Олег ТРУШИН
На берегах реки Сороти…
Очерки о Пушкиногорье

«Меня зовут холмы, луга,
Тенисты клены огорода,
Пустынной речки берега
И деревенская свобода»

А.С.Пушкин

Течет по псковским просторам река Сороть. Замысловата в русле, вертлява - извивается змейкой. Но спокойна, не спешна в водах. Течет себе по лесам и полям, прижимаясь к холмистым грядам, да так словно те, расступаясь, пропускают реку. Тянет свои воды, не торопясь, словно давая вволю на себя насмотреться – налюбоваться. Берега ее то подрезаны - ровные, словно по линейке отчерчены, а то лохматятся береговой растительностью, забирают под себя чистые воды. И название у реки какое-то необычное, ласкающее слух – Сороть. Взберешься на высокий береговой отвал и далеко видно тебе реку – вся просматривается, не прячется от людских глаз.

Что в ней особенного – много таких рек-красавиц по земле русской течет, и в каждой есть что-то свое, особенное. Тем и красивы! Почему о Сороти сказ? Словно и впрямь, выдалась она чем-то среди своих сестер-рек.

А все потому, что стоят на берегах реки Сороти три усадьбы, от произношения названия которых дрогнет сердце русского человека. А у тех, кто хоть единожды бывал в этих самых местах, появится непреодолимое желание выбраться сюда снова. Название этих усадеб: Михайловское, Тригорское, Петровское. Словно три мощных глыбы – скалы встали они на берегах реки Сороти, неразрывно связав себя с именем Великого русского человека – Александра Сергеевича Пушкина.

Дом родной «спокойствия, трудов…»

Там, где река Сороть цепляет озеро Кучане, переливаясь через него, и огибает озерко Маленец, раскинулась усадьба Михайловское. От самых дальних изгибов реки виден Михайловский дом – на взгорье, с каскадом лестниц, «колонное крыльцо» маняще – зазывающе взирает на путников. С обеих сторон усадебный дом окружен подступающим к нему леском. «Господский дом уединенный/ Горой от ветров огражденный,/ Стоял над речкою, Вдали/ Пред ним пестрели и цвели/ луга и нивы золотые,/ Мелькали села …» - так в стихотворной форме в романе «Евгений Онегин» поэт описывает господский дом, но в каждой строке этого описания узнается как в зеркале усадьба Михайловское.

Известный русский писатель Константин Паустовский, посетивший усадьбу в июле 1937 года, вдохновенно писал своему другу Р.И.Фраерману: «Здесь, в Михайловском, все полно громадного «неизъяснимого» очарования, и теперь понятно, почему Пушкин так любил эти места. Ничего более живописного, чем эти места, я не видел в жизни, - корабельные сосновые леса, озера, холмы, пески, вереск, чистые реки, травы, и главное – очень прозрачный и душистый воздух. (Здесь много пчел и пасек.)…»

Михайловский дом притаился в тиши этого псковского уголка, храня в себе таинство пушкинской эпохи. Неспешным шагом, ступая по лестнице к парадному подъезду усадебного дома, ощущаешь неразрывную связь сегодняшней эпохи с той, в которой жил и творил гений русского слова - Александр Пушкин. Словно одно мгновение - и распахнутся створки дверей парадного, и выйдет к вам навстречу сам поэт и пригласит под своды своего Михайловского дома – «кабинета», что стал для него «приютом спокойствия, трудов и вдохновения.»

* * *

Дорога в Михайловское не одна. Можно добраться в усадьбу и со стороны Петровского – имения Ганнибаллов, или пройтись тихой дорогой, соединяющей Михайловской с Тригорским. Но лучше всего - через Бугрово, мимо парка, еловой аллеи, мимо домовой часовни на Поклонной горке. Причем каждая из дорог в Михайловское не в одну версту держит путь, томит путника. «До Пушкина надобно дойти!» - говаривал Семен Степанович Гейченко – человек, сумевший сохранить и донести до нас «наслаждение пушкинских усадеб». Я шел именно через сельцо Бугрово, мимо усадьбы мельника и мельничного пруда с восстановленной водяной мельницей на реке Луговке – точно такая была в бытность Александра Сергеевича.

