| |
БУКЕТ
Склонили голову цветы,
Осенним холодом согнуты.
Короткий век у красоты –
Часы, а, может быть, минуты.
Ножом жестокая рука
Им перепилит утром горло.
Не видеть больше облака
Бутонам, ввысь смотревшим гордо.
Их свяжут в красочный букет,
Воткнут букеты в зев корзинок,
И, погрузив в кабриолет,
Свезут толпой на ближний рынок.
И затухающий огонь
Раскупят в сутолочном гаме,
И понесут, зажав в ладонь,
Не обжигающее пламя.
И я принёс букет домой,
Надеясь, что порой осенней
Согреет дом остывший мой
Огонь горячего цветенья.
Но не помог цветочный прах
В моём желаньи сумасбродном.
Стоял, внушая жаль и страх,
Как в колумбарии холодном.
«ОПЯТЬ МЕЧТАТЕЛЬНАЯ ГРУСТЬ…»
Опять мечтательная грусть,
Как поздний плод, во мне созрела.
Опять хандра, осенний гусь,
Слегка пощипывает тело.
Опять вершится перелом.
Что принесёт с собою стужа:
Иль ветер свалит за углом,
Иль дождь утопит в чёрной луже?
Хоть смерть всегда нехороша,
Красиво умирает лето.
И мне бы так же, не спеша,
Сесть в золочёную карету,
Обвив гирляндами цветов
Роскошный корпус и колёса…
А я готов и не готов
Поставить точку в суть вопроса.
Мне дела нет, что впереди
Маячат призрачные вёсны,
Ведь крикнуть лету «погоди!»,
Уже бессмысленно и поздно.
Вот-вот польётся всё равно
С небес холодная кашица…
Что в жизни определено –
Как ни задерживай, свершится.
ЗАПИСКИ
Считая нас друзьями близкими –
Ведь мы едим из общей миски,
Деревья людям шлют записки,
Земля усеяна записками.
В них заявленья на виновного,
В них слёзы горькие и просьбы.
Немало нам узнать пришлось бы
От них тяжёлого и нового.
Но нас не трогают страдания:
Шагают люди по запискам,
По грустным жалобам, по искам,
Придумав осень в оправдание.
Гуляют дворников орудия
Среди деревьев вдоль и между,
Сжигают дворники надежду
На человечье правосудие.
ПРОМЕНАД
По холодному бульвару,
Где с деревьев сыплет дрожь,
Променад осенней парой
Совершали он и дождь.
Оба вниз смотрели хмуро,
Каждый думал о своём.
Шли по листьям красно-бурым,
Одиноки, но вдвоём.
Погуляв часок по кругу
С мокрой пёстрою каймой,
Распрощались оба друга
И отправились домой.
По намокшему бульвару,
Нахлобучив воротник,
Шёл походкою нестарой
Не совсем ещё старик.
А по серой мутной круче,
Завернувшись в макинтош,
Уходил к себе на тучи
Друг его – осенний дождь.
«ЛИСТЬЯ ДРОЖАТ И ТРЕВОЖАТСЯ…»
Листья дрожат и тревожатся –
Сыро и холодно им.
Жалкие мокрые рожицы
Смотрят сквозь призрачный дым,
Ждут загорелого солнышка
В небе горячем сухом.
Склёвано солнце, как зёрнышко,
Осени злым петухом.
Он кукарекать не выучен,
Быть не желая шутом.
Солнце от множества дырочек
Стало почти решетом,
Съёжилось тряпочкой, брошенной
В серое небо молчать,
Будто немытой калошею
Кто-то поставил печать.
Стала подошва рифлёная
Чёрным мандатом на смерть,
Чтобы живое, зелёное
Выжить не думало сметь.
Листья! Под трио осеннее
Холода, сырости, тьмы
Не ожидайте спасения
От беспощадной зимы.
СРОК
Куда летишь ты, жёлтый лист?
Уж коли мёртв – лети отвесно!
В траве холодной притулись
И жди. Чего? Тебе известно…
Тебе известен этот срок!
О нём шептала в нежность почек
Берёза, вверх гоняя сок,
Чтоб сытым был её сыночек.
Тебе известен этот срок!
