Пётр ЧАЛЫЙ, Россошь Воронежской области
Донская высота
2 февраля 1943 года разгромом гитлеровских международных (немецких, румынских, итальянских) армий Советские войска завершили Сталинградскую битву. Общие безвозвратные боевые потери составили с нашей стороны более миллиона ста тысяч воинов, у противника полтора миллиона.

Самая кровопролитная на ту пору в истории человечества Первая мировая война на её Восточном фронте закончилась в пять часов пятьдесят минут вечера 3 марта 1918 года. Подписанный с немцами по настоянию главы правительства Советской России Ленина Брестский мир сам же Владимир Ильич назвал "похабным". И хоть Отечество теряло миллионы квадратных километров богатейших и густонаселённых территорий, тогдашний вождь не видел иного пути возрождения страны в будущем.

А победителя, действительна, губила жадность. "Самая комичная война из всех, которые я видел, - записывал в своём дневнике кайзеровский немецкий генерал Гофман. - Малая группа пехотинцев с пулемётом и пушкой на переднем вагоне следует от станции к станции, берёт в плен очередную группу большевиков и следует далее. По крайней мере, в этом есть очарование…"

Заполучив южные земли вплоть до Воронежской губернии, немцы с разгона "не заметили" харьковскую межу и в слободе Кантемировка "перехватили" важную железную дорогу Москва-Ростов. Двинулись было на север в сторону Воронежа, но у станции Райновская их остановил красноармейский бронепоезд. И всё же – «испити шеломом воды» из близкого и чистого Дона германцам вроде бы удалось. Их конный отряд, как утверждали местные старожилы, выдвинулся на время в старинную донскую слободу. У Новой Калитвы они поднялись на самую высокую прибрежную высоту, с которой по карте к Уралу, показалось, рукой подать...

Не потому ли на вершине Мироновой горы немцы вроде бы закопали в меловую землю свою каску с остроконечным шишаком. Зарыли, как примету, - "сюда, мол, ещё вернёмся!"

Вернулись ведь, без года четверть века спустя - в июле 1942-го. Шла уже Вторая мировая война.

Эту бывальщину я, мальчишка рождения послевоенных лет, слышал от косарей на лугу у ночного костерка. Звучно ударявшая хвостом о тихую воду рыба напоминала, что за нашим шалашом течёт речка. А сливается она, Чёрная Калитва, с Доном под той самой Мироновой горой, белые крутые склоны которой ярко высвечивала полная луна.

По моим ребячьим меркам - давным-давно был окончен бой. А мужики всё оставались солдатами, в их памяти всё гремели былые сражения.

Запомнилось: долго они рассуждали, что неприступной крепостью осталась донская высота на пролегавшей здесь линии фронта. О том же слышал я и от учителя-краеведа. Не обидно ли - сколько раз бойцы поднимались в атаку, сколько их полегло тут! Фашисты будто зубами вцепились в мёрзлую землю и держали под прицельным огнём всю округу. И тихо ушли с горы непобеждёнными, когда получили приказ об отступлении.

Оказывается, - зря-то мы досадовали и брали грех на душу перед нашими воинами. Турнули-таки они вражеские части с горы.

Спустя десятилетия, когда паломники из Италии стали навещать места былых сражений, об этом мне, уже журналисту, простодушно рассказывал бывший альпийский офицер Бортолуцци. "Тут стояли, - указывал он под ноги на вершине Мироновки. - А выбили нас туда. Да-да, к Новая Мельница". Подтверждение услышанному встретил и на страницах военного историка Джорджо Скотони, который перелопатил пуды хранящихся в архивах его страны штабных документов. "На новый рубеж откатились из Новой Калитвы и с так называемой высоты "Писелло" /горошина - Миронова г opa / остатки дивизии "Коссерия".

Бои за "безымянные высоты", которым часто посвящены книги и фильмы, заставляли недоумевать таких же, как я, читателей и зрителей не особо разбирающихся в военной стратеги и тактике. Рассуждаем, к чему лезть напролом на ощетинившиеся из-под земли стволы пулеметов? Умный в гору не пойдет, умный гору обойдёт. Влезая с головой в краеведение, сопоставляя карты-трёхвёрстки с местностью, вдруг "прозрел": линия обороны представляла собою не сплошную цепь траншей. Именно на высотах устраивались опорные пункты с дотами и дзотами, с землянками "в три наката". С них-то перекрёстно простреливалась, держалось под огнём всё пространство в нашей степной стороне от холма до холма, которые ни объехать, ни обойти.