Хмурился ненастьем парк, тяжелели от назойливых дождей лапы елей, кисла от воды грунтовка, прогоняя с обочин дождевые ручейки – в силе была осень. Пора листопада и свинцовых туч, крепких зазимков. Пора, которую так любил Пушкин.

Михайловское начинается с парка. Идя к усадебному дому по лесной аллее, по сторонам которой растут огромные ели и сосны, я ни на минуту, ни на секунду не был один – тут и там, догоняя и опережая меня или мне навстречу уже возвращаясь из Михайловского, спешили посетители усадьбы. Каждый шел со своими мыслями: кто, припоминая увиденное, а кто еще только в предвкушении желанной встречи.

Я не торопился. Следуя размеренным шагом, лучше ощущаешь атмосферу пушкинского бытия. Именно этой дорогой любил Александр Сергеевич добираться до Михайловского. Вот она, знаменитая «еловая аллея» Михайловского: ели-великаны, которые давно уже перешагнули 200 – летний юбилей, - немые свидетели пушкинской поры, помнящие живого Пушкина. Дабы подчеркнуть их почтенность и лишний раз сосредоточить взоры посетителей на их облике, сотрудники музея заботливо огородили их плетнем. Пушкинские ели, когда - то их тут было много, но годы – лихолетья не щадят никого, и вот их осталось всего пять, и растут между ними ели помоложе, сохраняя преемственность поколений, сохраняя усадебный вид таким, каким он был при Пушкине. Кто – то из посетителей усадьбы с восхищением посматривает на вековые ели, задирает головы, разглядывая их кроны, а кто – то, крутясь с фотоаппаратом, пытается запечатлеть на фотографии всю аллею. Остановившись, я заприметил такую картину – молодой отец посадил дочурку лет пяти на спил огромной старой ели, некогда ветвящейся здесь, и стал фотографировать. Девчушка, словно Дюймовочка в цветке кувшинки, сидит на корточках на огромном пне, не шелохнется. А за ней огромные пушкинские ели виднеются. Вот она связь времен, поколений - человеческих и природы. Пройдут годы, и глядя на фотографию, повзрослевший человек вспомнит это время и приведет сюда в усадьбу своих детей. Обязательно приведет! А иначе быть не может.

С еловой аллеи нужно свернуть в парк Михайловского. Разбитый во французском регулярном стиле в 80 – х годах 18 века дедом поэта Осипом Ганнибалом, парк еще в пушкинские времена являлся любимым местом отдыха Александра Сергеевича. Еловая аллея делит парк на две части. В парке есть все, что было свойственно той эпохе паркового искусства: и пруды с парковыми затеями, и роскошь простора с лесными дебрями. А после посещения парка необходимо заглянуть в сад. Вообще парк и сад в Михайловском представляется единым целым. «Люблю сей темный сад с его прохладой и цветами,» - писал Пушкин в стихотворении «Деревня». А в стихотворении «Домовому» Александр Сергеевич скажет, обращаясь к домовому – хранителю усадьбы: «… Храни селенье, лес и дикий садик мой». Любил, очень любил сей парк и сад Михайловского Пушкин, иначе бы не посвятил ему столько восхитительных строк в своих произведениях. По парку можно бродить долго. Сойдя с еловой аллеи, сразу попадаешь в густой орешник парка. Слышал, что в Михайловском много белок, а тут и сам увидел деловито копошащуюся в опавшей буро-охристой листве – орешки давненько осыпались, вот и приходится с земли их собирать. Белка, знамо дело, по-хозяйски «работала» и вовсе не обращала на меня внимание. Привыкла. Сколько тут таких зевак ходит!

