…Откровенно, большого понимания важности писательского объединения у меня нет, поскольку беспартийный в прошлом, и состоя в писательских рядах совсем небольшой срок, никак не испытываю ни помощи, ни влияния организации на своё творчество, за исключением может быть каких-то случаев популярного свойства на уровне провинции.

Время рвануло в кровь вообще социальные связи, не оставляя живого места даже в семье, в отдельных людях, в их сердцах. Кажется, есть более важные узы в народе готовые вот-вот вообще навсегда утратить связующие свойства свои и требующие немедленного внимания. Но сознанием всё-таки приподнимаюсь к важности проблем нравственности и морали, неразрывно связанных с культурой нашего общества, а значит в первую очередь с русским языком его. Приподнимаюсь к пониманию важности сохранения и приумножения литературного достояния, созданного на русском языке в веках лучшими из русских людей. Это, как и понимание нынешнего обращения общества к религии, помогает ориентироваться в сегодняшней общественной сваре. Люди ищут единения, сознательно признавая силу своего языка и духовно сплачивающего Православия. В том исторический опыт и надежда народа. Это очевидно для любого мыслящего человека. Понимаешь, что истинная религиозность укрепляет единение, подвигает сердца к единодушию, чем и достигается чудо в делах больших и важных.

Но резонёрствуя должен заметить – в условиях слабеющей связи центра с провинциями, в отсутствие должного жизнеутверждающего миропонимания у центра, при нарастающей идеологической разобщённости в обществе, Союзу грозит распад…

…В любом случае союз, содружество, партия и т.п. держатся на единстве складывающихся интересов, способствующих развитию и росту вообще и объединению и каждому из членов его. Если такого развития нет, интересы не складываются, не совпадают, расходятся, когда польза содружества уменьшается, ряды такого содружества редеют. Факт. Ещё большая видится бесполезность в сообществе, не способном анализировать ситуацию и причины угасания связей и интересов участников.

…Писательство с любой стороны всегда сродни религиозности. Исторически оно вероятно даже раньше получило посыл к развитию. И первая речь, и первые наскальные знаки, передающие во вне от человека приметы его просыпающегося сознания, и первые подношения неведомой силе, сотворившей мироздание, это поступки одного ряда – способы постичь Мир. Отсюда и бесконечная жизнеспособность сих отраслей, отсюда и особое родство на поприще службы Богу и Слову (вот оно евангельское – «и Слово было Бог…»!). В способности сохранять духовную, нравственную, идеологическую функцию в обществе и состоит таинство сил объединяющих ныне в России людей пишущих книги и служителей церкви.

Служение Слову вообще происходит даже тогда, когда идёт речь о развлекательной литературе. Слово роднит всех писак на каком-то не доступном для понимания уровне, но это единение эфемерно и слабеет при первых же сословных различиях в состоятельности. Другое дело – осознанное бескорыстное служение родному слову, родному языку, народу носителю этого языка. Такое служение действительно способно единить писателей всевозможных политических позиций и сословных начал.

…По структуре и функционально, отличаясь от политических партий, Союз писателей не столь велик по численности, превосходя, может быть, партии в качественном порядке. Но в последнее время и качество рядов Союза пострадало от фактического вытеснения писателей с активных публичных позиций. Чтобы удержаться на должном уровне, Союзу, вероятно, необходимо действительно структурироваться в издательском порядке в коммерческую организацию, способную отбирать, публиковать, продавать и продвигать своих авторов. Но это опять во мне говорит резонёр.