* * *

На календаре день-то вроде будний. А в центре села Дерезовка Верхнемамонского района непривычно многолюдно. Здороваясь, желая добра, все поздравляют друг друга не только здесь, во всех окрестных селениях на юге Воронежской области – от Осетровки до Кантемировки, от Новой Калитвы до Богучара, торжественно отмечают свой местный день Победы. Отсчёт ему начинается с декабря 1942 года. Тогда-то на тихом зимнем Дону ударила гроза - военная. Советская Армия в продолжение уже гремевшей на Волге Сталинградской битвы перешла в наступление в районе среднего течения Дона.

В историю Великой Отечественной войны эта боевая операция занесена названиями «Сатурн» и "Малый Сатурн". Как "кольцом" вокруг небесного светила, наши войска, освобождая захваченную врагом землю, ещё и второй раз опоясывали уже взятых в «котёл» фашистов. Воины понадёжнее расширяли кольцо окружения. Дабы не дать им вырваться к своим, дабы быстрее "ликвидировать многотысячную группировку противника". Кто думал тогда, что в этом одном из самых кровавых сражений в истории человечества, по сути, решался исход всей Второй мировой войны.

- Не приведи, Господи, кому-то еще пережить такое! - говорит моя собеседница - бабушка Мария Головина, в девичестве Аносова. Жительница донского села Дерезовка вспоминает, сквозь слезы прорываются слова. "Отца Семёна Карповича сразу летом сорок первого забрали на фронт. Получили похоронку: убит под Москвой. Теперь тут он вместе с односельчанами записан. К памятнику иду, как на могилку."

- Всё помню, мне одиннадцать лет было, - рассказывает Семёновна.- Как наши отступали за Дон. Уже летом сорок второго. Бомбили переправы. Мы в погребах прятались. Мама заставила молитву выучить. Снаряды рвутся по селу. Землю под тобой трясёт. Вдруг привалит нас. Просишь "живый в помощи Всевышнего во спасение".

Фашисты пришли. Нас из села выселили. Линия фронта, тут они рыли укрепления. А мы в поле у степного колодца, где был лесочек, шалаши поставили, на соломе спали. Сначала удавалось сходить домой - за едой, за одёжкой. Разрешали побыть в селе.

Так продолжалось недолго. Жителей Дерезовки, как и других прифронтовых сел, под дулом автомата и с приказом "за неповиновение расстрел" перегнали, что скотину, на жительство в степную глубинку.

Ещё Мария Семёновна и её подружки припомнили, что "снега в ту зиму были выше церкви" и "от мороза птицы падали". Зато "Никола зимний спасителей привёл". "Отступали наши солдатики в рваных гимнастёрках и с винтовками, а вернулись в овчинных полушубках, с автоматами, на танковой броне".

"Точь-в-точь такие, как на памятнике".

У мемориала бабушки склонились к гранитным плитам, на которых высечены родные имена. Кто-то из них не сдержался, вскрикнул: "Батя, живым тебя я так и не увидела!"

* * *

Крутые донские холмы по правому берегу Дона немцы, итальянцы сплошь превратили в "неприступную крепость". В мел врыты пулемётные гнёзда. Подземные склады боеприпасов. Линии траншей в полный рост. Подходы перекрыты колючей проволокой, минными полями. Где-то за спиной в глубине схожие вторая, третья линии обороны.

Крутогоры у огневых точек - дотов и дзотов - на морозе водой поливали, "одевали" склоны в ледяной панцирь.

Идти на них в лоб было бессмысленно. Главный удар по врагу, танковый удар, советские войска нанесли чуть восточнее Дерезовки - с Осетровского плацдарма. То была дорогая пядь земли на вражьем правом берегу, которую воины удержали при отступлении.

Фашисты не встречали наши танковые корпуса с поднятыми руками, сражались ожесточённо. И всё же - танкисты Павла Полубоярова, Василия Баданова, Прокофия Романенко прорвали оборону противника и смело вышли на оперативный простор. Именно они перекрыли Юго-Восточную железнодорожную магистраль, смели ближний к Сталинграду стратегически важнейший аэродром в Тацинской, крушили тыловые базы с хранилищами боеприпасов, одежды и провианта. Именно они рубили "воздушные мосты", благодаря которым мог жить и сражаться враг в окружении, «в крепости Сталинград».