Сад Михайловского не большой, огорожен по старинке частоколом, притягивает к себе «простоватой» строгостью, овеянной «задумчивостью старины». Помните в «Евгении Онегине»: «Огромный запущенный сад, приют задумчивых дриад»? Конечно же, поэт не мог не упомянуть о своем Михайловском саде и не просто потому, что роман писался тут в Михайловском, а еще и потому, что сад вдохновлял поэта. Прогуливаясь многочисленными усадебными тропинками, сиживая в глубине сада в беседке в раздумьях «над лирой», поэт питал свои творческие силы. Сегодня сад «причесан»: ровные ухоженные аллеи, «подкошенные» лужайки, даже пасека повторяет ту, что была при Пушкине. Поинтересовался у служащих усадьбы – пасека живая? И ответ был однозначен: - « Без меда не бываем!»

Шуршит под ногами музыкой осени палый лист, журчит вода лесного ручья. От садовой беседки направляюсь к старой липовой аллее. Старые липы Михайловского - еще одни свидетели пушкинской эпохи. Они знали Пушкина! Ах, если бы они могли говорить, то непременно поведали бы нам о том, как были очевидцами встречи Пушкина с Анной Керн. « Я помню чудное мгновенье:/ Передо мной явилась ты» - строки из известного стихотворения, посвященного Анне Петровне Керн, написанные здесь в Михайловском. В своих воспоминаниях Анна Петровна Керн пишет о своей поездке в Михайловское: «Погода была чудесная, лунная июньская ночь дышала прохладой и ароматом полей. … Приехавши в Михайловское, мы не спешили в дом, а пошли прямо в старый, запущенный сад, … с длинными аллеями старых дерев, корни которых, сплетясь, вились по дорожкам, что заставляло меня спотыкаться…» Сегодняшняя липовая аллея единственная из тех «пушкинских» аллей, по которой мог прогуливаться летом 1825 года Александр Сергеевич и Анна Петровна. Та встреча в Михайловском оставила в памяти Пушкина неизгладимое впечатление. В одном из писем своему другу А.Н.Вульфу 21 июня 1825 года Пушкин пишет: «Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь…».

Увлечение? Любовь? Кто теперь даст ответ? Молчит вековая липовая аллея, надежно храня тайну.

Из одного пушкинского письма к А.П.Керн 25 июля 1825 года: « Лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревенской глуши, - это стараться не думать больше о вас … Прощайте, божественная; я бешусь и я у ваших ног». Вот письмо окончено, поставлена дата, … но Пушкин дополняет: «Снова берусь за перо, ибо умираю с тоски и могу думать только о вас…» А вот еще: « Вы говорите, что вас легко узнать; вы хотели сказать – полюбить вас? Вполне с вами согласен и даже сам служу тому доказательством …» - пишет Александр Сергеевич в письме к А.П.Керн в Ригу 13 – 14 августа 1825 года. Что это - признание в любви, не досказанное в письме поэтом? И вот в одном из писем, отосланных из Михайловского А.П.Керн, прямо звучит призыв: «Если ваш супруг очень вам надоел, бросайте его, но знаете как? Вы оставляете там все семейство, берете почтовых лошадей на Остров и приезжаете … куда? В Тригорское? Вовсе нет; в Михайловское!... 28 августа 1825 года»

… Анна Петровна Керн прожила долгую жизнь, и память о Пушкине была всегда с ней. Она ушла из жизни в 1879 году, пережив Александра Сергеевича на целые 43 года, а ведь они были практически ровесниками.

Сегодня в память об А.П.Керн эта старая липовая аллея носит ее имя.

 

* * *

Бежит водица лесного ручья в садовый прудок, что расположен на стыке сада и парка, омывая «остров уединения», - одно из любимых мест Пушкина в усадьбе. И стоит на островке среди тиши берез и сосен белоснежная скамья. Необычно. С ней островок выглядит уютным. Всяк, подходя к нему, замечает это. Очутившись здесь, в этом потайном местечке Михайловского, непременно хочется попасть на островок, присесть на скамью и в тиши усадебного простора поразмышлять. «Остров уединения» - это одна из парковых затей. Загляните в другую часть Михайловского парка - и вы увидите дерновый диван, окаймленный плетнем. А пруды! Их в усадьбе не один. Они сразу встречают гостей, раскинувшись по обе стороны у въезда в усадьбу. Пройдитесь по изящному горбатому мосту и вы непременно попадете к ганнибалловскому «черному» пруду. Берега «черного» пруда окаймлены вековыми деревьями, что не одно десятилетие смотрятся в его воды. Пруд действительно кажется черным, а на огромных соснах, что высятся у его берегов, еще со времен основания усадьбы гнездятся серые цапли, «зуи» - по –михайловскому.

