| |
I
* * *
Их молодость, завещанная нам...
И снова, ветру тёплому внимая,
Я прохожу по закоулкам мая.
Как жаль, что помню лишь по именам
Своих дедов. Деталей не узнать,
Не выцарапать, не отнять у смерти.
Они прошли по раскалённой тверди,
Чтоб нам теперь скорбеть и вспоминать,
Чтоб радостно смотреть во все глаза
На эту жизнь, на этот цвет сирени,
Фальшивящей строкой стихотворенья
Стремясь их жизнь себе пересказать.
Мы многим мельче, чем когда-то те
Невольные безусые герои.
Такие мысли горькие, не скрою,
Приходят в повседневной суете.
И, вроде бы, за что себя корить?
Но мчится мимо, харкая мотором,
Авто с табличкой «Можем повторить!».
И плачет май, боящийся повтора...
9.05.2020 г.
* * *
И кажется – пустая трата вре...
Писать стихи и размышлять о жи...
В грядущем неизбежном ноябре
Ты мне про жизнь и время расскажи.
За окнами ржавеют гаражи,
На свежий снег ложится влажный след,
И кажется – пустая трата жи...
Писать посланья пальцем на стекле.
Дыши-пиши, дыши-читай, дыши
И согревай дыханьем наш уют.
Жаль, бренному вместилищу души
Опять дела покоя не дают.
* * *
Вечер над сумрачной Калкою.
Майские звёзды близки.
Сердце подстреленной галкою
Падает в омут тоски.
Где ж вы союзники, половцы,
Ловкие дети степи?
Где же вы, русские молодцы,
Кто из вас во поле спит?
От Субедея нетронуты
Только ветра утекли.
Памяти горькие омуты –
Там, где уже не болит.
Веет мучительным холодом,
Горечью новой войны.
В небе, бедою расколотом,
Дикие звёзды видны.
* * *
Всё как прежде… в изменчивом мире.
Просвистели ветра и века.
В обжигаемой солнцем Пальмире
Меткий снайпер сразил Ермака.
И страна, и эпоха другая,
Но вопрос, как всегда, о войне:
– Государь, наши есть у Вагая?
– Их там нет.
* * *
Выходишь мусор выбросить. За бак
Заглядываешь - там пищит живое.
Бездомных кошек, брошенных собак
Так много в нём, что Омск вот-вот завоет,
Залает, заскулит, попросит есть.
А может, замурлычет бесприютно.
Пока шкурят фасады там и здесь,
Пока друг друга славят обоюдно,
Пока готовят город для гостей:
Породистых, начальственных, зубастых,
За мусорными баками костей
Бездомыш просит. Голоден, и баста.
Ему не скажешь: «потерпи чуток»,
В зверином взгляде не прочтёшь укора.
Но всё же шепчешь: «Ты терпи, браток.
Ещё не осень... И зима нескоро».
* * *
Перезрелые звёзды срываются в тихий омут.
Что-то водится в нём. Что конкретно - поди, проверь.
Испугавшихся ветра вновь тянет поближе к дому...
На окраине лета забыли захлопнуть дверь.
На окраине лета, где август дождлив и сладок,
В убывающих днях различаем иные дни.
На окраине лета кладем на манер закладок
Пожелтевшие листья меж тонких ладоней книг.
Сквозняки неуёмно снуют по усталым душам.
Забродившему лету не место в моём краю.
Сколько неба вокруг: в каждой капельке, в каждой луже!..
По ночам это небо тоскливо зовёт на юг.
* * *
Вырвав из горла города лязг и скрип,
Поезд сорвался с места, беря разгон.
В городе N ипотека у всех и грипп.
В городе N прицепили пустой вагон.
Хочется в тамбуре хлипкую дверь отжать.
Там, за последней преградой – закат поспел.
Кто-то пытался на поезде убежать,
Скрыться от города. Видимо, не успел.
Словно пути для него поросли быльём,
Не помогла ни одна из дорожных карт.