Задержавшихся на скрытых минных полях в первый день наступления советских танкистов поддержала шестая армия Воронежского фронта, прикрывая их, упреждая возможные удары противника со стороны Россоши. Донские высоты, от Новой Калитвы до Верхнего Мамона и далее – к станице Вёшенской, штурмовала пехота, артиллерия 1-ой и 3-й гвардейских армий.

А отборные дивизии Гота уже разрывали "кольцо" окружения. Передовые отряды танкистов уже увидели зарево над Сталинградом. На глазах армия Паулюса обретала неудержимые силы. Амбициозный фельдмаршал фон Манштейн счел уже победу добытой, "в кармане". В старинной казачьей столице Новочеркасск сел пировать с маршалом авиации Рихтгофеном. И тут – «победителей» привела в ярость не согласованная с ними команда из Берлина: срочно перебросить бомбардировочные эскадрильи со сталинградского направления на северное - в донскую излучину. "Паулюсу с его шестой армией капут. А мы лишь санитары в сумасшедшем доме". Размышляя так, сотрапезники ещё не знали то, о чём ведал Гитлер. На небосклоне, над укрытыми глубокими снегами донской степью воссияла не рождественская звезда, а советский "Сатурн".

Фашистские полководцы ещё не знали, что более страшная необходимость заставляет их кинуть окружённых на произвол судьбы. Советская Армия перешла в наступление в районе среднего течения Дона. Разгром итальянцев открывал дорогу на Ростов и грозил куда более великой "западнёй" для всей огромной кавказской группировки фашистских войск.

Кровавые уроки отступления учили нас воевать. «Характерным для операции «Сатурн» было сосредоточение крупных сил на направлениях главных ударов. Так, 6-я армия, развернув на 18-километровом участке фронта только одну стрелковую дивизию, на 9-километровом участке прорыва сосредоточила четыре стрелковые дивизии и один танковый корпус. Левый сосед 6-й армии, 1-я гвардейская армия, на участке в 127 километров имела две стрелковые дивизии, а на 18-километровом участке прорыва сосредоточила пять стрелковых дивизий и три танковых корпуса. А далее 3-я гвардейская армия, сосредоточив на 14-километровом фронте прорыва четыре стрелковые дивизии и один механизированный корпус, на остальных 75 километрах развернула только три дивизии. Благодаря этому на направлениях главных ударов удалось добиться существенного превосходства над противником в силах и средствах».

Но обстановка на театре военных действий в донской излучине складывалась непросто. Фашисты спешно подтягивали резервы. Под Ростов на железнодорожных платформах перебрасывали отборные танковые части даже из Франции. Кинув на произвол судьбы армию Паулюса на Волге, немцы «выравнивали» фронт в донецких степях.

И подразделения Красной Армии, уйдя далеко вперёд от тыловых баз, без автотранспорта, по зимнему бездорожью не могли своевременно пополнять войска боеприпасами, оружием, горючим, провиантом. Потому в Ставке Верховного Главнокомандования предпочли иметь «сталинградскую синицу» нежели «кубанского журавля в небе». В действие вступил запасной вариант боевой операции «Малый Сатурн», в ходе которой предстояло не только разгромить итальянцев, немцев и румын на Дону, но и «вырваться в тыл армейской группировки противника». Той, которая пыталась проложить «тропу спасения» к Сталинграду и прикрывала свой южный фронт.

Выжившие в той сече воины в мирные годы будут приезжать в места былых сражений, вспоминать "минувшие дни и битвы, где вместе рубились они".

В тех тоже уже давних поездках я записывал рассказы ветеранов.

В рядах тех воинов, кто шёл в прорыв, была крещённая кровью в боях под Могилёвым и Севастополем 172-я стрелковая дивизия. Её ветераны, кому выпало счастье дожить до памятной даты – 55-летия кровавых схваток, гостили осенью 1997 года в Россоши и непосредственно там, где воевали – на хуторе Донском (он назывался Самодуровкой), в селах Цапково, Ивановка, Первомайское и Новая Калитва.