И еще, если будете гулять по парку и саду, непременно сходите к дубу. Пройдите к нему мимо пруда, «что под сенью ив густых», мимо ледника. Дуб огромен – могуче стоит на Михайловской земле не один век, раскинув в стороны гигантские ветви. Словно в пушкинское лукоморье попадаешь. Говорят, что тут и свой кот имеется – посетители усадьбы частенько видят огромного кота, развалившегося на нижних ветвях дуба, таинственным прищуром посматривающего на снующих туда-сюда экскурсантов. А когда нет кота, говорят – ушел за сказками. Вот так! Будете у дуба, посмотрите получше, прислушайтесь, может быть, и услышите новую сказку старого пушкинского дуба.

 

* * *

Если будете подходить к усадебному дому Михайловского со стороны Сороти, то предстанет он пред вами красивым северным фасадом с колоннами, утопающим в кустах сирени, жасмина и желтой акации. А если со стороны «еловой аллеи», то встретит вас подъездным усадебным кругом, огромным вязом, посаженным Григорием Александровичем – младшим сыном поэта и 26 липами, растущими тут уже более столетия.

Вспомним дом Евгения в романе «Евгений Онегин». Его образ «списан» Александром Сергеевичем со своего Михайловского дома. Дом Михайловского действительно невзрачен – приземист, одноэтажная постройка с анфиладой окон, под покатистой крышей в две трубы. И, наверное, не было бы в нем ничего особенного, если бы это был не дом Пушкина. Пусть реставрированный с нуля, пусть и не слышали его стены голоса великого поэта, но построен он по образу и подобию той пушкинской «скромной семьи моей обители», как сам называл поэт в стихотворении к «Домовому» свою Михайловскую усадьбу. И стоит сегодняшний Михайловский дом Пушкина на «дедовском камне», - тут, на этом месте, в конце восемнадцатого столетия Осип Абрамович Ганнибал выстроил свой главный усадебный дом. Сегодняшний дом в Михайловском пятый по счету – тот, в котором поэт провел Михайловскую ссылку, был разобран сыном Григорием Александровичем из – за ветхости, а последующие дома в 1908 и 1918 сгорели – усадьба – то была барская (!); а четвертый дом не уцелел в годы военного лихолетья Великой Отечественной – разграблена и сожжена была усадьба. И тот дом, что мы видим сегодня возведен, в 1949 году. «Дом деревянного строения на каменном фундаменте, крыт и обшит тесом длинною 8, а шириною 6 сажень. К нему подъездов с крыльцами 2, Балкон один… .» - так описывает усадебный дом Михайловского земский исправник Васюков в 1838 году и за это ему большое спасибо – помогли его записи восстанавливать пушкинский дом, ой как помогли.

С 9 августа 1824 года по 3 сентября 1826 года время Михайловской ссылки Александра Сергеевича. Встречает поэта уже ветхий, практически «без присмотра» усадебный дом с запущенным парком и садом. Знакомая Александра Сергеевича по Усадьбе Тригорское Мария Ивановна Осипова в своих записках сообщает: «… что самый дом был довольно стар…». Конечно же сегодняшний дом в Михайловском не сравнить с тем, что был при Пушкине по чистоте и убранству. Сегодняшний Пушкинский дом в Михайловском это музей. Музейные экспозиции заслонили собой «каждодневный быт» усадьбы, скрыв его своей строгостью. Дом живет своей новой жизнью, наполняемый изо дня в день посетителями, идущими и едущими в Михайловского со всего мира.

