|
В данное время на сайте Стихи.ру завершается Большой литературный конкурс-2011. Будучи в числе экспертов Второго этапа, я составила свою десятку авторов.
В поэзии для меня первична мысль, а не форма, в которую её облекает творец, потому что зачастую жонглирование словами и стилистические эксперименты маскируют отсутствие содержания. Я отдала предпочтение работам, где отражена индивидуальная философия автора, которая интересна мне.
Стихотворение Михаила Свищёва «Четыре оврага» передаёт дух провинции, смиренно-суровой, где живут традициями, но эти традиции рушатся, новое поколение бежит от прошлого и родины, в душе оставаясь её частью, любя её печально и обречённо. http://www.stihi.ru/2009/09/08/3559
***
Наш город не помнил ни герба, ни флага.
Куранты на башнях прилежно хромали.
Больница, тюрьма да четыре оврага,
которые мы называли холмами.
И были, наверно, по-своему правы,
и жили, наверно, недолго, но просто.
И экс-прихожане двенадцати храмов
собой удобряли двенадцать погостов.
Лихие прабабки справляли столетья,
все сказки счастливо кончались венцами.
От браков рождались здоровые дети,
которые нас называли отцами
ни то по привычке, ни то по ошибке,
и вскоре ошибки своей устыдились.
Они до темна собирали пожитки
и все как один до светла уходили.
Они волокли чемоданы и лица,
они занимали вагоны и трюмы.
А после – ложились в чужие больницы,
а после – садились в далёкие тюрьмы.
И были, наверно, по-своему правы,
и жили, наверно, своими умами,
украдкой молясь за четыре канавы,
которые мы называли холмами.
Ирина Зиновьева в произведении «Таруса» явила нам образ Марины Цветаевой - бронзовой гостьи, сбегающей к Оке, блуждающей по пыльным улочкам, дала ощутить стихию мятежного нрава поэтессы, которую невозможно заключить в рамки нашего представления о ней, в бесчувственный металл памятника. http://www.stihi.ru/2011/05/06/5207
ТАРУСА
(памятнику и камню)
Я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов,
которыми Кирилловны шли к нам в Песочное,
а мы к ним в Тарусу,
поставили, с тарусской каменоломни, камень:
Здесь хотела бы лежать МАРИНА ЦВЕТАЕВА. (М.Цветаева, 1934)
Босой холодной бронзой – под откос,
сквозь взгляды – с глаз
долой и под подол
бегом к сестре
Оке голубоокой –
за вывернутым веком столько слез,
как будто кто-то лемехом прошел,
распахивая каторжные строки...
Где был твой дом – бетонная плита –
дом отдыха, эстрада, танцплощадка,
а ниже камень с именем без дат
впечатан в берег – памятка? –
загадка
прохожему –
«рви землянику – вздор,
что с кладбища, –
да, здесь лежать хотела»...
пора –
обратно – в бронзовое тело,
туда на площадь, в город, на позор,
под объективы ненасытных мыльниц –
свернешь с дороги –
и в проулок пыльный
к друзьям-грачам за пачкой папирос...
босой холодной бронзой – под откос.
Новуюстолицу - преображенный, чуждый лирическому герою Игоря Гонохова город, видим в тексте «Напишите, милые, о Москве». То ли мы «растеряли Москву», то ли Москва растеряла себя, но мы чувствуем ностальгию автора и неумолимость времени, меняющего нас и окружающий мир. http://www.stihi.ru/2010/08/20/7242
***
на старинных, стёршихся петлях шкаф,
(временной меняющийся портал),
говорят, все ищут на Плетешках,
чтоб попасть в Москву, о какой мечтал.
а Москва – давно уже не Москва...
этот город, выцветший от жары,
у торговца где-то сидит в мозгах
между вкусом фенхеля и зиры.
африкански-жёлтый сухой газон,
возле баков – брошенный самокат,
небоскрёбы в мареве – там – Гудзон,
завернёшь за фруктами – Самарканд.
я Москву во времени растерял,
и куда бы мне ни пришлось идти:
где была пельменная – ресторан,
а на месте булочной – стал «интим».
но пока не съехала жизнь в кювет,
от забот пока не заглох мотор,
напишите, милые, о Москве –
те, кто помнит прежнюю до сих пор.
слишком много дыма, смертей, сирен
и жара – с неделю не пьёт Костян,
а мне снится, будто цветёт сирень...
и над нею, в белых свечах – каштан...
Штрихи и цветовые пятна образов и метафор, брошенные поэтом на полотно текста, создают чувственно-звуковую палитру «Средиземноморья», вовлекают в круговорот ярких красок, ароматов, звуков. Жан-Поль Прутков сумел по-своему открыть читателям прелесть чуждого, но манящего Востока. http://www.stihi.ru/2008/01/02/1499
"ВСЕ РЕКИ ТЕКУТ В МОРЕ..."
(Йям-Да-у-Нъенэ)... Баюшки-баю...
...А горизонт заботливо и рьяно подкладывал под голову мою
Все камни раскаленного Судана;
Чумазых родинпаутинный дым...
Кровосмешеньем акху и алоэ я был мулат, и бело-голубым (лаголубы)
Раскрашивал волов на водопое...
Смотрелся косо в антропа питек через порог от присного к отныне,
Где я менял пожар библиотек на маяки, горящие в пучине...
«...но море не переполняется...»
Я пал до ровни чистого листа, неловко брился в афро-дитной пене.
В своей тени стояла высота, поскрипывая глинами в коленях.
Лоснились скалы спинками от лож... как головы... надводны и покаты;
Как в полуправде тонет полуложь: что создавал Прокруст акселератов.
Прописан круг до штильности икон. Зрачками ночи прошивала суша,
И обходя досадный Рубикон, не разуваясь, норовила в душу.
Я совратил в матросы моряка; и до сухой черты водораздела
Дал проиграться в два материка всем трем частям расхристанного тела.
Но, обжигаясь кромками зубов, сведя налёт кирпичного загара,
Я просочусь по хляби меж столбов, и отплююсь ядреным трафальгаром. –
...
Топить с головкой память берегов,
Где дырь ноздрит, а ветры, как пацанки; где, умывая доски и богов,
Со всех судов судачат по-судански...
«...к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь»
(Екк 1:7)
Работа Ивана Дарумова «На грядущих иконах» привлекала меня романтической атмосферой мифа, мечты, куда порой уходим от реальности. Кажущейся близостью другого измерения, где царит идеальная красота и высшая сила. http://www.stihi.ru/2008/03/03/726
***
Уповай, уповай, и пока не истаяли горы,
И пока землемеры, пока рудокопы рыдают,
Сквозь холсты возникают, не ведомы смертному взору,
Корабли, корабли, и от края восходят до края...
Уповай, уповай, и пока ста миров вознесенье,
И пахтание млечных сапфиров, и блеск изумрудов –
Проплывают, скользя, и бесчинствуют в этом скольженьи
Корабли, корабли, и века превращают в минуты...
Уповай, уповай, и пока нет имён исполинам,
Что внимают и держат звезду, как пушинку, в ладонях –
Ты и сам, словно первенец их, златоткан и невинен...
Корабли, корабли – только свет на грядущих иконах...
Противостояние толпы и философствующего бунтаря - искателя опасных истин видим в стихотворении «2033. Еретик» Хана Юрия. Образ, который всегда будет близок мыслящему человеку. Стихотворение напоминает фильм проработкой сюжета и декораций, окружающих персонажа. http://www.stihi.ru/2006/10/17-244
***
- Не отпускай моей руки - мы вместе выйдем под прицелы.
Зрачков дрожащие круги и дыры чёрные стволов
её глотают красоту, ведут сквозь город опустелый,
и пламенеет на свету распущенность её волос...
/Война и долгая зима оставили своё наследство -
в полуразрушенных домах существ голодных племена.
Людская глупость - вот всегда страшнейшее из наших бедствий.
Опять дорога в никуда, опять - слепая пелена.
Религий вечное враньё - лишь саван на останках мира.
Нет веры в Бога - за неё остались ненависть и страх,
и в поисках врага толпа вновь сотворит себе кумира -
муллу или епископа - под рёв горящего костра.../
Мы не сумели убежать, и, значит, этот день - последний.
Пришелец из-за рубежа... вон той сверкающей реки
и ведьма, с робостью в глазах, на холоде - лишь в платье летнем.
- Кто я? Ну, как тебе сказать - я, в общем, строю маяки.
Нет, те стоят на берегу, а я пытался строить в людях.
Любовь - и к другу и к врагу, и, знаешь, кончатся враги.
Ты веришь, слушали меня - рабы, солдаты, даже судьи!
Ну, после стали обвинять. Побили, сняли сапоги.
Жаль, не умеешь колдовать - лететь бы в небе... пьяным, сытым.
Не смейся, а колдуй давай! Не можешь? Ладно, буду сам.
Они подходят. Что с тобой? Не бойся, нет, не будет пыток.
Вот я взмахну сейчас рукой, и мы пойдем по облакам...