Лишь проводница кому-то несёт бельё.
Ей-то известно, что вся наша жизнь – плацкарт.
* * *
Ночные поезда кочуют по стране,
Качается туман над реками и лесом.
Страна тревожно спит. Ей чудится во сне
Глухой, протяжный гул грядущего прогресса:
Гиганты сотней труб топорщатся вдали,
Трепещут на ветру стремления и флаги.
Так, может, этот сон тихонько обнулим
И скажем: «Там кошмар! Лишь дефицит и лагерь»?
…Где раньше был завод - лишь клёны, да осот.
Забытое село вот-вот покинут люди.
Политики глядят с космических высот:
Нас обнулили так, что горше вряд ли будет.
21.03.2020 г.
* * *
Неизбеженцы всюду, совсем как пластик,
Консерванты и вредные излучения.
Неизбеженцам нравится запах власти,
Инновации, доллары и учения.
Их детишкам привычней заморский климат,
Сен-Тропе вместо нашей с тобой равнины.
Пенсионный возраст вот-вот поднимут.
Неизбежно всё это. Терпи, рванина.
Неизбеженцы ловко соломку стелют,
Знают прикуп, да только живут не в Сочи.
Старикам из глубинки пузатый телик
Неизбеженцев кажет с утра до ночи.
* * *
Машет вьюга белым помелом -
Стылая, бездушная транжира!
Замело дорогу. Замело.
И в глуши, у «свёртка» на село,
«ПАЗик» выгружает пассажиров.
Километры снежной целины
Где ещё вчера вилась дорога.
Были огоньки вдали видны.
Нынче не узнать былой страны -
Только вьюга меж людьми и Богом.
У него за пазухой, в глуши,
Машет вьюга, белая на белом.
Не глуши автобус, не глуши.
Зябко здесь и рядом ни души.
Где душа? И что теперь нам делать?
* * *
Завтра будет утро, весна, и там,
Где плелись тропинки корявых судеб,
Забурлит рассветная суета,
Запоют коты о душевном зуде.
И начнёт так сладко щемить в груди
От стремленья жить, позабыв все беды.
Но февраль последней пургой гудит.
И вопросы мечутся: Как ты? Где ты?
Ударяют в череп, лишают сна.
Тяжкий груз сомнений - вот всё, что нажил.
По вискам мигренью стучит весна.
Первая твоя. А могла быть наша.
* * *
Судьбы холодная распутица.
Дорога к счастью далека.
Но всё же верь - душа распустится.
Она жива. Она легка.
И вопреки всеобщей сирости,
Не признавая пустоты,
Она ещё над прошлым вырастет,
Как все бессмертные цветы.
Судьбы холодная распутица.
Но в этот миг душа жива!
Поверь, она вот-вот распустится.
По швам?
ШТОРМОВОЕ
1
Высокий штиль разгладил паруса.
Все замерли, умолкли голоса.
Но я там был! На капитанский мостик
Шагнул и гордо вдаль взглянул с него.
Туда, где кроме моря ничего.
И прохрипел:
– Мы - черепа, да кости.
Мы - чёрный флаг. Пусть мясо на костях
Стремится в порт, но там мы лишь в гостях,
И кончим путь в пучине, иль на рее.
Однажды шторм ударит в паруса
И ветер заскользит по волосам,
А мы докажем, что живём и реем.
Я говорил с надеждой в унисон,
Когда вдруг понял: это просто сон
В моём мирке под слоем книжной пыли.
И пробуждаясь в звонкой тишине,
Я грезил лишь о штормовой волне,
Которая куда привычней штиля.
2
От затихшего шторма остался лишь перегар,
А вчера так мечталось о сказочных берегах:
Чтоб в высоких ботфортах шагать «поперёк земли»
И в бутылке искать не похмелье, но корабли.
…Или, может, посланья от тех, кто разбит о риф.
Я сжимал по-хозяйски потёртый гитарный гриф.