Ступите в переднюю дома, пройдитесь по его комнатам и вас непременно коснется пушкинское время. Вот комната Арины Родионовны – няни поэта, воспитавшей его и проведшей с ним время Михайловской ссылки. Здесь в небольшой комнатке барского дома долгими зимними вечерами под не яркий, томный свет восковой свечи коротала свое время вторая мама великого поэта. «… Он ее все мама называл…» - вспоминал кучер Пушкина Парфенов. Арина Родионовна Яковлева была не только няней поэта, вырастившей его, но и первым слушателем многой пушкинской лиры. В этой самой комнате Александр Сергеевич читал «подруге юности моей» свои произведения и … слушал предания дивной старины – сказки самой Арины Родионовны, а ведь она была искусной мастерицей рассказа, это признавал и сам Александр Сергеевич. «Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством и то вижу его довольно редко (семейство Осиповых – Вульф в Тригорском – О.Т.) – целый день верхом – вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны; вы, кажется, раз ее видели, она единственная моя подруга – и с нею только мне не скучно» - пишет поэт в Одессу Д.М.Шварцу в декабре 1824 года. Или вот еще, письмо брату Л.С.Пушкину написанное в ноябре 1824 года: « Знаешь мои занятия? До обеда пишу «Записки», обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки – и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!» И на память неизменно приходят стихотворные пушкинские строки: « Наша ветхая лачужка,/И печальна, и темна./Что же ты, моя старушка,/Приумолкла у окна?.../Спой мне песню, как синица/Тихо за морем жила;/Спой мне песню, как девица/За водой поутру шла…»

На стене комнаты висит барельеф с профилем Арины Родионовны. Так уж случилось, что время не сохранило для нас подлинного облика пушкинской няни, и этот барельеф единственное, что мы имеем, - выполнен он по памяти скульптором Я.Серяковым.

Когда не было родителей Александра Сергеевича в Михайловском, в доме отапливались только две комнаты – комната няни и кабинет поэта, а вся анфилада северной парадной части, что состояла из комнаты родителей, гостиной, столовой пребывали «в холоде запустения». Иван Иванович Пущин, друг поэта еще по лицею, и навестивший его 11 января 1825 года пишет в своих воспоминаниях «Дверь во внутренние комнаты заперта, дом не топлен.»

 

* * *

Кабинет Пушкина в Михайловском. Каким он был?! Вспомним хорошо известную картину Н.Н.Ге «И.И.Пущин в Михайловском». Не большая, уютная комната. В «вальтеровском» кресле Пущин. У стола в «торжественном» гласе Пушкин, читающий с листов. На диване за рукоделием Арина Родионовна. На стене в рамке портрет Байрона, столь любимого Пушкиным, на камине статуэтка Наполеона. На подвесной полке книги. Пушкинский кабинет Михайловского «перекочевал» и на страницы «Евгения Онегина» представ в образе кабинета Евгения: «И стол с померкнувшею лампадой,/И груда книг, и под окном/Кровать, покрытая ковром…/И лорда Байрона портрет,/И столбик с куклою чугунной …»

Сегодняшний «музейный» кабинет Александра Сергеевича чем – то похож на картинный. Из подлинных пушкинских вещей тут железная трость поэта, подножная скамеечка А.П.Керн, этажерка; в книжном шкафу фарфоровая чернильница, вазочка из дерева для перьев, серебряный подсвечник. Внимание посетителей привлекают дуэльные пистолеты, уложенные в специальный футляр. Не те ли?! – вопрос не вольно напрашивается сам собой. Нет не те! Но очень похожи! Такие, же я видел в доме – квартире Пушкина на Мойке в Петербурге. 27 января 1837 года выстрелом на Черной речке из дуэльного пистолета такого же образца была остановлена жизнь Александра Сергеевича Пушкина. И эти, Михайловские, отдают горестным эхом той пушкинской трагедии.