«Во времени всё больше вещества» Сергея Пагына даёт ощутить прорыв поэтического сознания во вневременность и внепространственность – от сиюминутности и мелких деталей будничной реальности: ночного окна, трав и лип, над которыми внезапно проносится «ветер из нездешних мест». http://www.stihi.ru/2010/09/30/6190
***
Во времени все больше вещества,
оно густеет, принимает формы
окна ночного,
ветки,
рукава
висящей куртки,
бабушкиной торбы
с пучками трав от хворей и от ран…
И вот однажды в нежилом тумане
ты обретёшь спасительный каштан,
невесть откуда взявшийся в кармане.
И если что-то липы гнёт окрест -
прозрачное и жгучее, как солнце, -
так это ветер из нездешних мест,
так это вечность над тобой несётся.
Личная трагедия потери родной души как часть трагедии всенародной чувствуется в стихотворении «Саночки» Графини ТД, обжигающем ледяной безысходностью блокадного Ленинграда. В чутком отношении автора к страдающему человеку и очередной драме отечественной истории читается продолжение лучших традиций русской поэзии. http://www.stihi.ru/2011/05/02/652
***
памяти бабушки Лизы
Катились саночки назад,
все выше, выше, дальше, дальше,
и в одеяле дядю Пашу
везли на санках в небеса.
Катились саночки назад,
белело снегом одеяло,
а сердце биться перестало,
зато, как саночки скрипят.
Катились саночки назад,
туда, где небо-небо-небо
почти совсем заледенело
в недядипашиных глазах.
Катились саночки назад,
играли ангелы на скрипках,
летала птица над гранитом,
тонула варежка в слезах.
Катились саночки назад..
в рассветном небе на Фонтанке
играли ангелы-подранки
этюд про город Ленинград..
(09.05.2005.)
Жизнь как игра словами и символами, поэтическое кокетство «Бильбоке» Алены Бабанской создаёт настроение лирически-несерьёзного отношения к окружающему миру, помогает воспринимать его легко и позитивно. http://www.stihi.ru/2011/04/27/6531
-
Мне ловится в сети плотва и чебак,
Мне ловится в сети залетный рыбак,
В расшитом кафтане и с тростью.
Вы тоже ловили, но видно не так,
Настырную пешку и дамку в летах,
Вы тоже ловили, но бросьте.
Вы тоже ловили, но это не в счет,
В реке, где московское время течет,
Где бродит пятнистая щука.
Вы тоже бродили обратно-туда,
Где густо волынкой гудят поезда,
И куксится сизая скука.
Вы тоже, уверена, знали места,
Где плещется молодь и виснет виста,
Точнее, звезда роковая.
Там дергает ветер траву за вихор,
А теплый, в подпалинах рыжих бугор
Похож на ломоть каравая.
Я там принимала шесть капель на грудь,
Чтоб кривду кривую назад разогнуть,
Вот-вот и получится даже!
Белесый клубится туман в сосняке,
Там леший играет луной в бильбоке,
Он тоже вам правды не скажет.
Образы и стиль «Зависти» Сергея Ивкина отражают призрачность и неустойчивость бытия. Смешение реального и ирреального передают дисгармоничность и сюрреалистическую сложность внутреннего мира человека. Личная история и собственные символыподчёркивают индивидуальность автора и в то же время приводят к выводу, что есть стихи, смысл которых до конца ясен только самому поэту. http://www.stihi.ru/2010/11/04/3858
ЗАВИСТЬ
1.
Не нарезай надо мной круги,
женщина с пястями пустельги,
сердце моё улыбается каждому знаку.
Не существует преград на небесной тропе,
мой звукоряд не под силу прощёлкать тебе –
это такое библейское имя: Инаков.
Белые области нелюбви…
Лишь человеческий неликвид
их переходит в малиновых мокроступах.
Чем набивают здесь люди карманы пальто?
Выйдя обратно, кладут на свободный лоток
и на трофеи диверсий таращатся тупо.
Дева Обида – тебя называл Ярополк, –
что же опять я уткнулся в твой голый пупок,
что мне до чьей-то высокой развесистой клюквы?
Не занавешивай завистью мой окоём:
я отгадал иллюзорное царство твоё –
все 33 превращённые в олово буквы.
2.
Ангелы снова напутали: в этот сквер
в здание с эркерами зачем-то
я попросил поселить меня. Глядя вверх,
начал придумывать интерьер,
белые скатерти и каркадэ с печеньем.
Вот мне тогда приблазнились вязь оград,
окна на улицу, громкие звуки (джаза).
Нет, всё в порядке, всё правильно, очень рад,
что не по лисьим чаяньям виноград.
Просто забавно, как выпали эти фразы.
Здесь я сидел на лавочке, пил своё
тёплое пиво, рассматривал в приближенье
это окно на третьем (сейчас твоё),
думал о том, что без щебета воробьёв
слова не вставишь, не сделаешь предложенья.
июнь 2010 - апрель 2011
Мои предпочтения зачастую не совпадают с мнением других членов жюри.
|
