИ
Разрыта улица родимая –
В Москве шумит ремонтный бум.
Но мне гулять необходимо. Я
Гуляю, полон грустных дум.
Мостками временными тряскими
Над глубиной прикрытых ям
Шагают девочки с колясками
К своим квартирам и мужьям.
И я, горячей мести жаждая,
Готов устроить им скандал:
Мне изменила с мужем каждая,
Быть мужем каждой – опоздал.
Теперь люблю их только взглядами,
Давно исчез во мне жених,
Поскольку с хворями проклятыми
Гожусь лишь в дедушки для них.
КОНТРОЛЁРША
Со мной несчастье в это лето
Случилось среди бела дня:
Не стала требовать билета
Вдруг контролёрша у меня.
Прошла, лишь глянув, контролёрша,
Я как оплёванный стою,
И не было минуты горше
За жизнь нелёгкую мою.
И не стерпев обиды больше,
Рванулся вслед из сердца крик:
«Куда пошла ты, контролёрша?
Мужчина я, а не старик!»
КУКУШКА
Давно молчит в часах кукушка.
К чему неправду ей орать?
Моя блестящая макушка
Не позволяет больше врать.
А раньше пела, не стеснялась:
«Ку-ку-ку-ку! Ку-ку-ку-ку!..»,
Но каждый год менялась малость –
Одна из цифр в моём веку.
И бедной птице не угнаться
За сменой цифр, по жизни мчась.
Какие там часов двенадцать?
Соврать возможно даже в час.
И скорбных залпов канонада
Встревожит стаю воронья…
Молчи, кукушка! Мне не надо
Оптимистичного вранья.
«УМРУ, ПОГИБНУ ИЛИ СДОХНУ…»
Умру, погибну или сдохну,
Поверьте, мне не всё равно.
Не закричу. Лишь тихо охну.
Ведь человек я, не бревно.
Но в этом мире беспардонном,
Где каждый в чём-то виноват,
Пусть гибель станет тем кордоном,
Что отворит мне двери в ад.
В кипенье адового бака,
Когда я с чёртом тет-а-тет,
Никто не скажет: «Сдох, собака!»,
Никто не скажет: «Умер дед!».
Смолчит, как прежде, стая рыбья,
Но, между нами говоря,
Мне будет славно, что погиб я,
А значит – прожил жизнь не зря.
МАЛЬЧИШКА
Откликаясь на цокот подков,
Всё яснее звучит ниоткуда:
Вот бы скинуть десяток годков,
А затем повторить это чудо.
И ещё повторить много раз,
Чтобы бегать мальчишкой привольно…
Только кто на такое горазд,
Если жизнь лишь лягается больно,
Да несёт, закусив удила,
Сквозь года беспрерывно и лихо
С громким ржанием «куча мала!»
В те места, где безжизненно тихо.
А мальчишка за жизнью бежит
До угла, где наткнётся на крышку,..
А старик, что под крышкой лежит,
Никогда не увидит мальчишку.
СУТЬ
Не плачьте. Я пока ещё живой.
Беду мою напрасно не корите.
Придёт ещё период нулевой,
Начнётся путешествие в корыте.
Взовьётся над корытом белый флаг.
Салютом распугают чёрных галок.
Злорадно улыбнётся бывший враг,
Заплачет бывший друг, от горя жалок.
Тогда и не жалейте добрых слов.
Враги, не улыбайтесь скверной сути.
Друзья, присядьте молча у столов.
Что бросил в жизни вас – не обессудьте.
|