Хранители музея постарались до подлинности воссоздать эпоху «пушкинского кабинета». Скромен пушкинский кабинет, как и весь дом Михайловского. Процитируем тех, кто бывал в кабинете поэта в годы его Михайловской ссылки – эти сведения бесценны! Вот воспоминания И.И.Пущина: « Комната Александра, была возле крыльца, с окнами на двор, через которое он увидел меня, услышав колокольчик. В этой небольшой комнате помещалась кровать его с пологом, письменный стол, шкаф с книгами и проч. И проч.. Во всем поэтический беспорядок, везде разбросаны исписанные листы бумаги, всюду валялись обкусанные, обожженные кусочки перьев… Вход к нему прямо из коридора.»

А вот знакомая поэта по Тригорскому – М.И.Осипова, вспоминала: « Вся обстановка комнаток Михайловского домика была очень скромна: в правой, в три окна, комнатке, где был рабочий кабинет Александра Сергеевича, стояла самая простая, деревянная, сломанная кровать. Вместо одной ножки под нее подставлено было полено. Некрашеный стол, два стула и полки с книгами довершали убранство этой комнаты…»

И сегодня, на столе из красного дерева рукописи, книги, - словно поэт вышел не надолго из кабинета, не закончив начатую работу, и вот - вот должен вернутся. И вы стоите в ожидании, - в ожидании встречи, и время пушкинской эпохи замерло перед вами.

 

* * *

 

Будете прогуливаться по усадьбе, непременно загляните во флигель, что по правую сторону от господского дома. До нашего времени от Михайловского пушкинской поры не дошло ни одного строения, и флигель «Кухня» тому не исключение - он восстановлен в начале 50 – х годов 20 века. Но, восстановлен, опять таки по всем правилам пушкинской поры, - в соответствии с «Описью сельца Михайловского» 1838 года. Заходишь во флигель и сразу попадаешь в господскую кухню. Все тут интересно: и печь русская с лежаком основательно поставленная, и утварь кухарская – плошки всяческие, отливающие медным закалом, тазы да чайники, ковши с горшками, жернова, берестяные лукошки и многое - многое другое. Подобное было и при Пушкине, ведь весь этот кухонный обиход Михайловского подлинный и срок рождения его пушкинское время. Представьте. Как топилась по утрам русская печь, наполняя флигель душистым ароматом свежевыпеченного хлеба, терпким запахом разомлетых в духовке щей. Кухня – то господская, а еда – то русская, деревенская!

Была при кухне и жилая комната – она и в сегодняшнем флигеле восстановлена. И тут тоже есть печь. Неброская, без изысков, мебель – «коренастый» стол с медным самоваром, да лавочки, над окошком полочки под туески, пряжа прибранная в куль, на окошке герань, да красный угол при иконках. Обратите внимание на детские саночки стоящие по середине комнаты – убежало дитя не доиграв, бросило на самом проходе сою не хитрую игру. Но обязательно вернется и заберет! Это «живой» интерьер Михайловского и он особенно ценен глазу посетителей. От уюта избы не хочется уходить, хочется присесть за стол к самовару и, глядя в оконце, на реку Сороть, попивать чай в тихой беседе.

 

* * *

Под сенью старого клена, с «лица» похожий на кухонный флигель стоит «Домик няни». В Михайловской описи 1838 года читаем: « Деревянного строения, крыт и обшит тесом, в нем комнат 1, окон с рамами и стеклами 3, дверей простых на крюках и петлях железных с таковыми же скобами 3. Печь русская с железной заслонкою и чугунною вьюшкою. Под одной связью баня с голландской печью, и в ней непосредственной величины котел.»

При Пушкине – господская «мыльня» - баня, а в светелке летом жила Арина Родионовна. Помещение мыльни – печь голландская, да плошки банные, - а в общем – то чего тут еще нужно. Говорят, что Пушкин любил бани с ледком, крепкий здоровьем был.

