* * *
Чем глубже Россия, тем проще:
Там за душу песня берёт,
И светят державные рощи
Проснувшихся русских берёз.

Украсил нетленные дали
Алмазного снега венец.
Здесь предки себя поднимали,
Как будто духовный дворец!

И слово, и дело сияло,
Державе и Богу – поклон.
И русская совесть стояла
На страже души и знамён.

Сегодня – сиянье молитвы
Спасает опальный народ.
Он вновь от родимой калитки
К забытому Храму идёт.

Из глаз его катятся слёзы,
Душа к очищенью спешит.
И в латах – стальные берёзы
Несут ему саблю и щит.

* * *
Белизна снегов,
Белизна долин.
Посреди веков
Я стою один.

Белая луна
Затуманит век,
Рухнет тишина
В белый-белый снег.

Опущу глаза
До земных седин.
Не дымись, слеза,
Посреди равнин.

Не кричи, тоска,
Вороном в ночи.
Пуля у виска
Душу не точи.

Не пылай, река,
Серебристым льдом.
Я – за облака,
Там мой верный дом.

ПУЛЯ
Наверно, отливает где-то пули
И для меня бандит или кузнец.
Он манит пули: – Гули, гули, гули!
И ласковым становится свинец.

Он гладкий, сизый,
словно дождь осенний,
Ещё горяч и слеп, и недвижим.
Не миновали его Пушкин и Есенин,
И Маяковский пулю в грудь вложил.

В преступном веке,
что я значу в свете
Со словом, опостылевшим вконец?
Значителен поэт, когда в поэте
Сидит, любовно всаженный свинец!

* * *
Где отрублена райская ветка,
Где девица идёт нагишом,
Сатана замахнулся над веком,
Рассекающим души, ножом.

Где просторы обложены грустью,
А поэт – динамитом судьбы,
Время носит над гибельной Русью
В зыбком небе пустые гробы.

Где и песня, и улица сжата
До слезы, до последнего дна,
Где над русскою долей солдата
В тёмных склепах кричат ордена.

Где на небе – умершие лица
Вместо солнца восходят во мгле,
Перевёрнута века страница,
И никто не живёт на земле.

* * *
Все битвы проиграны. Все – до единой.
Ты только одна стала необходимой
В метели, в тоске, в бесконечном потоке
Людей, как гвоздей, одиноких, жестоких.

И я под тяжёлыми шёл небесами,
Глядел на Россию твоими глазами.
Немые навстречу мне двигались чащи,
Встречались с душой моей кровоточащей.

И кровь мою тёмной печалью гасили…
Но, всё же, убить мою душу не в силе
Ни бесы хромые, ни стрелы прямые,
Ни люди глухие, ни звери немые.

Я выкую чувства и сердце – из стали,
Я вырву себя из тоски и печали.
Скажу себе: – Вот я, большой и железный,
Как плуг, что в хозяйстве, в работе полезный.

В железе скончаются все мои чувства,
И стану я жить беспросветно и пусто,
Холодный, бесчувственный, непроходимый…
Все битвы проиграны. Все – до единой.

* * *
Раскачалось гнездо на берёзе
И рассеяло прутья во тьму.
Так и мы в нашем русском народе
Разметались в чаду и дыму

Догорающей нашей Отчизны,
Где тлетворная, злобная тварь
Покусала народные жизни
И проела «Псалтырь» и «Букварь».

Пой, печали лужёная глотка,
Над извечным российским ярмом,
Где, как песня, палёная водка
Правит русским несчастным умом.

Свистну я, осушу свои слёзы
Посреди обгорелого дня.
Не качайся, гнездо у берёзы!
Русь моя, будем злы и тверёзы.
Русь моя, начинайся с меня!

* * *
Вяжет баба у окна в вагоне
То ль косынку, то ли белый свет.
От себя лечу, как от погони,
Полоснул по сердцу острый след.

А в окне мелькают спиртзаводы,
Свалки, проститутки, пацаны.
Вяжет баба то ли мои годы,
То ли саван для больной страны.

Никого не видно на престоле,
Никого в щелях у тишины,
Только чёрт луну катает в поле…
Пустота – под сердцем у страны.