О нём трепался ветер летний,
Промчав средь тысячи дорог
И бросив веткам лёгкой сплетней.
И даже глупый человек,
Гуляя в сквере мокрым утром,
Болтал стихи про скорый снег
Под небом серым, небом мутным.
И ляжет снег! Но тень крестов
Не явит там святую силу,
Где он укроет прах листов,
Нашедших братскую могилу.
ЗАСОХШИЕ ЛИСТЬЯ
Засохшие листья вихрятся кругами
На фоне осеннего дня.
Они никогда не бывали врагами,
К чему им теперь толкотня?
Неужто и там, в обиталище мёртвых,
Шальной продолжается бег?
И скорбные проводы медных аккордов
Не дарят покоя навек?
Зачем же тогда умирать на исходах
Судьбою отпущенных лет,
Коль драться за жизнь начинаем при родах,
И в смерти покоя нам нет?
СМЕШЕНЬЕ
Миллионы листьев мёртвых
Устилают мир живой
На полях, дорогах, кортах,
На дорожке в домик твой.
Это странное смешенье
Продолжается века,
И ютится утешенье
В том, что живы мы пока.
Чётко, бодро мы шагаем
По раздавленным телам,
И не Гердой, и не Каем
Попираем мёртвый хлам.
Наше сердце бьётся ровно,
Мы в заботах деловых…
Снизу, с каждого микрона,
Смерть взирает на живых.
КОЛДУНЬЯ ОСЕНЬ
Туман слепил жемчужным блеском,
Я шёл по грязи и ворчал…
Но по дороге перелеском
Колдунью Осень повстречал.
Текла коричневая жижа
С её сафьяновых сапог.
Я подойти решил поближе –
Быть нелюбезным с ней не мог.
Отдав по шагу топким грядам
Вдали от тёплого жилья,
Мы очутились с нею рядом,
И тихий глас услышал я:
«Благую жизнь не дарят разом.
Суров закон всеобщий в том,
Что каждый чавкает по грязям,
Чтоб в белый мир войти потом».
РОЩА
Каплями крови кленовые листья
Падают в ходе осенних боёв.
Жалость свою не могу распилить я
На миллионы тончайших слоёв.
Подло, без правил идут эти войны –
Больше на бойни похожи они.
Вот бы закончить кровавые бойни!
Вот бы вернуться в погожие дни!
Осень стреляет косыми дождями
Разным калибром и с разных сторон.
Капли впиваются очередями
В тёмные лица редеющих крон.
Больно? Ни звука в ответ, ни движенья.
Клёны – мужчины! Терпеть мастера!
Только сорвавшихся листьев круженье…
Только всё глубже морщинит кора…
Скажете, слишком? Подумаешь, роща!
Листик кленовый! Упал и сопрел!
Но не могу реагировать проще,
Видя жестокий осенний расстрел.
|
АХ, ОСЕНЬ, ОСЕНЬ…
Ах, осень, осень, умоляю:
Отстань, уйди, забудь, умри…
Тебя я месяц прославляю,
И мне не выдержать все три.
Не обжигая, душу холит
Огонь холодного костра:
Другим всё холод, холод, холод,
А мне жара, жара, жара…
Осенним вирусом замучен,
Уже я слаб, уже не дюж.
Вели пролиться мокрым тучам,
Мне нужен дождь, мне нужен душ.
Везде, везде ищу спасений,
Прошу, прошу у Бога льгот
От эпидемии осенней,
Меня косящей каждый год.
Мы все скитальцы и скитальши
Внутри сезонной чехарды.
Сбегу от осени подальше,
Найду подземные ходы,
И, написав талмуды басен,
Известным стану, как Козьма…
Я жить без осени согласен –
За летом пусть идёт зима. ОСЕННИЙ ДЕНЬ
Осенний день – не быстрый.
Он тише и мудрей.
Не блещут очи искрой
В потёмках ноябрей.
И женщины с надеждой
Не дарят пылкий взгляд.
И дух любви мятежный
Не веет больше над.
Осенний день – не жаркий.
Остатки тёплых дней,
Как старцы-перестарки,
Хромают всё сильней.
И ноги, и подпорки
Работают втроём.
И кладбища, и морги
Открыты на приём.
Осенний день – богатый.
Он, золотом звеня,
С каргой играет в карты,
А ставка – на меня.
И ясно, кто последним
Сорвёт печальный банк.
И мнится, как к поленьям
Несёт чертяка бак.
ТАКИЕ ВОТ ДЕЛА!
Сквозь дым от папиросин
В ноябрьский день вошла
Блатная баба Осень –
Такие вот дела!
Ощерилась в улыбке
Зубами с желтизной,
На грубой коже цыпки –
Дожди тому виной.
Во рту сияет фикса
Для форса и красы,
А ножки – вроде икса
Под юбкой из джинсы.
Опомнись! Осень ты же!
В красотку обратись!
Зачем же так бесстыже
Навязывать стриптиз?
Страшны твои красоты,
Пугают нас они.
Себе напомни – кто ты,
И в зеркало взгляни…
Печальна и серьёзна
В ответ она была:
«Красоткой быть мне поздно»…
Такие вот дела!
ЖЕСТОКОСТЬ
Стынет в холодном ужасе
Голых деревьев строй,
Лист, что так долго кружится,
Землю скорей накрой!
Спрятались дни весёлые.
Смотрит в холодный свет
Тело природы голое
В частом ряду примет.
Люди наденут валенки,
В шубах пойдут гулять.
Но ведь и кустик маленький
Должен одежду – снять.
И в неприкрытой стойкости
Ждать ледяной свой крест…
Против такой жестокости
Богу пошлю протест.
НИЩЕНКА
Молча и скорбно
плывут, как на кладбище,
серые скопища туч.
Сыплют снежинки
в осеннее хлябище,
ветер нахально колюч.
Люди скрывают
мехами и фетрами
звуки холодных сюит.
А на углу,
истязаемом ветрами,
нищенка-осень стоит.
Ветер колышет
фигурку убогую,
треплет дырявую шаль.
Нищенок видел
на улицах много я…
Что же мне эту так жаль?
ЗАКОНЧЕН ЛИСТОПАД
Закончен листопад.
Деревья обнажили
тела свои, раскрыв
все тайны наготы.
И нет в их наготе отчаяния.
Или
им просто всё равно
у горестной черты.
В Освенциме вот так
срывали платья с женщин,
особо выбирая
внешности славян.
И наглые СС
со лбами унтерменшей
тащили их, смеясь,
пред смертью на диван.
Проклятие богам,
придумавшим всё это,
смертями залатав
зиянье чёрных дыр.
Им жалко было дать
деревьям только лето.
Им жалко было людям
выдать только мир.
Увиденное тяжко
давит мне на плечи.
Раздетые деревья
сгорбились на треть.
Как будто вновь дымят
освенцимские печи,
и женщины нагие
будут в них гореть.
ОТЪЕЗД
На крыльцо, что безмолвно и бело,
Вышла осень в пальтишке простом,
На ступеньку холодную села,
Призадумалась горько о том,
Что сегодня в последний разочек
Обойдёт она сумрачный лес.
Но уже никого не намочит
Мелким дождиком с серых небес.
Оставляя на белых дорожках
Замерзающих лужиц следы,
Побрела погулять, осторожно
Наступая на скользкие льды.
А вокруг всё застыло под снегом,
Многоцветье пропало, сгорев.
Не тревожит порывистым бегом
Влажный ветер верхушки дерев.
Видно, хватит с отъездом возиться.
Осень влезла, кряхтя, на крыльцо,
Потянула с кривого мизинца
Серебристого цвета кольцо,
Положила на столик у печки
И к дверям потащилась, хрома…
А дежурное это колечко
Ровно в полночь наденет зима.
АКАФИСТ
Чёрный ажур на сером,
Будто художник прост.
Надо бы – жёлтым сеном,
Синью небес внахлёст.
Но не ярка палитра.
В шелесте мёртвых трав
Тихо плывёт молитва
«Смертию смерть поправ…»
Осень поёт акафист,
Стоя у зимних врат.
Белый холодный кафель –
Словно ступеньки в ад.
Снегом накроет кресло,
Смертью нальётся плоть.
Вот бы опять воскреснуть,
Так, как воскрес Господь.
Только по нашим мерам
Ей не пройти тех троп…
Чёрный ажур на сером.
Осени мрачный гроб. |