…С точки зрения бизнеса писательство весьма неплохое занятие. При современных коммуникациях – минимум затрат на канцелярию, пять-семь тысяч добровольно работающих, не требующих ни хлопот, ни забот, в том числе и не заикающихся о зарплате – это ли не клондайк. Минимум вложений, минимум организации – и снимай сливки спокойно с печатного дела. Не шумно, не пыльно, одним словом – интеллигентно. Правда, хлопоты могут возникнуть в перспективе с авторским правом. Может быть, поэтому бизнес и побаивается активно эксплуатировать писателей. Пассивно же кормящихся на фактически дармовом труде весьма много, этак нехотя, словно между делом, пренебрежительно скривив губу. И всегда за этим мрачная тень идеологии, то есть то, чему или кому служит издатель. И это в наши-то времена, когда из всех подворотен доносится глас об отсутствии всяческих идеологий…

…Писательский Союз, созданный Горьким, был возможен в условиях социалистической идеологии в обществе, исполненном духа коллективизма, охваченном трудовым порывом к светлой жизни. Как бы сегодня мы ни ёрничали над этими понятиями, так было, и это действительно единило людей, устраняя в обществе сословные границы. В сегодняшней ситуации единение писателей возможно лишь по принципу профессиональных союзов. Случившийся распад общества грозит возвратом сословий, а это серьёзный аргумент в объяснение духовной розни людей. Расслоение писателей сразу же произошло именно в этой области. Ослабли идеи советов, в обществе тут же появились идеи других форм государственности вплоть до возврата монархии. Мгновенно умолкли партийцы, зато окрепли поучающие религиозные мотивы. Пришедший из веков страх на уровне предрассудка тут же запер многие писательские голоса. А ведь это особый почти непреодолимый «водораздел», всегда разделяющий людей высоченными горами богословия.

…Принципы же прежнего советского идеологического устройства писательской организации оказались не способны поддерживать её жизнеспособность в условиях жёстких товарно-денежных отношений. Дальнейшее существование прежнего Союза видимо более всего будет напоминать клуб, что грозит рассыпаться численно по мелким объединениям, локализуясь вокруг талантливых лидеров, способных каким-либо образом активизировать, либо подпитывать экономически свои группы, выстраивая их работу в соответствии того или иного интереса. Объединить же политически под своё начало писателей всех мастей, направив их силы на ту или иную общественную нужду, способна идея, подобная вере, пример: как было – «вере в коммунизм, в светлое будущее». Обращение писателей к Православию здесь первейший признак замещения такой идеи, питающей Союз, религией. Отчасти, несомненно, это сплачивает определённую группу писателей. Такое объединение явно расширяет авторитет и возможности церкви, но ограничивается лишь своеобразным «клубом посвящённых» в среде писателей.

…Разность состояний развела авторов по группам, и дальнейшее размежевание продолжается. Что и выгодно идеологам нынешней общественной формации. Капитал воспитал уже свою когорту авторов, обслуживающих необходимую писательскую функцию в нужном направлении. Страсти же вокруг Союза говорят лишь о попытке писателей, сопротивляющихся капиталу, сохранить хотя бы часть своей силы. Но от этой силы уже взяли «своё» приватизаторы и церковь. Свою же партию патриотам сопротивленцам без своей открыто и ясно сформулированной идеи не сыграть. Слишком мало число их, они разобщены и временем и принципами писательского индивидуализма. Вот и разбегутся служить разным партиям каждый сообразно своим сословным интересам…

…Кажется, нет разницы между коммунистами, взявшими власть в начале прошлого века, и демократами либерального толка, верховодящими ныне в начале двадцать первого века. Нахраписто взявшись вести народ, и те и другие силой устанавливают свой закон, силой овладевают недрами и землёй, силой «переделывают» под свои порядки человека и т.д. Но позиции их абсолютно противоположны! Первые были разуты, раздеты, как и народ, сами, с горящими глазами мечтателей, брались строить хорошую состоятельную жизнь… для всех (на мировую революцию замахивались!). Вторые же сыты, богаты, захватив землю и недра, строят с помощью всё также не всегда сытого народа более состоятельную жизнь, но уже только для себя, пообещав, правда, прикармливать некоторых «инвалидов и других малообеспеченных граждан». За первыми, увлечённые идеей, зачарованно, бескорыстно шли многие и многие. За вторыми такие же многие идут и сегодня, только теперь в людях корысть и зачарованность индивидуализмом.