Смерть,
          с людьми целуясь многократно,
Дарит мёртвым – бархат или креп.
Разверну я поезд и обратно
Полечу сквозь мировой вертеп.

Баба, что связала у Тюмени
Пену шали в чёрном море дня,
Скроется, как Афродита, в пене…
Что ей, бабе с воза, до меня?!

* * *
И день пустой, и год пустой,
И нет в душе покоя,
И кружит ворон надо мной
С оторванной башкою.

В нём много лет и много глаз,
Кого он ждёт, треклятый?
Башку, наверно, про запас
Он в дырку неба спрятал.

И вот свербит, канючит, гад,
То яростней, то глуше.
И тычет лапой наугад
В мою больную душу.

Ныряет, сверлит высоту,
Вдоль сердца повисает,
С башкой играет на лету
И мне её бросает.

Ты, ворон, мил, а люди злы:
Свели меня с тоскою.
И вот летаю среди мглы
С оторванной башкою.

* * *
Вновь небеса – из стали
Застыли над землёй.
Распоротые дали
Окрасились зарёй.

Быть может, что-то значит
Такой извет страны?
Я вижу: небо плачет
В когтях у сатаны.

А на земле погосты
Позёмкою дымят.
И звёзды, словно кости,
Над Родиной гремят.

Какая к чёрту песня
О Родине моей?!!
Люби её, хоть тресни,
Она молчит, как змей.

Молчит народ-иуда,
Проспавший пол страны.
И не случится чуда
В когтях у сатаны.

* * *
Расступится, как разорвётся, небо,
И мне блеснёт остаток вешних дней.
Остынет жизнь, но за краюхой хлеба
Приду в деревню и останусь в ней.

Мне слепота души
                             уже сподручней будет,
Душа сквозь дым столетий побредёт,
Найдёт костыль, свою печаль остудит,
И никого для дружбы не найдёт.

Завязнет ворон в сукровице неба,
Протрёт ромашка белые глаза,
И мне мигнёт моя краюха хлеба,
Но из души не выпадет слеза.

Вдруг кто-то звёздный – душу пожалеет,
Пинком мою калитку распахнёт…
И, желчным взглядом хохоча, наглея,
Поручик Лермонтов
                                 в печаль мою войдёт.

Я попрошу его навек остаться,
Забыть Кавказ и горцев, и дворян.
Мы выпьем Терек,
выпьем ключ Кастальский,
Бахчисарайской памяти фонтан.

Гора Машук воскликнет: – Эй, поручик!
Нас ждёт дуэль. Не подведи, поэт.
Молва веков скользнёт змеёй из тучи
И бросит с неба – чёрный пистолет.

* * *
Ах, какая досада!
Плачет дева моя:
Ей из райского сада
Прошипела змея.

Я сарказма не скрою
И согласья, друзья:
Мою деву сестрою
Называет змея.

* * *
Будто бы гром среди неба,
Голос раздался чужой:
– Нет тебе света и хлеба!
Ты расстаёшься с душой.

Я подниму себя к небу,
Голосом слабым дрожа:
– Света не надо и хлеба!
Пусть остаётся душа.

ПОЛОТНО
Опустилось с небес полотно:
То ли древнего времени свиток,
То ль зовущее в небо рядно
Для свиданий с Творцом или пыток.

Подошёл к полотну человек,
Был он вшивый, плешивый, убогий,
Пропадавший в себе целый век,
Никогда не мечтавший о Боге.

Дёрнул раз, дёрнул два полотно,
И оно заструилось, как речка.
– Вот продам его, то-то оно, –
Заблажил полый рот человечка.

Но открылось на небе окно,
И возник будто гром возле солнца:
– Для спасенья Руси – полотно!
И сверкнуло лучами оконце.

Изумился блаженный: – Но-но…
Ить и я об ей думаю. Верно!
И набросил на мир полотно,
И очистил Россию от скверны.

АРБАТ
Пустой Арбат. Зима себя листает,
Дымится обожжённым февралём,
В мою судьбу сугробы наметает
И режет душу ледяным стеклом.

Иду один по тёмному Арбату.
К утру, как пыль, сгорели фонари.
Иду сквозь ночь, где нет пути обратно,
И нет рассвета посреди зари.

А тишина багрова и кровава,
В ней тонет пустотелая Москва,
И с ней – скандального Арбата слава
И Окуджава, и его слова.

Иду один по хрупающим звёздам,
По снегу или пеплу – не пойму,
Где иглами наполнен волглый воздух.
И вся Москва – ни сердцу, ни уму…

Над ней сквозит клиническая роздымь,
Нахмурил Гоголь каменную бровь.
Иду как будто по кремлёвским звёздам –
Рубины под ногами или кровь?

ЦЫГАНКА
Мне цыганка гадала,
Будто жизнь у меня
Изнутри вынимала,
Вещей тайной звеня.

Мне цыганка гадала,
Правдой мозг леденя,
Карты в душу кидала
Языками огня.

Всё ей вéдомо было:
Как я жил и любил,
Даже тех не забыла,
Коих я позабыл.

Мне цыганка гадала
На дорогу и дом,
Будто книгу листала
В моём сердце пустом.

Обрывала кусочки
Бренной жизни моей,
Что несли в оболочке
Память прожитых дней.

Всё о будущем близком
И о дальнем моём
У цыганки я вызнал…
Но не будем о том!

ХРИПЛОЕ ДЕРЕВО
Видел я хриплое дерево:
В нём раздавался не скрип,
Но и не шелест размеренный,
А человеческий хрип.

Дерево тёмное, бурое,
Будто в засохшей крови,
Гнулось под ветром, понурое,
Гнило вдали от любви.

В небо смотрело воронами,
Смертную тайну храня.
Тяжкими хрипами, стонами
Часто пугало меня.

Что в нём таилось и кашляло,
Билось, как сотня оков?
Тайна ли спряталась страшная
Или сомненье веков?

Я к нему душу примеривал –
Выспросить, что в нём и как?
И прохрипело мне дерево:
– Я твоя совесть, дурак!

КАМЕНЬ
В нём не бушует жизни пламя,
В нём стынут прошлые века.
– Откуда ты, вселенский камень?
И он сказал: – Издалека,

С Голгофы, где убийцы, судьи
Сошлись у света на краю…
Я тяжек, оттого что люди
В меня вложили злость свою.

Я сам себя убить не в силах,
Меня не любит высота.
Те, кто швырял меня – в могилах,
Я – камень, брошенный в Христа.

ПТЕНЕЦ
Птенец разбился об дорогу…
Без крыльев, гол и некрасив,
Упал с берёзы одинокой
И трепыхался, еле жив.

Вослед ему вздохнула крона
И проследила до конца,
Как подоспевшая ворона
Добила малого птенца.

БОЛОТО
В нём космы осоки на кочках корявых
И тёмных глубин пузыри
В пространстве покажутся местом дырявым,
Пробитым в земле изнутри.

Нырнуть в заповедную бездну охота,
Исследовать смысл западни,
Где в синих разводах плывут по болоту
Манящие тайной огни.

То стоны, то хлюпы, то плач одинокий
Пронзают кромешную згу,
Как будто бы кто-то в кинжальной осоке
Болотную гложет тоску.

А может в болоте, как детство невинном,
Печали земные слились,
И молнией павшие в чёрную тину,
В нём три измеренья сошлись.

БОЛЬ
Заря из чаши бытия,
Как кровь, плеснёт на стены.
И мне покажется, что я
Стеклом порезал вены.

Такая душу схватит боль,
Прокатится, как вихри,
Повдоль души,
судьбы повдоль
И никогда не стихнет.

Такая, что не описать,
Нахлынет безысходность,
Как будто на твоих глазах
Распяли свет Господний.

Взгляну на Родину свою,
Глаза сомкну, как склепы,
Чтобы у жизни на краю
От боли не ослепнуть.

КРЕСТНЫЙ  ПУТЬ                        
                     Памяти  Юрия  Кузнецова
Нёс ты крест до последнего края
И за край попытался взглянуть,
Обронил, под крестом умирая:
«Путь мой крестный прогнул мою грудь».

Ты кутил, возле смерти играя,
Побеждал в поднебесной борьбе.
Песни стылого, русского края,
Как молитвы, звенели в тебе.

Ты творил и молчал, словно слепок
Бытия или небытия.
Путь твой, с кровью, взбирался на небо,
Обагряя земные края.

Дождь железный лупил по Отчизне,
Смерть уселась на русский насест.
Ты стремился от смерти, но к жизни
Не донёс терпеливый свой крест.

От громов сотрясались высоты,
На Россию свалилась напасть,
Где крестами неслись самолёты,
Чтобы в поле крестами упасть.

Отпусти свою душу на волю,
Пусть под Божьею дланью летит.
Посади свою музу в застолье,
Пусть на тризне твоей посидит.

Закати на прощанье пирушку,
Уходящей земли великан,
И не прячь свою смерть под подушку,
А налей ей последний стакан.

* * *
Неисправны века механизмы,
В коих покопался человек.
Надо быть старателем Отчизны,
Чтобы стал самим собою век.

Надо сбить с горящих улиц пламя,
В прах слепую злобу истолочь.
Ведь когда-то поднималось знамя,
Чтобы сердцу русскому помочь.

А теперь воистину несметны
Полчища посланцев сатаны.
Неужели все они бессмертны,
Ну, а мы - для смерти и войны?!

Мы на всё растлительное падки,
От помоев каждый сыт и пьян.
От себя бежим во все лопатки,
Покидая святорусский стан.

Вот они - российские загадки:
Поднимают бомж и наркоман
Над Россией, у её оградки,
Кровью переполненный стакан.

ТЕМНОТА
Из холодного жерла оружья,
Из души, что темна и пуста,
Из ночного слепого удушья,
Из могил родилась темнота.

Мы ворота небес открывали,
Чтобы сжечь темноту, как камыш.
Но она укрывалась в подвале,
В чердаках, как летучая мышь.

Ночь катилась Ордою раскосой,
Как дыра, посредине миров,
А потом поопутала космос,
Прибрала человеческий кров.

Ей теперь
             в дольних сферах не тесно,
И она завладела вконец
Тёмной жизнью и тёмною песней,
Вознесла свой тьма-тьмущий венец.

Я во тьме ни за что не угроблюсь,
В чёрной мгле подожгу камыши,
Но во мне оживёт только проблеск,
Только проблеск сгоревшей души.

* * *
Господи, как я беспечно
К жизни твоей припадал!
Как я любил бесконечно,
Как я тебя ожидал!

Как целовал твои грёзы,
Но мою рифму губя,
Жало настойчивой прозы
Пьяно проникло в тебя.

И опрокинуло шумно
Всё, что я прежде любил.
Господи, как я бездумно
Прозе тебя уступил.

Холод повыветрил счастье…
С тех омрачённых времён
К женщинам стал я стучаться,
Словно сибирский Вийон.

Господи, как я поспешно
Сердце другим отдавал,
Вместо него, безутешный,
В теле зияет провал.

Господи, как быстротечно
Время в песок истекло.
Всё в этом мире не вечно
И никого не спасло.

* * *
Зачем тоска пережимает горло?
И нечем жить и нечего сказать.
Внутри меня всё выжжено и голо,
И быть иным - себе не приказать.

Я в этой обречённости - никчёмный.
Фонарь души на части разнесён.
И я - уже не я, а Саша Чёрный,
Открытый пулям с четырёх сторон.

Они гудят вдали, как будто улей
Свинцовых пчёл, неотразимых пчёл.
Давай, судьба, тоску разрушим пулей,
И пуля мне не свистнет: - Обречён!

Я – песнопевец новоиспечённый,
От пуль ушёл и от себя ушёл.
Фонарь рпзбит, остался Саша Чёрный.
Который вечность за углом нашёл…

РУССКОМУ ЛЕСУ
Какой тоской, какою долей сгорблен
Мой сумрачный, мой заповедный лес?
В нём оживает крик изюбря скорбный,
И зов земли восходит до небес.

Я - лесу друг, я - лесу брат утробный,
Утроба жизни - матушка земля.
Неужто засвистит нам мир загробный,
А не полночный звон коростеля?

Неужто лесу в корчах извиваться,
Стонать в Геенне огненной, в дыму.
Хочу не просто братом называться,
А быть во всём сподвижником ему.

Пусть он стволы в обидчиков нацелит,
Вооружится так же, как и я,
И самых ярых, как конвой, оцепит,
И пусть их судит Высший Судия.