Гостили и вспоминали –

всё точно, всё как было,

Там, у сгоревших деревень,

И как оно происходило

И в первый, и в последний день,

Где спят в земле, как побратимы,

Красноармеец и комбат,

И сколь потерь невозвратимых,

И кто где рос из тех ребят…

Артиллерист Митрофан Матвеевич Чалый, житель Харькова:

«На фронт я, уроженец Киевской области, попал хорошо обученным солдатом. Служил в армии под Владивостоком. В конце сентября 1942 года наша горновьючная батарея была переброшена в Подмосковье, где и вошла в состав 172-й стрелковой дивизии. Получили новенькие пушки, 76-миллиметровые, на резиновом ходу. Весь октябрь до седьмого пота гонял нас на полигоне сержант Анциферов. «Орудие к бою! Танки справа!” Седьмого ноября отметили 25-ю годовщину Великого Октября. Получили благодарность за хорошую выправку в торжественном марше. А уже девятого-десятого наш полк – 514-й – грузился в эшелоны.

Числа двенадцатого ноября ранним утром прибыли на станцию Бобров Воронежской области. Земля притрушена свежим снежком. Оглядеться не дали, поступила команда: быстрее выгружаться и уходить в степь! Возможен налёт. Так оно и случилось. Не успела последняя повозка покинуть посёлок, как в небе загудели самолёты. Позади со стороны станции доносились разрывы бомб, стрельба зениток.

Днём остановились на постой. Квартирьеры готовились загодя, разводили нас по хатам в сёлах Варваринка, Павловка, Ливенка. Местные жители относились к нам хорошо: старались получше устроить на отдых, делились картошкой. Конечно, расспрашивали о своих родных, тоже воевавших где-то, допытывались, не пересекались ли наши пути-дороги фронтовые.

Ночью снова марш.

В конце концов, батарея обосновалась в Гороховке. За Доном крутой берег, хуторок Самодуровка. На меловых горах прочно закрепился враг».

Командир первого артдивизиона Г.Г. Якименко:

«Разведчики установили, что перед нами стояла итальянская дивизия «Коссерия». За ними, во втором эшелоне, расположились немцы. Положение итальянцев окажется незавидным: с фронта будем бить мы, а с тыла союзнички. Это потом. А пока лейтенант П.Н. Кузнецов, очень способный художник, точно снял панораму вражеских укреплений, что впоследствии даже в тумане, в темноте позволяло нам вести точную артиллерийскую стрельбу.

Разведчиков попросили выяснить, что за стога сена стоят вразброс на том берегу. Оказалось, соломенными щитами были прикрыты, хорошо замаскированы орудия. Враг к обороне приготовился прекрасно. Траншеи вырыли в полный рост. Укрепили доты и дзоты. Впереди разбросали колючую проволоку, заминировали подходы. Жили с комфортом: землянки глубоко в земле, пол деревянный, стенки обшиты доской, отапливались, офицеры спали на пуховиках».

Заряжающий орудия Митрофан Михайлович Чалый говорил, что «в те декабрьские дни разведка боем велась постоянно. А настоящее наступление первыми начали мы, артиллеристы.

На рассвете был сильный туман, как молоко, ничего не видать. Получаем команду: «Приготовиться к стрельбе!» Цели, конечно, определены заранее. «Огонь!» – кричит телефонист, Анциферов повторяет приказ.

Посылаю снаряд за снарядом в казённик пушки. Уши заложило от стрельбы. Уже жарко. Сбрасываем шинели на снег...

Дон пришлось форсировать дважды. Первый раз пушка провалилась на льду, до самого ствола оказалась в воде.

Стали удобной мишенью для противника. Осколки, как шмели, летят кругом, визжат по льду. Когда огонь поутих, вытащили орудие на песчаный откос. Валенки намокли, стали стопудовыми. Стрелять начали, берег крут, снаряды не ложатся в цель. Вдруг свой атакующий батальон заденем. Пытаемся вытащить пушки на высоту, а она сплошь ледяная.

Попадаем на минное поле. Взрывом убит командир соседнего орудия, ранены друзья-пушкари.

С наступлением темноты пришлось вернуться на левый берег в Гороховку. А завтра мы возьмём эту клятую высоту. Поставим орудие на прямую наводку и будем глушить пулеметы противника. Войдём в Цапково. Ночью отобьём контратаку противника, пытавшегося отступить от Дерезовки через занятое нами Цапково.

Тяжкий бой нас ждёт на подступах к селу Ивановка в поле, какое я про себя называю “кровавым”.

