Игорь ШУМЕЙКО

Уроки русского
(беседа с Валентином Григорьевичем Распутиным)
Highslide JS
Highslide JS
Highslide JS
Диана Кан, Игорь Шумейко, Владимир Крупин, Валентин Распутин.
Highslide JS
На переднем плане - глава Усть-Удинского района Денисов, слева от него иркутский поэт Владимир Скиф.
Творчество самого известного русского писателя Валентина Григорьевича Распутина как нельзя лучше подтверждает слова Ломоносова о том, что « российское могущество прирастать будет Сибирью » . И русский созидательный дух, и русская совестливость, и русское философское постижение жизни – всё это «прирастает» книгами, трудами великого сибиряка, с которым мне выпадала удача неоднократно беседовать. Особо ценю встречу на родине Валентина Григорьевича, во Дни Русской духовности и культуры «Сияние России».

Вместе с писателями Владимиром Крупиным, Дианой Кан, Геннадием Ивановым, Юрием Перминовым, Валерием Михайловым, издателем Аркадием Елфимовым, мы встречались с иркутскими читателями, побывали в поселке Усть-Уда, родине Валентина Григорьевича и в Кутулике, родине Вампилова.

 

Русское богатство

От Иркутска до родины Валентина Распутина поселка Усть-Уда - 3 часа на автобусе и 50 минут на пароме, с левого берега Ангары на правый. Солнце, ясное небо, 20 градусов тепла в октябре — мы, радовались как дети, вместе с настоящими детьми, школьниками, ехавшими на этом же пароме на встречу с великим земляком… И главное впечатление — синь Ангары. Единственно, никак не удавалось развеселить Валентина Григорьевича. И провожая его взгляд, начинаешь и сам задумываться: да и Ангара ли это?! Нам туристам – красот и впечатлений хватит на год, но каково человеку, помнящему настоящую Ангару? И даже если следить не по взгляду великого уроженца этих мест, а по строгой географической карте, то прочтете: «Братское водохранилище». Похожее на школьную кляксу, накрыв «Матёру» и еще де сятки де ревень, особенно широко разлилось оно ближе к плотине ГЭС, но и близ Усть-Уды, мало напоминает реку распутинского детства. И жители Усть-Уды и Аталанки – многократные переселенцы, учет этих блужданий Распутин ведет строго. Многим пришлось переезжать по нескольку раз: выделенные поселки из-за строительства новых ГЭС тоже уходили под воду. Его описания нынешней Ангары, «болезненно-распухшей» вызывают почти физическое страдание.

А глава Усть-Удинского района Владимир Михайлович Денисов поведал вещь поразительную: данные георазведок говорят о найденном здесь гигантском месторождении газа. «Вторая Ковыкта». Вообще-то, и сама Ковыкта – не так далеко от этих мест, но до этого воспринималась как другая страна - продолжение Западно-Сибирского языка нефтегазовых месторождений. А здешним, «распутинским» местам, казалось выпала другая служба, другое страдание: расплачиваться за мегакиловатты ГЭС и тысячи тонн выплавляемого алюминия… Так нет же, еще и газ. (Ближайший вспомнившийся «аналог» - нефтяной фонтан вдруг забивший прямо в поместье Хемингуэя).

И зная, как всё получалось до сих пор, с раскрытием и приватизацией наших «подземных кладовых», понимаешь печаль Валентина Григорьевича, выслушавшего это сообщение. Как распорядятся этим очередным подарком русской Природы — неизвестно, а мы пока безо всяких налогов на «природопользование» безудержно потребляли Красоту, Гармонию, ангарских берегов…

 

– То, что русский писатель Валентин Григорьевич Распутин начинал свой творческий путь как журналист в сибирских газетах, – известный факт. Однако поступали Вы на историко-филологический факультет Иркутского университета с намерением стать учителем.

– Даже практику на старших курсах проходил – преподавал литературу в иркутской школе. Но примерно тогда же я стал внештатным корреспондентом молодёжной газеты. И вот журналистика увлекла. Тот период – строительство магистрали Абакан – Тайшет, гидроэлектростанций, заводов Иркутска, Братска – будоражил общество, ставил столько острых вопросов…

– Ваши очерки сразу же вызвали огромный интерес, многократно перепечатывались, выходили книгами: «Костровые новых городов», «Продаётся медвежья шкура», «Край возле самого неба». А вслед за очерками пошли и рассказы, сборники рассказов, повести «Деньги для Марии», «Последний срок», «Живи и помни». Вас отметили первой Государственной премией СССР. Ну а повесть «Прощание с Матёрой» сделала Вас всенародно любимым и всемирно известным русским писателем. В то же время внимание к школе, российскому образованию вообще остаётся важной струной Вашей жизни.

