* * *
Если завтра война, мы поплачем о милом,
перекрестим дымящийся дол.
Проведём бэтээры по отчим могилам,
чтоб могилы никто не нашел.

Подожжём златоглавый истерзанный город,
чтобы городом враг не владел.
И зазубренный серп, и заржавленный молот
зашвырнём за небесный предел.

Все вино мы допьём и пройдём по бокалам –
никому нашу радость не пить.
Если завтра война, мы забудем о малом, –
честь и славу – за грош не купить.

Наш распахнутый мир будет светел и страшен,
голос крови сильней, чем закон.
Заминируем каждую пядь этих пашен,
динамит – под оклады икон.

Видишь, – выхода нет, поднимается ветер,
Русь уводит на облачный край:
впереди только битва и огненный пепел,
позади – очарованный рай.

РУССКАЯ КРОВЬ
Кровь текла в моих жилах, текла издалёка,
сквозь столетья по воле славянского рока.
В потаённых ручьях округ сердца журчала,
на горячей волне мою душу качала.
И шептала душе, что по праву рожденья
ей великая доля дана во владенье:
благородного племени древняя слава,
и доверье Творца и святая Держава.

Мы с тобою богаты, безмерно богаты –
нам молитвы отцов как незримые латы,
бесконечная даль просит нашей охраны,
сотни трав исцелят воспалённые раны.

Кровь текла в моих жилах, текла издалёка,
холодела в предчувствии злого урока,
закипала она, когда Русь унижали,
застывала она на восточном кинжале,
проливалась на землю от пули устало,
в чернозём уходила, зарёй расцветала.
И приказ ее, что неизбежней победы:
созидать и растить, знать пути и ответы.

Мы с тобою спокойны, по-детски спокойны.
В нас Россия живет и проходит сквозь войны.
И прославится вновь, это может быть завтра,
безупречная кровь, безупречная правда.

* * *
От востока по тонкому льду
ветер звёзды сметает.
По степи далеко ли иду?
Сокол знает…

Посмотри, – распластал он крыла,
выше облака рыщет.
А вокруг окаянная мгла
вьюгой свищет.

Затянулись дороги в петлю,
враг вослед проклинает.
Крепко бога войны я люблю!
Сокол знает.

Прохожу, о России грущу
с песней грозной и честной,
волю вольную в мире ищу –
Град небесный.

Укрывает его высота
и огнями блистает…
Но не знаю, – войду ли туда?
Сокол знает!

* * *
Ты пошёл на охоту
по небесной пушистой золе.
Дал оружие кто-то
да с серебряной пулей в стволе.
В межпланетную бурю
расступилась степная заря.
Смотришь, пристально щуря
очи сумрачного янтаря.
Смотришь, в гибель не веря,
перед целью не дрогнет рука.
На библейского Зверя
Бог нашёл удалого стрелка.
От серебряной пули
грянет свет по великой Руси.
Если люди уснули –
разбуди, сохрани и спаси.
Если люди проснутся,
ты вернешься к родному огню,
а не сможешь вернуться,
я умру и тебя догоню.

* * *
Немногим высокая тайна известна,
рассеяна светом во мгле.
За милую Родину – звёздную бездну
сражаемся мы на земле.

Распахнуты окна в России широко,
туда, где ни края, ни дна.
Мятежное Солнце – горящее око
куда ни посмотрит – война.

И я воевала и в небо смотрела,
великую волю любя,
за смерть – против жизни,
за дух – против тела,
за ангела – против тебя.

Прощай, удаляйся без лишнего спора
на запад покорного дня,
туда, где спокойны леса и озера,
где враг не заметит огня.

Ведь здесь только ветер на каменном блюде
гоняет песок и века.
Ломаются церкви, ломаются люди,
обломки уносит река.

* * *
Слушай, судьбина – бестия,
может быть, пригожусь.
В случае путешествия
я выбираю Русь.

Ставишь второе действие?
Бью по рукам с тобой –
в случае происшествия
я выбираю бой.

Звёздное притяжение
и золотая твердь...
В случае поражения
я выбираю смерть.

АНАФЕМА
Анафема тебе, толпа рабов,
бараньих глаз и толоконных лбов,
трусливых душ и ослабевших тел.
Анафема тому, кто не был смел,
цена смиренья – хлыст поверх горбов.
Анафема тебе, толпа рабов.
Пока тобою правит без стыда
бесстыжая кремлёвская орда,
ты не народ, ты – полуфабрикат.
Тебя сожрут и сплюнут на закат,
крестом поковыряют меж зубов.
Анафема тебе, толпа рабов.
Ползи на брюхе в западную дверь.
Я думала – в тебе есть Бог и Зверь.
Я думала – в тебе есть Тьма и Свет.
Я ошибалась…
Кто ответит: «Нет?»
Стой, Солнце!
Разворачивай лучи
и бисер по притонам не мечи.
Я опускаю свечи вниз огнем.
Да будет проклят день,
не ставший Днем!

ЖЕЛЕЗНЫЙ АЛЬБОМ
А я воспеваю забывших о доме,
их мужество в битвах царит.
Оставьте автограф в железном альбоме,
вот рукопись, что не сгорит.

Скреплённый тяжелой сверкающей цепью,
он, словно гербарий, хранит
крыло самолета, что взорван над степью,
и компаса верный магнит...

Колючую проволоку и кокарды,
забытые между страниц.
В железном альбоме —
железные карты,
где россыпи мин вдоль границ.

Тугими листами он вспарывал дали,
все звезды осыпались вниз.
Трофейным кинжалом испытанной стали
вы вырежете свой девиз.

И цели достойной не вижу я, кроме
свершенья имперских побед.
Оставьте автограф в железном альбоме:
"За Расу! За Русь! За рассвет!"

* * * Больной озлобленной Державой,
среди обугленных камней
смотри, как Русь идёт за славой!
Смотри, как Смерть идёт за ней!
Звезда войны высоко светит,
дорога вьётся, словно вервь.
А Бог на просьбы не ответит,
он любит тех, кто нем, как червь.
Но я во тьме дурной и синей
кричу в огонь небесных глаз:
Господь, что сделал ты с Россией?
Проси прощения у нас!
Пусть снова станет пустошь пущей,
войска покинут грязный ров
и ураган пройдет поющий,
вздымая избы из костров.
Как жить униженным и сирым?
Тоска объяла дол и высь.
Стой, Солнце! Не ходи над миром,
Земля сырая, расступись!
Желает Бог меня отвергнуть,
швырнуть в огонь сухой корой.
Но сжечь – не значит опровергнуть,
как говорил один герой.

* * *
Сияет листовка на серой стене,
страна по колено в крови,
но каждая песня о вечной войне
лишь песня о вечной любви.
О деве, что плача стоит на крыльце,
глядит на дорогу в тоске,
о юном герое во вражьем кольце,
о солнце весны вдалеке.
О гордой душе, что летит в высоту,
о ивах кровавой реки,
о белых цветах, что ложатся к кресту
из трепетной детской руки.
Нам верность и подвиги снятся во сне.
Зови их на землю, зови!
Ведь каждая песня о вечной войне
лишь песня о вечной любви.
И с радостью мы растворимся в пыли
за рощи в туманной дали,
за белые села, где жить не смогли,
за город, где жить не смогли.
Тоска о незримом сжигает меня,
и солнце глядит свысока,
есть каста бойцов, и стальная броня
для них, словно нежность, легка.
Ты, как об огне, вспоминай обо мне
и звезды доступные рви.
А каждая песня о вечной войне
лишь песня о вечной любви.

* * *
Через года, через века,
сквозь бой и слёзный причет
течёт кровавая река,
ее Россией кличут.

Пусть лжец сплетает цепь строки,
пусть новый тать смелеет…
пусть пес лакает из реки –
река не обмелеет!

* * *
За волной волна – травы светлые,
месяц катится в бледном зареве.
Над рекою в туманном мареве
огоньки дрожат неприветные.
Так порой на Руси случается,
волки-витязи, песни-вороны,
огляжу все четыре стороны,
а никто не ждёт, не печалится.
Нож булатный – моё сокровище,
мои сестры – мечты далекие,
мои братья – костры высокие,
слева – верной тоски чудовище,
справа – был ли храм? И не вспомнится.
Волки-витязи, песни-вороны,
не с кем, кроме вас перемолвиться.
Перемолвиться – не отчаяться,
за удачей в бою отправиться.
Наше поле врагами славится,
пусть никто не ждёт, не печалится.
…У зверей есть норы и лежбища,
у людей – дома над рекою.
Гляну в ночь и махну рукою:
поле битвы – моё убежище.

* * *
Ввысь идет дорога Вечности
ослепительным лучом.
Охраняй меня от нечисти,
Воин с огненным мечом.

Сердце яростью расколото,
ничего уже не жаль.
Охраняй меня от золота,
по отважным плачет сталь.

Охраняй меня от радости-
с нею песен не сложить.
Охраняй меня от старости-
чтоб любви не пережить.

Солнце черное снижается,
дым над Русью бьет ключом...
За меня всегда сражается
Воин с огненным мечом!

ВЫПИЛИ И ВСПОМНИЛИ
Стол накрыли в тесной комнате,
май пришёл – святые дни.
Люди выпили и вспомнили
то, что русские они.

По столу стаканы стукали,
словно пули по броне.
Говорили деды с внуками
о судьбе и о стране.

Было к правящим презрение,
боль за правду велика,
озаряло всех прозрение,
пробирала всех тоска.

Ошалев от спирта чистого,
славя давнюю весну,
хор нестройный грянул истово
про священную войну.

И сквозь горе нетверёзое,
сквозь забывшееся зло,
что-то верное и грозное
просияло…
И ушло.

* * *
Спой мне песню
про чёрного ворона.
Расскажи, где живая вода.
Я ушла в чужедальнюю сторону
и назад не вернусь никогда.

В низком небе луна неизвестная,
нет на родине этой луны,
и холодное, злое, бесчестное
затуманило ясные сны.

Вспомню степи да рощи сосновые,
ночь не ночь, и страна не страна.
О высокую стену дворцовую
разобью я бутылку вина.

Разлетятся осколки гремучие,
покачнётся лихая земля,
и высокие травы колючие
заплетут основанье Кремля.

Заплетут чужедальнюю сторону.
Ветер, стихни, и враг, отступи!
Спой мне песню
про чёрного ворона,
словно я умираю в степи.

ЛЕГЕНДАРНЫЕ БАНДЫ
В дождевом перезвонце
огневой вышины
только дикое солнце
партизанской войны.
Каркнет чёрт на раките,
с неба свистнет коса.
Мало нас, уходите,
уходите в леса.
За овражные скаты,
где гремят соловьи,
унесем автоматы
и обиды свои.
Как же весело, братцы,
не кричать: «Помоги!»
А самим разгуляться
там, где правят враги.
Да, в ответ на угрозы
поджигать города,
да пускать под откосы
на заре поезда...
Отрекутся родные,
отрекутся друзья,
на погромы шальные
разрыдавшись: «Нельзя!»
Ну а как еще можно
свет – Россию спасти? –
Вымирать осторожно?
Крест замшелый нести?
На большую дорогу
выходи всё равно.
Слава русскому Богу,
Слава батьке Махно…
Сгинут все оккупанты
Эх, свобода – краса!
Легендарные банды,
Золотые леса…

* * *
Расставшимся со славою
с бесславием не справиться…
Страна золотоглавая
чужой свободой давится.
То слева кто-то целится,
то справа кто-то целится:
— Тепло ли тебе, красная?
— Тепло ли тебе, девица?

Все каменные норочки
заполнили разбойнички.
Там по ночам разборочки,
тут по столам покойнички.
В столице нежить греется,
заводит речи властные:
— Тепло ли тебе, девица?
Тепло ли тебе, красная?

А на востоке горочки
под угольком Ичкерии.
И подгорели корочки
на хлебушке империи.
Где путь российский стелется,
там ставят мины частые.
— Тепло ли тебе, девица?
— Тепло ли тебе, красная?

А по задворкам мальчики –
романтики, фантастики.
На рукавах повязочки,
а на повязках свастики.
Там юным зверем щерится
заря огнеопасная.
— Тепло ли тебе, девица?
Тепло ли тебе, красная?

Дрожит над миром марево,
Москва глядит растерянно.
И новой битвы зарево
плывет в зенит уверенно.

ВОЛК УМИРАЕТ МОЛЧА
Дома забитые в лебеде,
полей загубленных клочья.
Мой край поведал бы о беде,
но волк умирает молча!
А было дело, через жнивье
другие носили флаги.
И продотрядовское шпаньё
в степные ползло овраги.
Восславим пращуров имена
и встанем, в борьбе едины.
Вскричат, что Русь не обречена
винтовки и карабины.
Проснись, Отчизна, вокруг не зги,
но память тоска не стерла.
Еще узнают твои враги,
как волк разрывает горло!

* * *
В звёздной татуировке ночей
мир живёт без затей.
Мы боимся красивых речей
и геройских смертей.

Мы боимся правдивых людей –
с ними сложно дружить,
мы боимся великих идей –
им опасно служить.

Но бывает из сотни годин
год мятежный один.
Но бывает из сотни один
сам себе господин.

Это он все решает за всех,
все узлы разрубив.
И о нем – всенародный распев
и восторженный миф.

Так не бойся остаться собой,
не считая виной
волю к власти над грозной судьбой,
над державой родной.

Перед идолом нас не склонить
среди дьявольских слуг.
Только Бог может нас оценить,
только совесть – наш друг.

* * *
Плывут туманы слева, справа,
как синий мед.
И птица – китежская пава
во сне поет.
А я бреду сквозь пущи, чащи,
сквозь дождь и грусть.
Цветы духмяные блестящи,
да ну и пусть.
Здесь зелье каждому по вере
для добрых чар…
…Разрыв – траву ищу я, звери.
Разрыв – пожар!
Она раскроет все темницы
в туман лугов,
Спалит до утренней зарницы
дворцы врагов,
и задрожит душа народа,
и воспарит…
Что там горит у поворота?
Что там горит?! –
Скажи мне, китежская пава,
крыла раскрыв,
разрыв-трава? Слова
иль слава – разрыв?
Цветет неведомая сила
стальным пером.
Я стебель звонкий обломила.
И грянул гром!

* * *
Рука божества по серебряным струнам
скользнёт уже в тысячный раз,
мир снова очнётся жестоким и юным
и примет немногих из нас.

Он пустит зверьё среди пыльных завалов
играть, когда Солнце взойдет.
Руины трущоб и элитных кварталов
колючей травою повьет.

Луна, умирая, ударится оземь,
забвения мед изопьем,
иконы, законы, каноны отбросим,
лишь кровь будет петь о своём.

Забудем, как жили, творили, молились…
Но нашу свободу – не трожь!
И где абсолютным оружием бились,
там выточат каменный нож.

* * *
Я люблю тебя, степь,
словно жизнь, словно смерть,
золотая и знойная твердь.
Ты мне мать, ты мне дом,
и курган со крестом,
и рубеж с богатырским постом.
Нету кроме тебя
ни друзей, ни родни,
вся родня – над полями огни.
И никто не поможет,
никто не спасет,
только ветер тоску разнесет.
Я пойду далеко, я пойду высоко,
расступайся, туман-молоко.
Вот и солнце встает,
и пичуга поет,
и душа до небес достает.
Помолись ты, мой свет,
буйным ветром побед,
переливами молний вослед,
чтоб летел надо мной
только ангел степной.
И не нужен мне спутник иной.

* * *
«Пуст твой двор
и в жилище не будет живых», –
говорит мне смеющийся враг…
И серебряный мох
на березах кривых,
и дорожный дымящийся прах.

Эти белые села никто не спасет,
эти рощи пойдут под топор,
и неистовый ветер печаль унесет,
и сожрёт твою песню простор.

Реки вспять повернут, и стада уведут,
и детей унесут на руках,
и лихие вояки страну предадут,
прогуляют ее в кабаках.

В камуфляже и касках чужих голубых
все сметут, и останется страх…
«Пуст твой двор
и в жилище не будет живых» –
говорит мне смеющийся враг.

* * *
Во тьме, где плачет каждый камень
бессильным голосом потерь,
мы вызываем память-пламень,
чтоб вновь сражались Бог и Зверь.

Где юность истлевает в старость,
где храм отделан под дворец,
святую воинскую ярость
мы вызываем из сердец,

и высь, и ширь путей раздольных
сквозь хаос четырех сторон,
и свет священных белых молний
сквозь мутный мертвенный неон.

И кровью Солнца день пронизан,
и гром – обвал бетонных плит.
Кто нами создан, нами вызван, –
тот старый мир испепелит.

* * *
Московская ночка – горячая точка
и свет – для бунтующей тьмы оболочка,
где низкие истины смешаны с пылью.
Мы – беженцы: В путь! –
От бесправья к бессилью.
Мы – парламентеры: В огонь! –
К перемирью.
Сегодня пугайте Москвой –
не Сибирью.
Здесь центр паутины?
Иль логово спрута?
Прямые дороги ломаются круто,
в бетонные дебри ведут без возврата…
Мы – жертвы,
но тюрьмы для нашего брата.
Здесь только убийца –
не дичь-одиночка.
Московская ночка – горячая точка.
Отсюда уходят к границам команды
и грязные деньги в кавказские банды,
сюда возвращаются чёрные вести.
Москва и Россия – не вместе! Не вместе!
О, город, врастающий в адскую бездну
корнями злодейств – только треть их известна.
О, город, крестами пронзающий небо…
Да здесь и Спаситель не выпросит хлеба.
Московская ночка – горячая точка.
Огнём наливается каждая строчка.

* * *
Ты носи меня, мать-сыра земля,
там, где дурня радует конопля,
там, где дуру радует красный шёлк,
там, где волка радует мертвый полк.
Я иду, свищу, про себя грущу,
то ни знаю что на Руси ищу.
Не идут войска в золотой заре,
не лежит оружие в алтаре.
Меч-то кладенец проржавел вконец.
Есть и молодец – супротив овец,
против молодца он и сам овца.
Не видать бойца при дворе Творца…
Но со дня рожденья моей страны
мы её всечасно спасать должны
от тюрьмы, сумы, от вина, вины
и от мира так же, как от войны.
Сыновей спасать от отцов, увы.
И, порой, провинцию от Москвы.
И сегодня любая нация –
чрезвычайная ситуация,
новобранцев подразделение –
лишь потерянное поколение.
Я возьмусь за голову от тоски.
Так продлится до гробовой доски —
я иду поперек раздолья
все от митинга до подполья
и швыряю в траву бутылки,
эх, от стрельбища до Бутырки.
— Ну, а где мой дом, мать-сыра земля?
— Ты пойди под дуб, на дубу петля.
— А где верный друг?
— В кабаке умрет.
— Где весёлый враг?
— Сделай шаг вперед.
Я рукой махну, я вперёд шагну,
мы должны всечасно спасать страну.
Если некуда больше деться,
будем в «точках горячих» греться.
Ты носи меня, мать-сыра земля,
от полынной пустоши до Кремля,
от Кремля туда, где бандитский лес,
а оцеплен лес – до седьмых небес.

ВОЗЛЮБИ СВОЕГО ВРАГА
«Возлюби своего врага» –
эта фраза вам дорога.
Что ж послушаюсь, уступлю,
я врага своего люблю.
Не убил, не загнал в тюрьму,
не вручил по пути суму,
не изгнал, не лишил тепла, –
не заметил, как подросла.
Коль вину ему отпущу,
за себя я его прощу,
но когда подойду к окну,
не прощу его за страну.

Пляшет облако гари
по ночным городам.
Я – из партии парий
и её не предам,
искры на пепелищах
загораются вновь.
Я за злых и за нищих,
за бунтарскую кровь.

Я врага своего люблю –
помолиться, так намолю:
Надышаться ему – в петле.
Отоспаться ему – в земле.
Все идет к одному концу,
коль ударю, то по лицу.
О, Россия, костры, снега!
Я люблю своего врага!