В движении большевизма, было много устремлённости к возвышенному, к менее материальному, хотя коммунисты ставили ту же задачу индустриального производства, материального преуспеяния и т.д. И это позволяло-таки советской системе какое-то время интегрироваться в миропорядок. Случившийся же в России разворот к буржуазным формам жизни проявил в обществе ярое устремление в прогрессирующее потребительство, что явно противоречит содержанию глубинных гуманистических принципов нашего этноса. (Не эта ли устремлённость к большей сытости нынче грозит обществу вновь сословностью и противопоставляет формацию на уровне мироустройства другим сообществам?..)

…Нынче только наш язык, пусть и претерпевая определённые трансформации, вобрав и соединив в себе жизнеспособные начала из всего славянского многоголосия, как первейшая основа культуры, является здесь, в Приморье, важной скрепляющей силой многонациональной общности. Языковые трансформации в течение двух-трёх поколений здесь показали преимущества русского, в пользу которого, надо упомянуть, работало и народное образование. И фактически все языки здесь уступили русскому (замечу к слову: весь приграничный Китай освоил своеобразный торговый русский, но не наоборот). У русского языка есть особые качества, способствующие ему быть языком единения людей. Например, предвоенные переселенцы с Украины, половина «хохлы», половина «кацапы» (как они без какой-либо неприязни друг друга называли), уже через три-четыре года все говорили на «приморском русском», если только так можно назвать здесь образовавшийся говор, мало чем отличающийся от языка центра страны. И сегодня ни экономические связи, ни религии, ни административные конструкции, вместе взятые, не объединяют многонациональное Приморье (и вообще, наверно, Дальний Восток) так, как это делает русский язык. Это подтверждается и тем, что последние миграционные процессы, включая и языковые взаимопроникновения здесь в любом случае заключены в рамки определяющего фактора – русский язык по-прежнему главенствует.

Мы просто не задумываемся над этим фактом, принимаем как должное и всё. Язык остаётся сильной и надёжной составляющей того, что является русской культурой вообще, часто при значительной утрате других частей её (пример: изменившиеся в пользу каких-то смешанных форм культура питания, быт, одежда и т.д.).  Потому так важно хранить и приумножать здесь русскоязычие. Недаром упорствующие в дезинтеграции силы делают ставку на языковую рознь. В современных условиях глобальных подвижек в перемешивании народов, в возможностях коммуникаций язык, наверно, единственное, что делает народ особенным, выделяя его в численном порядке среди цивилизаций в некую объективную культурную величину. Язык, как важнейший признак культуры, как факт состоявшейся, утвердившейся цивилизации, по существу сам цивилизация…

…Прежде чем отважиться на социальные сдвиги общество долго бродит идеями и теориями во всех областях жизнедеятельности, в том числе и в литературе. Так было в досоциалистическую эпоху, так бродил псевдодемократией социализм, так будет и с возвратившимся совсем ни вдруг капитализмом. Опыт возможности социальных преобразований ещё не раз заставит теоретиков возвращаться к советской системе. Тем более, что распад системы явил абсолютное доказательство тезиса из средневековых гомилий Гейстербаха: "Всякий богатый есть вор или наследник вора". Воочию было изобличено то, что принципы капиталистического накопления и расслоения общества остались неизменными со времён первых теорий возможности и необходимости справедливого переустройства общества.