– Мне много пишут учителя, благодаря чему я хорошо представляю ситуацию в нашей школе – вплоть до самых современных тенденций и печалей. Самыми благородными могу назвать сегодня усилия учителей Тайшета, Красноярска, Московской области, которые, несмотря на все директивы, разнарядки Министерства образования, на свой страх и риск ведут дополнительные уроки по русскому языку, литературе, позволяя своим ученикам продолжать расти гражданами, культурными людьми.

– Что лучшее из советского образования Вы бы взяли в сегодняшний день?

– Многое. Мне ближе гуманитарные предметы, и могу твёрдо сказать, что литература, письменность, история преподавались у нас на прекрасном уровне. Взять то же заучивание наизусть – достойных, конечно, произведений, – ведь это и тренировка памяти, и пополнение багажа знаний, и развитие души, когда этот текст начинает жить в тебе…

– Мы видим, что эта традиция классического образования подтверждается несколькими столетиями мировой педагогической практики. В Царском Селе, Итоне, Оксфорде наизусть заучивались огромные фрагменты, в том числе на «мёртвых» языках. Валентин Григорьевич, расскажите о своей школе.

– Я с благодарностью и не иначе как чудо вспоминаю свою школу. В маленькой деревне учеников было 15 человек – первый, второй, третий и четвёртый классы. Только какие там классы! Одна комната, правда, просторная, и занятия вёл один учитель, обращаясь по очереди к каждому. Я, например, до школы читать не умел, но быстро втянулся в такой ритм и стиль учёбы. Это же радость, когда ты отвечаешь и свой урок, и потом можешь что-то сказать по уроку, который проходят старшие. Постоянный интерес, не сухая, не сонная атмосфера в классе.

– Ну а после начальной школы Вы и переехали в школу-интернат, похожий на тот самый из рассказа «Уроки французского». А прообраз той учительницы, Лидии Михайловны…

– С нею вышла интересная история. В 1973 году, когда выходил рассказ, я не знал, где она живёт. А накануне публикации «Уроков французского» были как раз сороковины (сороковой день после смерти) моего земляка и большого друга Александра Валентиновича Вампилова, который, кстати, сам из учительской семьи. И рассказ я посвятил его матери, светлой женщине Анастасии Прокопьевне Копыловой-Вампиловой. А потом, когда рассказ перевели и издали, в том числе во Франции, эту книгу в магазине увидела и сама Лидия Михайловна. Так вышло, что она жила уже во Франции и совершенно не знала, что её бывший ученик стал писателем, выпустил рассказ о ней. Прочитав его тогда, она и написала мне.

– Да… «Уроки французского»… на французском. Прямо тут и второй рассказ. Знаю от нескольких педагогов: ваша Лидия Михайловна в галерее тех образов, что помогают помнить о достоинстве русского учителя – в любые времена. Теперь вопрос о том, что сегодня порой подменяет Учителя. Телевидение, Интернет…

– Я странный человек – изначально не люблю телевидение. Даже когда оно было ещё «приличным». «Доставка на дом» всего и вся меня не устраивает. Спектакль нужно смотреть в театре, книгу обсуждать с друзьями, на футбол ходить на стадион. Сидеть несколько часов подряд, уставившись в светящийся угол, и потреблять то, что на тебя вываливают, – это неестественно и как-то глупо. Можно было с самого начала не сомневаться, что огромные возможности телевидения будут использованы во вред человеку. Как есть женщины, не способные к постоянству, так есть и искусства, придуманные в недобрый час, предрасположенные к уродству. А сегодняшнее российское телевидение – самое грязное и преступное в мире. Я его перестал смотреть, разве что изредка новости, и участвовать в нём желания не испытываю… Там – «свои». Одержимые одной задачей, составляющие один «батальон» лжи и разврата.

«Дьявол с Богом борются, и поле битвы – сердца людей» – эти слова Достоевского будут вечным эпиграфом к человеческой жизни. В каждом человеке сидят два существа: одно низменное, животное и второе – возвышенное, духовное. И человек есть тот из двух, кому он отдаётся. Да, многие привыкли к той телевизионной «жвачке», которой пичкают их с утра до вечера, многим она нравится. И боевики со стрельбой и кровью, и Содом в обнимку с Гоморрой, и пошлости Жванецкого с Хазановым, и эпатажи Пугачёвой, и «Поле чудес», и прочее-запрочее. Ну что же – на то и сети, чтобы ловить наивные души. Одно можно сказать: жалко их, сидящих то ли на крючке, то ли на игле.