ПЕСОК
Песок, он, наверно с глазами,
Он видит и вечность, и час,
Не зря становился часами,
Чтоб длиться от неба до нас

Песком или сумрачным снегом,
Что сыплет Господняя длань,
Он между землёю и небом
Стирает незримую грань.

Песка чуть заметную горстку
Возьму и просею в руках:
Песок Мирового Погоста
Взметнётся, как прах, в облаках.

Песок, он, наверно, с глазами…
Летучее время любя,
Песочными - стану - часами,
Чтоб помнить в песчинках тебя.

ДЕРЖАВЕ
Кому досталась ты, держава?
В какие влилась берега?
Кого, таясь, во тьме рожала?
Неужто - кровного врага?

С кем честь и власть свою делила?
Не помышляла об ином,
Как в дни разлада и распыла
Перевернуть себя вверх дном.

Ты обнищала и потухла.
Держава ты - или уже
Та девка, что для всех доступна
На площади и на меже.

Ведь ты жила и отражала
Необъяснимого врага.
Воистину звалась Держава!
Теперь раздета донага.

В народе со своей виною
Тебе всех болей не объять.
Неужто девкой площадною
Так и останешься стоять?

И, всё-таки, порой осенней,
Когда в стыде очнёшься ты,
Я тихо брошу на колени
Тебе последние цветы.

КОСМИЧЕСКИЙ ПАСТУХ
Сама себя пережигая,
Среди межзвёздных повитух
Горит моя звезда живая…
Звезда любви сторожевая!
Я - твой космический пастух.

Я обрываю то и дело
Себя на слове золотом…
Как ты в мою судьбу глядела!
И как стремительно летела,
Звезда, не помнишь ли о том?

Я гнёзда времени свиваю
И в женщинах себя ищу.
Моей любви я не скрываю,
Тебя от сердца отрываю,
Моя звезда, и жизнь тащу.

Дымит космическая роздымь,
И посреди земных разрух
Я собираю в стадо звёзды,
Гоню сквозь затверделый воздух
Их свет - космический пастух.

* * *
Извечная, живая дума
Таится посреди берёз:
То засыпает среди шума,
То просыпается от слёз.

Какие слёзы оросили
Великорусские леса?!
Наверно в думах о России
Берёзы катится слеза.

В слезах, в смоле стоит угрюмый,
Почти убитый русский лес,
Объят тревожной русской думой,
Среди всклокоченных небес.

* * *
Русь, ты ясная в природе!
Чуждый берег не таков.
Расточилось половодье
Неразведанных снегов.

Снег зимы молчит от века,
Тишина вблизи, вдали.
Ни следа, ни человека,
Раскатись хоть в пол земли.

Никого! Пустыня снега,
Необъятная земля.
Солнце падает с разбега
В обомлевшие поля.

Где, какие тут обозы?
Воздух инеем объят.
В рощах - белые берёзы,
Словно молнии, стоят.

ПУСТЫНЯ
До слепого наждака, до хруста
Знойная пустыня сожжена.
Ей в самой себе,
как в бездне, пусто,
И дымится вихрями она.

Движется пустыня, завывает,
Как волчица, в мировом углу,
В дюнах смерч песчаный завивает
И сажает небо на иглу.

Я смотрю в пустыню своей доли,
Время точит мысли остриё.
Мимо катит - перекати-поле,
Или сердце катится моё.

* * *
Истошный вопль раздался среди мира,
Какой не исторгает человек.
В капкан любви моя попала лира
И закричала, и затмила век.

Катился крик, дымился вопль истошный,
Запнулся век и встал, как истукан.
Я в кровь кричал у века под подошвой,
И лишь молчал любви моей капкан.

* * *
Вдруг подумалось: так надо -
Никогда не воскресать.
Есть последняя отрада -
Не любить и не писать.

Не пытать подругу-память,
И в пучину прошлых дней
Не стремиться.
                           Только  падать,
И чем ниже, тем больней.

Вдруг подумалось: и всё же,
Пусть объяла сердце мгла,
Я - ещё живой, быть может,
Хоть и выгорел дотла.

Хоть и сброшены оковы,
И душа обнажена,
Сквозь сгоревшие покровы
Нить поэзии видна.