Шли вперед спокойно, колонной. Вдруг крик: «Танки! Немецкие танки!» Сбрасываем пушку с передка. Разворачиваем орудие. Прямо на нас движутся сразу три машины. Наводчик припал к панораме и рукой показывает, куда подправить станину. Бронебойных снарядов не имели, заряжаем фугасные. Стреляем – первый танк закрутился на месте. Посылаю в ствол второй снаряд – опять удача! Вновь заряжено орудие, и только щёлкнул замок – чувствую сильный удар в бедро. Падаю от боли, чуя, как что-то горячее растекается по ноге.

Уже не то, что после госпиталя, через двадцать лет судьба меня сведёт с фронтовым другом наводчиком И.С. Пылиным. Он мне расскажет, что в том бою подбили и третий танк, потом ещё два. Его тоже ранят. Но немцы в атаку больше не поднимутся. На три пушки останутся живы лишь два артиллериста – наш командир и наводчик. На них натолкнётся командир дивизии и прикажет записать фамилии. Анциферова наградили орденом Красной Звезды, а Пылин получил медаль «За отвагу».

Командир пулемётного расчёта из 172-й стрелковой дивизии, житель Вольска Саратовской области Павел Петрович Вдовин шёл в бой у хутора Донского.

«Я не только хорошо помню первые дни наступления, каждый кустик вижу на донских косогорах – возле него всегда есть промоина, втиснешься в ямку, как в окоп, и высматриваешь, куда перебежать-переметнуться дальше. Не с пустыми руками скачем: пулемёт семьдесят два килограмма, его три человека тащат, а еще запчасти, патронные ленты.

Туман нам помог. Не заметил, как высоту взяли. “Ура!”– и все три траншейные полосы обороны были в наших руках. Итальянцы забились скопом в свои норы. Укрытие надёжное – в шесть накатов дуба. Руки подняли – в плен пошли колоннами.

Артиллеристы обеспечили нам прорыв. В траншеях много убитых. А главное – деморализовали противника.

Перевалили за гребень высоты, команда: “Окопаться!”

А земля-то мерзлая. Не то, что сапёрной лопаткой-штыком, её зубами не возьмёшь. Пусть Бог прощает: пулемётные ячейки обложили вражескими трупами. По всему фронту быстро установили двенадцать пулемётов. Снегом замаскировались. Одеты хорошо: телогрейки, ушанки, валенки, поверху белые маскхалаты.

Ждём. В контратаку пошли уже не одни итальянцы, немцы с ними. Идут развёрнутой цепью. Подпустили их метров на сто пятьдесят. И ударили. Только на гашетку пулемёта нажимай! Вот так три атаки за день отбили. Заселили трупами весь снег.

А в затишье чуть ли не по нашим головам самолёты ходят, нас утюжат. Теперь-то я знаю, что немецкий аэродром был близко от линии фронта, под Россошью. Доставалось нам.

К вечеру стало непривычно тихо. Пулемёты за хобот и кучей, как телята, пошли в сторону Цапково.

* * *

Из оперативной сводки штаба Шестой Армии:

“Противник … пытался контратаковать в направлении Самодуровка (ныне Донской). В результате боя и трёх залпов дивизиона Реактивных «Катюш» к 14.00 уничтожено до двух батальонов итальянцев.”

* * *

Пулемётчику Вдовину осталось памятным взятие села Ивановки:

«В атаку пошли под покровом ночи и до восхода луны. Вражеский пулемёт бил с церковной колокольни. Трассирующей очередью принудили его прекратить огонь. И – ни выстрела. Подполковник приказал: улицы – на прочёску! А враг отступил, выкуривать его не пришлось».

Среди наступавших находился и житель Новой Калитвы Никита Стефанович Пархоменко. Накануне командир отпустил его на часок заглянуть домой, но там солдат нашёл лишь пепелище на родимом подворье. Зато в Ивановке ему повезло: встретился с сестрой. Правда, то свидание оказалось последним. Пархоменко погиб.

Оружейный мастер, Анатолий Алексеевич Лобастеев, житель Нижнего Новгорода:

«Сам себе удивляешься, что запоминается. Приказали прочесать лес. Пока собирались, подумал: убьют – сало останется. Начал жевать – в горло не лезет.

