|
НА МОГИЛЕ АРТИЛЛЕРИСТА
Рассвет над Родиною чист,
Берёзы лист, осины лист…
В могиле спит артиллерист.
Осенний лист, весенний лист.
Лежат осколки в недрах круч,
Шлифует их подземный ключ,
А сквозь лохмотья рваных туч
Осенний луч, весенний луч…
Звезда. Погоны. Пистолет.
Артиллеристу двадцать лет!
Истёрся в кителе билет
На 23-е, на балет…
В окопе чёрном - чёрный дым.
Артиллерист, ты стал седым,
Хрипел: - На небо угодим,
Но высоты не отдадим!
О, сколько здесь убито вас!
Бессмертных сколько стало вас!
Россия, как иконостас
Из голубых и синих глаз!
МОНОЛОГ ТАНКА «Т-34»
Я появился в этом мире
В непробиваемой броне.
Я - танк! Я - «Т-34»!
И вы прислушайтесь ко мне.
Я шёл в атаку лобовую,
Гремел на волжском берегу
И, описав дугу кривую,
Врезался в Курскую дугу.
Дышал военным горьким смрадом
И плакал гильзами в пыли
Над умирающим собратом,
Которому броню прожгли.
Я грудью резал чернозёмы,
Я не взорвался, не ослеп.
Где пули сеял я, как зёрна,
Там вырастал свинцовый хлеб.
Я сам кормился с упоеньем
Свинцовой горечью атак.
Я знал своё предназначенье,
Что я - орудие. Я - танк.
Я – танк. Я - «Т-34-й»!
Я - мастер бешеных атак.
И если нету в мире чёрта,
То называйте чёртом танк.
Теперь такие в мире игры:
Сумей, судьбу свою прошей
Сквозь металлические иглы
Противотанковых ежей.
На фронте с местностью -
морока,
Но я сквозь мины, сквозь «ежи»
Несу по стёршимся дорогам
Боль бронированной души.
…Чтоб час танкисты отдохнули,
Стою…
А сверху, на спине,
Два пехотинца прикорнули,
Пристыв затылками к броне.
КРАСНЫЙ КЛЕВЕР
Я мест достигну незнакомых,
В лесок берёзовый войду
И в мире птиц и насекомых
На красный клевер упаду.
И вдруг увижу близко-близко:
В березнякé,
за рядом ряд,
Стоят немые обелиски
И звёзды алые горят.
На этом клевере когда-то
Под миномётный долгий вой
Перебинтовывал солдата
Другой солдат полуживой.
На этом клевере бордовом,
В закат уткнувшись головой,
Лежали в поле подо Львовом
И капитан, и рядовой.
Они лежали на скатёрках
Из травяного полотна,
И клевер тот на гимнастёрках
Горел, как будто ордена.
НА СТАНЦИИ ЗИМА
Во мне засела боль сама:
Я – пацаном – однажды видел
Избитых, пьяных инвалидов
На зябкой станции Зима.
Вы видели, как инвалиды пьют?
И как они пьянеют?
И как потом с остервененьем
Друг друга костылями бьют?
Вы видели того - без ног -
На маленькой тележке?
Он грёб руками и не мог
Грести быстрей и легче.
Толпа взирала на него
С жестоким любопытством,
Как на живое существо,
Что корчится под пыткой.
А фронтовик толкал асфальт,
Плечом толпу отвергнув…
Он был войною исковеркан,
Но в нём жила живая сталь…
Она звенела в тишине
В той страшной середине века…
Тогда,
как будто бы –
по мне! –
Проехало полчеловека…
СТИХИ, НАПИСАННЫЕ
В ДЕНЬ ТРИДЦАТИЛЕТИЯ ПОБЕДЫ
Я наделён уменьем - успевать.
Была война, я вовремя родился,
В традиционной зыбке очутился,
Чтоб бессердечно к матери взывать.
Что было или не было со мной,
Не помню я, но знаю - это было!
Была война… Страну ещё знобило,
Но пахло невоенною весной.
Она пришла, как всадник на рысях,
А вместе с ней - отцовская походка…
Огнями опалённая пилотка
Упала, зацепившись за косяк.
Был поздний вечер. Мы уже легли.
Отец ловил нас поцелуем жадным,
И три медали ярко и державно
Над нами, несмышлёными, цвели.
На свете мир! А в мире - торжество!
О, как звучала музыка Победы!
И песни те, которые пропеты
В тот день и в честь рожденья моего.
Былое прикасается ко мне.
Из сердца не уходит лихолетье…
Негромкое моё тридцатилетье
К Победе приурочено, к войне!
ЛОЖКА
Помыты банки из-под молока,
Их чистый свет колеблется у полки.
На отчий дом смотрю издалека
И вижу всё – от ложки до иголки.
Та ложка появилась до войны,
Потом с отцом отсутствовала долго.
На ней ещё отметины видны
От острого немецкого осколка.
…Когда врасплох ударил пулемёт,
Отец мой из-за бруствера вгляделся
В зарытый, скрытый на высотке дот
И проворчал: – На Бога не надейся!
Со смертоносной связкою гранат
Отец пополз, испытывая долю.
И друг его – такой же лейтенант –
За ним, рискуя, двинулся по полю.
Они ползли к фашисту прямиком,
А ложка из отцовского кармана
Торчала и внимательным глазком
Смотрела на Петра и на Ивана.
Рванул снаряд, как тяжкий барабан.
Ах, милые! Вы сделали оплошку!
Затих осколком срезанный Иван,
Другой осколок шмякнулся об ложку.
…Смотрю на ложку. Вот её изъян:
Следы-бороздки, а на донце – дата.
Спасибо, ложка, ложка-ветеран,
За то, что ты уберегла солдата!
СТОРОЖ
В нём живут пустые коридоры,
Тьма ночная, чуткая, как рысь.
В нём живут смоленские просторы,
Те, что в детстве Родиной звались.
Сторож долго и неслышно ходит
В беспросветной, серой полумгле.
То в сторожке боль свою находит,
То в разбитом немцами селе.
А село он строил честь по чести
В довоенном памятном году,
В городе отыскивал невесте
Дорогую длинную фату…
Но война загромыхала мглисто,
Догорели избы в темноте,
И невесту плотника фашисты
На её повесили фате.
…Покупаю два сырка на сдачу
К чёрному, убойному вину
И сижу со сторожем, и плачу,
Проклиная давнюю войну.
Как в землянке, полыхает плошка,
Валит снег над городом густой,
И обвита бедная сторожка
Скрученною белою фатой
КАМЕННЫЙ ЦВЕТОК
Изъела души, искромсала,
Как будто ржавчина – война.
Висит у каждого вокзала
Беззвучным взрывом тишина.
В той тишине, глухой, как вата,
Навеки запечатлены
Тот эшелон и те ребята,
Что не вернулись из войны.
Тот эшелон, как на экране,
Завис в кромешной тишине.
И пули той июньской ранью
Летят пока что в стороне.
Там – раскалённые, как тигли,
Снаряды не разорвались.
Сердец – осколки не достигли
И бомбы воем не зашлись.
Не слышно стука эшелона,
Но жив тот Первый Эшелон!
Он до последнего вагона
В солдатских снах запечатлён.
В нем горьких песен не допели
И не допили кипяток.
Горит, не смятый в канители,
В петлицу вставленный цветок.
Солдату долго будет сниться
Цветок дарившая рука…
…Цветок в могиле сохранится,
Окаменеет на века.
Пройдут года. Наступит дата,
Когда взойдёт у трёх дорог
Над прахом Русского Солдата
Высокий каменный цветок!
ПЕРЕДНИЙ КРАЙ
Среди горящих в поле злаков,
Среди разбитых взрывом свай
Он был повсюду одинаков -
Передний край, передний край.
За ним в штабах следили в оба.
Высотка, мельница, сарай
На карте значились особой:
Там проходил передний край.
Нависла смерть над отчим краем,
И здесь пути не выбирай…
Но мы всё чаще выбираем
Передний край, передний край.
Полк основной и полк резервный
Шли прямиком в небесный рай…
Из пулемётов бьёт по нервам
Передний край, передний край.
Передний край завис над Летой…
Из сердца как ни выдирай,
Останется кровавой метой -
Передний край, передний край. |
МОЛИТВА ПЕРЕД БОЕМ
Солдат молился перед боем
У русской жизни на краю,
Спасая смертью и любовью
Отчизну горькую свою.
Он обладал сердечным зреньем,
Он видел - русская тропа
Упёрлась в край родной, в селенье
Где тлела отчая изба.
В полях ночные травы меркли,
Спал батальон береговой.
Среди страны, как среди церкви
Стоял солдат ещё живой.
Дышала взорванной утробой
Земля - на ранах клевер, лён.
Солдат встречал врага не злобой,
А верой в русский батальон.
Вставало солнце в чёрном поле,
Не зная дальше как идти.
Солдат - печальник русской доли -
Свой автомат прижал к груди:
- Земля, у Господа все живы.
Не бойся!
К брустверу припал,
Шагнул под яростные взрывы
И в вечность тёмную упал.
СИБИРСКИЙ ДИВИЗИОН
«Укрепрайон, укрепрайон» -
Откуда-то звучит ночами.
Восходит из войны печальной
Погибший в ней дивизион.
Он под Москвой,
как твердь стоял,
Дивизион сибирской дали.
Он был из нервов и из стали,
Железу противостоял.
Он помнил Жукова слова
И слушал собственную душу,
Он бился насмерть
в злую стужу,
Когда за ним была Москва.
И к сердцу не пустил того,
Кто над Москвою
смерчем вился,
Дивизион с землёю слился
И весь погиб, до одного.
…Гудит Москва -
со всех сторон
Сегодня взятая врагами.
И у врагов под сапогами
Лежит родной дивизион.
БЕЗЫМЯННЫЕ СОЛДАТЫ
Память сердца, нет с тобою слада.
Плачут ветераны по весне.
Всё гудит в их душах канонада,
Всё им снятся взрывы в тишине.
Но гремят победные раскаты
В молодых объятиях весны.
Только безымянные солдаты
Всё не возвращаются с войны.
Ах, война, ты сколько можешь длиться?
Нет войны, но в памяти страны
Снова проступают ваши лица,
Ваши души в небесах видны.
И гремят победные раскаты
В молодых объятиях весны.
Только безымянные солдаты
Всё не возвращаются с войны.
День Победы - это день награды
Нам - за наших дедов и отцов.
Может, безымянные солдаты
К нам вернутся через сто веков.
Вновь гремят победные раскаты
В молодых объятиях весны.
Это безымянные солдаты
С давней возвращаются войны.
ПАМЯТИ ПАВШИХ СИБИРЯКОВ
Над миром грянула весна,
Мы в День Победы снова вместе.
Мы выпьем крепкого вина
И вспомним фронтовые песни.
Фронтовики, сибиряки,
Мы помним памятью живою,
Как шли сибирские полки
Спасать Россию под Москвою.
А там, в далёком прошлом, бесконечно шла война.
Рвались снаряды и рвалась в осколки тишина.
Несла бойца на крыльях плащ-палатки медсестра.
Война, война, война, как боль твоя остра.
В родном отеческом краю
Поднимем горестную чашу
Помянем всех, кто пал в бою,
Кто добывал Победу нашу.
Помянем павших под Москвой,
Под Сталинградом и под Курском,
Кто в землю лёг и над землёй
Теперь шумит берёзкой русской.
Солдаты, встанем в тишине,
Помянем Петю, Ваню, Пашу.
Как будто снова на войне,
По кругу пустим чарку нашу.
В горячем свете двух веков
Пройдём по собственному следу,
Помянем всех сибиряков,
Ковавших Русскую Победу.
СТАЛИНГРАД
И на земле не стало тишины,
И мир сошёл во мглу земного ада,
И ангелы в окопах Сталинграда
Вставали в ряд с солдатами войны.
Летели пули плотною грядой,
Крошили кости,
камни разрывали,
И ангелы-солдаты со звездой
Сквозь пули шли и редко выживали.
И тот, кто падал, тот – не воскресал,
Дробилось солнце в мелкие осколки.
Казалось, тёк свинец по небесам
В смертельной битве
у великой Волги.
Шёл в небе русский лётчик на таран,
Творили чудо ангелы-солдаты,
И – раненый – своих не чуял ран,
И превращались в танки – автоматы.
И было – лучшей – изо всех наград,
Когда в душе, как орден величавый,
Вставал непокорённый Сталинград,
В лучах своей непобедимой славы.
…В той страшной битве
немец проиграл.
«План Барбароссы» разлетелся в клочья.
И Паулюс – пленённый генерал,
Как башней танка, головой ворочал.
Звенела Волга, пел иконостас
И, сапогом раздавленный солдатским,
Немецкий дух, который их не спас,
Горел в котле великом
Сталинградском.
ВОКЗАЛ 1947 ГОДА
Вокзал, потрёпанный войной,
Торопится куда-то
С фронтовиками, со шпаной,
С мешочником кудлатым.
Вот сон ли, обморок.
Бледна,
Спит женщина седая…
Семь лет назад была она,
Как ветер, молодая.
Ждала - не выждала своё,
Ей выплакаться надо…
Не дремлет в сердце у неё
Глухая канонада.
Как притороченный к седлу,
К каталочке железной,
Калека мается в углу,
Вокзалу бесполезный.
Пронзая матом тишину,
Терзает мятый рубль.
Он шёл когда-то на войну,
Вернее, шёл - на убыль.
Он милосердия не ждёт.
На весь вокзал каталка
Скрипит, скрежещет и поёт,
Как гусеницы танка.
А он: - Я к матери,
в Сибирь -
На собственной телеге!
В лицо шибает нашатырь
От воина-калеки.
СТАРЫЙ ОКОП
Следы войны у Перекопа
Ещё совсем не заросли.
Ещё жива душа окопа,
Душа израненной земли.
Садится память, словно птица,
На бруствер в мягком ковыле.
Окопу вновь сегодня снится
Ладонь, приникшая к земле.
Жива сапёрная лопата,
Живёт надрывное «Ура!».
Прорыта в памяти солдата
И в тёмной Вечности дыра.
Там сотни пуль, не разлучаясь,
Как семена, лежат во рву.
И, над убитыми печалясь,
Склоняет Родина главу.
Там думы старого окопа
Живут на самом-самом дне:
И смертный бой у Перекопа,
И переправа на Двине.
Неужто сон окопу снится?
Он и сейчас в сплошном дыму:
Горит окоп, горит граница
И Приднестровье, и в Крыму.
Комбат с открытыми глазами
Лежит на выжженной меже.
Чернеет кровь. Алеет знамя
В разбитом бомбой блиндаже.
БЛОКАДНЫЙ ЛЕНИНГРАД
Блокадный день. Стучал свинцовый град,
Не стало сил для битвы и для мести.
И леденел холодный Ленинград,
И умирала девочка в подъезде.
Она ещё держала свой дневник
О всех умерших, кто был рядом с нею…
Когда Архангел перед ней возник,
Она ему сказала: – Леденею…
И выронила горестный дневник
Из рук прозрачных, тонких, как солома.
Архангел к тихой девочке приник,
И ввысь понёс из ледяного дома.
Здесь мертвецу завидовать был рад
Любой живой. Сознанье отрицало
Весь этот ад… Был мёртвым Ленинград,
Но что-то в нём клубилось и мерцало:
Гранит ли поднимался на дыбы,
Солдат ли павший поднимался к бою.
На санках сами двигались гробы
И в небо уходили над Невою.
Казалось, уже не было людей,
Горели рвы и падали высоты.
И девятьсот блокадных чёрных дней
Стеною плотной выли самолёты.
…Вдруг рядом с солнцем в небесах возник,
Непобедимый и предельно краткий,
Последней болью дышащий дневник
Погибшей и бессмертной ленинградки. |