Владимир СМЫК
Тем пронзительней песнь соловья. Только ранимое лирическое сердце может так себя выразить. Точность образа не может оставить равнодушным, приковывает внимание, заставляет прислушаться к интонации. В этих строках открытость, беззащитность души и одинокое мужество. Валерий Хатюшин — проникновенный лирик, но бьет час, и его нежная муза надевает боевые доспехи и идет на бой, понимая, впрочем, что едва ли этот бой может выиграть — опустившаяся на Родину ночь слишком темна. Гражданская поэзия обычно уповает на то, что ее слово вызовет массовый отклик, даст обильные всходы в человеческих душах. Но драма современной нашей гражданской поэзии заключается в том, что к ней есть симпатии, пусть даже и достаточно широкие, но твердой социальной опоры у нее нет. Ну, какого художника слова дали нам нынешние коммунисты? Где современные Маяковский или Ярослав Смеляков? Ищет опору поэт — к кому прислониться? Может, к нацболам и скинхедам, как Марина Струкова? Но мировоззренческая узость, недостаточность духовной основы маргинальных групп не может долго питать поэта. Во времена Некрасова гражданское чувство было массовым: поэт ты или не поэт, но — гражданин. Его призыв «Иди и гибни безупречно» стучался в сердца, и они отворялись. А теперь, когда «Русский поезд свалили с колес Под всемирные аплодисменты», причем свалили сами: «Разобрали стальные пути, Чтобы сдать по цене металлома»,— на кого уповать поэту? Только на героя: Когда страну предал народ, Лишь у героев есть спасенье… В этом смысле книга гражданской лирики Валерия Хатюшина «На переломе», вышедшая в 2011 году в издательстве «Голос-Пресс», — героическая. Она выражает пафос жертвенной и почти безнадежной борьбы за Россию тех, кто во весь рост поднялся на битву за честь страны. В книге представлены стихи, написанные автором за последнюю четверть века. Валерий Хатюшин — человек, можно сказать, бывалый. Служил в ракетных войсках на Востоке, на Севере прокладывал газовую магистраль, строил КамАЗ. Я видел всё: и Север, и Сибирь, И южный край, и западное море, Я испытал стремительную ширь, Я погулял в Союзе на просторе. Поэтому его чувство Родины, любовь к ней не умозрительна — выстрадана жизненным опытом: Я научился Родину любить, Я знал тоску солдатских серых будней… Возможно ль мне все это позабыть? Где сегодня та страна, которая олицетворяла для поэта Отчизну? Перестройка только еще начиналась, многие пребывали в эйфории от горбачевской свободы и гласности, а Валерий Хатюшин в 1987 году под блоковским эпиграфом «Мы дети страшных лет России» пишет: Две мировых — отцов скосили. А третья — захлестнула нас… За два с половиной десятилетия, прошедших с тех пор, эта война не прекращалась ни на минуту, принимая всё более масштабные и жестокие формы. В 1992 году вышла первая книга гражданской лирики Валерия Хатюшина «Русская кровь», по сути дела, начавшая серию книг «Поэзия русского сопротивления». И с тех про его лира тревожно отзывается на звуки войны. Иногда она звучит с интонациями Твардовского. Как будто Василий Теркин пришел на эту третью мировую защищать от врага Дом Советов и вдруг увидел, что враг-то уже — другой: Что ж вы, гады, в самом деле: Разрывными — по своим… Что будешь делать, когда кому-то враг милее соотечественника? «Наше горе — от мира с врагами», — утверждает поэт. «Философия» эпохи застоя: «лишь бы не было войны» породила ту соглашательскую обывательскую психологию, которая позволила властям «новой России» нас «стравить друг с другом, как с волками» и без боя сдать страну. Валерий Хатюшин близок даже к тому, чтобы считать нашей национальной чертой неприязнь друг к другу: У русских есть любимая работа: Уничтожение своих. Многое надо пережить, испытать на своей, как говорится, шкуре, чтобы прийти к такому горькому выводу. И, возможно, от «любви» к такой «работе» идут и наша русская доверчивость, и чрезмерная тяга к иностранщине, и легкое, торопливое забвение национального, русского: Мы поверили смрадным сиренам И глазам кровожадных лисиц, Мы привыкли к великим изменам, К лживой жвачке газетных страниц.
Научили нас громко смеяться Над судьбой незлобивой своей, Мы готовы уже отказаться От печали бескрайних полей. Но так ли всё безнадежно и, если не так, в чем черпать опору русскому человеку, что поможет нам выстоять в беспросветную ночь, не дать исчезнуть с земли? Автор видит союзника в нашем солнце и наших реках, шумящих березах и грозовых дождях, в родной умной природе. Он всматривается в отчую землю, вслушивается в ее живые звуки: Нет, никакая в мире нечисть Из нас не вытравит людей, Пока звенит в траве кузнечик И душу лечит соловей. Другой союзник поэта — наша история. Автор, на первый взгляд, неожиданно соединяет в один строй Пугачева и Суворова, Жукова и Разина, Сталина и Преподобного Сергия — бунтарей, революционеров, слуг царя и Божьих угодников. Но Валерий Хатюшин — поэт сопротивления. Массовая покорность ему претит. …Прозвенят часы, и к нам сойдут С пьедестала Минин и Пожарский. …На Руси не будет больше смут Враг познает грозную науку. Крепко Сталин с Мининым сожмут. Каждому из нас плечо и руку. И третье упование русского поэта — Божественный Промысел, вера в чудо, которое сотворит животворящий Господь: Но придет ясноглазый Мессия, Он укажет, как молния, путь, И у спящей царевны России Встрепенется остывшая грудь. Здесь не мечтательство, как может иным показаться. Это, скажем еще раз, вера , за которой стоит трудный жизненный опыт Валерия Хатюшина, его путь — нелегкий, но прямой. Ведь по выстраданному признанию поэта «Чем на свете живется труднее, Тем доступнее смысл бытия» . Поверим и мы вслед за автором: И сотрутся названья иные, И воспрянет в сиянье берез Вся земля под названьем Россия, А над ней — Царь Небесный Христос. Автор имеет право на это поэтическое кредо. Бог есть Любовь. Гражданская лирика Валерия Хатюшина рождена любовью к России: гордостью за былое величие, скорбью за ее падение и нынешнее униженное состояние: Да, без любви любое дело — тщетно, Слова мертвы, молитва безответна, Каких святых на помощь ни зови. Гражданственность исходит из любви. Слова книги «На переломе» полны любви и потому не мертвы. И падают они не на каменистую почву, не в тернии при дороге. Свидетельство тому — овации, которыми награждают слушатели автора этих стихов на русских концертах и вечерах. Есть основания надеяться, что и в мире горнем они не останутся безответны.
|