| |
ЗИМНИЙ РАССВЕТ
Вот утро плавит серость в белизну,
как медленно бредёт сюда светило.
Я этот день потом возьму во тьму,
и пусть меня бы там запорошило
вот этим снегом, что сейчас летит
вдоль наших улочек и переулков,
а где, упав, так сладостно хрустит,
и этот хруст прекрасней многих звуков.
Ведь сразу вспоминаются сейчас
другие векодавние приметы,
когда в такой полурассветный час
брели и мы (ещё совсем ведь дети),
где дворник, яростно махав метлой,
сгонял снежинки в серые сугробы,
казался ёлкой длинный постовой –
тот «дядя Стёпа» самой лучшей пробы…
И так заливисто звенел звонок,
и так ведь не хотелось на уроки,
и каждый день давали мы зарок
быть на катке, чтоб занемели ноги…
Ах, Боже мой, вернуться бы туда!
И по тому сейчас пройтись бы снегу.
И кажется, порою, иногда,
что в тот рассвет я всё-таки уеду…
ДРУГУ
В морозно-синей тишине,
где нет ни сна, ни ора,
бывает, счастлив я вдвойне,
избыв остатки горя.
Там одиночества предел –
итогом наваждений.
И там никто не поседел
от пьяных приключений.
Ещё тебе я руку жму –
ожог прикосновенья.
И не поверю никому,
кто ждёт успокоенья.
И слышен шум там полыньи –
воронка для несчастий.
И утопаю в забытьи,
в котором нет причастья.
* * *
Куда-то поехать бы надо,
где ёлки и ночь, как чифирь,
и где предвкушение лада
добавит беспечный снегирь.
И чтобы костёр – так до неба,
и песни – одна за одной,
а дальше – отсутствие бреда,
как будто я столб ледяной…
Во мне ещё живы надежды
на слёзы твои и любовь,
и пусть бы заткнулись невежды,
не зная про нежную боль…
И пусть бы нам счастья хватило,
и водка лилась бы ручьём…
И солнце чтоб утром всходило
над нашим беспечным жильём.
ИЗ ПРОШЛОГО
Электричка вскрикнет резко,
набирая нервно ход!
В тихом утре – это дерзко,
дремлет трудовой народ.
Сны недавние мерцают
у народа в голове,
и так много обещают
в бесконечно-нудном дне...
Эх, дороженька-дорожка,
как тебя нам пережить!
Хоть до Питера немножко,
где нам всем дела вершить.
За окном лишь темень злая,
не видать теперь ни зги.
А бабуся, причитая,
вяжет тёплые носки.
Ты вяжи, полуслепая,
остальные пусть поспят...
- Это станция какая?
- Это город Ленинград...
* * *
Тропа уводит в гущу леса –
тревожно на душе.
Неужто подковать там бесов
доступно лишь Левше?
Вот на поляне бесы пляшут –
там до небес костёр,
а где-то рядом ведьмы плачут –
гнусавит бабий хор.
И как противны эти пляски,
и как противен вой!
Нежней, поди-ка, волка ласки
пока телок живой.
И хочется пальнуть из ружей –
из всех стволов!
А бес меня по лесу кружит –
до вечных снов.
ОТРЫВОК
…И как же жить в такой дремоте,
Когда и выпить нету сил?
И сам похож на обормота,
И белый мир сейчас не мил…
Смотрю задумчиво в окошко –
Куда же нам ещё глядеть?
Пора бы вызвать неотложку,
Но больно на врачей смотреть…
А во дворе гуляют дети
И лепят «бабы» с кондачка,
И очень славненький йети
Похож на Сашу-дурачка…
Смотрю в окошко: снег порхает
Над этой вечною страной…
Но снова лето обещает
Тот жёлтый круг над белизной.
ДИАЛОГ
- Что-то ломит нынче кости.
Балтика вовсю штормит.
А нагрянут в дом вдруг гости –
Кто их чаем напоит?
- Да какие нынче гости,
Если ветер и пурга,
Ведь давно забыты трости,
А без них куда… нога?
- Да, без трости, что за гости?
Страшен дерзкий гололёд!
Поломаешь точно кости,
Не спасёт и вертолёт.
- Слышишь, вроде бы стучатся,
Вот нелёгкая несёт!
Ну, давай уж облачаться,
Всё одно уже в полёт…
- Только, чур, не напиваться,
Ты услышал, старый хрыч?
- Ну, не будем же ругаться,
Доставай свой магарыч…
За столом сегодня трое –
Он, она и магарыч…
Балтика ветрами воет,
Горько плачет грозный сыч.
АЛГЕБРА ЛЮБВИ
В далёкой стороне,
где сосны пахнут снегом,
где жить всегда сложней,
коли живёшь набегом,
так хочется любить
девчоночку-подругу,
так хочется постичь
любви последней вьюгу.
Поверив лишь судьбе,
наперекор злословью
опять прийти к тебе,
чтоб вылечиться болью!
И вдруг понять во сне –
где альфа, где омега...
В далёкой стороне,
где сосны пахнут снегом.
ИДУТ ХОЛОДА
Осиротевшая природа
Приносит снова холода!
По данным высшего завхоза
Нам всем обрежут провода.
Сказали: слишком мы затратны!
Сказали: на покой пора!
Вот пусть китайские болваны
Нас кормят-поят задарма.
Мы много в жизни пережили,
И то не холод – «минус пять».
Мы честно жизни оттрубили –
Сказали: честь пора нам знать.
Нас от России отлучили,
Обрежут скоро провода...
Мы тяжко Родину любили,
Не отлюбивши навсегда...
ДЕНЬ В ДЕРЕВНЕ
Нет облаков, как нет и неба –
Сплошной, обвалом, снегопад.
И надо бы сходить за хлебом,
Но мысль об этом невпопад.
Сварить кисель бы из морошки,
Снег от сарайки отгрести,
Пора бы покормить и кошку,
И дров охапку принести.
Как хорошо сидеть у печки,
Смотреть в окно и ждать друзей,
Заметив на часах отсечки
Прихода вежливых гостей.
Как хорошо! Сиди и грейся.
И верь – весна ещё придёт!
Да на Всевышнего надейся,
Что дом совсем не занесёт…
* * *
Не стараюсь быть даже нежным,
Эти игры закончил давно...
А когда-то в любви был прилежным,
И девчонок водил в кино.
Боже мой, что со мною сталось,
Неужели всё быстро прошло?
И ненужная, нудная старость
Залетела ко мне в окно...
Я сегодня опять печальный,
На закате стою у окна...
И закат безнадёжно-прощальный,
Будто в этом моя вина.
|
* * *
Ноябрь. Метель. И всё такое.
Смотрю в окно. Не узнаю страну.
Опять предчувствие плохое,
Что кто-то потрошит казну.
Но нет мне дела до разбоя:
Привычка – прах её возьми…
Я вышел навсегда из строя,
И водку пью лишь до восьми.
В домах простуженные люди,
Согнулись словно бы крючки,
Им счастье принесут на блюде
Заокеанские стручки.
Метёт метель. И гаснут окна.
Ложится спать моя страна.
На небе серп из шерсти соткан,
Во всей округе – тишина!
СНОВА ЖУРАВЛИ...
Смотрю с тоской
на клин прощальный,
который тает в вышине!
Я не забыл своих скитаний
по этой горестной земле.
И потому стою и плачу,
и журавлям машу рукой,
и этот миг для сердца значим –
он обещает мне покой.
Давно я не летаю в стае,
и одиночеством живу,
и потому – я всех прощаю,
и не во сне, а наяву.
В ДОРОГЕ
А сердце всё-таки запнулось,
но я вступил на этот трап,
и небо тучами замкнулось,
послышав слово "Валаам".
Шептались волны осторожно,
Притихла даже детвора...
Моя душа решала сложность:
кому молиться до утра...
Мы шли тропою каменистой,
Куда-то вверх, куда-то вдаль,
И я сказал душе речистой:
- Поверь, сегодня я не враль.
Все монастырские уставы
теперь усвоены навек,
чтоб больше не было забавы
при странном слове "человек".
Душа покорно согласилась,
И замолчала навсегда...
И в скорбь навечно погрузилась,
как в синей Ладоге беда.
Кричали чайки, ветер злился,
вдруг стала скользкою тропа,
теперь я знал, в чём провинился:
душа и я – одна судьба.
* * *
На город сумерки упали,
луна свалилась в полынью,
а мы друг другу нежно врали,
всё ж не сказав своё "адью".
И мы пошли под фонарями,
в потоках света средь ночи.
Мы – это грешные миряне,
но в поисках своей мечты.
И где-то там, в пределах рая,
мы зареклись других любить,
дойдя, наверное, до края,
в котором нам потом не жить.
* * *
Снег идёт, хотя растает.
Пусть не завтра, так весной.
Никогда нас не обманет,
Он – не мёртвый, он – живой.
Он живее всех на свете,
Вечным будет на Земле! –
Даже на пустой планете,
Даже в ядерной золе.
Ведь никто пока не знает,
Что там будет, что нам ждать?
Столько злобы полыхает,
Некому её унять.
Ты прости всех нас, дружище!
Ты ведь вечен! Навсегда!
И закроешь пепелище,
Пусть как талая вода…
Будь всегда таким же строгим,.
Никому не навреди,
Ты не жди себе подмоги,
Просто медленней иди.
МЕЧТА
Весь Север прошёл и проехал:
Хибины, болота, тайгу!
Был долгое время уверен,
что счастье своё тут найду.
Люблю голубое сиянье,
и запах хвои у костра,
и летнее солнцестоянье,
когда нет ни ночи, ни дня!
Люблю перелёты над морем,
и шелест волны поутру,
и клин журавлиный, без горя,
идущий всегда на зарю.
Люблю бесконечные дали,
и низкий туман за Двиной,
посёлки, где нас и не ждали,
но все ж напоили водой!
Люблю!.. Это было недавно!
Но как бы всё это вернуть?
Но есть ещё Север и Крайний,
а значит, пора в новый путь…
МИТЯЙ
Живёт Митяй у моря,
взлохмаченный, смурной.
Он выпивает с горя,
хоть с виду – не больной.
В посёлок ходит редко,
сердит на здешних дам,
бормочет часто едко:
- Смотрите, аз воздам…
А в лавке караулят –
Он купит ли котлет?
Почти всегда обжулят
и злобно смотрят вслед.
Митяй, считая сдачу,
глядит подолгу вдаль:
- Я тоже что-то значу,
раз прошлого мне жаль?..
Летят над морем чайки,
давно прокис обед,
Митяй в дырявой майке
у моря ждёт ответ...
МЕРТВЫЙ СЕЗОН
Заколоченные дачи.
Заколоченная жизнь.
Не проси у лета сдачи,
над прошедшим
не глумись.
До зимы ещё есть время,
а пока тоска, тоска –
разбежалось дачных племя,
отгорели отпуска.
Бродит кот, забытый кем-то,
сторожит пустой сарай,
у него такое дело –
«свой-чужой», а распознай.
Одинокие старушки
ходят в гости иногда
(надо утеплять избушки) –
их не тянет в города…
Заколоченные дачи.
Заколоченная жизнь.
Затихают в поле плачи.
Лето красное, приснись…
* * *
Упали последние листья,
А я вспоминаю отца…
Его улетевшая птица
Найдёт ли родного птенца?
Найдёт ли себе утешенье
В далёком и вечном краю?
В том мире бывает прощенье,
Но в этом?.. Не всё как в раю.
Наш мир не жесток. И не ласков,
Наш мир – просто жизни юдоль.
Не будет в нём больше подсказки:
Любовь – это чья-то мозоль…
Любовь – это просто смиренье,
Любовь – это просто печаль,
И детские все прегрешенья –
Такая во времени даль.
И всё, что там было, простится,
И всех мы сегодня простим...
Упали последние листья,
Мы следом потом полетим.
* * *
Ещё я не прощаюсь, рано
От вас куда-то уходить.
Ведь обработанные раны
Не сразу могут и зажить.
Ещё побуду вместе с вами
До светлой, розовой зари,
И поделюсь вперёд мечтами,
Пока не гаснут фонари.
Ещё поговорим о прошлом,
О счастье или о делах,
Уйти – оно всегда ведь просто,
Когда кругом все не в ладах.
Ещё побуду, но не долго –
Нельзя прощанье растянуть.
Хотел сказать вам очень много,
Но мне осталось пять минут…
ОСЕННЯЯ ЭЛЕГИЯ
На "нет" сошли душевные порывы,
слабеет ум, всё чаще немота...
Детишки в транспорте как будто льстивы,
пугает даже в доме темнота.
Враждебней улица, чем было прежде –
(все меньше радостных и беззаботных лиц),
и стало лень опровергать невежду,
и всё тревожней слышать клёкот птиц.
Всё меньше сна. Всё больше размышлений
о том, зачем цветут сады в раю,
где, говорят, не будет треволнений,
хоть там не кинешь крошки воробью.
В тумане дни, а сон в ночи короче,
весна не в радость, осень... как беда...
И только век чужой тоской просрочен,
не причиняя, впрочем, мне вреда.
|