Нежно пела волна, ударяя в высокий борт,
Ведь из зоны комфорта ушёл, покидая порт,
Чтоб, цепляясь за память, безумствуя и скуля,
Обретая надежду, с восторгом кричать: «Земля!»
Это было вчера: зимний город дрожал в окне,
На последней волне, на звенящей в ночи струне
Я пытался сыграть, горько песню катал во рту,
Но остался в таверне, в своём штормовом порту.
А наутро, иссушенный бурей, упитый в дым,
Я вернулся в сознанье и зло прохрипел: «Воды…»
* * *
Секундной стрелки осторожный шаг
Необратим, неслышен... Меж невзгод
Мы вслед за этой стрелкой, чуть дыша,
Проходим в новый, не обжитый год.
Жизнь поменяет темп, как ни крути,
Привычную оставит колею.
Препятствия встречая на пути,
Судьба судьбу почувствует свою.
* * *
Я всё мягче иду по земле,
Но всё так же не знаю, куда.
За десятки истоптанных лет
Поменялись мои города.
А безвременье дико гудит,
Дует в медные трубы беда.
Что ещё мне осталось пройти,
Знают только огонь да вода.
Что ещё? По полям и лесам,
Где стрекочет наивный сверчок...
То ли жизнь такова, то ли сам -
Дурачок?
* * *
Утекает зима из города,
Оставляя повсюду слякоть.
Снеговик умирает гордо,
Не пытаясь скулить и плакать.
Помнит он, как метели пели
Белой вьюгой под белым флагом.
Умирает под звон капели
Красногрудой весне на благо.
Отступает зима из города,
Вслед ей рельсы гудят протяжно.
Снеговик умирает гордо…
Он - лишь снег. И ему не страшно.
* * *
Чёрные подпалины, дыбом холка.
Да, к тому же, хищный, холодный блеск.
Мартовский сугроб так похож на волка.
Он уполз, подстрелыш, в дремучий лес.
Истекая в чаще водою талой,
Напоил подснежники и траву.
Где же ты, волчок? Что с тобою стало?
Где теперь метели твои живут?
Месяцы пройдут и зима ответит,
Волчьи звёзды вспыхнут над головой.
И подхватит ветер, тот самый ветер,
Прерванный апрелем тоскливый вой.
* * *
Дичают, «волчают» домашние псы на цепи.
Мы в собственной жизни не часто встречаем иное…
В сердцах чертыхнётся спасатель, багром подцепив
Измятого смертью, безвестного сельского Ноя.
Соседи руками всплеснут, дескать, жаль алкаша.
Чуть вскрылась река, стал чинить самодельную лодку.
Хоть пил беспробудно, а всё же – живая душа,
И знатный рыбак был на зависть всему околотку.
Его пронесут через сени в неприбранный дом,
До бывшей жены в сотый раз дозвониться не смогут.
Примчится дворняга, начнёт барабанить хвостом.
Она опоздала, но всё же пришла на подмогу.
* * *
Наполненное хрипами и свистом,
Простуженное небо надо мной,
Над зимнею хандрою затяжной,
Над городом, заснеженным и мглистым.
Зиме конец, но тихий двор забит
Вчерашним снегом, чёрным и тяжелым,
И хочется, чтоб поскорей сошёл он,
Но всё ещё от холода знобит.
Прокашляется ржавый водосток,
И хлынет снег, разнеженный до влаги,
Подснежники проклюнутся в овраге,
Где был сугроб - распустится цветок.
Придёт весна: лирична и нежна,
Прозрачней станут облака и души.
Я верю, мы переболеем стужу.
И ты, и я, и небо. И страна.
* * *
Термос хрущёвки теплом человечьим полон.
Слышно сквозь стены дыханье его жильцов.
Юркие мыши снуют под скрипучим полом.
Старые книги глядят с запылённых полок.
В рамках на стенах повсюду твоё лицо.
Щурится кошка, разлёгшись у батареи.
Чайник свистит. Подтекает сливной бачок.
В этой заштатной хрущёвке нас что-то греет.