ОПУСТОШЕНЬЕ
Внутри меня - опустошенье,
Как будто нет во мне души.
Не чувствую её движенья,
Хоть плачь, хоть голову сложи.

Не выпадет слеза скупая,
Глаза затмило вороньё.
Внутри меня, как кровь слепая,
Опустошение моё.

Молчит свинец опустошенья,
Он пустотой своей тяжёл,
Как будто я - кровосмешенья
Барьер запретный перешёл.

Душа, оставшись непокорной,
Свинца отринула прижим
И вознеслась пределом горним,
И путь её непостижим.

РУССКИЙ КРЕСТ
Над Русью беда засквозила,
Взорвалась вдали и окрест.
Но Крестная Сила - Россию
Спасла и вручила ей Крест.

В нём - тайна Святого Распятья
И суть Боевого Креста.
В нём Бога живого объятья,
И свет Иисуса Христа,

Спасительный свист Громовержца,
Отдавшего силу копью,
Чтоб им поразить иноверца,
Проникшего сердцем в змею.

Из русского края святого,
Из необоримых высот
Креста воссияла основа,
Что выше душевных красот.

Сегодня - и Дело и Слово -
Пора бы в Державу облечь.
Кресту поклоняется снова
Великая русская речь.

Мы плачем и рвём свои жилы,
Нам светит вдали и окрест
Не ради войны и наживы,
А ради спасения - Крест.

СМУТА
Молчит эпоха почему-то,
Когда свистит над нею страх.
А в сердце
и под сердцем - смута,
Как в дальних, смутных временах.

Хочу - творцу, не баламуту -
Догадку сердца передать:
Нас потому корёжит смута,
Что пустоты не оправдать.

Так год за годом, век за веком
В сознанье - голая тщета.
И правит смута человеком,
Где главный козырь - темнота.

Ты в темноте пересекаешь
Тысячелетия предел.
Себя никак не попрекаешь
За страшный мира передел.

Разладом тщишься почему-то
В себе, как будто бы в тюрьме.
О, Боже мой! Какая смута
В стране и в сердце, и в уме.

ВЫСТРЕЛ
Выстрел опоясал темноту,
Пробуравил молоко тумана
И попал в летучую звезду,
А, быть может,
                           в сердце наркомана.

За колючей проволокой волк
Ощетинил вздыбленную холку,
Выстрел над округою умолк,
Пуля не попала в сердце волку.

Подавился выстрел темнотой
Подле вечереющей округи.
Кто-то наклонился над бедой,
Кто-то умывал от крови руки.

Кто-то распростёрся неживой,
Кто-то, от преступной блажи весел,
Тучной темноте вспорол живот,
И зарю на крюк стальной повесил.

ДВИЖЕНЬЕ
Движение звёзд и улиток движенье -
Вполне совместимо в пределах земных.
Оно - близлежащих миров сопряженье,
А, может, сближенье Галактик иных.

Когда б я не чувствовал жизни движенья,
Когда б не селилась звезда на воде,
То я не искал бы её отраженья,
И сердце своё не отдал бы звезде.

Причудлива форма и сила движенья,
Размеренна скорость реки и ручья.
В извечном движении нет завершенья,
Как нет остановки в полёте луча.

И хаос, и космос - живое движенье,
И эпос, и компас - движенья плоды.
Движенье по сути - всех тварей броженье,
Чтоб жизнь оставляла столетий следы.

ЗВЕРЬ
Этот образ откуда? - не знаю,
Но возник он, как выстрел, поверь!
Ночью дверь распахнулась входная,
И дохнул в меня холодом зверь.

Он во мне этот холод оставил,
И себя я не помню теперь.
Против воли сознанье направил,
Непонятный душе моей, зверь.

Он, наверно, и вправду пронюхал,
Возле ран моих смрадом дыша,
Что во мне нет присутствия духа,
Только кровью сочится душа.

Зверь казался исчадием ада,
Он во сне меня поедом ел.
Вдруг блеснуло: убить его надо,
Пока жив я, пока ещё цел.

Я, как птица, в себе затаился,
Я забылся в себе, как змея,
Пульс холодный едва во мне бился,
И блестела во тьме чешуя.

Где он, зверь? Я в себя оглянулся
Среди острых камней бытия,
И в провале ночном содрогнулся:
Вот он сумрачный зверь - это я!

МОРСКАЯ ПЕНА
Берег моря.
             Молнии, как вены,
Вьются, разрывая небеса.
Берег мира покрывает пена,
Как неисчислимые глаза.

Видит пена,
         как в морском просторе
Исчезают лодки рыбаков,
И плывут утопленники в море
В пуховых подушках облаков.

Сразу все,
                   и все попеременно,
Смотрят пены круглые глаза.
Хлопья чаек сглатывает пена,
Вьётся пена - белая гюрза.

Быть змеёй
                    никто не запретит ей,
Точно также, посреди веков,
Пена к нам выходит Афродитой,
Позабыв погибших моряков.

* * *
Мир кривой, как будто в зазеркалье,
Стол кривой и потолок кривой.
Клавиши кривые у рояля,
Часовые ходят по кривой.

По кривой - история стремится,
И, в усмешке вековой кривясь,
Смотрят нам вослед кривые лица,
С ними вместе окривела власть.

Вся Москва в кривой молве уснула,
Криво как-то крутится земля.
И Кривоколенный переулок
Встал на место Красного Кремля.

СТЕНА
Среди мира возникла стена,
К югу - с севера -
                             встала продольно,
Разделила людей, времена,
Не спросила: кому будет больно?

Покосилась, как крыша, страна…
Разломила её на две части
Восходящая в небо стена,
И убила народное счастье.

Уничтожила целый народ,
Под стеной,
               как под взрывами, павший.
У стены я вскопал огород -
Черепами задвигалась пашня.

СЛАВЯНАМ
Неужто наваждение слепое
Славянами владеет, как судьба?
О, древний спор славян между собою,
Он до сих пор не исчерпал себя.

До сей поры
                   нас Бог, как шельму, метит,
В своих пожарах мы опять горим.
Неукротимы под пятой у смерти,
Опять свою гордыню не смирим.

Нас по углам хулители разводят
И снова между нами, без затей,
Жируют и врагов для нас находят,
Изводят наших собственных детей.

А мы никак свой дом не обиходим,
Свистим в кулак
                           и  свой  сжигаем  флаг.
Мы  нацию  на  кладбища  выводим
И  строим  новый  для  себя  -  ГУЛАГ.

Да, где же вы, славяне? Украина,
Россия и родная Беларусь?
Торчат ножи-раздоры
                                       в ваших спинах…
А ведь когда-то всех спасала Русь

ЗМЕЯ
Приползла в моё сердце змея,
Приползла и забылась навеки.
Стал холодным, расчётливым я
И совсем одиноким на свете.

Так облипла меня чешуя -
Что чувствительной кожи не стало.
Приползла в мою душу змея,
Подарила мне жгучее жало.

Безобразен и холоден я,
В этом мире, похожем на бойню.
В моём сердце не дремлет змея,
Чтобы мне
                  и  тебе 
                              было  больно.

У любви обломились края,
Сердцевина - на камне жестоком.
В моём сердце ликует змея,
Как в ущелье
                   пустом и глубоком.

СЛОВО К НАРОДУ
Сердце с сердцем соразмерится,
А потом - придёт война.
С кем же силой будет меряться
Прокажённая страна?

С кем задыбится, завертится,
Понесёт себя сквозь дым?
С кем безумством будет меряться?
Не с народом ли своим?

Станет - жизни укорачивать
Беззащитным и больным…
А народу ЧТО? - не зрячему -
Он не хочет быть иным.

Он и сам с восторгом изверга
Помогает убивать
Душу нации расхристанной,
Русскость сó свету сживать.

Хоть кричи,
           хоть с кровью выверни
Всю изнанку бытия,
Из себя никто не вынырнет
И не скажет: - Русский я!

Не отринет резервацию,
Где, наверно, и умрёт…
Что с тобою стало, нация?
Как же ты упал, народ!

2007

* * *
Уйду навеки от тебя, гонимый
Безумством своей собственной души,
И только воздух отчины родимой
Меня спасёт в забытой мной глуши.

Душа разбита, Родина объята
Пустыней зла.
Но здесь ещё жива
Моих родных – отца и мамы – хата,
И зеленеет счастья мурава.

Ещё дымит печурка на подворье,
У летней кухни старый кот лежит.
Горлан-петух клокочет на заборе,
От коршуна подворье сторожит.

Быть может в этом,
                            близком сердцу мире,
Я оживу и раны заживлю,
И зазвучу, как вещий глас, в эфире.
Жизнь полюблю и женщин разлюблю.

* * *
А сердце, будто разделилось
На две стихии, на два света.
Разъяли -
                   милость и немилость
Сознанье бедного поэта.

Двоилась боль, двоились чувства,
Передвигая тучу грома.
Но ясно брезжило искусство
По краю острого разлома.

Двоился голос.
                             И  напасти,
Как пчёлы жгучие, роились.
Двоился мир, и даже страсти
Непримиримые - двоились.

Поэта жизнь - они меняли,
Как мир меняет материнство.
В борьбе друг друга дополняли -
Раздвоенность и двуединство

* * *
Пространство согнулось в дугу,
Нас звёздная ночь повенчала.
- А я без тебя не могу! -
Ты в тёмную кипень кричала.

И звёзды роились в стогу,
Как будто алмазная россыпь.
- А я без тебя не могу! -
Неслось по ангарским торосам.

И слушало сердце пургу,
И мчалось дорогою Млечной.
- А я без тебя не могу! -
Стучало в висках бесконечно.

Всю жизнь друг у друга в долгу,
Никак не найдём мы причала.
- А я без тебя не могу! -
Ты мне через годы кричала.

СВИСТ
Я слышал свист по всей земле родимой,
Аж в трубку заворачивался лист.
Свистела жизнь, а может, я, гонимый
По белу свету, превращался в свист.

Свистел камыш,
                         свистел в машине поршень,
И нёс её в неведомый предел.
В бугристом небе кривоклювый коршун,
Как будто бритва, крыльями свистел.

Свистело небо над Кремлёвской башней,
Свистел дырою - взорванный вагон.
И, пролетая над страною падшей,
Свистел закон, как будто бы дракон.

Дела - свистели - бизнесменов юрких,
Тела - свистели - проданных невест,
И ртами тьмы, как воровские урки,
Свистел у дома каждого подъезд.

Свистел мужик, пропивший жизни повесть,
Свистел дурак, страну свою круша.
Свистела горлом - раненая совесть,
Свистела болью - голая душа.

* * *
Пасмурный вечер.
                                Деревья. 
                                              Скамейка.
Небо, как вата, 
                            как  Серая  Шейка,
Приопустилось на озеро дней…
В сердце и в небе не стало огней.

Серою мглой смещено расстоянье,
Близкого космоса слышно дыханье.
Кажется, даже средь поля видны
Серые взмахи пустой тишины.
 
Линии чёрных тропинок.
                                    Штрихи
Веточек, веток.
                            Деревьев  верхи. 
Пасмурный Ангел из вечности серой
Черпает дни одинаковой мерой.

СНЕГ
Снег, как будто пробел вековечной державы,
Снег, как будто мираж, в дальних далях дрожит.
Снег на ветках лежит и на крышах шершавых,
Снег сомненьем холодным на сердце лежит.

Снег в распластанный день с неотступною силой
Всё летит и летит - видит зримую цель:
Быть всесильным, царить над землёю унылой,
Мир собою забить, как вселенскую щель.

Он - не сказка уже, белым пухом не кружит,
Он глотает века и пустыню души,
В землю спицы втыкает и, кажется, рушит
Расслоившихся звёзд мировые ковши.

Снег фронтальною згой обступает селенья
И могильную тишь, и стремнины церквей.
Он нарушил моё средоточье и зренье,
И вогнал меня в бездну, что снéга мертвей.

* * *
Душа томится в нетях,
Чем дальше, тем больней.
Душа почти не светит,
Когда не светят ей.

Уходит день-печальник
И наступает ночь.
Себе, поэт-молчальник,
Не в силах ты помочь.

Не заручиться былью,
Не клясться на крови.
Душа полощет крылья
В пустотах нелюбви.

О радостях помыслить
Поэту не дано,
И счастья не исчислить,
Пересекая дно.

Вверх

Комментариев: