Д.Смирнов
Защитить «старину» - значит дать миру новую жизнь!

Страна - под бременем обид,

Под игом наглого насилья -

Как ангел, опускает крылья,

Как женщина, теряет стыд.

Безмолвствует народный гений,

И голоса не подает,

Не в силах сбросить ига лени,

В полях затерянный народ.

И лишь о сыне, ренегате,

Всю ночь безумно плачет мать,

Да шлет отец врагу проклятье

(Ведь старым нечего терять!..)

А сын - он изменил отчизне!

Он жадно пьет с врагом вино,

И ветер ломится в окно,

Взывая к совести и к жизни...

А.Блок

1. Всеобъемлющая непрерывная современность

Сегодня наблюдается в российской культуре попытка формирования новых ценностей, символов и смыслов, которые резко противоречат прежним. Происходит своего рода отказ от культурной памяти общества, которая более или менее непрерывно формировалась на протяжении всей нашей истории. Чтобы как-то сопротивляться данному явлению, необходимо понять, какие процессы стоят за ним и в чем их суть.

Главное здесь то, что сами новые культурные особенности и веяния идут из чужих культур (особенно западной) и лишь частично адаптированы под русскую с помощью использования ее внешних форм. Этот процесс происходит в рамках культурной глобализации, запущенной западным миром.

Цель данного глобального проекта - экспорт западных ценностей в чужие культуры. Метод состоит в подстраивании под местные культуры. Тем самым эти культуры подрываются изнутри: оставляя форму, полностью меняется суть и содержание культуры. Фактически Запад действует, используя принцип превращенной формы К. Маркса, если говорить по-русски - используя «подлог». Это очень важный аспект, на котором следует заострить внимание. Суть такого подлога сводится к следующему: если изначально содержание выполняет главенствующую роль, а форма является лишь его внешним выражением, то под определенным воздействием ее зависимое отношение трансформируется в независимое - так ф орма приобретает самостоятельное по отношению к содержанию существование, и затем заполняется новым содержанием, в результате чего она становится выражением того, что нехарактерно для нее в действительности, исторически и по существу. Это является одним из главных орудий Запада: таким образом происходит обессмысливание или уничтожение культурных традиций путем их разрыва со своей естественной живой средой, путем профанизации и использования их внешних форм в качестве уже «пустых» расхожих символов массовой культуры. При этом особенность глобального проекта заключается в том, что он как раз не создает единой универсальной культуры, а лишь формирует субкультуры без привязки к традициям, т.е. это формирование новых локальностей, составляющих всю неоднородность и многообразие в рамках глобальной массовой - т.е. содержательно пустой - культуры.

Другой основной принцип, тесно связанный с выше описанным, позволяющий совершать такую культурную экспансию - это принцип рационализма. Он связан с самой сутью западной культуры, сложившейся в Новое время и развившейся до сегодняшнего дня.

При жестком рационализме из онтологии мира исключается все, что не поддается рационализации, что связано со сферой «сверхъестественного»: бог, чудо, вера . Поскольку это сфера непостижима для западной культуры, она пытается устранить ее и из тех культур, которые являются сферой ее влияния. В Новое время вся классическая западная философия в буквальном смысле была одержима рационализмом и детерминизмом, стараясь объяснить этим все устройство мира. Интенсивная рационализация на Западе связана в первую очередь с появлением нового типа человека, а вместе с ним и с секуляризацией, что было обусловлено потребностью освободиться от власти традиций, дабы снять с себя бремя прежних иррациональных запретов, для свободы предпринимательства (это хорошо показано в работах В. Зомбарта «Буржуа» и М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма»). Начало этого процесса было положено во времена Реформации и закреплено в эпоху Просвещения. « Просвещение и рационализм воспроизводили объективный мир, прежде всего, в формах некоторого деятельностного бытия, каковое проявля ет, «ведет себя» аналогично тому, что создается человеком на рациональных основаниях. Для них не существовало ничего просто данного, неизвестно откуда взявшегося и по традиции» ( М.К. Мамардашвили, Э.Ю.Соловьев, В.С. Швырев « Классическая и современная буржуазная философия ») . Миф, ритуал, системы магических воззрений, традиции выводи лись за пределы взаимоотношений. Поскольку было сформировано общество, сознательно отказавшееся от прежних культурных корней, перед духовной сферой встала задача формирования рациональных методов ориентации в мире. «Атомизированные агенты социально-экономической жизни связывались между собой и с общественным целым через свой индивидуаль ный, «разумный», «рационально понятый» частный интерес и способность суждения как таковую» ( М.К. Мамардашвили, Э.Ю.Соловьев, В.С. Швырев « Классическая и современная буржуазная философия ») . Так сформировался новый, рациональный человек. Любое социальное поведение и историческое действие теперь подчинялись лишь критериям индивиду альной рациональности. Сформировалось общество «модерна». «Цель модерна, сформулированная философами просвещения, состояла в том, чтобы развивать объективные науки, универсалистские основы морали и права, автономную сферу искусства, при этом освобождая их от эзотерических «возвышенных» форм и использовать для разумного устроения жизненных связей» (Ю. Хабермас «Модерн - незавершенный проект»).

В сложившихся условиях духовное производство, как и раньше, продолжало покоиться на весьма узкой социальной базе, круг лиц которой был достаточно ограничен, широкие же массы были исключены из духовного производства. Это была привилегия интеллектуалов, они являлись своего рода, жреческим сословием, которое приобрело определенную самостоятельность духа, получив роль « некоего парящего над обществом и миром универсального сознания-медиума » ( М.К. Мамардашвили, Э.Ю.Соловьев, В.С. Швырев « Классическая и современная буржуазная философия ») .

Духовное лидерство религиозного сословия было полностью захвачено новым интеллектуальным классом, опорой которого была рациональность, универсализм, объективность науки. Надо сказать, что сам пафос рационализма можно рассмотреть как заново сформированную традицию нового типа западного общества.

Но Запад стал сбрасывать эти оковы уже в эпоху романтизма, также произошел поворот от объективизма в познании в сторону субъективизма - сформировалась постклассическая мысль. Отказавшись от рациональности, как последней инстанции в познании мира, и веры, духовная жизнь западного общества погрузилась в экзистенциальный шок, провозгласив к началу XX века закат своей культуры. «Культурная рационализация привела к обеднению жизненного мира, чья традиционная субстанция обесценилась» (Ю. Хабермас «Модерн - незавершенный проект»). Жизненный мир оказывается сложнее, чем его рациональная модель в голове интеллектуалов. Со временем специалисты и общество уже не могли понимать друг друга - теоретическая сфера все больше автономизировалась и ее критерии уже не соответствовали реальному положению вещей. «То, что «прирастает» к культуре посредством осуществляемой специалистами обработки и рефлексии, оказывается в распоряжении повседневной практики не без осложнений» (Ю. Хабермас «Модерн - незавершенный проект») . Тогда же погруженный в идеальные модели «чистый разум» структуралисты попытались соединить с реальностью, через выявление ее структурных закономерностей.

В итоге к концу XX в. все блуждания в духовной сфере привели к отказу вообще от каких бы то ни было оков. В духовной сфере западного общества стала доминировать позиция релятивизма (в науке, морали, искусстве). «А кты познания на поверку оказывались рациональными действиями, обслуживающими скрытые этико-религиозные установки».., которые мешали «проявиться тому факту, что под классическим зданием скрывались бездна и хаос» (М.К. Мамардашвили, Э.Ю.Соловьев, В.С. Швырев « Классическая и современная буржуазная философия »).

Западное общество, объявляя себя обществом современности, стало отрицать достижения модерна в постмодерне, провозглашая последний как постоянный процесс становления и отрицания, ибо ко второй половине ХХ века открытия модерна уже рассматривались в традиционных формах, т.е. уже как устоявшиеся, как норму. Так западное общество перешло в стадию постмодерна. В нем принципиально отрицается какая-либо устойчивость, структурность, раздельность и замкнутость - только постоянный поиск и самоотрицание. «Постмодерн понимается как состояние радикальной плюральности» (В. Вельш). Он отказывается от самой идеи возможности установления концептуально-методологической матрицы. М. Фуко пишет о том, что в настоящее время осуществляется формирование нового стиля мышления и, собственно, новой культуры. Фактически, это шизофрения в культуре. Замечательный пример тому концепция Ж. Делеза.

Ж. Делез распределяет все понятия культуры между двумя полюсами - «шизофренией» и «паранойей», которые образуют два противостоящих способа мышления.

«Шизофрения» в культуре - это протест, противостояние большим социальным структурам на макроуровне (например, государственной власти) - рассматривается как позитивное явление в культуре. Макроструктуры представляют собой «паранойю» в культуре, это «государственная философия», основанная на понятиях идентичности, сходства, истины, справедливости и т.п., тем самым она позволяет иерархически структурировать мышление. Макроструктуры стремятся подавить какие-либо сингулярности, и направить их по определенным каналам, интегрируя в единство. Паранойя в культуре воплощает в себе все негативные черты культуры.

В силу этого Делез видит свою задачу в создании гладкого пространства мысли, которое и называется «шизоанализом». Он обнаруживает себя в направлениях литературы, искусства, музыки, стремящихся сойти с проторенных путей западной культуры. Основной задачей шизоанализа является освобождение потоков желания из-под власти параноидального структурирования. Революционные тенденции шизофрении Делез усматривает, прежде всего, в искусстве, которое осуществляется силами «больных», разрушающих устоявшиеся структуры.

Несмотря на установки постмодерна, в самом его пафосе можно заметить проявление именно гегелевской концепции постоянного отрицания. Постмодерн вновь закрепляет главный принцип Нового времени - отрицание.

С одной стороны позиция Ж. Делеза понятна - это освобождение от тотальности рациональности, но именно такая шизофрения оборачивается против культуры. В ней начинается хаос. Например, критерии эстетического после универсальности и объективности возвратились во временные и пространственные структуры с тотальным релятивизмом, знаменуясь «фонтаном» М. Дюшана.

Теперь, разорвав и с рационализмом и с традицией, западное общество открыло путь шарлатанству и фабрикации традиций, отождествив науку и эзотерику. Шизофрения начала доминировать в культуре.

«Шизофрения это расщепление сознания. Один из характерных симптомов шизофрении - утрата способности устанавливать связи между отдельными словами и понятиями. Это разрушает связность мышления. Ясно, что если удается искусственно «шизофренизовать» сознание, люди оказываются неспособными увязать в логическую систему получаемые ими сообщения и не могут их критически осмысливать. Им не остается ничего иного как просто верить выводам приятного диктора, авторитетного ученого, популярного поэта. Потому что иной выход - с порога отвергать их сообщения, огульно «не верить никому» - вызывает такой стресс, что выдержать его под силу немногим». (С. Кара-Мурза «Манипуляция сознанием»).

Изменилось соотношение между воздействующими социокультурными силами и механизмами познания людей. Начинается массированная атака на индивидуальное сознание, с которой оно не может справиться, опираясь только лишь на рациональность. К тому же идет разрушение самих рациональных принципов и оснований в культуре.

В сложившихся условиях особенным становится положение интеллигенции. Она как охранитель рационального мышления уже в принципе не может считать свое положение привилегированным, ее значение для общества сводится на нет. Это ярко выражено в концепции П. Фейерабенда, предложившего посадить за один стол и интеллигента и мага и священника, ибо разницы между ними мало. « Релятивизм пугает интеллектуалов, ибо угрожает их социальным привилегиям (так в свое время просветители угрожали привилегиям священников и теологов). Сама наука является формой идеологии, причем не самой лучшей, которая уже достаточно долго терроризирует общество. Поскольку же принятие или отказ от принятия какой-либо идеологии должны быть личным делом индивида, то отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки - этого нового, самого агрессивного, и самого догматического религиозного института» (П. Фейерабенд «Против метода»). А источником альтернативных идей могут быть любые вненаучные формы знания (магия, религиозные концепции, здравый смысл и т.д.). «Может быть успешным любой метод», «все дозволено» как универсальная норма познания.

С другой стороны в определенной части общества обнаружились процессы, обратные общей тенденции. Колоссально выросла роль организуемого и управляемого сознания. « Принудительность социально всеобщих образований мысли и психологии по отношению к индивиду стала органическим элементом регулирования стихии обществен ной жизни и производства» (М.К. Мамардашвили, Э.Ю.Соловьев, В.С. Швырев « Классическая и современная буржуазная философия ») . Появилась целая «индустрия» управления сознанием, обслуживаемая армией работников интеллектуального труда. Ее целью является переформатирование сознания под определенную идеологию, б лагодаря разрушению рациональности и внерациональным формам воздействия, такими как инструменты массовой информации, пропаганды, рекламы. Благодаря общественным тенденциям, открылась возможность еще более жесткого «программирования» человеческой деятельности. Т аким обществом легко управляет здравомыслящее меньшинство, законсервировав достижения модерна в самой высшей их точке, - сформулировав концепцию «неоконсерватизма». Все достижения модерна стали легко использоваться во властных целях. Теперь рациональные знания, сосредоточившись в узкой социальной прослойке, сводятся к технико-практическим рецептам.

«В заимозаменяемость исполнителей [мыслительной деятельности], утрата ими интеллектуальной независимости, рутинный и частичный характер их работ, потеря ими из виду связи целого, делает интеллигенцию в этом отношении вполне подобной фигуре «частичного рабочего»» (М.К. Мамардашвили, Э.Ю.Соловьев, В.С. Швырев « Классическая и современная буржуазная философия ») . Интел лигенция попала в прямую зависимость от экономической и технико-практической оценки продуктов своей деятельности . Произошло расслоение специальных некогда выделенных интеллектуальных функций данных определенной группе. Эти функции: доступ к универсальному целому и привилегированная возможность создания представлений о мире. Такие функции предполагали «определенную, ремесленно-личную слитость интеллектуальных умений духовного производителя с орудиями и средствами его труда, с инструментами культуры, владение которыми само по себе содержало универсальность» (М.К. Мамардашвили, Э.Ю.Соловьев, В.С. Швырев « Классическая и современная буржуазная философия ») . С разрушением универсальности произошло отчуждение средств и продуктов производства . К этому призывает П. Фейерабенд, провозглашая научный плюрализм и неограниченное приумножение конкурирующих теорий и проектов, без опоры на какие-либо стандарты - каждый вправе разрабатывать свои методы, если они стимулируют познание.

Все выше сказанное означает возможность свободного парения идеальных пред ставлений в общественном сознании, в разбросанном расчлененном виде, ни чем не связанном со своими конкретными, специфическими средами. В таких условиях появляется новый, ранее неизвестный тип непосред ственности. Любые иррациональные, псевдонепосредственные практики вполне рационально фабрикуется и легко вбрасывается в общество. Так создается феномен массовой культуры. «Мир, таким образом, открывается через транскультурную фабрикацию чувственных миров и символов культур» (У. Бек. «Что такое глобализация?»).

Если ранее индивидуум благодаря методу чистого разума мог самостоятельно ориентироваться в социальном и культурном мире, без опор на традиции, то с ейчас он потерял всякий ориентир. Если ранее он мог обратиться к авторитету определенной группы, которая имела власть над чистым разумом и духом, то сейчас в силу ее дискредитации и распада универсальных структур, человек остается наедине с собой и хаосом. «Работает нечто вроде «машины культуры», которая живет некоторым подобием собственной жизни помимо и поверх своего источника» (М.К. Мамардашвили, Э.Ю.Соловьев, В.С. Швырев « Классическая и современная буржуазная философия »). Теперь на эту дорогу культурной шизофрении Запад пытается поставить весь мир. Западная культура сформировала свой глобальный проект. С позиции Р. Робертсона этот проект должен стягивать и сталкивать все различные локальные культуры. В этом столкновении они, перемешиваясь, получают новое определение и идентичность.

Как было сказано вначале, суть глобализации в том, что она фабрикует новые культурные локальности без привязки к традициям. Они формируются в качестве содержательно пустого многообразия массовой культуры. Организация новых локальных взаимодействий происходит при непосредственном участии и под контролем транснациональных акторов экономики, политики и СМИ.

Межкультурное взаимодействие крайне примитивизируются посредством искусственного включения фрагментов «чужих», «экзотических» культур в бессвязном, оторванном от своей традиции виде в повседневную жизнь индивидов. Р. Робертсон называет этот процесс «глокализацией» - сочетание глобального и локального. Глокализация сталкивает друг с другом представления об обществе, мире и этнической принадлежности; о том, какими видят себя и других отдельные группы и индивиды. Р. Робертсон фактически указывает на отмирание национально-государственного общества и приход к транскультурным формам коммуникации и жизни.

С точки зрения А. Аппадурая, такие осколки культур являются строительным материалом « вооброжаемых миров ». Этим воображаемым мирам люди придают разное значение, обмениваются ими и живут в них. Возникающие глокальные культуры зачастую вовсе не привязаны к определенному месту и времени - они вне определенного контекста. Глобальное общество, по У. Беку, не имеет территорий, а, соответственно, идентичностей. Виртуальные «ниши», в которых живет сегодня человек, это не убежище, не дом, ибо он не отграничивает приватную среду человека от внешнего мира. Глобальная виртуальная индустрия взрывает и заполняет локальные пространства образами, которые в них насаждаются искусственно. Создаются разрозненные миры, из которых можно составить самые разные жизни и идентичности.

«Мы зависим сегодня от поистине глобальных [факторов], но наши действия, как и прежде, локальны» ( З. Бауман «Индивидуализированное общество» ). З. Бауман хочет сказать, что силы, которые создают нам условия деятельности, не поддаются изменению, ибо для них не существует границ (власть детерриториальна), тогда как мы вынуждены действовать в определенных рамках. Люди сегодня упустили возможность контролировать свою судьбу и риски даже в минимальной степени, отпустив все, на что они могли бы опереться при необходимости, в свободное плавание. Людям, потерявшим основы стабильности, ничего не остается, как замыкаться в решении сугубо личных повседных проблем. З. Бауман считает, что идентичность является суррогатом сообщества, прежнего сообщества с устоявшимися связями. Теперь оно не доступно в быстро глобализирующесмя и индивидуализируемом мире. Множатся новые границы, разрушая прежние, тем самым формируются обособленные индивидуальные миры, в бесконечном многообразии и открытости. Все новые социокультурные образования носят временный и неопределенный характер. «Фрагментированная жизнь имеет свойство проживаться эпизодами, как череда бессвязных событий. Неуверенность как раз и является той точкой, в которой бытие распадается на части, а жизнь - на эпизоды» ( З. Бауман «Индивидуализированное общество» ).

Неопределенность усиливается и приводит к хаосу, а он является в новой системе управления обществом орудием господства. «Господство достигается устранением правил, ограничивающих собственную свободу выбора, и установлением максимально возможного количества правил, предписывающих нормы поведения всем другим. Чем шире поле для моего маневра, тем больше моя власть. Чем меньше моя свобода выбора, тем слабее мои шансы в борьбе за власть» ( З. Бауман «Индивидуализированное общество» ). Складывается двоякое представление: то, что для тех, кто держит власть, является порядком, для остальных представляется хаосом. Это и есть «глобализация» для З. Баумана. Все жестко управляется тоталитарной властью капитала из единого центра с помощью создания хаоса как нормы для обычных людей. «Это «Новый мировой беспорядок», который имеет «один подлинно революционный эффект: обесценение порядка как такового»» ( З. Бауман «Индивидуализированное общество» ). Достаточно просто наделить порядок качеством беспомощности и подчиненности, и хаос сам вступит в свои права.

Пространство изжило себя как препятствие коммуникации. Порой знания, возникающие и распространяющиеся по отношению к какой-то конкретной локальной местности, прежде чтоб стать доступными (через СМИ), должны оторваться от этой местности, то есть лишиться коммуникации со своим локальным сообществом. И таким образом знания выходят из-под контроля своего сообщества и становятся полностью зависимыми от сил внешних.

Мы все стали кочевниками, заключает У. Бек (У. Бек «Что такое глобализация?»). Техника служит средством преодоления времени и пространства. В эпоху массовой мобильности и всевозможных переплетений очень сложно удержать в себе чувство собственной этнической принадлежности. Мы переходим от монолокальности к полилокальности. Таким образом, у человека возникает вопрос: «где я?», «какое место является частью моей жизни, а какое нет - где мое место? Что значимо для моей жизни, а что нет?». Во всеобщей хаотичности все сводится к вопросу: «Кто я?» (У. Бек «Что такое глобализация?»). Такой мир человек не может схватить, осознать, представить как целое, т.к. целого нет - оно распадается.

Раньше идентичность не была проблемой для народов. З. Бауман говорит, что вопрос порядка и локальных границ, есть вопрос функционирования культуры. Человек ощущает свою идентичность, благодаря границам, в которых он функционирует. Это базовые ценности, традиции, нормы, правила, стандарты поведения, символы и образцы. Отождествляя себя с определенными культурными образцами, человек, таким образом, упорядочивает свою жизнь. Границы формируют единое поле культуры, которое делает социальные взаимодействия понятными, упорядоченными и предсказуемыми. Если культура не формирует четких границ, то уместно говорить о «кризисе культуры». Отсутствие ясности относительно возможностей поведения размывает границу между «своим» и «чужим», добром и злом, т.п. Устойчивые культурные нормы избавляют человека от промежуточного (двусмысленного) положения. Сегодня именно утрата культурами конкретных и определенных границ подводит человека к неустойчивому (неопределенному) положению и, как следствие, к утрате идентичности. Утрачивается представление о своей национально-культурной принадлежности. Он превращается в автономного субъекта, отличительной чертой которого является «отщепенчество».

Таким образом, глобализация разрывает национальный и культурный контексты. Происходит потеря ощущения общности жизни и судьбы.

Важная для современной ситуации социокультурная черта - «временность». Это замена надежности (предопределенности), стабильности и ответственности - временностью союзов, безответственностью и неуверенностью (неопределенностью). «Растущая «ино-направленность» локальности чревата наступлением трудных времен для ортодоксальной формы сообщества» ( З. Бауман «Индивидуализированное общество» ). Подрывается основа долгосрочного человеческого доверия. Все может родиться и угаснуть сиюминутно. На смену ценности преемственности и устойчивости пришла ценность постоянного движения и поиска. Поэтому поведение индивида в таком мире требует, чтобы возможностей всегда было как можно больше, и чтоб они всегда были открыты. В таких условиях устойчивая или раз и навсегда определенная идентичность является только помехой, мешающей в нужный момент приспособиться или перестроиться. Идентичность стала сменяемой наподобие костюма, говорит З. Бауман. А раз идентичность свободно выбрана, то ее выбор не связан с обязательствами и последствиями. «Задачей большинства самоутверждающихся личностей становилось «вписаться» в отведенную нишу, демонстрируя такое же поведение, какое свойственно ее законным обитателям» ( З. Бауман «Индивидуализированное общество» ).

Т.о., можно констатировать - традиция умирает. Наблюдаются тенденции вырваться из под ее влияния. «Традиция, лишенная содержания и подвергшаяся коммерциализации, превращается либо в часть исторического наследия, либо в китч» (Э. Гидденс «Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь»).

В связи с этими тенденциями встают острые проблемы для любого общества желающего сохранить свое культурное лицо и развиваться как самобытная культура, опирающаяся на свои традиции. Это касается и России. Основная проблема здесь - сохранение или реставрация утраченных базисных культурных ценностей, смыслов, символов, традиционных школ и т.д., а затем их дальнейшая передача, воспроизводство и развитие.

2. Возврат к уникальности

Итак, одна из главных задач - спасти свою уникальность, восстановить связь с традицией. Это необходимо для ориентации в мире смыслов и символов, для четкого определения в культуре таких категорий как благо и зло, истина и ложь, свое и чужое, прекрасное и уродливое. Важно учесть, что разрыв с прошлым естественным образом уничтожает народ. Практически такое сохранение будет выражаться в противостоянии глобализации.

Нужно устранить влияние «машины культуры» - не допустить использования культурных архетипов и символов в отрыве от их источника (родной культуры), иначе они используются в качестве средств массовой культуры, что было показано выше.

Чего же хотели добиться постмодернисты, объявляя свободу от рациональности? Их устремления оказались актом безответственности, ибо привели, в итоге, к разрушению каких бы то ни было общественных устоев, ввергая общество в хаос, которым незамедлительно воспользовались политические силы. Но смысл постмодернистских устремлений вполне понятен: оказалось, «что легче всего разрушение логики и манипуляция достигается в сознании, которое рационально в максимальной степени... Наиболее чистое логическое мышление и беззащитно в наибольшей степени. То мышление, которое «армировано» включениями иррациональных представлений, гораздо устойчивее» (С. Кара-Мурза «Манипуляция сознанием»). Что и получилось в западной культуре: разум, для обретения свободы, освободили от предрассудков и стереотипов, дискредитировав их, а затем оставили ту единственную опору, благодаря которой он мог полагаться на самого себя - это рациональность. Но разум применим только лишь к идеальным условиям (моделям), в жизни опора только на него приводит ко множеству упущений и ошибок, ибо сама жизнь многообразна, а ухватить это многообразие только разумом невозможно. Но достаточно было реабилитировать иррациональность, убирая опору рациональности, как общественные устои стали рассыпаться. Сама по себе иррациональность лишь усугубляет положение, открывая возможности для шарлатанства и неопределенности. Вывод из этого таков: иррациональные формы необходимы, но в качестве традиций, именно в таком виде они позволяют традиционным обществам отвечать на вызовы времени.

Делая опору на рациональность, Запад, для контроля за культурами, вынужден отказать миру в многообразии его устройства, устанавливая общественные институты самых разных культур по собственному типу. Любые же традиционные формы, как сфера неуправляемого, устраняются, профанизируясь и превращаясь в продукты массовой культуры. В национальных культурах создается дестабилизация, что было описано в начале: с помощью подлога в ней производится разрыв формы с содержанием, а затем подстраивание под ее форму нового содержания. Так в культуре создается управляемый хаос.

Поэтому, сегодня главное для таких обществ как Россия - это не упустить оставшиеся традиции. Встает проблема того, что традиции не восстанавливаются: они или сохраняются, или умирают. При разрыве традиции со своими связями, возврат к ее полноценному, живому виду будет уже невозможен. Любое искусственное фрагментарное ее сохранение превращается в консервацию ее отдельных, бессвязных элементов, уже не имеющих под собой никакого смысла. Наглядный пример тому: воссоздание различных элементов средневековой культуры в Европе (орденов, турниров, танцев) - это уже не живая традиция, а умершая и забальзамированная. Что особенно подчеркивает Э. Гидденс в работе «Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь».

Важной в традиции является функция исторически сложившихся мифов, преданий - это упорядочение жизнедеятельности общества. Они объясняют формирование основных его институтов, и задают особенности их дальнейшего функционирования. То есть, миф об обществе - вещь необходимая для его существования. Российское современное общество лишается таких фундаментальных исторических мифов-преданий. В связи с чем, теряется его стабильность: любые институты общества (семья, государство, церковь и т.п.) теряют устойчивость - их легко можно подвергать кардинальным и неорганичным преобразованиям или вообще устранять. Уместно вспомнить позицию Эрнста Кассирера. Он утверждал: м иф - такая самодостаточная объективизация духа, которая противостоит «профанности» обыденного со- и по-знания как «священное», а тем самым и задает иное «измерение» миру.

Следует добавить, что не в западном мире не было отказа от власти традиций в пользу власти рациональности и индивидуализма. Потому и не сформировалась область чистой рациональности - метафизика. Надо признать, что философия суть внешне толерантная, на самом же деле жесткая имперская «идеология» западного общества - ее харрактеристикой здесь выступает притензия частного метода на статус абсолютного, универсального. До сих пор явно этого отрицания не произошло.

Например, в России не было развитой как таковой философии до конца XVIII в. - у нас была опора а первую очередь на традиции, которые достаточно твердо ориентировали человека в мире. Неслучайно русская общественная мысль всегда формировалась вокруг традиций - или защищая их, или оспаривая. Все крупные идеи: историософский, социальный вопрос, вопрос веры, и т.п., также достижения в искусстве были связаны с рефлексией на традиции. М ы всегда должны были пережить ситуацию, ощутить ее. Отсюда, например, главенство художественно-литературного стиля над чисто умозрительным. Поэтому наш подход в понимании мира всегда был принципиально иным, нежели на Западе. Вообще, надо сказать, что русская философия и зародилась как отрицание западного отношения к миру. Нельзя все детерминировать и разделять, даже в силу того, что так у нас принято испокон веков. Особо сакральные мотивы нужно оставлять в нерасчлененном, необъяснимом виде, в противном случаемы слишком много придется ставить под сомнение. Ведь все, что разделено и определено, легко поддается изучению и пониманию, с этим и работать проще и изменять. Следовательно, даже для самобытного существования культуры среди других в ней необходимо присутствие неких неявных, необъяснимых черт. Например, как в языке имеется исторически определенное написание слов и выражений, не сводимое к правилам. Так же представляется спорным положительный эффект для культуры от анализа и критики некоторых символических ее мотивов, т.к. они записываются в культурную память как символы, формирующие в дальнейшем новые архетипы и установки. Некоторые мифы и предания, которые формируют основы культуры, порой не требуют проверки и исследований. Они создаются чаяниями и настроениями эпохи. Любая традиционная культура использует подобные средства (Китай, Индия, Ближний восток). Для Запада, безусловно, необходим контроль, поэтому он делает все, чтоб поставить местные культуры только на рациональный расчет.

Т.о., н еобходимо взаимодействие рациональных и иррациональных - традиционных - структур сознания. Они должны поддерживать и взаимообуславливать друг друга. Это и отличает традиционного человека, от человека массы.

В связи с проблемой уникальности культуры уместно вспомнить слова Н. Трубецкого, они будут являться фундаментом, на котором будет строиться дальнейшее содержание. «Долг всякого нероманогерманского народа состоит в том, чтобы, во-первых, преодолеть всякий собственный эгоцентризм, а во-вторых, оградить себя от обмана «общечеловеческой цивилизации», от стремления во что бы то ни стало быть «настоящим европейцем». Этот долг можно формулировать двумя афоризмами: «познай самого себя» и «будь самим собой»» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ).

3. «Быть самим собой». Защита как фактор существования.

Н. Трубецкой так развивает свою мысль: именно из самопознания народ в своей культуре, как и человек, приходит к сознанию равноценности всех людей и народов, что учит его понимать самого себя, быть самостоятельным (самобытным) и уважать других.

Отсюда надо вывести, что культура должна именно защищать свои ценности, а не проводить с помощью них культурную экспансию, подрывая иные культуры. Культура может быть открыта, но не навязана. В противном случае, проводя экспансию своих символов и стереотипов, культура характеризует себя как агрессор, подавляющий и оскорбляющий чужие ценности. При этом, открытой ей следует быть в одностороннем порядке - во вне, но не во внутрь, где ей необходима определенная степень защиты -обособленность и самодостаточность. Вот те принципы, которым желательно придерживаться культуре в диалоге с другими культурами. Это так же позволяет достигать безопасности и в культурном, и в политическом плане, вырабатывать патриотизм в своих представителях, не боясь получить статус ложного национализма и шовинизма, т.к. действие от обороны устраняет возможность давления одних народов на другие. Тут так же есть важная черта: фундаментальные ценности одной культуры не накладываются, не ставятся в противовес другой, в силу чего каждый народ чувствует свою полноту и уверенность. Охрана культурных ценностей, символов, смыслов заставляет народ объединяться вокруг них, что влияет на формирование общей морали. Особенно это важно во время серьезных культурных потрясений или при разрушительных внешних воздействиях: тогда нужно занять позицию «изоляционизма», для того, чтобы в благоприятной независимой среде культура восстановилась и окрепла.

Итак, гармонично развивающаяся культура позволяет своим членам быть самими собой, т.е. она не вступает в жесткое противоречие с установленными идеалами, а напротив, способствует уверенности людей в мире символов и смыслов. «Культура должна воплощать в себе те элементы психологии, которые являются общими для всех или для большинства личностей, причастных к данной культуре, т.е. совокупность элементов национальной психологии» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ).

Если же приходит изменение насильственное, под воздействием внешних факторов, культура только препятствует человеку в его самоидентификации и самопознании. Образуется хаос символов и ценностей. В последствии происходит обезличивание и распад народа, что и происходит в процессе глобализации. ««Быть самим собой» в применении к народу - значит «иметь самобытную национальную культуру»». ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ). Также следует учитывать то, что люди видят в других культурах интересные для себя лишь моменты, - ибо система ценностей воспринимаемой культуры полностью с его культурой не совпадает. Например, символика и образность в одной культуре могут оказаться совершенно чуждыми и не понятными другой. С течением времени в любой культуре возникают особые пороги национального культурного восприятия ( Г. Гачев «Национальные образы мира» ) .

Следует уяснить важную вещь: то, как сообщество будет формировать взгляд на культуру, так и будет ее воспринимать ее участник. И здесь надо набросать некую форму культуры, в которую будет встроено мышление. Т.е. создать культуру мышления. Следует показать целостную картину данного сообщества, благодаря которой его представитель будет оценивать окружающий мир. Сегодня представитель русской культуры не имеет в голове этого именно русского оттиска, т.к. за последние 20 лет в этой культуре произошли серьезные разрушительные процессы. Поэтому, необходимо поставить задачу - восстановить ее фундамент, пока не утрачена связь с традицией. Для этого придется отсекать лишнее от наших базисных культурных установок. Для чего и важна определенная культурная «изоляция».

Как правило, указанная проблема сохранения своей идентичности возникает не у западных обществ. Можно полностью изолироваться, но социокультурная глобализация связана с модернизацией, а последняя, в свою очередь, с развитием экономики. Значит, один из вариантов - это пытаться заимствовать технологическую базу западного общества, предварительно сделав прививку от привносимой с ней духовной культуры (самый яркий пример этого - Китай). Это можно пронаблюдать на примере того, как традиционные государства встраиваются в глобальный мир: происходит жесткая поддержка или реставрация структур традиционного сознания и крутой поворот к традиции и национальной идентичности.

П. Бергер в работе «Многоликая глобализация» приводит различные примеры борьбы традиционных обществ с силами глобализации. Люди действуют самыми разными способами, спасаясь от универсализма. Это происходит не искусственным путем, а вполне естественным: из нежелания принимать чужое и стремления сохранить свое лицо. Возрождение ислама и «реисламизация» - это центральные темы в мусульманских обществах. В Индии превалирует тенденция отказа от западных форм и ценностей и возвращения ценностей индуизма. В Восточной Азии государства активно пропагандируют конфуцианство, а политические и интеллектуальные лидеры говорят об «азиации» своих стран. Таким образом, стремительный экономический рост Азии, в особенности Китая, будет иметь кардинальное значение для изменения расстановки сил в мире. Индия также может добиться бурного экономического роста и заявить о себе как о главном претенденте на мировое влияние. Исламское возрождение продолжает подпитывать будущее поколение молодежи. Идет инициатива религиозных, национальных, культурных кругов «снизу». С другой стороны, если властная элита того или иного общества придерживается западных ценностей, то подобные инициативы могут быть жестко пресечены «сверху».

Также не каждая культура способна противостоять глобализации успешно. В этом плане С. Хантингтон разделяет культуры на « сильные » и « слабые ». Культуры стран Восточной и Южной Азии, особенно Японии, Китая и Индии, явно относятся к разряду «сильных», в то время, как африканские культуры и культуры некоторых европейских стран (например, Германия в силу негативного опыта национализма) - к относительно «слабым».

Сама открытость Запада и его разорванность с традицией, ставит его в достаточно ущербное культурное положение, делая не способным противостоять глобальным разрушительным процессам в культуре, о чем говорилось выше. Как полагает Э. Гидденс, «сама Америка чувствует эти изменения на себе» (Э. Гидденс «Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь»). При этом культурная закрытость не-западных обществ позволяет им справляться с этой задачей.

Т.о., процессы глобализации оказались амбивалентными. Глобализация не учла культурную силу не-западных обществ, проигнорировав гетерогенность самой западной культуры: насаждаемые Западом социокультурные стереотипы оказались сплавом различных культурных течений. Его культура испытывала постоянное воздействие Востока вплоть до XVI в. Западная же гегемония относительно молода, она начинается в XVIII веке (У. Бек «Что такое глобализация?»). Особенно наглядно слабость Запада проявляется в сфере религии. Современные западные общества (и американское в том числе), чья культура формировалась под определяющим воздействием христианства, сегодня постоянно сталкиваются с религиозными учениями и организациями, пришедшими из других регионов, главным образом из Индии и Китая (индуизм, буддизм, даосизм). В последние годы резко возрос интерес американцев и европейцев к исламу. Мощной силой, движущейся с Востока на Запад, являются общественные или социальные движения. Например, такое движение, как «Международное общество сознания Кришны», инициированное выходцем из Индии Бхактиведантой Свами Прабхупадой, нашло своих первых западных поклонников в США. Сегодня это движение распространилось практически на весь западный мир. Восточное воздействие обнаруживается и в культуре « New Age ». Она охватывает огромное количество людей, увлеченных медитацией, йогой, шиацу, боевыми искусствами, использованием традиций альтернативной медицины и т.п.. К. Кэмпбелл удачно охарактеризовал феномен « New Age » «истернизацией».

4. «Познать самого себя»

Надо учиться быть самостоятельными, опираясь именно на свой внутренний культурный опыт . Никто лучше нас самих не знает, что нам нужно. Надо восстановить родные для нас естественные механизмы формирования, изменения, развития нашего общества, научится использовать собственные методы его описания и понимания. Помощь других культур в этом деле может стать лишь медвежьей услугой, что и происходило уже не раз. Особенно это касается подражания.

«Туземные политологи склонны описывать местный политический процесс в заимствованных инонациональных категориях» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ). Для познания своей культуры очень опасно применение языка (новояза), теорий и модели чужых культуры. Искусственное перенесение их на чужую почву приводит к неспособности ясно осознать и оценить свои национальные интересы. И часто «отклонение реальных событий от заданного им базиса списывается на дикость и недоразвитость любезных отечеств» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ).

Сегодня исторически сложившиеся мифы и предания российского общества не играют скрепляющей и цементирующей роли. Доминируют или мифы иных культур, или создаются новые, абсолютно для нас неорганичные: например «общества, как войны всех против всех»; общества материальных благ и т.п. На Западе понимание рационализировано. У нас, наоборот, понимание происходило через соединение с общиной (с коллективным разумом).

Если нам надо определить нечто как свое, его надо очистить от влияния архетипов иных культур. Н. Трубецкой считал, что «подражание культуре природных романо-германцев неизбежно ведет иные народы к перманентному отставанию» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ), т.е. к деградации.

Необходимо уметь принимать так, чтобы стимулировать развитие собственной культуры, при этом, такие заимствования нужно делать аккуратно, взвешено и с чрезвычайной осторожностью. Например, можно перенимать техническую модернизацию, не искажается фундамент духовной сферы, а, напротив, способствовать ее самобытному развитию. Китай, Япония, мусульманский мир в XX в. сумели заимствовать техническую базу Запада, при этом сохранив свою духовную культуру, также Древняя Греция в свое время заимствовала точные науки из Египта и Вавилона. Этот выбор является самым популярным среди не-западных элит сегодня. «В Китае в последние годы правления династии Цинь девизом стал Ti - Yong - «китайская мудрость для фундаментальных принципов, западная мудрость для практического использования». В Японии таким девизом стал Wakon Yosei - «японский дух» и западная техника» (С. Хантингтон «Столкновение цивилизаций»). Жители Восточной Азии приписывают свое стремительное экономическое развитие не импорту западной культуры, а приверженности своей традиционной культуре. Они прямо заявляют, что добиваются успехов потому, что отличаются от Запада.

При закрытой культуре из чужих собираются самые сливки и служат лишь катализатором, т.е. свои символы остаются доминирующими. Когда же большинство их берется из чужой культуры, то родная культура превращается в суррогат другой. «Только достигнув самобытности, основанной на самопознании, человек (и народ) может быть уверен в том, что действительно осуществляет свое назначение...» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ). «Европейская цивилизация так же одностороння, как и все на свете. Теперь поняли, что политические формы, выработанные одним народом, собственно только для одного этого народа и годятся» ( Н. Данилевский «Россия и Европа»). Надо отдавать отчет в том, что те теории и методы, которые вырабатываются в одной культуре, не учитывают особенности другой, и поэтому на них нельзя опираться обществу, которое пытается понять само себя.

Особенно следует отметить те структуры, которые сегодня формируют смыслы, ценностные ориентиры и истины - это фабрики мысли (think tanks) (П. Диксон «Фабрики мысли»). Эти научные лаборатории и управляют тем хаосом, который сегодня создан в духовной сфере. Мозговые центры изучают всю жизнь общества и вырабатывают те тенденции, которые отвечают запросам тех или иных влиятельных структур. Фактически они создают и проводят манипуляцию общественным сознанием.

В связи с этим критерии истины оказываются столь размытыми, что именно полезность и успех определяют ее. Они становятся в высшей мере прагматичными. А значит: в чьих руках истина, в тех руках и власть.

В таких условиях методологический плюрализм П. Фейерабенда раскрывается в полной мере. При котором, так как объективной истины быть не может, должно предполагаться неограниченное количество самых различных конкурирующих теорий, как научных так и около научных. Успех любой из них фактически определяется лишь умением организовать исследовательский процесс и наилучшей ее подачей, относительно конкурентов. По мнению Фейерабенда , так как знание изначально идеологически нагружено, то борьба альтернативных подходов в науке во многом определяется социальными ориентирами и мировоззренческой позицией исследователей. В связи с этим каждый разрабатывает свою концепцию, совершенно в свободной форме, не сообразуясь с какими-либо общепринятыми стандартами и критикой. Следовательно, раз объективной истины нет, а научным критериям соответствовать невозможно (порой необходимое для подтверждения теории количество экспериментов в принципе не нельзя поставить), а в иных случаях и не нужно (с позиции П. Фейерабенда), то любое научное исследование истинно лишь в той мере, в какой оплачено.

Исходя из этих обстоятельств автор-одиночка попал в прямую и тотальную зависимость от капиталистических отношений. Истина стала напрямую зависима от движения капитала, а автор оказался встроенным в ее цеховое производство. Это привело к тому, что истина, имеющая международное значение, выражает в первую очередь интересы довольно крупных наднациональных игроков, контролирующих те или иные общественные процессы. Т.о. это была наивность П. Фейерабенда, полагать, что если автор избавится от влияния государства и научного метода, то он станет свободным мыслителем. Теперь и автор, и общество в целом попадают в еще более жесткую зависимость, от крупных сил, которые получили фактически полную свободу действия.

«Принять язык противника - значит незаметно для себя стать его пленником. Даже если ты понимаешь слова иначе, чем собеседник, ты в его руках, т.к. не владеешь стоящим за словом смыслом...» (С. Кара-Мурза «Советская цивилизация»). В данном контексте эти слова имеют очень важное значение: весь проект глобализации и неолиберализма, и в экономической, и в социокультурной, и в политической сферах был разработан именно по такому принципу.

Вот что стало с современным человеком - «перейдя на язык неопределимых понятий, он утратил возможность общения и диалога со «своими» и даже с самим собой. Логика оказалась разорванной, и даже сравнительно простую проблему человек стал не в состоянии сформулировать и додумать до конца» (С. Кара-Мурза «Советская цивилизация» Т.2). И такая ситуация происходит сегодня во всем мире, о чем уже было сказано: разрушается историческая память, прежняя система оценок, ценностей и устоев. Так формируется общий управляемый хаос, а дезориентация происходит с позиции науки.

Например, это относится к концепциям западного типа демократии и капитализма - они могут идеально объяснять то или иное явление для тех, кто эти концепции создал, и ничего не говорить тем, к кому они применяются. И весь «новояз» предназначен для конкретной практической цели: максимально замаскировать суть тех или иных действий. В качестве конкретного примера можно взять работу С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций». Данное исследование финансировалось СМО (Совет по международным отношениям) - это независимый единый мозговой центр, определяющий международную политику Государственного департамента и Белого Дома США . « Ключевыми фигурами, в СМО, были Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер . Тогда же к финансовой поддержке Совета подключили Фонд Форда. В 1970 г. главой СМО стал также в свою очередь подключившийся к финансированию его деятельности Дэвид Рокфеллер ... Вскоре после этого именно СМО разработал и утвердил новую политическую линию страны, нашедшую отражение в опубликованной в принадлежавшем Совету журнале Foreign Relations статье Сэмуэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций» (журнал «Разведка и стратегия» , Франция, Париж// Антуан Санта - Кросе Колонна « Совет да нелюбовь»: http://evrazia.org/article.php?id=225 ). Из этого следует, что когда мы начинаем обсуждать проблему, связанную со столкновением цивилизаций, мы уже невольно встраиваемся в проложенную для этого парадигму, используя и сам метод, и категориальный аппарат. Т.о. мы выстраиваем дискурс исходя из такой, данной нам картины мира, которая заставляет вести игру в пользу тех, кому было необходимо развернуть данную тему. Такая же методологическая проблема касается и других концепций: СПИДа, ГМО, глобального потепления и многих других. Надо отдавать себе отчет в том, что насаждаемые по миру идеалы модерна, являются лишь методами привлечения участников мирового сообщества играть по определенным продиктованным правилам.

Самый яркий для нашей культуры пример, связанный с принципом «познай самого себя» - это чрезмерное увлечение «истматом». С принятием его как основного подхода в обществознании, нарушилось естественное, складывающееся на протяжении истории, представление о нашем обществе. Те интуитивные знания, которые мы о себе имели, в силу чужого описательного языка, не получили адекватного выражения. Конечно, в определенный момент истории «истмат» был действительно необходим, и в этом надо отдать ему дань уважения, но он должен был исполнить роль небольшого заимствования для катализатора идей собственных. В целом же, конечно, он и не мог отвечать всецело на запросы нашей культуры, будучи творением культуры иной. Напротив, приходилось русские идеи подстраивать под истмат, что и сыграло роковую роль в критический для нас момент. И теперь проблема самопознания должна стать одной из главных тем, поскольку вновь для понимания себя мы заимствуем чужие теории, а собственная база для понимания так и не разработана.

В такой методологической ситуации становится жизненно важным опереться на свои традиции. Особенно в общественной и экономической сферах.

5. Ответственность перед прошлым и будущим

Проблему восстановления культурной памяти можно сформулировать в виде долга нашего поколения перед предыдущими, т.к. мы живем благодаря их достижениям. Особенно такой долг у нас перед поколением Советской эпохи и перед всем этим периодом в целом. Для возрождения России необходимо, прежде всего, собрать в единое целое прежнее культурное наследие, и если нужно – примирить в нем конфликтующие стороны. Особенно это касается Советской России: нужно выработать взвешенный положительный взгляд на ее историю.

Так сложилось, что наша культура богата самыми разными традициями, поскольку все их она сумела сохранить и органично сочетать. Например, с принятием православия не было жесткого искоренения язычества, в связи с чем можно до сих пор встретить его проявление в нашей культуре. Многое русская культура заимствовала от монголо-татар, что к началу ХХ века вылилось в уникальную историософскую концепцию «евразийства», о чем пишет Н. Трубецкой в труде «Наследие Чингисхана», на которую до сих пор многие опираются в понимании исторического пути России. Мы сумели сохранить традиции старообрядчества, несмотря на всю сложность его исторического пути. Огромный вклад в обогащение культуры новыми символами и традициями внес Советский период, также органично влившийся в общее русское культурное богатство и сумевший сохранить это богатство в свое время. Являясь единым неотъемлемым историческим опытом, все эти традиции дополняют друг друга и, тем самым, расширяют границы культуры. А это, в свою очередь, раскрывает широкие возможности для интересов и ориентаций, не порывая с традицией. Выстроенная на таких основаниях культурная политика, может послужить фундаментом для определения самостоятельного пути русской цивилизацией.

Сам принцип сохранения и объединения всего культурного наследия связан с культом предков, в котором необходимо уважать и оберегать то, что было создано предшествующими поколениями. Н. Бердяев писал: «древнейшая из культур – культура Египта – началась в храме, и первыми ее творцами были жрецы. Культура связана с культом предков, с преданием и традицией. Она полна священной символики, в ней даны знания и подобия иной, духовной действительности» (Н. Бердяев «Смысл истории»). Задача – лишь преумножать и развивать оставленное нам в наследство. Мы не имеем права отрицать деяния предков, оставивших нам свои достижения, несмотря на то, что порой такие достижения давались с большими потерями, ведь благодаря этим достижениям живет культура. Л. Толстой и М. Ганди утверждали: если человечество живо, значит добра в мире больше чем зла, иначе нас не было бы, и если происходит зло, значит, где-то есть и добро, ибо зло в итоге само себя пожирает, а если мы живы, значит, добро пока не умерло, его просто нужно взращивать. Так же и в культуре: если наша культура приумножается, оставляет после себя богатство, создает потенциал для жизни, значит, как бы ни были тяжелы условия, созидания и блага в ней больше, чем разрушения и несправедливости; а если, напротив, культура деградирует и умирает, но мы еще живы, невзирая на все трудности, значит ее созидательное начало, потенциал, еще не угасли, их просто нужно сохранить и взращивать.

Если мы отказываемся от прошлого, то это дает повод впоследствии также отказаться и от настоящего, ибо порождает сомнение и недоверие к нынешнему устройству, и так все возвращается вновь и вновь. Этому примером служит западная культура Нового времени. Следовательно, отказываться от собственной культуры нельзя.

Удобно здесь применить такую формулу: кто не уважает имеющееся достояние и ценности – фактически является разжигателем смуты. А чьи действия наносят уничтожающий урон и подавляют жизненный потенциал цивилизации – является, образно говоря, «вредителем». Ибо он занимается именно нехарактерными для данной культуры структурными преобразованиями, сказывающимися разрушительным образом на традиционных устоявшихся институтах, ценностях, представлениях и т.п. Из чего следует, что в нашем обществе для его же удобства желательна опора в познании на критерии, выработанные им самим.

Так или иначе, все должно выражаться в созидании, а не в разрушении; в приумножении, а не в оскудении или отрицании прежних достижений – таким может быть критерий блага, справедливости и истинности для народа. Это позволит ему быть более независимым от современных технологий манипуляции и от давления глобализационных процессов. Духовное и материальное производство должно быть вписано в систему символов и ценностей данного общества. А нововведения, даже с частичным отрицанием, в итоге должны служить развитию и поддержанию основных своих устоев. Опираясь на такой принцип, мы сможем самостоятельно развиваться и защищать собственную традицию от подавляющего влияния иных культур.

Применяя такой метод к сегодняшним социокультурным процессам России, можно объяснять происходящее процессы именно исходя из интересов нашей цивилизации, а не из чужих. Из чего следует, что все социокультурные преобразования в нашем обществе совершенно не соответствуют типу нашей культуры, а следовательно разрушают нас как народ, – полностью отрицают – уничтожают его. В данном положении, необходимо привлечение к ответственности перед прошлым за разрушение его достояния, и перед будущим за не созданные для него условия. Надо признать, что на протяжении 20 лет все силы в обществе направлялись на разрушение, и ни чего не вкладывалось в созидание будущего, уничтожались условия для дальнейшей жизни. Подготовка к такому разрушению (уничтожению) в открытом виде шла с 1985 г., а в скрытом с 60-х гг. Отсюда видно, что фактически все послевоенное поколение занималось уничтожением, за что, конечно же, должно понести ответственность как перед предками, так и перед потомками, даже если их намерения были благими – за все свои действия мы в ответе.

Сегодня, чтобы сохранить народ и культуру, нужно пресечь этот процесс, и чем быстрее, тем лучше, а раз мы не можем отрицать собственную культуру, то по крайней мере возможно отрицание, которое восстанавливает преемственность – возможно лишь отрицание отрицания. Фактически, новому поколению (тем, кто родился после70-х гг.) – внукам – нужно восстановить завоевания дедов.

Если Запад в модерне и постмодерне отказался от традиции, то для других обществ выходом является – поворот к традиции. Если Запад решил отказаться и начал создавать искусственную среду, то другим обществам надо работать именно на сохранение. Преемственность необходима, т.к. культура и народ, будучи социальными, а не природными образованиями, постоянно требуют поддерживания себя. Как говорил Р. Левонтин: «…Существует много мифов о различиях в способностях и темпераменте этнических и расовых групп и социальных классов. В действительности, однако, нет оснований считать, что предполагаемые различия включают в себя что-либо сверх культурных и исторических различий» (Р. Левонтин «Человеческая индивидуальность: наследственность и среда»). Преемственность связана и с принципами общества. Отрицание в нем прошлого ведет к беспринципности и безответственности, что весьма характерно для модерна и постмодерна, ибо это постоянное самоотрицание. У постоянной современности нет категории ответственности как перед прошлым, так и перед настоящим. Очернение своей истории и культуры ведет к безответственности перед нынешним и будущим поколениями. Надо усвоить правило традиционного общества: для культуры нет местоимения «я», есть только «мы», человек всегда приобретает индивидуальность через свое сообщество. Поэтому, ответственность всегда лежит на каждом, ибо, как в хорошем, так и в дурном мы являемся продолжением наших предков, соответственно, как и в семье, в культуре ответственность друг за друга несут все. Можно лишь улучшать ситуацию, но не открещиваться от нее.

Проблема в том, что для западной культуры понимание мира и единство с ним сводится лишь к рациональному началу. Понимание происходит не просто через соединение с «я», а через соединение с личным рациональным «я». «Впринимают вид свободной манифестации «чистого», беспредпосылочного сознания, подчиняющегося лишь критериям индивидуальной рациональности. Предполагается, что каждый человек способен «своим умом» дойти до понимания того, как ему следует поступать, и нет необходимости специально формировать, кодировать, стереотипизировать его сознание» (М.К. Мамардашвили, Э.Ю.Соловьев, В.С. Швырев «Классическая и современная буржуазная философия»). Что и давало возможность индивиду отстраниться от сообщества, стать обособленным к нему. У нас же всегда понимание проходило через соединение с коллективным «я», т.е. с архетипическими иррациональными структурами «я», в силу чего каждый нес друг за друга ответственность. эпоху становления и стабилизации капиталистических отношений социальное поведение и историческое действие вообще

«Истинных националистов», как бы сказал сейчас Н. Трубецкой, – патриотов – в России сегодня единицы. «Большинство образованных русских совершенно не желали быть «самими собой», а хотели быть «настоящими европейцами», и за то, что Россия, несмотря на все свое желание, все-таки никак не могла стать настоящим европейским государством, многие из нас презирали свою «отсталую» родину. Другие именовали себя националистами, но на самом деле понимали под национализмом только стремление к великодержавности, к внешней военной и экономической мощи, к блестящему международному положению России. Замечалась всегда и тенденция построить русский национализм по образцу и подобию романо-германского. Для вящей параллели, в pandant к пангерманизму создан был и «панславизм»… Это направление западничествующего славянофильства…» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме»).

А на сегодняшний день патриотическое («истинно национальное») чувство, всецело основанное на «самопознании» и «самобытности», проявившись с большой силой в ХХ веке, теперь утрачено. И для возрождения этого чувства, а следовательно и для спасения культурной традиции, «нужен тот полный переворот в сознании русской интеллигенции», о котором говорил в начале XX в. Н. Трубецкой.

«Мы не стали западным обществом рациональных индивидов, без сонма наших священных символов и сокровенных смыслов мы хиреем. Традиционное общество с разрушенным миром символов и властью, утратившей авторитет — общество тяжело больное» (С. Кара-Мурза «Советская цивилизация» Т.2).

««Познай самого себя» и «будь самим собой» для народа это - самобытная национальная культура. Народ познал самого себя, если его духовная природа, его индивидуальный характер находят себе наиболее полное и яркое выражение в его самобытной национальной культуре и если эта культура вполне гармонична, т.е. отдельные ее части не противоречат друг другу…» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ).

Можно сказать: у каждой культуры свое лицо и свой особый исторический путь. Каждая культура должна иметь независимый свой внутренний мир, но при этом, как и человек, обладая своими особенными чертами, культуры могут находиться в диалоге. Но диалог должен быть такой, чтоб он не разрушал, а лишь способствовал сохранению и развитию внутреннего мира каждой культуры. Такой подход даст: 1) самостоятельность и самобытность; 2) сотрудничество; 3) многообразие в мире; 4) уважение и взаимообогащение.

«В своей национальной культуре каждый народ должен ярко выявить всю свою индивидуальность, при том так, чтобы все элементы этой культуры гармонировали друг с другом, будучи окрашены в один общий национальный тон». Конечно, культуры могут приближаться друг к другу, в зависимости от родственной близости народов по национальному характеру. «Но общечеловеческая культура, одинаковая для всех народов, - невозможна». Таким образом, «стремление к общечеловеческой культуре должно быть отвергнуто. Наоборот, стремление каждого народа создать свою особую национальную культуру находит себе полное моральное оправдание». ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ).

В свое время Н. Рерих поставил перед собой цель: добиться признания на международной арене необходимости спасения культурных памятников, видя их безжалостное разрушение. «Кто же защитит прекрасную древность от безумных погромов? Печально, когда умирает старина. Но ещё страшнее, когда старина остается обезображенной, фальшивой, поддельной…» (Н. Рерих «Тихие погромы»). В итоге, в 1935 году был подписан знаменитый «Пакт Рериха» или «Договор об охране художественных и научных учреждений и исторических памятников» — первый в истории международный договор о защите культурного наследия.

Тот же принцип может быть сформулирован и на уровне общечеловеческом. Его можно перенести на сохранение национальных культур как таковых, каждая культура сама по себе уже представляет уникальное явление. При современной культурной интервенции глобализма остро встает вопрос о сохранении народами своей уникальности. Поэтому, вопрос о сохранении «прекрасной древности» встает в более широком смысле: необходимо сберегать традиционное общество как тип. Любая традиция сегодня под воздействием массовой культуры остается именно «обезображенной, фальшивой, поддельной». В этом суть умирания старины.

«Сейчас наш стан среди пустыни. Кто-то когда-то по неведению уничтожил обширные леса, остатки которых мы видели. За лесами ушли и травы. И воды скрылись под землю. Пустыня! Так же точно по невежеству и по злобе можно все разрушить. И кому же нужна будет эта пустыня, вещественная или духовная… Власть имущие, скажите решительно! Повторите и твердите о мире и созидании» (Н. Рерих «Знамя Мира»). В современном проекте традиция действительно превращается в пустыню, без конца засыпаемая песками новой и новой современности.

Как и некогда Н. Рериху, нам надо взывать к современным поколениям, т.к. именно от них зависит сохранение преемственности культурной традиции. «Молодежь! Вы, самые юные, самые устремленные в светлое будущее, перечтите, что писалось о сохранении Культурных сокровищ, и продолжите нашу работу. Мы-то уйдем, но вы останетесь в жизненной борьбе и превозможете многие препоны. Для вас, молодых, Культурные сокровища будут истинными ценностями. Вы поймете, что эти сокровища составляют всенародное достояние. Так же, как и Родина, Культура должна быть охранена, оборонена» (Н. Рерих «Листы дневника» Т.2).

При этом Рерих большие надежды возлагал на русский народ. «Русский народ как наследник славного будущего должен стать особым защитником Культуры. На Руси сейчас проявляются народные герои. Они будут всегда помнить, что истинный герой есть и защитник Культуры... Велико светлое будущее народа Русского, всепобедного!» («Сберегите» 17 декабря 1941 г.).

Идея Рериха была подхвачена Д. Лихачевым. Он сформулировал «Декларацию прав культуры», где «под культурными ценностями подразумеваются не только отдельные объекты, но и явления, такие как традиции и навыки в области искусства, науки, образования, поведения, обычаев, культурных индивидуальностей народов, групп населения, отдельных людей и т.д… Культура представляет главный смысл и главную ценность существования как отдельных народов и малых этносов, так и государств. Вне культуры самостоятельное существование их лишается смысла. Ответственность за сохранность культурных ценностей и культуры, как таковой, лежит на государстве» (Д. Лихачев «Декларация прав культуры»).

Продолжая свою мысль, Лихачев утверждает, что культура имеет право на финансовую поддержку государства: это касается образования, охраны культурных ценностей и культуры всех этносов, находящихся на территории данного государства. Итак, «культура всех стран любого уровня, если только она является подлинной культурой, а не псевдокультурой, имеет право на сохранность» (Д. Лихачев «Декларация прав культуры»).

Эти принципы так же лежали в основе социалистического интернационализма Советского Союза, а если убрать из него односторонность марксистской риторики, то они актуальны и по сей день, при этом они реализовывались на практике в соответствии провозглашенным идеалам. «Это новый тип межнациональных отношений, складывающийся и развивающийся на основе дружбы, равноправия, взаимоуважения, всестороннего братского сотрудничества, политической, экономической, военной и культурной взаимопомощи наций и народностей, ставших на путь социализма» (БСЭ). Отсюда видно, что нынешний проект глобализации на практике отрицает все высказанные здесь принципы. Базируясь на принципах капитализма и свободного рынка, глобализация, оторвав национальные культуры от поддержки государством, полностью подминает их под себя, через определенные механизмы (о чем говорилось ранее), встраивая в единый контекст массовой культуры.

Понятый подобным образом интернационализм «совпадает с социалистическим патриотизмом . Он противоположен космополитизму , национальному нигилизму.» (БСЭ). Это очень важный момент, т.к. капитализм напротив, использует чужие народы и государства в качестве рынков и дешевых ресурсов. Уместно здесь вспомнить слова В. Соловьева в отношении «всеединства»: «Я называю истинным, или положительным, всеединством такое, в котором единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы и само оказывается, таким образом, пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает свои элементы, осуществляясь в них как полнота бытия» (Соч.: В 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 552).

Итак, можно сформулировать следующий принцип: обязанность любой культуры для истории человечества – это самосохранение, возможность показать свой самобытный опыт. А главная цель перед мировым сообществом – сохранить традицию и культурное многообразие. Пока что мы только мешаем друг другу в самостоятельном понимании мира, навязывая ценностные ориентиры. На общих началах, для всех культур можно создавать лишь базу и благоприятные условия, которые бы позволяли заниматься общим делом, но каждому на своем опыте. «У одних самопознание протекает при сильном преобладании логической рефлексии, у других - при решающем участии иррациональной интуиции. Формы самопознания чрезвычайно разнообразны. Важно только, чтобы в результате получалось ясное и более или менее полное представление о себе самом, ясное знание своей природы и удельного веса каждого элемента, каждого проявления этой природы в их общей связи между собой» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ).

Этот же культурный принцип заложен в единстве морали и многообразие нравов. Многие моральные основы в самых разных обществах схожи, но их реализация столь своеобразна для каждого общества, что формирует везде самобытные нравы.

Следует здесь упомянуть и о русской идее «соборности», сформулированной Хомяковым и разработанной последующей русской мыслью. Соборность - это «единство во множестве», сочетание личной свободы и всеобщего единства. Соборное единство образует жизненное содержание самой личности. Она является универсальным конструктивным принципом, соединяющим в себе свободу и организацию через внутреннюю форму мистического единения индивидов друг с другом и с целым. Такое единство возможно, если оно зиждется на бескорыстной любви. Без любви возможно только объединение на основе внешних форм: взаимном расчёте, контракте и общественном договоре, через закон и власть.

У Хомякова, а за ним и у последующих русских мыслителей через категорию соборности особое значение приобретает отношение к истине. Этот момент очень важен для того, чтобы увидеть, насколько не согласуется наше понимание истины с европейским. По Хомякову «познание истины и овладение ею не является функцией индивидуального сознания, но вверено Церкви». «Истина, недоступная для отдельного мышления, доступна только совокупности мышления, связанных любовью» (В. Зеньковский. «История русской философии») - «целостному духу». Полуправда индивидуального рассудочного познания легко обращается в неправду. У Хомякова идея рассудочного познания оказалась в центре критики западной культуры (В. Зеньковский. «История русской философии»). Последующие мыслители, развивая идею соборности, видели доступность истины именно соборному духу: интуиции, духовно-чувственному опыту, теоретически обобщенному в концепциях цельного знания в виде органичного синтеза веры и разума, науки и религии, истины и добра, субъекта и объекта.

В нравственном аспекте соборность – это личная ответственность в рамках единого целого. Исторически соборность как сверхвременное единство проявляется в трёх сферах коммуникации: в семье; в религии, и в культурной традиции – в общности «судьбы и жизни всякого объединенного множества людей» – закреплённой в ритуалах и обрядах, в связи поколений. С наибольшей полнотой принцип соборности представлен в православной церкви. В славянофильских концепциях историческими формами общинного начала являются сельский сход, вече, земское собрание. В России внешняя организация общественного быта отдана народом государству, а «земля» – земство –сохраняют самостоятельность как вольное братство, олицетворяя собой душу политического союза. Наиболее удачным и приемлемым эквивалентом понятия соборность является понятие «солидарности», разработанное главным образом С. Левицким.

Т.о. можно заметить, что в русской категории соборности наглядно представлены черты традиционного мировосприятия. Подобный принцип может лечь и в основу взаимоотношения между народами. Что согласуется также с идеями самобытности и самопознания любой культуры. «Жизненное правило «познай самого себя», давая всякому человеку одну и ту же, но по существу каждому разную задачу, именно вследствие этого своего синтеза между относительным, субъективным и абсолютным, всеобщим наиболее приспособлено к тому, чтобы стать принципом вневременным и внепространственным, одинаково приемлемым для всех людей без различия национальностей и исторических эпох» ( Н. Трубецкой «Об истинном и ложном национализме» ).

Изложенные выше основы взаимоотношения культур характерны и для организации традиционного общества. В нем общины достаточно самодостаточны, но при этом осознают себя частью одного организма, благодаря которому чувствуют свою уверенность и гармонию, а также причастность к общему делу, т.е. они закрыты частично: в основных средствах они полагается на себя, но для серьезных решений и изменений – на общество в целом. Соответственно, чем выше и сложнее задача, тем большей организации она требует – так все ощущают свою причастность к чему-то общему и целому. Итак, суть международных отношений – максимально не мешать развиваться локальному, для многообразия целого.

Но с одной стороны, если сообщество будут жить, опираясь только на свою общину, со своими ценностями, тогда не сложится общежитие: не будет условий для взаимопонимания (диалога) в силу отсутствия единых критериев для решения общих задач. На определенном уровне обособленности объединение не будет давать смысла. По этой причине, общежитие, построенное на традиционных принципах может распасться раньше, чем это будет обусловлено какими-то объективными угрозами.

Значит, нужны механизмы сплочения самых разных сообществ. Это могут быть какие-то сверх задачи, что и практикуется в традиционных обществах для его сплочения. На это указывает антрополог Д. Мало: «Короли [высшие вожди отдельных островов] практиковали сооружение складов, в которых хранилась пища, рыба, тапа [одежда из коры] и всевозможные другие товары. Эти склады были построены Калаимоку [главный управляющий вождя] как средство сохранить согласие и предотвратить разбегание». Каждое общество может по-своему вносить свою частицу в общее дело.

Запад разработал проект глобализации на основе рыночных отношений, именно западного капитализма. Но сама эта культура, далеко не показательна в этом плане. В мире доминируют общества традиционных типов, поэтому сотрудничество между ними должно опираться на близкие им принципы. А как известно, «практически во всех обществах незападного (традиционного) типа интенсификация [какого-либо взаимодействия] достигается культурными механизмами. Например, в меланезийских примитивных обществах существует особый социологический тип – бигмены. Это люди с амбициями, имеющие признанный авторитет в межличностных отношениях, создающие вокруг себя группы последователей. Культурный фактор интенсификации здесь состоит в том, что бигмены трудятся ради своего престижа в обществе и удовлетворения своих политических амбиций. Излишки продукции, производимой бигменами, накапливаются, а затем раздаются ими для демонстрации своих способностей и увеличения их популярности в обществе. Бигмены излишками своего труда стабилизируют общество, способствуют его росту и защите его членов от разного рода бедствий» (О. Козырева, А. Степанов «Субботник глазами антрополога»).

В этом контексте сохраняет непреходящую ценность опыт СССР: «Советское государство смогло интенсифицировать труд и перераспределять ресурсы в общественных интересах гораздо лучше, чем Российская империя. Широко используя культурные механизмы интенсификации, государство создало свою «трудовую аристократию» – стахановское движение. Субботники и другие общественные работы воспроизводили крестьянские традиции «толоки». Рекордная производительность труда, достигаемая на таких работах, задавала высокую планку, которую затем стремились достичь и в обыденной жизни. Культурные механизмы интенсификации были задействованы и во время индустриализации, и во время войны, и во время послевоенного восстановления. Длительная высокая производительность труда в это время достигалась за счет культурной мотивации к строительству, победе, восстановлению хозяйства» (О. Козырева, А. Степанов «Субботник глазами антрополога»).

Кроме культурных механизмов, благодаря достижению модерна (индустриализации) можно использовать передовые технологии.

Таких институтов, по примеру традиционных, для международного взаимодействия может быть придумано множество. Главное, чтобы они строились на тех началах, которые были бы более близкими и понятными не-западным культурам.

Принципы традиционного общества, на которых было построено Советское государство, наглядно показывают результаты умелых и более справедливых, чем на Западе механизмов интенсификации взаимодействия и перераспределения ресурсов на благо всего общества, рассматривая любые народы в диалоге как братские.

Если путь, прорубая отцовским мечом,

Ты соленые слезы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал что почем,

- Значит, нужные книги ты в детстве читал!

В. Высоцкий

____________________________

Статья написана членом Клуба молодых обществоведов, работающего под руководством С.Г.Кара-Мурзы kmo-sgkm.ru

Вернуться на главную