– А к другой сети – Интернету – как Вы относитесь?

– Плохо. Потому что в сети не прочтёшь «Войну и мир», нет там места и другим серьёзным произведениям. Не хочу никого наставлять, но нужно остерегаться того, что может вымазать изнутри.

Нас потихоньку начинают встраивать в глобалистический порядок. Молодёжь не случайно бунтует против него в Европе. Это бунт против выравнивания, когда сущность каждого народа уничтожается, разрушаются все его культурные особенности.

– Ваше писательское кредо?

– Я понимаю себя и всегда понимал всё-таки как писателя русского. Советское имеет две характеристики – идеологическую и историческую. Была Петровская эпоха, была Николаевская, и люди, жившие в них, естественно, были представителями этих эпох. Никому из них и в голову не могло прийти отказываться от своей эпохи. Точно так же и мы, жившие и творившие в советское время, считались писателями советского периода. Но идеологически русский писатель, как правило, стоял на позиции возвращения национальной и исторической России, если уж он совсем не был зашорен партийно. Литература в советское время, думаю, без всякого преувеличения могла считаться лучшей в мире. Но она потому и была лучшей, что для преодоления идеологического теснения ей приходилось предъявлять всю художественную мощь вместе с духоподъёмной силой возрождающегося национального бытия. Литературе, как и всякой жизненной силе, чтобы быть яркой, мускулистой, требуется сопротивление материала. Это не обязательно цензура (хотя я всегда был за нравственную цензуру или за «нравственную полицию» – как угодно её называйте), это могут быть и скрыто противостоящие механизмы, вроде общественного мнения. К примеру, нынешнего, которое вора и проститутку считает уважаемыми людьми и предателю воздаёт почести.

– Ваш взгляд на литературу сегодняшнюю.

– Сверхбыстрый и глубокий сброс интереса к книге говорит о неестественности этого явления, о каком-то словно бы испуге перед книгой. Именно этот испуг и нужно считать одной из причин резкого падения числа читателей. Главная причина здесь, конечно, – обнищание читающей России, неспособность купить книгу и подписаться на журнал. Вторая причина – общее состояние угнетённости от извержения «отравляющих веществ» под видом новых ценностей, состояние, при котором о чём-либо ещё, кроме спасения, думать трудно. И третья причина – что предлагает книжный рынок. Не всякий читатель искушён в писательских именах. Вот он идёт в библиотеку... В любой библиотеке вам скажут, что читают по-прежнему немало... Но все поступления последних лет – «смердяковщина», американская и отечественная, и для детей – американские комиксы.

Раньше в нашей словесности смердяковы могли быть литературными героями, но не авторами.

На мой взгляд, девять из десяти сегодняшних книг можно отложить без урона для себя. Не принимаю я сегодняшнего торжества зла, духовредительства, которые навязывают нынешние представители писательского цеха. На мой взгляд, герой нашего времени – тот, кто выстоял, остался при себе.

Читатель правильно делает, когда от греха подальше обращается к классике. А нас читать снова станут лишь тогда, когда мы предложим книги такой любви и спасительной веры в Россию, что их нельзя будет не читать.

– А изменения самого читателя?

– За короткий исторический миг число читателей сократилось чуть ли не в тысячу раз. Не считать же, право, за читателей глотателей душещипательных пустот, от которых сегодня пухнет книжный рынок. Это наркотические таблетки в книжной обёртке. Мне кажется, что сегодняшнее вызывающее бесстыдство литературы пройдёт, как только читатель потребует к себе уважения. Вернуться к настоящему сейчас – наитруднейшее дело. Может, настолько трудное, что если и можно его с чем-то сравнить, так только с тем, что нам пришлось преодолеть в Великой Отечественной войне. И может, легче было победить фашистов, чем врага, который внутри нас самих.

– Валентин Григорьевич, самый важный вопрос – о сегодняшнем состоянии нашего народа.

– Жив народ. Его долготерпение не надо принимать за его отсутствие. В нём вся наша мудрость. И народ не хочет больше ошибаться.

Это начало начал – власть национального доверия. Россия, свалившись в заготовленную для неё яму, ушиблась жестоко, переломала кости, в её теле травма на травме, но не убилась, поднять её можно. Антинародная политика властей того времени привела к тому, что не только стали растаскивать государственные богатства, но и принялись уходить из государства люди, притом в массовом порядке. Я имею в виду не эмиграцию в Америку или Израиль, а устранение от своих обязанностей по отношению к государству, то есть эмиграцию внутреннюю. В избирательных списках эти люди присутствуют, но из агонизирующего государственного организма они вышли и живут только своими интересами, занятые собственным спасением. Это граждане автономного существования, сбитые в небольшие группы, сами себя защищающие, сами себя поддерживающие материально и духовно, как старообрядцы в прежние времена, не желающие мириться с чужебесием нового образа жизни. Если бы удалось вернуть их на государственную службу, – а для этого надо, чтобы власть признала и сказала им, что России без них нет, – когда они убедятся, что положение меняется и государством управляют патриоты, то не смогут не влиться в самую деятельную и здоровую силу. Народ силён подъёмным, восходительным настроением, появившейся перед ним благородной целью.

А национальная униженность – это ведь не только предательство национальных интересов в политике и экономике и не только поношение русского имени с экранов телевидения и со страниц журналов и газет, но и вся обстановка, в том числе бытовая, в которой властвует, с одной стороны, презрение, с другой, уже с нашей, – забвение. Это и издевательство над народными обычаями, и осквернение святынь, и чужие фасоны ума и одежды, и вывески, объявления на чужом языке, и вытеснение отечественного искусства западным ширпотребом самого низкого пошиба, и оголтелая (вот уж к месту слово!) порнография, и чужие нравы, чужие манеры, чужие подмётки – всё чужое, будто ничего у нас своего не было.

Русский человек оказался в изоляции от своих учителей, его сознание и душу развращают и убивают вот уже более двадцати лет, но чутьё-то, чутьё-то, если не разумный и не зависимый взгляд!.. У нас в крови это всегда было – издали распознавать злодейство.

Последний век явился для России веком трагическим, страшным. Никакой другой народ тех ломок, потерь, напряжений, какие достались народу нашему, не выдержал бы, я уверен. Ни времена татарского ига, ни «смута» XVII века ни в какое сравнение с лихолетьем России в XX веке идти не могут. Страшнее внешних ломок и утрат оказалась внутренняя переориентация человека – в вере, идеалах, нравственном, духовном прямостоянии. В прежние тяжёлые времена это прямостояние не менялось. Не менялось оно и в поверженных во Второй мировой войне Германии и Японии, что значительно облегчило им возвращение в число развитых стран, а ущемлённое национальное чувство – ущемлённое, а не проклятое и не вытравливаемое – стало в этих странах возбудителем энергии.

Исключительно страшен психический надлом от погружения России в противоестественные, мерзостные условия, обесценивание и обесцеливание человека, опустошение, невозможность дышать смрадным воздухом. Вымирающая Россия – отсюда, от этого выброса без спасательных средств в совершенно иную, убийственную для нормального человека атмосферу. Здесь причины эпидемии самоубийств, бездомности, кочевничества, пьянства, болезней и тихих нераскрытых смертей – от ничего, под тоскливый вой души.

Да и что такое сегодня народ? Никак не могу согласиться с тем, что за народ принимают всё население или всего лишь простонародье. Он – коренная порода нации, рудное тело, несущее в себе главные задатки, основные ценности, вручённые нации при рождении. А руда редко выходит на поверхность, она сама себя хранит до определённого часа, в который и способна взбугриться, словно под давлением формировавших её веков.

Достоевским замечено: « “ Не люби ты меня, а полюби ты моё ” , – вот что вам скажет народ, если захочет удостовериться в искренности вашей любви к нему». Вот эта жизнь в «своём», эта невидимая крепость, эта духовная и нравственная «утварь» национального бытия и есть мерило народа.

Народ в сравнении с населением, быть может, невелик числом, но это отборная гвардия, в решительные часы способная увлекать за собой многих. Вс ё , что могло купиться на доллары и обещания, – купилось; вс ё , что могло предавать, – предало; вс ё , что могло согласиться на красиво-унизительную и удало-развратительную жизнь, – согласилось; вс ё , что могло пресмыкаться, – пресмыкается. Осталось то, что от России не оторвать и что Россию ни за какие пряники не отдаст.

Специалисты считают, что с той экономикой, которая у нас осталась, Россия уже не должна жить, и если она худо-бедно жив ё т, то только за сч ё т того, что проматывает наследство предыдущих поколений и расхищает наследство, которое необходимо оставить поколениям будущим. Россию обдирают как липку и свои, и чужие – и конца этому не видно. Для Запада «разработка» России – это дар небес, неслыханное везен и е, Запад теперь может поддерживать свой высокий уровень жизни ещ ё несколько десятилетий. Ну а « домашние » воры, полчищами народившиеся из каких-то загадочных личинок, тащат буквально всё, до чего дотягиваются руки, и тащить за кусок хлеба им помогают все слои населения.

Национальную идею искать не надо, она лежит на виду. Это правительство наших, а не чужих национальных интересов, восстановление и защита традиционных ценностей, изгнание в шею всех, кто развращает и дурачит народ, опора на русское имя, которое таит в себе огромную, сейчас отвергаемую силу, одинаковое государственное тягло для всех субъектов Федерации. Это покончить с обезьяньим подражательством чужому образу жизни, остановить нашествие иноземной уродливой «культуры», создать порядок, который бы ш ё л по направлению нашего исторического и духовного строения, а не коверкал его. Прав был Михаил Меньшиков, предреволюционный публицист, предупреждавший, что никогда у нас не будет свободы, пока нет национальной силы. К этому можно добавить, что никогда народ не будет доверять государству, пока им управляют изворотливые и наглые чужаки!

От этих истин стараются уйти – вот в ч ё м суть «идейных» поисков. Политические шулеры всё делают для того, чтобы коренную национальную идею, охранительную для народа, подменить чужой национальной или выхолостить нашу до безнациональной буквы.

– Как Вы понимаете подлинный патриотизм?

– Мне не однажды приходилось говорить о патриотизме. Напомню сейчас, что патриотизм – не только постоянное ощущение неизбывной и кровной связи со своей земл ё й, но прежде всего долг перед нею, радение за е ё духовное, моральное и физическое благополучие, сверение, как сверяют часы, своего сердца с е ё страданиями и радостями. Человек в Родине словно в огромной семейной раме, где предки взыскивают за жизнь и поступки потомков и где крупно начертаны заповеди рода. Без Родины он духовный оборвыш, любым ветром может его подхватить и понести в любую сторону. Вот почему безродство старается весь мир сделать подобным себе, чтобы им легче было управлять с помощью денег, оружия и лжи. Знаете, больше скажу: человек, имеющий в сердце своём Родину, не запутается, не опустится, не озвереет, ибо она найдёт способ, как наставить на путь истинный и помочь. Она и силу, и веру даст.

Мы, к сожалению, неверно понимаем воспитание патриотизма, принимая его иной раз за идеологическую приставку. От речей на политическом митинге, даже самых правильных, это чувство не может быть прочным, а вот от народной песни, от Пушкина и Тютчева, Достоевского и Шмелёва и в засушенной душе способны появиться благодатно-благодарные ростки.

Родина прежде всего духовная земля, в которой соединяются прошлое и будущее твоего народа, а уж потом «территория». Слишком многое в этом звуке!.. Есть у человека Родина – он любит и защищает вс ё доброе и слабое на свете, нет – вс ё ненавидит и вс ё готов разрушить. Это нравственная и духовная скрепляющая, смысл жизни, от рожден и я и до смерти согревающее нас тепло.

Для меня Родина – это прежде всего Ангара, Иркутск, Байкал. Но это и Москва, которую никому отдавать нельзя. Москва собирала Россию. Нельзя представить Родину без Троице-Сергиевой Лавры , Оптиной пустыни, Валаама, без поля Куликова и Бородинского поля, без многочисленных полей Великой Отечественной... Родина больше нас. Сильнее нас. Добре е нас. Сегодня е ё судьба вручена нам – будем же е ё достойны.

– Валентин Григорьевич, Вы были инициатором и активным участником уже много лет проводимых в Иркутске «Дн ей русской духовности и культуры “Сияние России”». В прошлом году, благодаря Вашему приглашению , мне тоже посчастливилось принять в них участие. К нашему стыду , мы , жители центральной части России , не так хорошо знаем сибирский край. Мне показалось, что участие в таких праздниках за т рагивает писательское воображение, побуждает взяться за перо. Мне эти «Дни…» помогли реализовать давний замысел, книгу «Таков Дальний» – о судьбе Сибири и Дальнего Востока от времён Хабарова до наших дней.

– Значит, наши труды не пропали даром. У нас в России много талантливых писателей, которым нужно помогать и поддерживать их творческие порывы. Я знаком с Вашими книгами, начиная со «Второй мировой Перезагрузки». Уверен, «дальневосточная» книга будет не менее интересна.

– Каким Вы видите будущее России?

– Кажется, нет никаких оснований для веры, но я верю, что Запад Россию не получит. Всех патриотов в гроб не загнать, их становится всё больше. А если бы и загнали – гробы поднялись бы стоймя и двинулись на защиту своей земли. Такого ещё не бывало, но может быть.

Я верю – мы останемся самостоятельной страной, независимой, живущей своими порядками, которым тыща лет. Однако лёгкой жизни у России не будет никогда. Наши богатства – слишком лакомый кусок...

– А что Вы скажете о новом поколении?

– У меня впечатление, что молод ё жь-то как раз не «вышла» из России. Вопреки всему, что на не ё обрушилось. Из чего я делаю эти выводы? Из встреч с молод ёжью в студенческих и школьных аудиториях, из разговоров с ними, из наблюдений, из того, что молодые пошли в храмы, что в вузы опять конкурсы – и не только от лукавого желания избежать армии, что всё заметней они в библиотеках. Знаете, кто больше всего потребляет «грязную» литературу и прилипает к «грязным» экранам? Люди, близкие к среднему возрасту, которым от тридцати до сорока. Они почему-то не умеют отстоять свою личностность. А более молодые принимают национальный позор России ближе к сердцу, в них пока нетвёрдо, интуитивно, но всё-таки выговаривается чувство любви к своему многострадальному Отечеству.

Молодёжь теперь совсем иная, чем были мы, – более шумная, открытая, энергичная, с жаждой шире познать мир, и эту инакость мы принимаем порой за чужесть. Нет, она чувствительна к несправедливости, а этого добра у нас – за глаза, что, возможно, воспитывает её лучше патриотических лекций. Она не может не видеть, до каких мерзостей доходят «воспитатели» из телевидения, и они помогают ей осознать своё место в жизни. Молодые не взяли на себя общественной роли, как во многих странах мира в период общественных потрясений, но это и хорошо, что студенчество не поддалось на провокацию, когда вокруг него вилась армия агитаторов за «свободу».

Ещё раз повторю: сбитых с толку и отравленных, отъятых от родного духа немало. Даже много. Но немало и спасшихся и спасающихся, причём самостоятельно, почти без всякой нашей поддержки. Должно быть, при поддержке прежних поколений, прославивших Россию. И я по мере сил буду взывать к тому светлому и чистому, что упрятано в нас, россиянах.

 

СПРАВКА.

Валентин Григорьевич Распутин – советский русский писатель, представитель так называемой «деревенской прозы». Родился 15 марта 1937 года в крестьянской семье в селе Аталанка Усть-Удинского района Иркутской области. Окончил историко-филологический факультет Иркутского государственного университета. Несколько лет работал в газетах Иркутска и Красноярска. С 1966 года – профессиональный литератор. С 1967 года – член Союза писателей СССР.

С началом перестройки Распутин включился в широкую общественно-политическую борьбу. Занимал последовательную антилиберальную позицию, подписал, в частности, антиперестроечное письмо с осуждением журнала «Огонёк», «Письмо писателей России» (1990), «Слово к народу» (июль 1991). Летом 1989 года, на Первом съезде народных депутатов СССР, высказал предложение о выходе России из СССР. Крылатой формулой контрперестройки стала процитированная Распутиным в выступлении фраза Петра Столыпина: «Вам нужны великие потрясения. Нам нужна великая страна».

В 1990–1991 годах – член Президентского совета СССР при Михаиле Горбачёве. Комментируя этот эпизод своей жизни, Валентин Григорьевич заметил: «Моё хождение во власть ничем не кончилось. Оно было совершенно напрасным».

В Иркутске Распутин содействует изданию православно-патриотической газеты «Литературный Иркутск». С 26 июля 2010 года – член Патриаршего совета Русской православной церкви по культуре.

Награды: Герой Социалистического Труда (1987), ордена Ленина (1984, 1987), орден Трудового Красного Знамени (1981), орден «Знак Почёта» (1971), «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2002), «За заслуги перед Отечеством» III степени (2007). Лауреат Государственной премии СССР (1977, 1987), Международной премии имени Фёдора Достоевского, Премии Александра Солженицына (2000), Всероссийской литературной премии имени Сергея Аксакова (2005). Почётный гражданин города Иркутска (1986).

В 2010 году Союз писателей РФ выступил с ходатайством о присуждении Валентину Распутину Нобелевской премии.


Комментариев:

Вернуться на главную