Из «мыльни» дверь ведет в светелку. Тут тебе и секретер «под красное дерево», сундук деревенский, как и положено; пряха, чтоб вечера коротать. Бревенчатые стены хранят в себе покой и уют дома няни. Хорошо помню такие же в доме моей бабушки, – натертые до блеска можжевеловым лапником, долго держащие терпко – кисловатый запах хвои. Деревенский уклад жизни один – и версты ему не помеха. Крутится колесо пряхи подавая тонкую нить – шерстянку, словно секунды, минуты наматываются на веретено…

А выйдешь из светелки и сразу попадаешь на простор реки Сороти, где, поскрипывая крылами, работает мельничный ветряк, на луга, что раскинулись у реки, на озерко Маленец, Савкину гору: «Везде передо мной подвижные картины;/Здесь вижу двух озер лазурные равнины,/Где парус рыбаря белеет иногда,/За ними ряд холмов и нивы полосаты,/Вдали рассыпанные холмы,/На влажных берегах бродящие стада,/Овины дымные и мельницы крылаты.» - так описывает Пушкин в стихотворении «Деревня» простор окружающий Михайловское. Природа Михайловского это то, что осталось не измененным со времен Александра Сергеевича Пушкина.

«Домик няни», тот пушкинский, где стены «видели поэта», мог бы дожить и до нашего времени, если бы, не война – бесчинствовавшие в Михайловском гитлеровцы разобрали «домик няни» на блиндаж. И как не вспомнить тут известные строфы: «Что война ты проклятая сделала!?» Сколько дорогого и памятного уничтожила, - не счесть. Попало под твои «жернова» и Михайловское.

 

* * *

Говоря о пушкинских местах и в первую очередь Михайловском, нельзя обойти стороной еще один эпизод «бытия» этих мест, связанный на прямую с войной и с человеком отдавшим всю свою жизнь служению Пушкину. Имя этого человека – Семен Степанович Гейченко. Это он, применив все свои знания и талант музейщика – пушкиниста, подкрепив свои труды напористостью энтузиаста, смог возродить Михайловское, а вместе с ним и Тригорское с Петровским, не дав при этом и шанса думать о том, что тут в этих местах останется лишь «пепелище минувшей войны». А ведь именно так и было. Назначенный в апреле 1945 года директором Михайловского и пробывший им без малого пять десятилетий, Семен Степанович сумел воскресить пушкинскую обитель из пепла войны. Он не директорствовал, он тут жил, жил полной жизнью музея, слившись с ним в единое целое. Дом Гейченко совсем рядом с господским домом – с права от центрального входа с еловой аллеи. Проходя мимо, остановился возле него и я. Мертв дом без хозяина, стоят без надобности на веранде десятки самоваров, собранные Семеном Степановичем и не слышится за чаем людского голоса в доме старого директора.

Я бы сказал так: « Не было бы Гейченко, - не было бы сегодня для нас Михайловского.» Он любивший пушкинскую землю псковской стороны, передал ее нам, с завещанием береч «приют, сияньем муз одетый.» И поэтому, побывав в Пушкиногорье я ни как не мог не посетить могилу Семена Степановича Гейченко, что на древнем городище Ворониче, в Тригорском, у реки Сороти. Будете в Пушкиногорье обязательно загляните и вы. Идете в гости к Пушкину, а значит и к Гейченко. И тишина стоит над могилой старого хранителя Михайловского, только шпиль колокольни Егорьевской церкви отсвечивает златом в лучах похолодевшего осеннего солнца.

И все так же как при Пушкине и Гейченко, бежит в даль река Сороть, извиваясь на просторе и не остановить ее воды, как не остановить время в потоке лет, когда по этим просторам ступал Александр Сергеевич Пушкин. И как тут не вспомнить слова Семена Степановича Гейченко: « Когда будете в Михайловском, обязательно пойдите как – нибудь вечером на околицу усадьбы, станьте лицом к маленькому озерцу и крикните громко: «Александр Сергеевич!» Уверяю вас, он обязательно ответит: «А – у – у! Жду – у!»

Вы правы,Семен Степанович! Он отозвался! Пушкин среди нас!


Комментариев:

Вернуться на главную