Так, что от счастья становится горячо.
* * *
Будь моим летом – шальным, капризным,
Бурной ночной грозой,
Сладкой малиной и клюквой кислой,
Юркою стрекозой.
Будь моим смыслом в житейском шквале,
В серой пучине дня.
Встречу другую – она едва ли
Сможет понять меня.
Будь моим морем, моим причалом
И маяком вдали...
Стыдно о чувствах писать. Сначала
Лишнее удалим:
Пафосным строчкам, слащавым фразам
Место в черновиках!
Но не сфальшивил я в них ни разу.
Не обманул никак.
Будь моим летом – шальным, капризным,
Бурной ночной грозой,
Сладкой малиной и клюквой кислой,
Юркою стрекозой...
Будь моим смыслом.
НА РАССВЕТЕ
Первый робкий луч тоньше волоска -
В пыльное житьё, по столу и стенам.
Разбудил цветы, кошку приласкал,
В сонный полумрак вкрался постепенно,
Вспыхнул в зеркалах, озарил весь дом:
Чайник заурчал, чашки застучали...
Заиграла жизнь в свете золотом,
Начиная день без теней печали.
|
II
НА ВЕТРУ
(размышления о русской истории)
Ветер-ветер, ты могуч…»
А.С. Пушкин
1
Нога опускается в стремя,
Над ухом звенит тетива.
Какое жестокое время,
Какие простые слова…
Нам позже расскажут витии
О том, как держава росла,
Как бился Олег с Византией,
Ходил на хазар Святослав.
Но истина скрыта от взора,
Она проступает едва.
Какие гремели там ссоры?
Какие звучали слова?
Какая любовь вызревала?
Какие интриги цвели?
Витии расскажут немало
О горестях этой земли.
И только фантазия знает,
О чём воет ветер, о чём.
Князь Рюрик свой путь начинает,
А ты - у него за плечом.
Ты знаешь, как звёзды светили
В степной, горько-пряной ночи.
Ты сам пред сожженным Итилем.
Так что же ты, путник, молчишь?
Ты слышишь, как воют древляне,
Как вечность ломает хребты?
Так кто же сквозь время заглянет
В минувшее, если не ты?
Берёшь на себя это бремя,
И кругом идёт голова:
Какое жестокое время,
Какие простые слова…
2
Какое жестокое время:
Повсюду разор и вражда
Страдает славянское племя,
Которому общность чужда.
Примета жестокого века:
Покорно взирай и молчи,
Покуда горят от набегов
Соседские избы в ночи.
Сжигай, что ещё не сгорело!
Кради у соседа коня!
Быть может, летящие стрелы
Не тронут тебя и меня.
Пустая грызня ради власти
Ввергает соседей во тьму.
А явится хищник - из пасти
Уже не спастись никому.
- Неужто, мы будем браниться
И молча сжимать кулаки?!
Ведь лязгают рядом с границей
Хазарского зверя клыки.
Эй, Рюрик, ты опытный воин,
Ты знаешь о бедах Руси.
Твердят, ты быть князем достоин…
Приди к нам. Приди и спаси!
Так грозный варяжский воитель
Пошёл собирать племена.
- Чего вы, славяне, боитесь?
Вам воля и сила нужна!
Пусть будет миг ярости краток.
Должны вы собраться в кулак,
Чтоб бить не славянского брата,
А тех, кто по праву ваш враг.
Казалось, всё сложится мигом,
Настанет покой на Руси.
У князя наследник есть – Игорь,
Недавно родившийся сын.
Но в центре стихающей бури,
В своём новгородском краю,
Вдруг умер прославленный Рюрик,
Не знавший пощады в бою.
Ушел он, жестокий и гордый,
Но недруг не сломлен пока -
Как волки, хазарские орды
Вновь двинулись. Бойтесь врага!..
3
Куда без правителя деться?
И верный советник изрек:
- У Игоря краткое детство.
Я, рюриков воин, Олег,
Даю своё слово: отныне
На страшном хазарском ветру
О княжьем заботиться сыне
Я буду, пока не умру.
Свой щит на ворота Царьграда
Прибивший во славу Руси,
Не ждал он великой награды
И доли иной не просил.
Ждала их большая дорога
К победам и славе в бою.
Воспитывал мальчика строго,
Внушал ему волю свою.
Олег, людом прозванный Вещим,
Смог княжича впрок обучить.
А враг подбирался зловеще
И сабли точил, и мечи.
Варягов Аскольда и Дира
В предательстве он уличил,
Узнав, что хотели задиры
Мальчишку поднять на мечи,
Народ убедить, будто в праве
Забрать себе княжую власть.
И Вещий дружину направил
Туда, где интрига плелась.
Сказал при стеченье народа,
Над пленным Аскольдом склонясь:
- Глупцы! Вы не знатного рода.
Вот Игорь! Он - истинный князь.
Шли годы и стрелы свистели,
Наследник крепчал и мужал.
Всё чаще в ученье да в деле
Олегу юнец возражал.
Но время не знает пощады -
Преставился Вещий. Тогда
Заплакал вдруг Игорь как чадо.
Он так не рыдал никогда.
4
Был княжич большой непоседа.
Он часто судил сгоряча.
Олег ему в детстве поведал,
Что слаб тот, кто рубит с плеча,
Что мудрость - великая сила,
Но Игорь рассказу не внял.
Он жаждал, чтоб войско просило:
«Давай же, вскочи на коня!»
Чтоб сам он, страшней чёрной бури,
С клокочущей злостью в груди,
Скакал, как отец его, Рюрик,
И в ужас врага приводил.
Не знал поражений и с боем
Сновал по степям и лесам…
Наставник Олег упокоен.
Теперь он всё сделает сам!
Вот только не ладилось дело,
Кругом пораженья в бою.
Ромейское солнце глядело,
Как ждал он удачу свою.
Хазарские стрелы лукаво,
По-птичьи свистели о том,
Что шёл он с отцовскою славой,
С олеговым старым щитом.
Одни неудачи и только.
Потёмки да кровь как вода.
И только лишь верная Ольга
Его ободряла всегда.
Но солнце уже не проглянет,
Жизнь князя окутала мгла.
- Пришел я за данью, древляне!
Не жадность, но горечь взяла.
Я - рюриков сын, славный воин!
Во имя великой Руси
Платить вы обязаны вдвое.
Я дважды не буду просить.
Две меры отдали древляне,
От праведной злобы ярясь.
Удачно собрав много дани,
В столицу направился князь.
Не знал, что всё будет иначе,
Что в нём разглядели врага.
И князь по дороге был схвачен,
И брошен к древлянским ногам.
Во славу обычаев древних
Связали древляне, смеясь,
И силой склонённых деревьев
Разорван был надвое князь.
А дальше – ни много, ни мало -
Расправила крылья беда.
О смерти супруга узнала
Прекрасная Ольга тогда.
Что шёл он с отцовою славой,
С олеговым старым щитом…
Но кто защитит Святослава,
Их княжьего сына потом?!
И как ей самой защититься,
Не веря душой в чудеса?
Голубка, почтовая птица,
Молитву несла в небеса.
Дозорных костров колыханье…
Свист ветра из дикой степи...
И горлинки белой порханье…
Ты сильная, Ольга, терпи!
5
Над Ольгой, над княжьей вдовою,
Расправила крылья беда.
Но к дикому бабьему вою
Она не придёт никогда.
Копила горчащую злобой,
Холодную ярость в душе.
Несла сквозь испуганный ропот
План мести, созревший уже.
А всюду таились напасти:
В степи, на стене крепостной.
- Ей быть не под силу у власти! -
Шептались тогда за спиной.
Но Ольга сурово и властно
Велела готовить поход.
Все те, кто с княжной не согласны,
Встречали печальный исход.
Под стены древлянской столицы
Дружину она привела.
- Недолго осада продлится,
Спалю этот город дотла!
Он будет в кошмарах мне сниться, -
Сказала, пророча беду, -
От каждого дома мне птицу
Отдайте, тогда я уйду.
И люди отдали княгине
Почтовых своих голубей,
Не зная, что город их сгинет.
- Вот голуби, Ольга, тебе...
Ах, птицы! И вспомнились мигом
На склоне тревожного дня:
Геройски гарцующий Игорь,
Ночной разговор у огня,
Его обещанья о счастье…
Но самую сладкую речь
Беда разметала на части.
Осталось лишь память беречь.
Ах, Ольга! Ах, белая птица,
Ему ты была дорога…
Осталось со злобой схватиться
За тёплое горло врага!
За горло… За горлинку… Птицы!
Ты к ним бересту привяжи.
Пусть каждая в дом воротится.
Так будет сложней потушить.
Ведь раньше, чем ярко и просто
Над городом вспыхнет заря,
От тлеющей местью берёсты
Древляне, как хворост, сгорят.
Дрожала земля под ногами,
Кипела полночная тьма,
Покуда голодное пламя
Глодало жилые дома,
Сметало и стены и башни,
Где страшную смерть принимал
Мечтавший стать князем, вчерашний
Герой положения - Мал.
Отпрянули воины, только
Стояла, бледнее луны,
На пламя взиравшая Ольга.
Она не желала войны…
Вобравшая ярость и силу,
Познавшая горе сполна,
Как скорбная тень над могилой,
Над городом встала она.
Придут, потирая бородку,
К ней вскоре с поклоном князья
И будут угодливо-кротко
Они набиваться в друзья.
И вскоре докажут делами
Что стали княгине верны,
Боясь видеть жадное пламя
На выжженной глади страны.
Но ярости выпита мера
И в сердце покой да зола.
Княгиня христовую веру
От зла уходя, приняла.
А сын её крепок и светел.
На деда похож и отца.
И, кажется Ольге, на свете
Храбрей не сыскать молодца.
Он жаждет стремительной бурей
Хазарские жечь города.
А где-то кочует хан Куря…
А где-то таится беда…
6
В том имени: святость и слава.
Во внешности: удаль и стать.
Настала пора Святослава
На путь княжьей доблести встать.
Пусть святости мало на свете,
Но слава ему дорога.
- За мною, перуновы дети!
Иду я в поход на врага.
Туда, где на древних курганах
Пылают хмельные костры.
Идёмте, покажем кагану
Мечи, что быстры и остры.
Веками хазары бродили
Как волки у наших границ.
Мы вскроем ворота Итиля,
И пусть они падают ниц!
Но путь до Итиля был долгим
И кровь беспрестанно лилась.
На волка охотились волки:
Матёрое войско и князь.
Изрезаны шрамами лица…
К сраженью привычна рука…
В бою у хазарской столицы
Дружина загрызла врага.
Узревший побоище ветер
Над степью трепал ковыли.
- Гуляйте, перуновы дети,
Ведь мы победили! Смогли!
Страшней и стремительнее бури
Прошли мы, спалив города!
А где-то кочует хан Куря…
А где-то большая беда…
Но не был наш воин пророком,
Ему не явилось во сне,
Как там, на днепровских порогах,
Обнимет он смерть по весне.
Там, будто бы в ловчие сети,
Попалась могучая рать.
- Сражайтесь, перуновы дети,
Коль время пришло умирать!
Не будет ни ливня, ни снега.
Не будет иного врага.
Теперь у врага-печенега
Богатая чаша в руках.
Ты смотришь внимательно через
Залитые кровью века:
То вовсе не чаша – а череп.
Окованный череп врага.
Так кончился век Святослава.
Убийцы сидели рядком,
А Куря пил горькую славу
Из чаши глоток за глотком.
Ты смотришь на это сквозь время,
С трудом подбираешь слова:
«Нога опускается в стремя,
Над ухом звенит тетива…».
|