Тяжёлые бои вели между Первомайском и Криничным. Там понесли потери. После говорили: человек четыреста похоронили.

Поручили мне проверить два новеньких станковых пулемёта с подозрением на заводской брак. Оказалось все проще: летняя смазка застыла. Сменил её на зимнюю – готово оружие, никого винить не надо.

Запомнилось еще: старушка убивалась, доктора искала: фашисты её дочь зверски изнасиловали, бутылку меж ног загнали. И тут же пленного немца привели с обмороженными кистями рук.

Карта немецкая мне попалась. До чего же подробная: родничок, одинокое дерево в поле. Всё нанесено».

Начальник штаба 1-го дивизиона 134-го артполка Олег Николаевич Воскресенский, житель Новгорода:

«Хочу сказать о тех, кто, себя не жалея, брал эти безымянные высоты, освобождал села на Дону. Среди них были киевляне, ленинградцы, не удивляйтесь, из Удмуртии. Киевский оружейный завод «Арсенал” эвакуировали в Воткинск. На фронт мастеров не отпускали. Решили создать свой артиллерийский дивизион.

Во внеурочное время сделали для себя пушки – 45-миллиметровые, противотанковые. После работы выходили на полигон, учились подбивать движущиеся мишени.

В бой вступили не просто оружейники – хорошо подготовленные воины».

Корреспондент дивизионной газеты Николай Алексеевич Фадеев, житель украинского города Ровно:

«Когда шёл за наступавшими в Цапково, слева и справа ещё гремел бой, а навстречу уже вели пленных. Три-четыре солдата сопровождают пол тыщи человек.

В селе ещё стояла виселица. Там я записал рассказ учительницы Савельевой. Фашисты схватили инструктора Новокалитвенского райкома партии Якова Виткалова, уполномоченного наркомата заготовок Бутко и его 65-летнего отца. Привязали троих к столбу, с подветренной стороны разожгли костёр. Дым разъедал глаза. Сердобольные жители пытались казнимым подать воды попить. Отгоняли прикладом. Вечером собрали людей и принародно повесили коммунистов.

На передовой я услыхал о комсомольце Харченко. Раненый не ушёл с поля боя, продолжал бить врага. Записал ещё немало фамилий отличившихся воинов. В редакцию возвращался поздней ночью. Лёд на Дону сплошь залит водой. Взял в руку палку, чтобы не провалиться в пробитую снарядом прорубь. На ощупь перебрался на левый берег. Валенки, конечно, мокрые, враз обледенели. В три часа ночи еле добрался, на ногах едва держусь, редактор взял блокнот. Вместе разделили его на три части, чтобы быстрее диктовать материалы в номер.

Помню, о чём-то допытывался представитель Совинформбюро…»

В уличных боях в селе Цапково «фашистский выродок выстрелом из пистолета убил Вашу дочь, нашу любимицу, старшего сержанта медицинской службы, комсомолку Инну Васильевну Механошину,» - сообщали её родным бойцы и командиры 174-го артдивизиона имени Комсомола Удмуртии. А днями раньше семья Механошиных получила последнее письмо Инны.

«Здравствуйте, дорогая мамочка, Лиза, Оля, Павлик!

Пишу вам письмо, вчера получила от вас два письма, за что очень, очень благодарю. У меня накапливается больше сил, когда получаю от вас письма. Вы обижаетесь на меня за то, что очень редко вам пишу. Военная обстановка, иногда и некогда присесть. Скоро пойдем в бой. Не сегодня завтра, с часу на час ждем приказа. Вы советуете мне идти в медсанбат. Никогда в жизни дивизион я свой не оставлю. С ним я начала свой путь, с ним и кончу. Погибну только героем. Правда, немного неудобно одной, но у меня и здесь есть друзья.

Скоро в бой. Очень хочется жить, жить, дышать, ходить по земле, видеть небо над головой, но не всякой жизнью я хочу жить, не на всякую жизнь согласна. Долго следовали мы, продвигаясь ближе к фронту. Никогда не забуду я ночь 25 ноября 42 года, плыла над донской степью луна, как дрожали, точно озябшие, звёзды. Мы шли, продвигаясь вперед на запад. Теперь живём пока в землянках, немного холодновато, но ничего, как вспомнишь, что комсомол послал, и забудешь про холод. Чувствую себя прекрасно.

Пока. Пишите. Привет Гуте, Феде и деткам, Нине, Андрюше и деткам, Юле, Любе и бабусе. Крепко всех целую.

Ваша Инна. 4.12.42 года»

Советская боевая операция "Малый Сатурн" тоже оправдывала свое название. Свыше тысячи танков пошли в прорыв. Только вперед! Для пехоты оставались позади опорные пункты противника. Стальные машины дерзко уходили в рейд по глубоким вражеским тылам. Нарисованные на штабных картах стрелы - направления главного удара - превращались в явные "кольца" новой западни.

А «внезапное окружение, по мнению начальника отдела военно-исторической службы армии США Эрла Земке, является катастрофическим событием, которое можно сравнить с землетрясением или другим стихийным бедствием. На картах позиции окружённых армий часто имеют форму правильной геометрической фигуры. В реальной боевой обстановке рубежи обороны окружённых войск непрерывно рассекаются на части. Находящиеся в окружении воины вынуждены сражаться в обстановке постоянного шока при самой неблагоприятной обстановке. Линии коммуникации отрезаны, штабы не имеют связи с войсками, снабжение нарушено. Нападение противника может последовать с любых сторон. С момента, когда смыкается кольцо окружения, каждый находящийся в нём чувствует себя пленным. Смерть находится и впереди, и сзади; дом представляется далекой мечтой. Повсюду царят паника и ужас. Как командиры, так и подчинённые думают только о бегстве. Однако со всех сторон находится враг. Необходимо переправляться через реки, обходить армии противника, в которых сотни тысяч солдат. Каждый день приходится проделывать многокилометровый тяжёлый и опасный марш.

С первого же момента окружения во много раз возрастает обычное в бою чувство замешательства, поскольку противник атакует именно те участки, на которых сложнее организовать оборону. По мере развития наступления противника, окруженцы всё больше перестают контролировать обстановку, теряют способность организовать свои силы для согласованного противодействия».

Всё это имело место и в донской степи. Сквозь минные поля, сквозь шквал огня и лютую непогоду 17-й танковый корпус генерала Павла Полубоярова, сметая итальянские и немецкие заслоны, первым выполнил свою тактическую задачу. Ударом с донского Осетровского плацдарма прорвали оборону противника - и взяли Кантемировку. Село и железнодорожная станция были важной базой снабжения немецко-итальянских войск. По магистралям через Ворошиловоград, Харьков сюда доставляли оружие и боеприпасы, амуницию и провиант, считай, прямо на линию фронта. С аэродрома Гартмашевка по "воздушному мосту" самолётами отправляли грузы в сталинградский "котёл". Вот почему фашисты превращали Кантемировку в мощный узел сопротивления. На пути к ней стояли укреплённые заслоны в Писаревке, Талах.

Командир корпуса, будущий маршал бронетанковых войск Павел Полубояров попридержал в резерве часть сил. А когда разгромили вражеский передний край, то 66-я танковая бригада подполковника Ф.М. Лихачёва по бездорожью, полями, обходя укреплённые пункты стороной, вырвалась в глубокий тыл и вышла к Кантемировке с юго-восточной окраины. Её поддержали передовые подразделения 174-й танковой бригады подполковника В.И. Шибанкова. Тут наших немцы и итальянцы не ждали. Дерзкий манёвр ошеломил врага.

Ветераны вспоминают: на железнодорожных путях эшелоны с грузами стояли, а улочки слободы были запружены автотранспортом, тракторами, свежей боевой техникой. Экипажу лейтенанта Александра Орлова удалось с высоты расстрелять паровоз и уничтожить мост через речушку на главной дороге. Но удобная боевая позиция на всхолмье оказалась тоже небезопасной. Танк подбили снарядом, а затем обезноженную машину разнесли бомбовыми ударами с воздуха. Но Орлов уже с автоматом штурмовал вокзал, где вступили в бой с брони десанты пехоты. Им явилась подмога. Танкисты освободили наших военнопленных, вооружили их. Необычный стрелковый полк в шестьсот бойцов сразу стал силой. Очистить Кантемировку от фашистов удалось лишь к ночи 19 декабря. И до 21-го, до подхода основных сил, танковый корпус удерживал село в круговой обороне.

И вновь седлали легендарные "тридцатьчетверки" - лучшие танки Второй мировой войны. Орлов, девятнадцатилетний воин, принял новый экипаж, его товарищи остались в госпитале. Корпус совершал стальной бросок на юг в сторону Ростова, отсекая железнодорожную магистраль.

За проявленную отвагу 17-й по приказу Народного комиссара обороны получает почетное звание - 4-й гвардейский Кантемировский танковый корпус.

 

От Советского Информбюро 19 декабря 1942 года.

“На днях наши войска, расположенные в районе среднего течения Дона, перешли в наступление…

Прорвав оборону противника на участке Новая Калитва-Монастырщина, протяженностью в 95 километров, за четыре дня напряжённых боев продвинулись вперед от 50 до 90 километров.

Нашими войсками занято более 200 населённых пунктов, в том числе Богучар, Новая Калитва, Кантемировка, Талы, Радченское…

В ходе наступления разгромлены девять пехотных дивизий и одна пехотная бригада противника. Захвачено более десяти тысяч пленных…”

* * *

Фёдор Фёдорович Архипенко, лётчик 508-го истребительного авиаполка: - Когда завершалась операция "Малый Сатурн", Ставке Верховного Главнокомандования нужно было знать, не готовят ли вновь немцы ударные силы на прорыв к Сталинграду. В Калаче Воронежской области получили приказ: вылететь в разведку в Ворошиловоград, нынешний Луганск, и определить, сколько самолётов на аэродроме и эшелонов на станции.

Прикидываем по карте - горючего на обратный маршрут не хватит. Говорим об этом с заместителем командующего военно-воздушными силами Юго-Западного фронта Алексеевым. Генерал выслушал нас, ответил: "Ребята, надо лететь. Подсчитаете, данные сразу передавайте по радио, вас будут принимать мощные радиостанции. Кончится горючее - садитесь, где придётся. Пробивайтесь через линию фронта, уходите к партизанам".

Бензобаки залили "под завязку". Шли к цели по прямой. К городу подлетели на высоте четыре тысячи метров. Небо ясное. Аэродром, станция чётко просматриваются. Мой ведущий Георгий Воронин ведёт счёт. Запомнилось: пятнадцать эшелонов на путях, много самолётов. Но я слежу за воздушным пространством, готов прикрыть ведущего от нападения "мессеров", И тут ударили зенитки. А Воронин по рации уже передал добытые сведения. Удачно развернулись в обратный путь.

Теперь только и кидаешь взгляд на приборы. Как перетянуть через Дон? Как спасти самолёт и самому остаться живым? Мотор заглох при подходе к реке. Через Дон спланировал на высоте в сто метров. Теперь, считай, надёжно дома. "Ястребок" посадил на фюзеляж, не выпуская шасси. Пропахал в снегу борозду.

Выбрался на дорогу, переночевал в ближнем селе. Утром на шляху проголосовал за "блок шофёров". Кинул парашют в кузов, перемахнул через борт грузовика и опешил - в машине немцы сидят. Оробел, придушат сейчас. Оказалось, пленные, водитель пожалел, подобрал в дороге и благополучно доставил нас в пункт сбора, к церкви в Калаче. С Ворониным встретились на аэродроме, он добрался чуть раньше в расположение полка.

* * *

Схоже наступление разворачивалось на Дерезовку. Дон здесь форсировал 1180-й полк 350-й стрелковой дивизии. Воинов задержал шквальный пулемётный огонь из дзота. Бил прицельно с высоты. Командир стрелкового отделения сержант Василий Николаевич Прокатов, несмотря на молодость, был уже опытным бойцом. На Ленинградском фронте в ближнем бою сумел уничтожить огневую точку врага, за что был награждён орденом Красной Звезды. Ему и здесь удалось выдвинуться в "мёртвую" зону обстрела. Поднялся поближе к амбразуре по скользкому откосу. Гранаты метнул удачно. Один пулемёт умолк. Второй же теперь бил по смельчаку. Ранил в руку. Гранаты израсходованы. И тогда в последнем броске Прокатов своим телом закрыл "окно" пулемёту.

Товарищи пошли в атаку.

Смелость не только города берёт.

Девятнадцатилетним навеки остался вологодский парень.

А в родимый городок Харовск ещё шли письма с фронта. "Скучаю. Тысячу раз целую вас всех. Ваш сын и брат", - писал Вася, Василий Николаевич. Не знал он, но чувствовал: "Час мужества пробил на наших часах". И мужество его не покинуло…

Вернуться на главную