Антон ДАЛЬСКИЙ (Украина)
Не верьте! У нас была великая эпоха

Сейчас, усилиями мажоров у власти, в сознание общества вколотили, как кол, безапелляционную точку зрения: советский период развития Украины и России – время, выброшенное псу под хвост. Ничего, кроме лишений и страданий, оно не дало обществу. Беспросветная темь сопровождала 74 года коммунистический эксперимент…

Я понимаю, для того чтобы звать в райские кущи капитализма (которые сами собой вырастают), надо оболгать прошлое с позиции геббельсовской пропаганды – чем чудовищней ложь, тем легче в неё поверить.

Но мы-то ещё живы и отлично помним, какой была жизнь, например, в середине 70-х годов прошлого века. Александр Зиновьев – советский диссидент, философ с мировым именем, высланный в 1978 году из Союза за резкую критику властей, был уверен, что тот уровень благосостояния, который достиг Советский Союз в 70-е, являлся наивысшим в тысячелетней истории Руси-России.

«Брежневские годы теперь считаются застойными. На самом деле это фактически не верно. Как раз наоборот, это были годы самого стремительного прогресса во всех основных сферах советского общества... Общий жизненный уровень в Советском Союзе в брежневский период был сравнительно высокий, думаю, что самый высокий за всю историю России. А в некоторых районах он был выше, чем даже в западных странах» (А. Зиновьев. «На пути к сверхобществу»).

Кому верить – тогдашнему критику советского коммунизма или алчным перевертышам? Разумеется, тому, кто имел смелость открыто критиковать власть, ломая собственную судьбу, а не конъюнктурно прозревшим лиходеям. Это уже в роковые 80-е страна полетела под откос, когда кремлёвские маразматики устроили гонки на катафалках – почти каждый год их выносили на Красную площадь вперёд ногами, а молодые хищники под прикрытием глупца Горбачева затеяли «катастройку».

Юлины «ядра»

В конце октября прошлого года Юлия Владимировна поведала толпе почитателей душераздирающую историю о том, как она, хрупкая студентка, аки негр ворочала по ночам огромадными шинами, «чтобы семья имела возможность нормально жить». Ведь она ютилась в хрущевке и потому знала, каково сидеть без воды, газа или тепла. И толпа благостно стонала, слушая, как наша Юля отливает ядра (даже не пули).

«Ох, по силам ли столь хрупкой женщине решение глобальных государственных проблем?» – на миг засомневался я, слушая выступление тогда еще премьера. Словно прочитав мою мысль, Тимошенко рассказала сногсшибательный факт из своей биографии. Оказывается, еще студенткой Юлия Владимировна, подрабатывая на заводе, разгружала шины, которые были в «два раза больше нее».

«Да уж, на такое не каждый мужик способен. Особенно из наших политиков. Мои сомнения мигом отпали» – растирая по ланитам скупые мужские сопли умиления, строчил репортаж с Майдана карманный журналист.

«Мемори» Юлии Владимировны необходимо отнести на девичью память, замечательно сохранившуюся к 50-ти годам, усиленную откровенным политиканством, с целью заполучить как можно больше голосов лопоухих обывателей.

В середине 90-х, когда Юлия Владимировна под руководством Павла Лазаренко («невинно осужденного» американским правосудием») бескорыстно шуровала на газовом рынке, в Украине регулярно случались и веерное отключение электроэнергии, и отсутствие тепла и газа в домах, и многомесячные невыплаты зарплат и пенсий, от гиперинфляции превращающихся в прах. Во многих городах уже выросло целое поколение украинцев, которые знают о теплых батареях и горячей воде только из рассказов своих родителей.

В ту пору, когда новоявленная элита ошалела от возможностей «большого хапка», ходил анекдот про кошмарный сон демократа: «Просыпается общечеловек зимним утром. Мац батарею – горячая, клац выключателем – свет горит, круть краном – вода течет, и холодная, и горячая. Ну, всё, думает, опять коммунисты у власти».

О бедном советском студенте

По поводу разгрузки по ночам трёхметровых в диаметре шин. Слушая сии «повести временных лет», надо или смеяться, или плакать.

Случилось и мне пожить студентом, на пять лет раньше ЮВТ, и тоже подрабатывал, потому отлично помню систему студенческих приработков. Не было такого, чтобы девчата из нашей группы рвали пупки на работе подобно той, про которую рассказывает безбожно памятливая Юлия Владимировна. Они бы себя просто перестали уважать за стахановские излишества. Да и кто из работодателей осмелился бы в нарушении норм КЗоТ поставить на тяжелые разгрузочные работы женщину?

Наши девушки, кто потолковее, подработали репетиторами, готовя абитуру к вступительным экзаменам, устраивались на кафедру лаборантками на полставки, шли на конвейер ликероводочных заводов и кондитерских фабрик (хоть и нудная, но весьма наваристая работа).

Мужики работали истопниками, дежурными электриками, сторожами, но самой калымной работой была служба грузчиком на московских хладокомбинатах, коих было великое множество. Ну и, как водится у православных, что несешь, то и грызешь. Разгружаешь мороженую говядину или свинину – вечером вся наша бригада в общаге от пуза лопает отбивные. Перекладываешь ящики с куриными потрохами – быти наваристому супчику «да с потрошками». Ворочаешь коробами с куриными яйцами – нет проблем с яичницей на братской сковороде толщиной в ладонь. Перегружаешь молочные продукты – будет к столу бедного студента сметана, в которой столовая ложка стоит пограничным столбом непоколебимо.

Бывало, по субботам устраивали гульбу толстотрапезную: наши чудесницы, что трудились на ликероводочном заводе, за несколько трудовых вахт выносили вразумительное количество коньячных «мерзавчиков» – 50-100 граммовые бутылочки с коньяком (их удобно прятать в сокровенных местах), хлопцы накапливали в маленьких холодильниках, что брали напрокат, ресурсы снеди. И перед дискотекой в актовом зале дружно принимали на грудь, вкусно закусывали и веселой толпой шли размять чресла.

Приработками многие активно начинали заниматься только с третьего курса. Первые два года учебы – это битва за выживание с огромной учебной программой. Начертательная геометрия, теоретическая механика, сопромат и высшая математика не давали поднять головы. У нас даже была поговорка: сдал начерталку – можешь влюбиться, сдал сопромат – можешь жениться.

Потому первые годы родители особенно активно помогали материально. Бюджет складывался из 40 рублей стипендии и 30-40 рублей родительских вспомоществований. Итого 70-80 рублей. В семидесятых годах прожиточный минимум и минимальная зарплата в СССР равнялись 70 рублям. Можно было прожить студенту на 70 «рэ» в месяц? Если без экстримов, вроде загулов а-ля Киса Воробьянинов, то не в труд. Это сейчас «минималка» есть утвержденный законом способ уморить гражданина.

Разумеется, было не до жиру, но нищим прозябанием нашу жизнь язык не поворачивается назвать. «Квартплата» студента весила 2,5 рубля в месяц. Стоимость комплексного обеда в студенческой столовой тянула на 60-70 коп. В него входил легкий салат, солянка, антрекот, размером с лапоть, вместе с гарниром (чаще всего картофель фри) и, разумеется, компот.

Завтракали и ужинали, как правило, у себя в комнате, что было экономней, ведь основные продукты питания стоили неправдоподобно дешево: 1 кг картошки – 10 копеек, пачка маргарина (200 грамм) – 30 копеек, такая же по весу пачка настоящего сливочного масла – 70 копеек. Килограмм натуральной докторской колбасы (технология изготовления такой колбасы ныне утрачена) – 2 рубля 20 копеек. Полукилограммовый пакет сметаны тянул на 60-70 копеек. Банка тушенки – 90 копеек. Один килограмм сахара в пределах 80 копеек. Кусок хлеба в столовой «коштував» 1 копейку. Бесплатно давать его было оскорблением для главного продукта питания человека.

Пирожок с мясом (которого было в тестовом продукте куда больше, чем сейчас в трёхгривневом беляше) тянул на 10 копеек. Пирожки с повидлом, где повидла было не меньше, чем самого теста, стоили 5 копеек.

Кружечка пивка – святого студенческого напитка на «кафедре» (так мы величали стекляшку с пивными автоматами, отстоящую от общежития на удалении трёхсот метров) – вытряхивала из кармана 20 копеек. Потом, правда, в году 75-ом, цена поднялась до 40 копеек. И чтобы наполнить бокал всклень, надо было запустить в щель автомата уже две монеты по 20 копеек. Однако столь радикальное увеличение стоимости животворящей влаги, помнится, не поколебало норму потребления стьюдента.

Бутылка водки 0,5 литра стоила 3,62 рубля. Но мы её потребляли исключительно редко, считая водочку чрезмерно радикальным зельем. «Водка нас ссорит, братцы, пиво сближает людей!» – писал поэт в то застойно-застольное время. Если хотелось чего-нибудь позабористее пива, то отдавали предпочтение портвейну, стоимостью 1,5 рубля за пол-литра.

Надо признать, что на посиделки с возлияниями у нас уходила немалая часть бюджета. Увы, так было. Но пусть меня закидают каменьями, если кто скажет, что это тяжкое преступление. Тот не студент, кто иногда в душевной компании однодумцев не набирался до самоутраты.

«То есть не пьяница, иже упився ляжет спати; то есть пьяница, иже упився толчет, биет, свариться» – говорили наши предки. А пьяные свары у нас были редки, словно волосы на голове у Дмитрия Гордона. Грехи наши выглядели девственно безукоризненными в сравнении с нынешними студенческими оттягами – бессмысленными и беспощадными, с почти обязательным потреблением дури.

Попутно заметим, что качество продуктов питания было несопоставимо с нынешними суррогатами, которые по сути являются медленно действующей отравой. Разумеется, такого количества разносолов, как сейчас, тогда в магазинах не существовало. Однако основные продукты питания имелись в ассортименте достаточном, чтобы питаться без ущерба для здоровья. И что толку, что я сейчас созерцаю сырокопченые колбасы стоимостью свыше 100 грн. за 1 кг (все, что ниже 100 грн., не является в полном смысле слова колбасой)? Видит око, да карман неймёт.

Таким образом, на еду у студента средней упитанности уходило никак не более 40 рублей в месяц. Был ещё такой запасной ресурс – столоваться в студенческом профилактории. Стоимость трёхразового питания в нем, с явным калорийным избытком, с точки зрения медицинских норм, равнялась 16 рублям за 24 дня.

Услугами профилактория не стеснялись пару раз в год пользоваться. Особенно если случалось понести убытки, дуясь в картишки. Но эту напасть я к старшим курсам изжил, прочитав у философа, что карточная игра – банкротство всякой мысли. Получить направление в профилакторий не составляло труда. Являешься к терапевту ведомственной больнички и со скорбным видом жалуешься на усталость, местами легкие головокружения, и эскулап без проволочек выписывал направление со стандартным диагнозом – «астеническое состояние».

Далее по тратам. 3 рубля составляли транспортные расходы. Может быть, 1-2 рубля уходило на канцтовары. Стоимость карандашей, ручек, общих тетрадей была просто смехотворна. Учась в университете, я начал собирать техническую библиотеку, которую пополнял, пока работал на промышленных предприятиях. Цена технического гроссбуха о 700 страницах с иллюстрациями укладывалась в 2 рубля. Недавно, после ремонта квартиры со слезами на глазах выпер в гараж три мешка книг. Выбросить на мусор и окончательно потерять связь со своим прошлым специалиста-машиностроителя у меня не поднялась рука. Пусть внуки решают судьбу моего инженерного прошлого.

После всех расходов, включая обязательные пивные сессии, могло остаться до 10 рублей заначки, которую бережно складывал для поездок на родину.

«Катится, катится голубой вагон…»

Человек не может быть свободным, ежели он ограничен в свободе перемещений. В Советском Союзе транспортные услуги были дешевы. Это сейчас мне, получающему на круг более 5 тысяч гривен чистого дохода, очень накладно пару раз в год вместе с семьёй съездить к друзьям и родственникам в Москву. А в середине 70-х студенту было не в труд 4-5 раз в год на несколько дней махнуть на родину. Стоимость купейного места в скором поезде не выходила за пределы 14 рублей. Потому мы с приятелем очень любили отправляться домой «вечерней лошадью» Москва - Луганск. Это давало возможность на общий червонец ответственно снять напряжение в вагоне-ресторане. А обратно, в целях увеличения времени пребывания в родных пенатах, летели самолетом Ан-24 (цена билета – 20 рублей). Бывало боговали, воспользовавшись услугами такси. Всего за 5-6 рублей (на двоих) «мотор» доставлял нас из аэропорта к дверям общаги.

На одежду, т.е. штиблеты (осенне-зимние; летние прохоря стоили сущие копейки, потому их покупка не нарушала гармонию студенческого бюджета), брюки, рубашки, костюмы и куртки мы не тратились. Это входило в перечень трат родителей. Хотя на старших курсах, когда от приработков в кармане повеселело, радовали себя покупкой модных импортных джинсов и ветровок. Однако стоимость одежды в СССР была очень умеренной. Костюм из натуральной шерсти оценивался в районе 100 рублей. Рубашки до 10 рублей, туфли на выход 20-30 рублей. Конечно, импортный дефицит стоил несколько дороже.

Мы жили, учились, влюблялись, попивали винцо-пивцо, писали пулю в ущерб бюджету, калымили на левых работах, отдавали дань изобретательному сексу от заката до рассвета (гормон тоже должен быть трудоустроен). Правда, об интимных отношениях в ту пору считалось неприличным трепать языком. Вопросы типа «Вреден ли секс вовремя месячных?» приходят в головы только современным гармонично развитым людям, о которых сказано: «Двадцать метров кишок и немного секса». Одним словом, унылых рож среди нас не наблюдалось.

Глупостей в те лохматые времена, конечно, доставало. Однако несуразности той эпохи сейчас выглядят лепетом детсадовского хулигана по сравнению с фундаментальным злом, творимым сейчас без числа и учета. Не верьте, люди добрые, брехунам, что мы не жили, а безутешно страдали. У нас была великая эпоха!

* * *

Жизнь советского студента вопреки побрехушкам профессиональных разоблачителей тоталитаризма была бесконечно далека от их черных измышлений.

«Но то житие вьюноши, занятого в основном процессом познания и не обремененного семейными и прочими житейскими проблемами» – бухтят хулители совдепии. А вот после учебы и начиналась серость будней, скука гарантированных уравнительных 140 рублей в месяц.

Отчасти можно согласиться, что стабильность приедается и несколько напрягает необходимость каждый день, невзирая на погоду, точно в восемь часов утра являться на службу и заниматься часто рутинной работой. Но подавляющее число людей не эстрадные звездуны, не чутконосые историки, не вольные борцы за демократию и прочие представители творческих профессий, не связанных с производством материальных благ, посему должны добывать хлеб насущный в поте лица своего систематическим производительным трудом. А труд, да простят меня мажоры-мироеды, – естественное проявление человека.

Конечно, жизнь простого советского инженера не походила на безответственное времяпрепровождение, например, участников «рок-гуртка» «Машина времени», описанное Петром Подгородецким в автобиографичной книге «Машина с евреями». Нешто за осадомевшими народными артистами угонишься… Да и нужно ли переводить свою жизнь на беспробудное занятие сексом, наркотиками, пьянством и рок-н-роллом (это называется муками творчества)? Однако не соглашусь с тем, что труд инженера был скучен и задавлен беспросветной уравниловкой. Конечно, у каждого свой опыт жизни, однако мой был вполне типичным.

Через месяц после защиты диплома у меня родилась дочь, и надо было думать о том, как получше прикрывать попку подрастающему поколению. Распределение получил на один из очень крупных машиностроительных заводов Подмосковья. В отделе кадров попросил направить в цех мастером участка. Выбор был связан с тем, что я уже был наслышан о том, что «цеховики» зарабатывают больше инженеров из технических отделов завода. Возражений у отдела кадров не имелось. Так, в 1978 году я стал на три года сменным мастером на участке чистовой обработки валков прокатных станов.

И сытно, и вкусно

Должностной оклад мастера равнялся 140 рублям. К нему надо присовокупить червонец в виде обязательной надбавки к окладу за работу в ночное время, плюс систематическая премия за выполнение плановых показателей в размере 40 % от оклада, плюс разовые премии за победы в соцсоревновании, за внедрение новой техники и прочие случайные премиальные покосы – итого на круг в тучные месяцы набегало до 250 рублей.

Не буду сюда набавлять совсем нерегулярные 10-20-рублевые приработки от решения курсовых заданий, что носили мне учащиеся-заушники, и которые обычно оформлял в ночную смену, чтобы ненароком не закемарить и не лишиться премии, нарвавшись на проверку бдительного начальства.

В 1985 году средняя зарплата в СССР по народному хозяйству равнялась 195,8 рубля (без учета отнюдь не мифических т.н. фондов общественного потребления). По РСФСР – 207,8 руб., по Украине – и того больше, т.к. старший брат имел привычку в ущерб себе изрядно приплачивать братским республикам. Факт железобетонный.

Средняя зарплата станочников моей смены колебалась в районе 280 рублей. Эта цифра врезалась в память потому, что я, как мастер, ежемесячно заполнял таблицу экономических показателей вверенного мне трудового коллектива. В смене работало два токаря-виртуоза, чья зарплата не выходила за пределы 450-500 рублей. Имелось несколько лодырей, довольствующихся 150 рублями, а в основном рабочие держали зарплату (оплата труда была сдельной) на уровне 300 рублей.

Чтобы понять, много ли я получал, надо напомнить стоимость важнейших продуктов питания из продовольственной корзины 1985 года, утвержденной коммунистическим режимом. Согласимся, что еда всему голова. С пустым брюхом или набитым всякой прогрессивной дрянью трудно работать и мечтать о светлом будущем.

Мяса и мясных продуктов «коммуняки» отвалили в корзину, конечно, с превеликим перебором – почти в два раза больше, чем в свободной от оков тоталитаризма Украине. Но что с них взять – кровопивцы, одним словом!

Остроглазые критики социализма не преминут меня уколоть – «в магазинах мяса не было».

Не буду отливать пули: мясо в обычных магазинах Подмосковья, равно и в магазинах других регионов страны (кроме Москвы, столиц республик и крупных городов) далеко не всегда выкладывали на прилавки. Впрочем, так же как и сейчас. Для того, чтобы его купить, иногда в выходные дни ходил на рынок и там без проблем отоваривался говяжьей вырезкой по 4 рубля за килограмм. Свинина стоила на полтинник (50 коп.) дороже.

Как бы там ни было со снабжением городов мясными продуктами, морозилка моей «Оки» всегда была плотно упакована свининой, курятиной и рыбой. Нет сомнений, что в советское время заметно больше потреблялось качественной белковой пищи. Подчеркну – КАЧЕСТВЕННОЙ отечественной, а не нынешней заморской, мороженой-перемороженной, взращенной на генно-модифицированной сое.

Помнится даже анекдот из «раньшего» времени: «Парадоксы социализма. Прилавки пусты, но домашние холодильники забиты под завязку. Народ ропщет, но голосует «за».

Разговоры ренегатов с плюрализмом взглядов в одной голове о том, что население жило впроголодь, я отношу на счет их бесноватого воображения. Мясопустия уж точно не наблюдалась.

Нелишне напомнить, что «коммуналка» в то проклятое время отсутствия свободы слова стоила оскорбительно мало. В сумме за коммунальные услуги, например, трехкомнатной квартиры, «гомосоветикус» платил 12 рублей.

Пойдем дальше. Минимальная зарплата в стране, рассчитанная Совмином и утвержденная ВЦСПС (Всесоюзным центральным советом профессиональных союзов), равнялась 70 рублям. И попробуй заплати меньше. Могу подтвердить незыблемость «минималки» из собственного производственного опыта. Мой коллега-приятель с соседнего участка однажды по неопытности в воспитательных целях закрыл одному своему сачку-работяге нарядов на сумму менее этой пороговой величины. За этот просчет его затаскали по профкомам и парткомам, не считая нахлобучки от старшего мастера и начальника цеха. И зарплату лентяю заставили довести до законного минимума.

Сравнение с прожиточным минимумом строителя капитализма в суверенной Украине не входит в тему статьи. Кому не в облом, может самостоятельно сопоставить потребкорзины и сделать вывод, когда отвешивали больше прав на жизнь.

Однако в помощь несколько строк. Согласно нормативному документу «Постановление Кабинета Министров Украины от 14 апреля 2000 р. № 656, норма «продуктів харчування» среднестатистического украинца по ряду важнейших продуктов или уступает или примерно равна тому, что определяли в пайку немецкого военнопленного в сталинских лагерях.

Месячная норма потребления свободного украинца:

мяса – 2,1 кг (1,82);
рыба – 0,91 кг (3,1);
сахара – 2,0 кг (0,6);
хлеба – 4,9 кг (18,18);
масло растительное – 0,58 кг (0,61);
сало – 0,166 кг (сало или комбижир – 0,61);
картофеля и овощей – 14,3 кг (15,15);
молока – 5 кг (7,5).

В скобках указанна норма потребления военнопленного в соответствии с постановлением СНК СССР 1782-79сс от 30 июня и 4732рс от 6 августа 1941 г.

Но так жили ИТР (инженерно-технические работники). А ведь имелась в СССР и многочисленная трудовая элита. Например, шахтеры, количество коих в Украине было около 400 тысяч человек.

Роковая глупость гегемона

Сих подземных тружеников я в упор понять не в состоянии. Жили в СССР, окруженные почетом и уважением, колупали отбойниками зарплаты от 500 до 1000 рублей (столько получали министры), летали на уик-энд в Сочи и вдруг стали стучать касками об асфальт.

Чего им не хватало, что они стали одними из главных инициаторов свертывания социалистического проекта? Читая требования бастующих горняков 1989 года, диву даешься размаху их желаний. Например, «установить 70 % пенсий от общего заработка, но не менее 300 рублей (шахтерам)», «установить продолжительность отпусков шахтерам – 60 дней» и даже «предлагаем Верховному Совету СССР пригласить в страну экономиста Леонтьева В. В. для разработки конкретной экономической модели выхода страны из экономического кризиса».

Василий Леонтьев приехал из Америки, похлопал по плечам местных реформаторов-коновалов, и через два года кердык Союзу, а вместе с ним престижности работы шахтером – как, впрочем, и всех других трудовых специальностей.

Советская власть была чрезмерно чуткой к мнению трудящихся, потому и наскучила. Наверное, так случается в отношениях с хорошими домовитыми и безотказными женщинами. Пролетариату захотелось изысков и разнообразия. И они получили в избытке экстрим капиталистического труда. Теперь бастуй не бастуй, всё равно получишь хрен по копейке. Капитал не склонен цацкаться с рабочим классом. За всё приходится платить, а за собственную дурь – по двойному тарифу.

Но продолжим отделять овнов от козлищ.

Между молотом и наковальней

Работа мастером почти ничего не дала мне с точки зрения инженерного творчества. Продукция цеха по технологическим параметрам не являлась сложной. Шла она десятилетиями, не меняясь конструктивно, техпроцесс рационализировали до совершенства. Да и сама работа мастера была отлита в лозунг «Забудь индукцию, давай продукцию».

Правда, разок от избытка опыта предложил упростить технологию изготовления одного серийного изделия, исключив шлифовку на круглошлифовальном станке, а доводку детали совместить с чистовой токарной обработкой. Но старший мастер, сам из станочников, посоветовал не страдать муками творчества и не лишать шлифовщиков калымной (то бишь очень выгодной по расценкам) работы. На том мои рационализаторские потуги уснули до времени.

Довелось мне несколько раз выигрывать заводской конкурс на звание «Лучшего мастера». Но лауреатства удостаивался скорее от умения толково заполнить пространные конкурсные формы, чем от умения по-настоящему руководить коллективом, состоящим из матерых работяг, обуреваемых не желанием выполнять плановые задания, а элементарным рвачеством.

В Советском Союзе рабочий класс занимал нишу гегемона (по крайней мере, официально за ним застолбили это место), и дисциплинировать нерадивых работников было очень сложно. За три года работы цеховым мастером мне удалось освободить свою смену только от одного забулдыги – и то не по статье КЗОТа, а потому что замордовал его обоснованными придирками и регулярно отстранял от работы, учуяв малейший запах перегара.

Лютовал не по причине злобности, а в основном из инстинкта самосохранения. Производство у нас являлось травмоопасным, ибо обработка велась на станках, на которые приходилось взбираться по лесенке. На тот свет можно было загреметь даже от отскочившей стружки весом с кувалду. Если станочник, будучи под хмельком (умудрится, гад, втихую принять на грудь!), решит побыть в роли Стаханова и травмируется, мне почти автоматически обрезали премию по самое не могу.

Более того, если травма случится опасной для жизни, то мастера могли запросто привлечь к уголовной ответственности. В мою бытность мастер термического участка из нашего цеха огрёб один год условного срока за то, что его термист случайно нанес серьезную травму контролёру – вышиб тому глаз. Рабочий болгаркой зачищал место замера твердости детали после термообработки, круг разорвался, и осколок, минуя защитный кожух, угодил в око контролёра, крутившегося рядом. Человек – инвалид, а мастера чуток на нары не сопроводили. Администрации цеха удалось отстоять его перед правосудием только потому, что отсутствовали прямые признаки нарушения техники безопасности.

Одним словом, эта собачья должность быстро перестала греть меня – снизу гегемон хайло открывает, сверху начальство рот на тебя поднимает, а быть в гармонии с тем и другим – это уже из области Метафизики Верхнего мира. Хотя определенный жизненный опыт приобрел. В довесок к нему неплохо овладел многофункциональными матюками, научился виртуозно забивать козла в домино и постоять за себя, вплоть до рукосуйства. И на том спасибо. Потому как только подвернулась по-настоящему инженерная работёнка, я тут же встал на лыжи.

В одном из городов Луганской области, откуда был родом, Союзное Министерство электронной промышленности начало организовывать машиностроительный завод для выпуска спецоборудования. Туда я и устроился технологом механосборочного цеха.

Кайф от инженерного труда

В один из первых рабочих дней увидел на доске заводских объявлений лист ватмана, на котором художник красивым крупным шрифтом расстарался перечислить к сведению рационализаторов и изобретателей пять устройств и приспособлений, необходимых для технологического процесса.

Сходил к главному технологу за разъяснениями по каждому пункту, затем спустился в цех, уточнил параметры оснастки, которую должны были эксплуатировать её заявители. И где-то через пару недель положил на стол главного технолога все пять предложений с чертежами общего вида устройств, выполненных для наглядности в аксонометрической проекции. А для установки размагничивания стальных деталей и заготовок переменным магнитным полем с затухающей амплитудой не поленился рассчитать параметры катушки индуктивности – основного элемента демагнетизатора.

Главный технолог удивленно полистал при мне мои рацухи, задал несколько контрольных вопросов (сам ли я автор сих решений) и посоветовал для быстрого их внедрения взять в соавторы начальников производственных участков, где должна была эксплуатироваться оснастка. Я не стал возражать. В течение двух месяцев всю оснастку изготовили и внедрили в производство, а в моём расчетном листе возникла графа «вознаграждение за рационализаторское предложение».

Эта строка стала настолько постоянной, что в трудовой книжке очень скоро появилось несколько вкладышей, т.к. не хватало места для внесения отметок о денежных вознаграждениях. Нельзя сказать, что они были велики. На размер гонорара влиял экономический эффект от внедренного изобретения или рацпредложения. Завод выпускал сложную технику с элементами точной механики в единичных экземплярах, а часто даже в опытных образцах. Даже мелкие партии случались очень редко. Потому экономическому эффекту просто негде было разгуляться.

Тем не менее, «мелким огнем» мне почти ежемесячно удавалось (пока работал цеховым технологом) накашивать до 50 рублей. Это была существенная прибавка к 140 рублям моего оклада и 63 рублям регулярной премии (45 % от оклада).

К тому же я не ленился постоянно вести платные курсы повышения квалификации для рабочих. Читал несколько дисциплин, среди которых, хорошо помню, были: техническое черчение, основы материаловедения (марки стали, виды термической обработки стальных заготовок) и основы взаимозаменяемости (системы допусков и посадок).

Моему профессиональному росту помогало то обстоятельство, что завод находился в стадии стремительного роста. К нам приходили далеко не асы своих профессий, да и я сам ещё не был классным специалистом, хотя добротная техническая подготовка и навыки к самостоятельной работе, полученные в университете, здорово помогали. И пока в цехе отсутствовало специальное станочное оборудование, приходилось ломать голову, например, над тем, как качественно проводить координатно-расточные работы на обычных универсальных фрезерных станках (даже не повышенной точности). Или при отсутствии установок для поверхностного закаливания деталей токами высокой частоты осуществлять сквозную закалку в электрических печах с минимальной поводкой заготовок. Или разъяснять фрезеровщику, никогда толком не работавшему на зубофрезерном станке, что такое корригированные зубчатые колеса. И почему лишний зуб в нарезанном колесе через несколько циклов приводит к сбою шага укладочного механизма автомата упаковки резисторов в перфоленту.

По мере поступления на завод нового, а зачастую уникального станочного оборудования, по долгу службы приходилось участвовать в его освоении. Это была отличная производственная школа. Мои скромные способности находить оригинальные решения в нестандартных ситуациях заметило начальство и дало ход моей карьере.

Через шесть лет я из рядового цехового технолога дорос до кресла главного инженера. И было весьма лестно, черт побери, когда в Москве главный инженер четвертого Главка Министерства электронной промышленности СССР представлял меня как самого молодого главного инженера предприятий отрасли.

Но я, собственно, не о своей стремительной карьере, а о том, что труд инженера несет в себе огромный заряд творчества. И от решения технических задач, можно ловить кайф, наверное, не меньший, чем ловил Ричи Блэкмор, когда нащупывал культовый гитарный рефрен «Smoke On The Water».

Трудно не согласиться с тем, что труд хорошего инженера увлекательнее работы виртуоза-разливщика пива, рекламного агента, втюхивающего потреблянам всякий непотреб, или реализатора на блошином рынке.

В 1991 году с нашего быдлячего согласия прикончили «Союз нерушимый», прельстившись высокохудожественным свистом про 30 сортов колбасы на прилавках. И через пару лет почти все малые и крупные предприятия нашего «наукоемкого» града (за исключением химкомбината, который сейчас тлеет в половину своих промышленных кондиций) были превращены в прах розбудовы. На улицы одномоментно выбросили 30 тысяч человек, занимавшихся созданием материальных ценностей.

Отдельная песня о том, как выживал советский инженер в рукотворном хаосе грабежа великой страны, затеянного компартийной сволочью, вмиг сменившей окраску. Одно скажу: вопрос в 90-е годы стоял о физическом выживании. И выжить удалось, в отличие от миллионов украинцев, которых в могилу преждевременно спровадили самостийные братки-реформаторы.

http://clck.ru/1NvEx


Комментариев:

Вернуться на главную