Вот здесь литература всегда находила и будет находить своих героев. Сознательное ограничение идеологии наживы и духа потребительского – эта идея всегда оказывается понятной и близкой людям в эпоху поиска единения и справедливости. Например, с этой идеей рождалось и новозаветное христианство. Её можно не признавать, игнорировать, загонять улюлюканием массовой культуры в катакомбы, в подполье, но она всегда выживает, что и используют успешно религиозные иерархи, идеологи, и… писатели. С другой стороны всегда людей одолевают идеи безысходности и хаоса, уводящие мысль в мистику, в отчаяние, в истерическое барахтанье в безвременье от жутких ограничений до безрассудной вседозволенности…

PS: ДТП

…Нынче стал свидетелем случившегося дорожно-транспортного происшествия. На пустом перекрёстке не разъехались крутой внедорожник и малый грузовичок. Внедорожник, явно пренебрегая правилами, словно не видя помеху, зацепил грузовик сзади, чуть повредив себе бампер, и уже намеревался ускользнуть с места происшествия. И уехал бы, если бы не ловкость водителя грузовичка, профессионально увернувшегося от большого удара, и успевшего догнать нарушителя. Остановились в стороне от перекрёстка. Из кабины грузовика вышел солидный мужик по возрасту явно за шестьдесят. Пошёл осматривать слегка помятый борт своего автомобиля. Затенённые стёкла внедорожника скрывали действия второго участника аварии, явно не торопящегося выходить из машины. Пенсионер, сокрушаясь над своим ущербом, повернулся к внедорожнику. Смелости его можно было только позавидовать. Он явно чувствовал своё превосходство в знании правил дорожного движения. За зеркальными стёклами иномарки явно медлили, но когда из чуть приоткрывшейся дверцы показалась изящная женская туфля, такая медлительность объяснилась сама собой. Крашеная надменная девица по телефону вызывала поддержку, и совершенно игнорировала пенсионера. Не говоря ни слова, чуть скосив глаза сверху на царапину крыла своего авто, отошла в сторону, занявшись вновь телефоном.

Помощь ей не замедлила прибыть в течение пяти минут. Двое крепких ребят с налёта взяли «деда» в оборот, тут же обвинив его во всех нарушениях всех существующих и не существующих правил. Пенсионер был упрям и весьма стоек в своей позиции, но чувствовался явный перевес сил. Мне, оказавшемуся невольным свидетелем случая, захотелось вмешаться и занять сторону невиновного мужика. МОлодцы сбавили напор и уже в более спокойном состоянии стали обговаривать ситуацию. Условились разойтись мирно, хотя водитель грузовичка нажимал на явное нарушение и пытался выторговать себе маленькую компенсацию на ремонт борта. Чувствовалось, что для него было принципиально важно одержать малюсенькую победу. Договорились, что пенсионер через часик подъедет в… такой-то офис для окончательного разговора. На том и порешили.

Меня в этой ситуации поразило поведение девицы. Она вела себя так, словно её это происшествие совсем не касается. Разговаривая всё время по телефону, она всем видом показывала, что досадное столкновение её совершенно не трогает, и лишь на краткое время приостановило её важную, какую-то особую, чуть ли ни таинственную миссию здесь в нашем заштатном городишке. Я невольно прислушался. Она отсюда с противоположного конца Земли разговаривала о пустяках с подружкой… из Парижа! Как тут из Блока не припомнить: «…Язык французский и Париж ему своих, пожалуй, ближе…». Явно это была поза, выпендрёж, походило на цирк, но в её фиглярстве было столько серьёзности и апломба, что невольно взяла меня оторопь: «Что ты, милая, тут делаешь на земле, спустившись со своих… неодолимых для нас парижей?».

Девица, так и не сказав ни слова, уехала первой, следом удалились крепыши. Пенсионер, пожимая мне руку, серьёзно и как-то с облегчением проговорил: «Видал, офис у них. Если искать после не будут, значит, они просто меня пожалели…». И грустно уехал. Меня же посетило чувство брезгливости, словно только что довелось случайно ощутить запах чужого нижнего белья, завалявшегося давненько в утробе неработающей стиральной машины.

…Общество наше нынче раскололось так, что неравные половинки его сталкиваются лишь в случайных ситуациях, как в ДТП. Одна бОльшая половина, оставшаяся без идеи, без производства, проживая последнее, оставшееся от народного состояния, всё ещё стыдливо не касаясь наработанного общего, пытается выживать долей своего труда, всё ещё вынашивает мысль и надежду на какую-нибудь светлую голову, способную толково и справедливо рассудить случившуюся трагедию народного разлома.

Вторая малая половина общества всегда жила, а сегодня и вообще без зазрения совести обретается, отламывая от общего труда, не задумываясь над несправедливостью складывающихся социальных отношений, нагло прибирая к рукам всё наработанное в обществе двумя поколениями, оправдываясь великоважными теориями своих прытких политиков и экономистов. Нынче эта часть общества и дороги готова только для себя строить, только чтобы не сталкиваться с другой половиной, от которой потащила свою состоятельность. Если же эту ситуацию рассматривать с позиций современного прогрессирующего перемешивания народов вообще, то невольно приходишь к мысли о том, что нынешняя так называемая элита общества всё в большей и большей степени может жить и кормиться трудом… не своего народа. Это явно открылось в условиях возврата частной собственности на недра. Продажа сырья, в общем-то, не требующая значительных трудозатрат, позволяет владельцам недр применить мировые экономические интересы в свою пользу, обеспечивая себе жизнь за счёт достижений и успехов любого общества, в это же самое время, допуская упадок и отсталость своего, докатываясь до абсурда его ненужности вообще.

Надо признать, так было среди людей всегда. Такова их природа. Поскольку общество всегда выстраивается в социальном порядке в некую пирамидальную фигуру, то и мировидение у человека складывается от его местопребывания в ней. Две совершенно противоположные психологические позиции определяют жизнь людей. Одна – понимание непременного развития человеческой натуры, и потому неизбежности и важности обязательного труда на других, поскольку только таким образом складывается способ выживания и воспитания особенно в современном обществе. Это так называемый труд умеренный, ради сытости не более. Противоположная позиция – природа человека низменна и груба, место ему определено случаем, или ещё убедительнее – некоей могущественной непостижимой силой, и потому рознь людей в состоятельности естественна и даже священна, труда нужно много, потому оправдана эксплуатация и присвоение труда других. Это труд ради избытка, как правило, сверх сытости. Отсюда двояко и мировоззрение, и отношение к главенству общественных функций производить, распределять и потреблять. В первом случае рост и развитие определено трудом, со второй позиции важнейшим видится потребление. Но всегда в природе людей есть правильный человеческий нерв, боль которого время от времени требует справедливого разрешения общественного противостояния.

…В начале двадцатого века противоречия меж половинками российского общества достигли своего высшего накала. Нынче красиво рассказывают: какая была богатая и счастливая монархия накануне революции, какая была развитая промышленность и новейшие технологии, какая была свобода передвижения и культура… питания, а какие милосердные были состоятельные люди, помогающие сиротам и калекам. Какая славная была жизнь. Но… взорвалась! Рассказывают: объявился больной лысый нехороший дядька с рыжей бородёнкой, подбил молодых неприкаянных ребят в бандформирование да и… порешили царя-батюшку, а потом заставили винтовочками весь честной народ работать на свою глупую идею справедливого социализма. Чушь?.. Но эта чушь сегодня одержала верх в бесконечной драке за людские умы, в эту чушь сегодня поверила часть народа, с помощью которого нынче и вершат победу идей всесилия и святости частной собственности. И словно людей никогда не осеняли идеи равенства и справедливости, будто не было никогда у людей извечного желания правильного мира, словно нигде в мире никогда люди не будут больше пытаться строить такой мир...

Вот с такими пространными мыслями уходил с места незначительного по любым меркам дорожно-транспортного происшествия, и приходили на память строки великого кубинца Хосе Марти:

"…Жалкие времена, когда в почёте лишь одно искусство – умение набить свои житницы, воссесть на золотом стуле и жить сплошь в позолоте, не понимая, что натура человеческая неизменна и что, добывая золото извне, ты неизбежно утрачиваешь золото, которое хранится у тебя внутри, сокровище твоего духа…".

Вверх

Комментариев: