Людмила ВЛАДИМИРОВА, к.м.н., член Союза писателей России (Одесса)
«ЛЕТА К СУРОВОЙ ПРОЗЕ КЛОНЯТ…»

К 178-й годовщине гибели А.С. Пушкина

Вспомним из Главы шестой Евгения Онегина, главы с эпиграфом из канцоны Петрарки: «Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не больно»:

…Хоть я сердечно
Люблю героя моего,
Хоть возвращусь к нему конечно,
Но мне теперь не до него.
Лета к суровой прозе клонят,
Лета шалунью рифму гонят,
И я – со вздохом признаюсь –
За ней ленивей волочусь.
Перу старинной нет охоты
Марать летучие листы;
Другие, хладные мечты,
Другие, строгие заботы
И в шуме света и в тиши
Тревожат сон моей души.
(Евгений Онегин, Гл. 6, строфа XLIII)

…«Суровая проза», «хладные мечты», «строгие заботы» – случайных слов у Пушкина не бывает.Эта строфа написана 10 августа 1827- го, глава увидела свет 23 марта 1828 года. Непростого года в судьбе и творчестве А.С. Пушкина.

Освобожденный из ссылки в сентябре 1826-го, он два месяца провел в Москве, затем заехал в Михайловское, «чтобы привести в порядок рукописи, библиотеку. Вернувшись в Москву, Пушкин пробыл там до весны 1827 года, а потом отправился в Петербург» [1]. В июле – снова в Михайловском, напишет Дельвигу: «Я в деревне и надеюсь много писать, в конце осени буду у Вас; вдохновенья еще нет, покаместь принялся я за прозу» [2]. Пушкин прислал другу в том же письме Элегию («Под небом голубым страны своей родной…», 1826), поражающую строками: «Из равнодушных уст я слышал смерти весть / И равнодушно ей внимал я».

Сегодня хочу вспомнить лишь о нескольких произведениях А.С. Пушкина в прозе, объясняющих, на мой взгляд, закономерность этих его определений, чувств.

И – прежде всего – очевидное: «После возвращения Пушкина из Михайловского, – писал В.Ф. Иванов, – у масонов не оставалось никаких иллюзий относительно того, что они могут использовать Пушкина для достижения своих целей. Расчеты, что Пушкин будет союзником масонства и отдаст свой талант на службу последнему, что он будет не врагом, а другом и попутчиком масонства, рушились: между Пушкиным и масонами произошел окончательный разрыв, и завязалась упорная, непримиримая борьба» [3:57].

 

Уединенный домик…

Придерживаясь хронологии, начну с уникального произведения 1828 года Уединенный домик на Васильевском.

Вл. Ходасевич первым объединил Домик в Коломне, Уединенный домик на Васильевском и Медный всадник, определив их, как «петербургские повести». Обратил внимание на одинаковое имя героинь первой и третьей «повести», одно местожительство (Васильевский остров) «вдовы и дочери» второй и третьей.

Дополнив неоконченным Езерским, я бы подчеркнула, что «вдова и дочь» этой четвертой «повести», как и первой, живут в Коломне. Во всех – «вдова и дочь», местожительство – попарно: Коломна и Васильевский остров. У двух поэм в названии слово «домик». Вряд ли это случайно. Думаю, налицо толковательно-маскировочный прием гезера-шава, известный еще в древних трактатах дохристианской литературы, использованный и составителями Евангелия (Марком), один из семи, употреблявшихся «Гилелем перед сынами Бетеры» [4]. «Тетрарная оппозиция», включающая две «бинарные», очевидно свидетельствует о скрытой в произведениях тайне, мысли, преследовавшей Пушкина, является сигналом: «Внимание!» Возможно, использован еще один из семи приемов – «аналогия из другого места» [5].

Интересно, что и героиню отрывка: На углу маленькой площади... (1830, 1831) Пушкин первоначально хотел переселить с Английской набережной – места проживания аристократии, богачей – не в Коломну, а на Васильевский остров [6].

Э.Г. Герштейн писала о работе Ходасевича: «Во всех трех произведениях поэт ХХ века находил олицетворение потусторонних стихийных сил» [7:290]. Думаю, минимум, в четырех, и... не только (не столько!) потусторонних. Но прежде – об Уединенном домике на Васильевском.

Повесть Уединенный домик на Васильевском – это рассказ А.С. Пушкина в 1828 году в салоне Карамзиных в Петербурге, записанный «архивным юношей» В.П. Титовым и напечатанный под псевдонимом Тит Космократов в 1829 году в альманахе Северные цветы, редактировавшемся А.А. Дельвигом. В.П. Титов – прообраз Вершнева из «маленькой повести» Мы проводили вечер на даче... О ней – ниже, прежде – о «Домике».

В своей фундаментальной работе: Влюбленный бес Т.Г. Цявловская (Зенгер) [8],приведя ряд мнений о повести Уединенный домик на Васильевском, делает вывод: «слабая повесть». Настаивает на невключении в собрания сочинений Пушкина, даже «и в приложении». Что и сделано в большинстве изданий советского периода. Считает, что рассказом Пушкин хотел лишь «увлечь, завладеть воображением» юной Е.Н. Карамзиной, а самому – «не жаль было <...> своей старой брошенной вещи» [8:129].

Но вот Вяч. Вс. Иванов, возвращаясь к вопросу о связи Уединенного домика... и других замыслов Пушкина (Влюбленный бес) с сочинением Ж. Казотта La diable amoureux (1772), пишет о множестве «исследований, проясняющих истоки фантастики, мистицизма и эзотерической (в том числе и масонской, а также оккультной и, в частности, кабалистической по своим корням) символики Казота, противостоящего идеологии Просвещения». Вспоминает о знакомстве Пушкина с масонской символикой, «начиная с кишиневской масонской ложи». Спрашивает: «Был ли интерес к Казоту вызван или подогрет его судьбой, отчасти напоминавшей участь любимого французского поэта Пушкина Андре Шенье?» [9:137].

В отличие от Т.Г. Цявловской, связывающей пушкинскую «бесовщину» только с творческими замыслами, сочинением Казота и другими произведениями литературы Запада, здесь видим попытку вспомнить о Пушкине – живом человеке, со своей сложной судьбой, как это было свойственно первым биографам П.В. Анненкову, П.И. Бартеневу. Они, к примеру, связывали «бесовские рисунки» в рукописях южного периода с «особым душевным состоянием поэта». О чем мне уже приходилось подробно писать [10].

А.А. Ахматова, тщательно анализируя повесть [11], стремится услышать душу, сердце Поэта, его боль, живую для нее. Услышав, утверждает: «Итак, "Домик" <...> это повесть о том, как поэт в 1828 году погибал  в чьих-то сетях, ревновал, метался, бился.

Как изменили и дружба, и любовь, <...> как какой-то темный спутник предавал его, как демоница над ним издевалась <...>. А высший свет, куда его вводит сатана, оказывается филиалом ада» [11:220].

В повести описаны игроки в перчатках и высоких париках, явно скрывающих бесовские «рога и копыта», метавшие на карты тысячи душ; страшный «мнимый извозчик», оборотившийся скелетом, с жестянкой на груди, где «крупными цифрами странной формы и отлива написан был № 666, число апокалипсиса», слова его: «Потише, молодой человек; ты не с своим братом связался!» [12:527-528]. Ряд других обстоятельств, по мнению Ахматовой, – автобиографического характера: «демонический друг» Варфоломей – А. Раевский, С. Соболевский?; описание могилы декабристов; увлечения Пушкина 1828 года и др.

А. Ахматова впервые отметила, что «описание сцены в доме графини И.» в Уединенном домике..., «подозрительно похоже» на реальную, когда в беседе «одной дамы» и «г-на де Лагрене» Пушкин был оскорблен и это едва не кончилось дуэлью в 1828 году. Де Лагрене – секретарь французского посольства «принес уверения, что Пушкин ослышался».

Ахматова пишет также: «...графиня И. может быть и Собаньская, имевшая кличку – Демон («Милый Демон»), и своей игрой доводившая Пушкина до отчаянья». Но вспоминает и мнение Т.Г. Цявловской: «Он влюблен в Закревскую» [11:210, 212].


Рис.1


Рис.2


Рис.3


Рис.4


Рис.5


Рис.6


Рис.7


Рис.8


Рис.9


Рис.10

Более 20 лет посвятив теме – условно обозначу: «Одесса – Пушкин – Собаньская» – не перестаю удивляться метаморфозам уважаемой Татьяны Григорьевны. Пожалуй, она – первая так глубоко, в начале 30-х годов XX века, будучи ещё Т.Г. Зенгер, открыла нам и имя, и роль в судьбе и творчестве Пушкина Каролины-Розалии-Теклы Собаньской. Но затем – «крутой отворот»… Вплоть до некоторых явных натяжек, ошибок (?) в цитировании документов, невнимания к некоторым рисункам в рукописях Поэта.

Так, в ее монографии Рисунки Пушкина (1970), на 446 страницах, – ни одного изображения Собаньской! Не воспроизведен даже рисунок, что – в конце черновика письма Пушкина 1830 года к К. Собаньской (см. рис.1). И – не расшифрован.

В первой своей пушкинской работе [13] я попробовала это сделать, писала: «в центре, без сомнения, автопортрет». Чье изображение слева и справа? Сравнивая с рисунком (рис. 2) в черновой рукописи стихов «Он между нами жил…» (1834), посвященных А. Мицкевичу, В.С. Лаврентьев установил, что это – изображение Мицкевича. Полагаю, что и в черновике письма А.С. Пушкин изобразил Мицкевича. Используя компьютерный метод В.В. Владимирова, обнаружила существенное совпадение (рис. 5) атрибутированного изображения К. Собаньской (рис. 3) и легкого наброска женского профиля слева рисунка 1 (рис. 4). Полагаю, что на рисунке 1, в конце письма Пушкина к Собаньской, – её легкий профиль. Впрочем, иное было бы странным.

Но вернусь к «Домику».

А. Ахматова отмечает особый интерьер покоев дома – «Античная (эротика) обстановка дома» [11:211]. Таинственные стуки, пожар и метель, гибель вдовы и любимой героя, его помешательство...

Сопоставляя безумие героя повести Павла с «безумием» М.А. Дмитриева-Мамонова, известного современникам «политическим характером не то гамлетовского, не то чаадаевского помешательства», Ахматова подчеркивает: «Пушкинская тайнопись» [11:213].

Как не вспомнить – из письма Пушкина Е.М. Хитрово: «Я имею несчастье состоять в связи с остроумной, болезненной и страстной особой, которая доводит меня до бешенства, хоть я и люблю ее всем сердцем. Всего этого слишком достаточно для моих забот, а главное – для моего темперамента» [14]; и – стихи А.С. Пушкина «Не дай мне Бог сойти с ума...» (1833)?

И – ...деятельность в Петербурге одной из ведущих масонских лож «Умирающий Сфинкс» «под молотком А.Ф. Лабзина (1775-1825)»: «Ложа собиралась в небольшом деревянном доме на 13 линии Васильевского острова; дом был расположен так, что с улицы света из окон не видно было». «Круг братьев отличался большим рвением к орденскому делу», «списки членов не сохранились», «старые розенкрейцеры благоволили к ложе» [15:154-157].

Открыта ложа была 15 января 1800 года, к 1809 выделились «братья в группу для изучения теоретической степени Соломоновых наук» – переходной к розенкрейцерству. Ложа издавала журналы, в частности, с января по сентябрь 1806 года – «Сионский вестник», затем запрещенный. Не предоставив потребованные в 1810 году масонские акты, ложа «продолжала свои работы в тиши» [15:169, 178, 181].

В отличие от масонов-просветителей (Н.И. Новиков, И.В. Лопухин, С.И. Гамалея), А.Ф. Лабзин – последовательный представитель масонов-деистов, сторонник «концепции универсального надцерковного христианства», концепции противоправославной [16:2].

Что, если в Уединенном домике на Васильевском Пушкин рассказал о ложе «Умирающий Сфинкс»? И что олицетворяло название ложи? Вспоминается А. Блок: «Россия – Сфинкс...»

Кстати, обращаю внимание на год смерти А.Ф. Лабзина – 1825-й. Он же – год смерти «видного масона (великого мастера петербургской Великой ложи Астрея (1821)» А.С. Ржевуского, отца Каролины Собаньской... Интересно бы знать точные даты и... причины.

Впервые Анна Андреевна обратила внимание и на то, что анонимные пасквили были разосланы не врагам Пушкина, а его друзьям «из окружения Карамзиных». Простое ли совпадение, что Уединенный домик... был рассказан в салоне Карамзиных? Она писала также: «...Павел приходил в исступление при виде (где он его брал в своей подмосковной?) высокого белокурого молодого человека с серыми глазами.

Весьма таинственный блондин!

Но здесь нельзя не вспомнить, что Пушкину была предсказана гибель от белокурого человека...» [11:219].

Именно таким был Дантес, потомок «командора Тевтонского ордена» [17: 148].

 

«Во всех ты, Душенька, нарядах хороша»

Феномен Болдинской осени 1830 года – предмет многих исследований пушкинистов. Бесспорно, разные обстоятельства сыграли свою роль: и «любимое мое время», когда «пора моих литературных трудов настает», и «отрезанность от мира» – карантин из-за эпидемии холеры, и грядущая женитьба... Раздумия, пересмотр многого, прощание со многим. И – многими...

Сложнейшее психологическое состояние поэта, не знающего «расстроилась ли моя женитьба...» [18]; «...если я и не несчастлив, по крайней мере не счастлив. <...> Черт меня догадал бредить о счастии, как будто я для него создан» [19]. Не случайно первые стихи в Болдино – Бесы (7 сентября), Элегия («Безумных дней угасшее веселье...», 8 сентября); первая из Повестей Белкина – Гробовщик (9 сентября). Но вскоре «мрачные мысли порассеялись», ведь: «...что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, пиши дома, сколько вздумается, никто не помешает» [20].

15-18 сентября закончено Путешествие Онегина со строфами об «Одессе пыльной», написанными еще в Михайловском. Болдинский, предпоследний, вариант начинался строфою «Блажен, кто смолоду был молод...», XX-XXIX строфы – «одесские». В IV – об Онегине, прослывшем «Каким-то квакером, масоном, / Иль доморощенным Байроном, / Иль даже демоном моим»; в VIII, в Москве «Его шпионом именуют». Неоднократно – упорный рефрен: «Тоска, тоска!» В XII-XVII – Кавказ, Крым и уже не столько Онегинский, сколько Пушкинский, с откровенным, подчеркнутым многоточием:

...А там, меж хижинок татар...
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
Но, муза! прошлое забудь
(XVI строфа).

В XVII-й поэт, вспомнив «И гордой девы идеал, / И безымянные страданья», подытожит:

Какие б чувства ни таились
Тогда во мне – теперь их нет:
Они прошли иль изменились...
Мир вам, тревоги прошлых лет!

В XVIII заявит: «Иные нужны мне картины: / Люблю песчаный косогор, / Перед избушкой две рябины.../ Мой идеал теперь – хозяйка, / Мои желания – покой, / Да щей горшок, да сам большой», выделив последнюю строчку.

Зримо развертывается «свиток воспоминаний», грызущих «сердце в тишине»: «И отдаленное страданье / Как тень опять бежит ко мне»... Думаю, с юга, из Одессы; и с «южными дамами» прощается поэт. Среди последних – Каролина Собаньская.

Напомню: А.А. Ахматова во многих своих работах связывает ряд произведений болдинской осени (8-я глава Евгения Онегина, Каменный гость, Паж или Пятнадцатый год) с К. Собаньской. Неоднократно сравнивает её с… Клеопатрой, а в Неизданных заметках Анна Андреевна прямо назовет Собаньскую «одесской Клеопатрой» [21:190].

Ахматова писала, что в Повестях Белкина, «в дни горчайших размышлений и колебаний», связанных со «сватовством 1830 года», Пушкин как бы «заклинает судьбу», «словно подсказывает судьбе, как спасти его, поясняя, что нет безвыходных положений...» [22:166]. Спасая героев Повестей Белкина. В реальной жизни «...Дуня, несомненно, должна была мести мостовую «с голью кабацкой» (полицейское наказание проституток)», а «героине "Метели", обвенчанной неведомо с кем, предстояло влачить одинокие дни». «Пушкин видит и знает, что делается вокруг, – он не хочет этого. Он не согласен, он протестует – и борется всеми доступными ему средствами со страшной неправдой. Он требует высшей и единственной Правды» [22:168-169]. Дважды подчеркнет Ахматова: «У Пушкина женщина всегда права – слабый всегда прав» [22:169; 23:190].

Н.Я. Эйдельман пишет: «19 сентября закончены странствия Онегина, ровно через неделю будет написана последняя строка последней, девятой главы, но в промежуток между ними весело и непринужденно вторгается "Барышня-крестьянка"...

<...> Утверждать не смеем, но предполагать можем, что человек, сочинивший за несколько дней такую повесть, находился в спокойном, радостном состоянии духа. Вот ведь как выдумано! Да разве случается такое в жизни? Барин ходит на свидания с крестьянкой, не подозревая, что это барышня, а потом не узнает свою любимую... Выдумка, шутка! Да, но Пушкин ведь не отвечает за правдоподобие: мало ли что угодно рассказать г-ну Белкину <...>, да еще со слов девицы К.И.Т.!» [24:85].

Да, 16 сентября Пушкин напишет предисловие к Повестям покойного Ивана Петровича БелкинаОт издателя, где поместит «письмо» «почтенного мужа, бывшего другом Ивану Петровичу». Последний свидетельствует, что повести «большею частию справедливы и слышаны им от разных особ». «Издатель» подтверждает: «в рукописи г. Белкина над каждой повестью рукою автора надписано: слышано мною от такой-то особы». Так, повесть Выстрел (12-14 октября) «рассказана» «подполковником И.Л.П.» Пушкинисты видят в Сильвио, главном герое, Ивана Петровича Липранди: у «источника» лишь перемещены инициалы. Эйдельман подчеркнет: «Сильвио очень напоминает реального Липранди: иностранное имя, характер, бретерство, возраст» [24].

Почему не могу и я предположить, что «рассказчицу» Барышни-крестьянкиМетели!) звали Каролина? А, может быть, К(аролина) и Т(атьяна)? А в целом – КИТ – нечто, весьма значимое!

Всматриваюсь в «иллюстрацию» на листе с первой строчкой повести, в черновой записи она звучала: «В одной из южных губерний наших» [25; рис. 6]. Вслед женщине глядят трое мужчин. Профиль среднего – убеждена! – автопортрет, перед ним (слева направо), думаю, – Адам Мицкевич (сравни с рис. 7: оттиск с литографии В. Ваньковича к книге Мицкевича Сонеты 1828 г.) В третьем нахожу черты Александра Раевского, «пушкинского демона». Но кто бы он ни был, изображения Пушкина и Мицкевича рядом уже позволяют думать, что «таинственная незнакомка» здесь – Каролина Собаньская. А. Ахматова писала: «Пушкин всякий раз занимался Мицкевичем, когда это было связано с Каролиной» [26:197]. Возможно, и «двуликий Янус» – она. Обращаю внимание на монограмму (лира, прописное «Т»?) над двойным женским профилем, несущим определенное сходство.

Эпиграф к Барышне-крестьянке – из И.Ф. Богдановича: «Во всех ты, Душенька, нарядах хороша». «Улыбка автора, добрая, умная, порою грустная, прямо или полускрыто присутствует во всех повестях», – пишет Натан Эйдельман. Но, «разглядывая сложный, трудный пушкинский черновик», он догадывается, «каких больших усилий стоила автору эта веселая легкость» [24].

Вспоминаю одну из страниц Рабочих тетрадей Пушкина, заполненную в ноябре-декабре 1823 года в Одессе. Её фрагмент, описание даны мною в публикации «Нет истины, где нет любви» [27].

Адрес внизу страницы: «На Мойке, в д<оме> Гр<афа> Вельгорского» и буквы «А.Н.Р.», расшифрованные как «Александр Николаевич Раевский», соперник его и у К. Собаньской Вспомним и адресовку писем Алексея Берестова. Он, герой Барышни-крестьянки, «мрачный и разочарованный», говоривший «об утраченных радостях и об увядшей своей юности», носивший «черное кольцо с изображением мертвой головы», был все же «добрый и пылкий малый и имел сердце чистое, способное чувствовать наслаждения невинности». Посылал таинственные письма некоей «Акулине Петровне Курочкиной», дабы «доставить письмо сие А.Н.Р.» (Александру Николаевичу Раевскому?)

А Елизавета (Бетси) Муромская, героиня, привлекает внимание как фамилией (Муром и Ржев – небольшие, сравнимые города России), так и своим обликом, в чем-то совпадающем с Каролиной Собаньской (в девичестве – Ржевуской): черные глаза (у Собаньской – «огненные»); смуглая кожа: Ахматова сопоставляет строку Пушкина в стихе Паж или Пятнадцатый год: «И цвет ланит ее так темен» со строкой из песни Мюссе: «Она желта, как апельсин» [28]; светлые волосы. С.С. Ланда упоминает «длинные светлые волосы» графини Ржевуской – «золотой поток» [29: 139-140]. Присвоенным простонародным именем Акулина. Вспомним имя Собаньской – «Текла», одно из ее домашних имен «Лина»; сноску под №13 у имени «Татьяна» («Ее сестра звалась Татьяна...»): «Сладкозвучнейшие греческие имена, каковы например, Агафон, Филат, Федора, Фекла и проч., употребляются у нас только между простолюдинами» [30:194]. В дореволюционных изданиях прочтем имя как «Текла» (также – «Теодора»), ибо заглавное не «Ф», а «фита». Так что, – никакой иронии у автора, а – информация к размышлению? Может  быть...

И разумеется, характером – смелым, авантюрным: «черноглазая шалунья».

Пытаясь восстановить уничтоженные дневники южного периода, Пушкин записал: «Кишинев – Приезд мой из Кавказа и Крыму – Орлов – Ипсиланти – Каменка – Фонт. – Греческая революция – Липранди – 12 год – mort de sa femme – la renegat – Паша арзрумский» (курсив автора – Л.В.) Обращают внимание выделенные слова, имена, первое сокращено. Липранди – «приятель Пушкина по Кишиневу, <...> впоследствии агент тайной полиции, предавший петрашевцев» [31]. Как же связаны декабристы, место, где происходили съезды деятелей Южного тайного общества, греческая революция и двое, Фонтон и Липранди, чьи имена выделены Пушкиным? Вопросы, вопросы...

В отделе рукописей и редких изданий ОГНБ им. М.Горького хранится Альбом французского автора пушкинских времен. Одесса. 1834-1840 гг. (Альбом Фонтона). Из 88 стихов альбома к «особам окружения Е.К. Воронцовой», к ней самой, дамам «семейства Фонтон», 3 обращены к Каролине Собаньской.

Результаты изучения Альбома Фонтона должены мною на Международной Пушкинской научной конференции (Москва, июнь 2002) и научной конференции «Старейший Пушкинский музей России». К 125-летию Всероссийского музея А.С. Пушкина (Санкт-Петербург, октябрь 2004).

Посвященные Собаньской стихи (перевод зав. кафедрой французского языка факультета романо-германской филологии ОНУ им. И.И. Мечникова, к.ф.н. Э.И. Костылевой, которой приношу мою глубокую благодарность) содержат весьма небезинтересные сведения и в свете нынешних заметок. Так, в стихе «Госпоже Собаньской, урожденной Графине Ржевуской, пересылая ей прекрасную литографию, представляющую Спасителя, для мадемуазель Констанции, ее дочери, ныне княгини Сапега», читаем:

Даме из башен Замка
Я шлю мою хвалебную песнь,
Ей дан дар богинь,
Дар нравиться любому.
То, выступая в роли благородной синьоры,
И двор ее наполняют бродячие рыцари, ищущие подвигов;

То женщины, молящейся о солдате,
Выступающей в роли (Сивиллы?) судеб.
Будет ли она королевой или пастушкой,
В ее глазах светится благодать;
У нее есть сердце, характер,
Такие, как их описывают у полубогов
Выразите все мое почтение
Вашему чудесному произведению;
Это лучшее из того, что осуществлено вами,
Это отнюдь не обман..


В другом стихе: «Госпоже Собаньской, урожденной Графине Ржевуской – в 1830» – свидетельство:

Я проиграл из-за забывчивости
Не очень удачное пари;
Вам досталась от него вся слава,
И я от этого по-настоящему счастлив.
Я хотел бы в воспоминание
Об этом рискованном пари
Вам вручить, без всякой задней мысли,
Более великолепный подарок...

«Талант перевоплощения» адресата очевиден: она может выступать и «в роли благородной синьоры», и «женщины, молящейся о солдате», и «королевы или пастушки». Очевидна склонность к мистификациям, «рискованным пари», но вот дочь ее – «отнюдь не обман».

Современники свидетельствовали, что и «в старости Собаньская», продолжая «вести сложную игру», пыталась «снять с себя возможные подозрения»; о ее как бы раздваивающейся личности. Ещё раз вспомню, что Бальзак отмечал «двуличие» Собаньской, он писал: «…это лицемерная безумица, худшая из всех» [32].

Думаю, на основании всего вышеизложенного, могу позволить себе предположить, что в Барышне-крестьянке А.С. Пушкин «зашифровал» некоторые моменты отношений с Каролиной Собаньской. Что она и была искомой «крымской любовью» (см. также мои публикации «Приют любви...», Одесские известия, 20-21 июня 2001; «Кто ж та была?..», Вечерняя Одесса, 12 июля 2001; «Пустая красота порока...», Вечерняя Одесса, 6, 13 июня 2002; «И горд и наг пришел разврат...», Российский писатель, июнь 2002, 11(38) - 12(39); «Где я любил...», Наш современник, 2003, 1 и др.). Но – выступившей, возможно, в «роли пастушки», «Нереиды»...

Снова вспоминаю из писем Дельвигу (декабрь 1824): «В Юрзуфе я жил сиднем...» (курсив автора – Л. В.). Зачем подчеркнул он? А затем: «В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество...» [33:633-634]. Как не вспомнить «почтовый ящик» – дупло дуба в Барышне-крестьянке (и в Дубровском!), бесконечные рисунки деревьев в рабочих тетрадях?

Если это так, то потрясенность поэта при «знакомстве» в Киеве в 1821 году со светской, весьма величавой, надменной дамой, урожденной графиней, дочерью предводителя киевского дворянства (и видного масона!) понятна.

Несомненно одно: глубокое чувство и страдание поэта, вызванное незаурядной, страшной женщиной. Несомненно – для меня! – связанной с масонским движением.

Известна активная деятельность в начале 20-х годов XIX столетия польского «Национального масонства», его выраженная патриотическая, антирусская, окраска. «Масонство оказывается наиболее подходящей формой, в которую отливается патриотическое движение в Польше», считает Н.И. Коробка, потому что гармонировало «с выработанной католицизмом склонностью к мистике и обрядности» [34:194].

Масонские ложи, в частности, польские, не только «приглашали на свои празднества дам», но существовали «смешанные ложи "мопсов" и "мопсих"», где – «распущенность нравов», «обряды, не вполне поддающиеся изложению в печати. Такова была, например, виленская ложа "Совершенная верность" с великой мастершей баронессой Ферзень, великой надзирательницей графиней Пржздзецкой и soeur terrible графиней Солтань» [15:230]. Одной из задач масонства была «борьба с предрассудками и религиозной нетерпимостью, отсюда названия: "Побежденная тьма", "Побежденные предрассудки" и др.» «Являются и другие общества, преследовавшие исключительно цели веселые и ничего не имевшие общего с нравственностью». В ложах активно работали «Чарторыские, Радзвилл, Потоцкие», среди основателей польского масонства, кроме названных, также – Мнишки, Огинские, Виельгорские. Первые ложи были «основаны в Вишневце на Волыни, в Дукле и др. местах» [15:226-230]. На Волыни был в 1820-м году основан и «союз тамплиеров», «отличительной чертою его было то, что в союз принимались также и женщины», а «главная ложа была организована в Киеве в 1821 году» [35].

Стоит вспомнить и свидетельство С.Г. Волконского, в частности, о контрактах в Киеве в 1819 году: «У нас собирался кружок образованных людей, как русских, так и поляков, довольно большой по случаю съезда на контракты, и даже круг дамского знакомства не был пусто светский, а дельный» [36; курсив мой – Л.В.]

Повесть Барышня-крестьянка никак не может быть причислена к суровой прозе. Но если догадки мои – верны, тем неизмеримо дороже становится эта повесть. Тем выше, ближе, роднее Поэт, сумевший из ада – вовне и внутри, выйти и донести до нас свет любви, добра и веры!

Но... Оставляю за собою право не прощать его «отдаленного страдания».

И – напомнить признание А. Ахматовой: «…мы еще в одном очень виноваты перед Пушкиным. Мы почти перестали слышать его человеческий голос в его божественных стихах» [11:221; курсив мой – Л. В.] Равно, – и в прозе.

 

«Больна бесчувствием она…»

Пушкинская Рабочая тетрадь (ПД 835; вторая масонская, т. IV). На листе 20-м дата: «2 окт. 1824» (два месяца тому назад Пушкин выехал из Одессы в Михайловское), на обороте листа 22-го – крупно имя «Aurelius Victor».

Считают, что Секст Аврелий Виктор, римский историк и политический деятель IV в., заинтересовал Пушкина в связи с Тацитом. Интересно, что Александр Сергеевич писал Дельвигу: «…чем более читаю Тацита, тем более мирюсь с Тиберием». Мысль последнего о том, что «человека, коему дарована жизнь, не должно лишать способов к поддержанию жизни» [37:257], была близка поэту. Достаточно познакомиться с его письмами из Одессы, в частности, А.И. Казначееву (май-июнь 1824).

П.А. Вяземскому Пушкин напишет: «Я поссорился с Воронцовым и завел с ним полемическую переписку, которая кончилась с моей стороны просьбою в отставку. Но чем кончат власти, еще неизвестно. Тиверий рад будет придраться; а европейская молва о европейском образе мыслей графа Сеяна обратит всю ответственность на меня» (38). Ясно, что здесь Тиверий – Александр І, Сеян –приближенный Тиверия – М.С. Воронцов.

Пушкин знал приписываемый Аврелию отзыв о Клеопатре – последней царице эллинистического Египта из македонской династии Птолемеев (Лагидов): «Она была так развратна, что часто проституировала, и обладала такой красотой, что многие мужчины своей смертью платили за обладание ею в течение одной ночи» [39]. Не мог не знать и о самоубийстве поверженной царицы.

С 1824-го по 1835 год Пушкин работает над темой, стихами «Чертог сиял...» (Клеопатра). Они вошли в Египетские ночи, как продукт творчества гениального импровизатора-итальянца, прообразом которого является Адам Мицкевич, как и поэта Чарского – сам Пушкин.

…Две поздние повести А.С. Пушкина 1835 года: Египетские ночи и Мы проводили вечер на даче... В них Пушкин вспоминает Аврелия. Герой последней, Алексей Иваныч, скажет: «книжонка его довольно ничтожна, но в ней находится то сказание о Клеопатре, которое так меня поразило. И, что замечательно, в этом месте сухой и скучный Аврелий Виктор силою выражения равняется Тациту: Наес tantae libidinis fuit ut saepe prostiterit; tantae pulchritudinis ut muiti noctem illius morte emerint... (Она отличалась такой похотливостью, что часто торговала собой; такой красотой, что многие покупали ее ночь ценою смерти...)»

В статье Две новые повести Пушкина Анна Ахматова анализирует их и замечает как процесс «циклизации своей лирики» поэтом, так и намечающийся переход к «философской прозе», в частности, затрагивающей проблему смысла жизни и… самоубийства (во второй). И – в Повести из римской жизни («Цезарь путешествовал…»)

«10 лет подряд», по мнению А. Ахматовой, волновала Пушкина тема Клеопатры и, связанная с нею, – самоубийства.

Известно, что в июле 1824 года в Петербурге прошел слух, что «Пушкин застрелился». Случайно ли, кто распускал, кто заинтересован?.. Кто, наконец, способствовал такому, к счастью, не свершившемуся, исходу?

Больно читать: «Чем далее живу, тем более (вязну в) стыжусь, что доселе не имею духа исполнить пророческую весть, что разнеслась недавно обо мне (и еще не застрел) (Увяз я в) Глупо час от часу далее вязнуть в жизненной грязи» (черновик письма А.С. Пушкина В.А. Жуковскому 29 ноября 1824) [40].

А. Ахматова убедительно доказывает, что в женских образах поздней прозы Пушкина «Клеопатра», «Дьяволица», «Вамп» – К. Собаньская. Что, знакомый со «страшной темной грешной женской душою», расскажет о своей роковой любви к «демону» и «волшебнице», «дъяволице», ищет «светлую и чистую», создает свою Татьяну [11:217].

Проводит четкую параллель: Собаньская и героиня повести Мы проводили вечер на даче... – Вольская, «вдова по разводу, с огненными глазами, с ледяным самообладанием авантюристки высшего полета». Это – отличительные признаки К. Собаньской. Чопорная, с «пронзительными глазами» Вольская – современная Клеопатра, принимающая жизнь героя в обмен на ее любовь.

«Механизм расплаты» – данное честное слово и –самоубийство.

« – А он на другой день уедет в чужие края, а она останется в дурах.

– Да, если он согласится остаться навек бесчестным в глазах той, которую любит...»

А далее – о дуэлях, испытывающих «хладнокровие», доказывающих бесстрашие...

Нельзя не согласиться с Анной Андреевной, что «отрывок» поражает «сложностью и даже дерзостью его композиции» [41:197]. Впрочем, Ахматова подчеркивает: Мы проводили вечер на даче... – не отрывок повести или романа, это «нечто вроде маленьких трагедий Пушкина, но только в прозе» [41:198]. Повторяет: «Там сказано все, что хотел сказать автор. У этой вещи очень крепкий и решительный конец». И – снова: «отличный крепкий пушкинский конец» [41:204; 42:269].

Здесь хотелось бы напомнить и о дерзкой наглости Валерия Брюсова, осмелившегося «закончить» Египтские ночи. Марина Цветаева недвусмысленно «припечатала»: «Дописанные Брюсовым "Египетские ночи". С годными или негодными средствами покушение – что его вызвало? Страсть к пределу, к смысловому и графическому тире. Чуждый, всей природой своей, тайне, он не чтит и не чует ее в неоконченности творения. Не довелось Пушкину – доведу (до конца) я.

Жест варвара. Ибо, в иных случаях, довершать не меньшее, если не большее, варварство, чем разрушать» [43:524].

А.А. Ахматова раскрывает мысль поэта о бесценных чести, достоинстве человека, о самоубийстве, как «смерти мужественной, добровольной», когда «носитель истины в растленном одичалом обществе» не находит «никакого исхода, кроме самоубийства».

«Все это мало похоже на Пушкина», – скажут мне», – завершает свою статью Ахматова, – «Да, мало на того Пушкина, которого мы знаем, на автора "Евгения Онегина", но уже автора "Дневника" мы не особенно хорошо знаем» [41:206].

О, как мало мы, сегодняшние, знаем Пушкина! И кто из юных сегодня, а, тем более, завтра ответят на вопрос о последней строке крошечной Повести из римской жизни («Цезарь путешествовал…»)? А она, тесно связанная с двумя, о которых шла речь, заканчивается стихом:

Красно и сладостно паденье за отчизну.

Название главки – из стиха, встроенного поэтом, вместе с восхитительной прозой – «описанием пиршества в садах царицы египетской», в текст повести Мы проводили вечер на даче... Автобиографической, как считает не одна Ахматова. В ней, в других, в том числе и в не упомянутых сегодня, во многих стихах, поэмах, драматических произведениях, сказках Пушкин взывает к нам, научает нас, стремится уберечь от бед. А мы не видим, не слышим...

 

Вместо заключения

Вспомню еще раз Рабочие тетради А. С. Пушкина.

IV том, 50-е листы. Здесь – строки «Бориса Годунова», стихи «Твое соседство нам опасно...» (!), «Скажи мне, ночь...», «Лишь розы увядают...» и его французский вариант «Quand au front du convive...». На 51-м листе – «Сожженное письмо». Почти без исправлений. И рисунков нет. Но вот на обороте 56-го листа – «рисунки восточных типов» [44].

Сравните женский профиль с оборота 56-го листа с атрибутированным изображением К. Собаньской 1823 года на одесском листе (рис. 8, 9). На 10-м рисунке – совмещение компьютерным методом В.В. Владимирова…

Да, мы по-настоящему не знаем Пушкина. А они – немногие, но тайно и явно властвующие сегодня, «посвященные», «дети дьявола» – кое-что, весьма опасное для них, – знают. Оттого-то и лежит доселе на земле Одессы Черная Метка – издевательская Тень Пушкина. Оттого-то и вытравливают они из школьных программ, из нестойких умов и сердец Пушкина и всех, кто учит нас Истине, Любви, Красоте. Известно: «Дети Божии и дети диавола узнаются так: всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего» [45].

Но – неоспоримо, несокрушимо сказанное А.С. Пушкиным, со ссылкой на Евангелие, в одном из последних его писем – К.Ф. Толю, 26 января 1837 года: Истина сильнее царя.

6-8 февраля 2015, Одесса.

Примечания

1. Бозырев В.С. Пушкин в Михайловском. / http://www.den-za-dnem.ru/page.php?article=240
2. Башилов Б. В убийстве Пушкина был заинтересован не Николай I, а вольтерьянцы и масоны. // История русского масонства. – М.: Русло, 1995. – C. 44-62.
3. Пушкин А.С. – А.А. Дельвигу, 31 июля 1827 г. Михайловское. // А.С. Пушкин. Письма. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 10, – М.: «Наука», 1966. – С. 233.
4. Торгунов В.Б. Гезера-шава. // Наука и религия, 1992, 11.  – C. 6-8.
5. Кравченко Л.Н. Шифрограммы русских классиков. Одесса: «Полис», 1996.
6. Ахматова А. «Адольф» Бенжамена Констана в творчестве Пушкина. // А. Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель, 1977. – С. 70.
7. Герштейн Э.Г. Послесловие // А. Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель, 1977. – С. 277-317.
8. Цявловская Т.Г. Влюбленный бес. // Пушкин. Исследования и материалы. - Т. ІІІ. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1960. – С. 101-130.
9. Иванов Вяч. Вс. Еще раз об «Уединенном домике на Васильевском» Пушкина. // Звезда. 2001, 6. – C.129-144.
10. Владимирова Л. «Лукавый демон возмутил...» // Одесские известия, 28, 29, 30 сентября 1999. – C. 4.
11. Ахматова А. Пушкин в 1828 году. // А. Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель, 1977. – С. 207-222.
12. Тит Космократов (Пушкин А.С.) Уединенный домик на Васильевском. // А.С. Пушкин. Приложение. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 9, – М.: «Наука», 1965. – С. 507-540.
13. Владимирова Л. «...От милых южных дам...» Одесский вестник», 7 августа 1999 года, №151-152. – С. 10.
14. Пушкин А.С. – Е.М. Хитрово, август - первая половина октября 1828 г.(?) В Петербурге. // А.С. Пушкин. Письма. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 10, – М.: «Наука», 1966. – С. 251, 802.
15. Масонство в прошлом и настоящем. Под ред. С.П. Мельгунова и Н.П. Сидорова. 1915. – Т. 2.
16. Мустафин Владимир, профессор-протоиерей. Православие в духовной жизни России пушкинского времени. // Пушкинская эпоха и христианская культура. – СПб.: Центр Православной Культуры, 1993. – С. 2-8.
17. Фомичев С.А. Пушкин и масоны. // Легенды и мифы о Пушкине. – СПб., 1994. – C. 143-161.
18. Пушкин А.С. – В.Ф. Вяземской, последние дни августа 1830. // А.С. Пушкин. Письма. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 10. – М.: «Наука», 1966. – С. 303-304, 823.
19. Пушкин А.С. – П.А. Плетневу, 31 августа 1830. // А.С. Пушкин. Письма. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 10. – М.: «Наука», 1966. – С. 304.
20. Пушкин А.С. – П.А. Плетневу, 9 сентября 1830. // А.С. Пушкин. Письма. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 10. – М.: «Наука», 1966. – С. 307.
21. Неизданные заметки А. Ахматовой о Пушкине // Вопросы литературы, 1970. – 1. – С. 187-195.
22. Ахматова А.А. «Каменный гость» Пушкина // А. Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель, 1977. – С. 161-171.
23. Ахматова А.А. Болдинская осень // А. Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель, 1977. – С. 174-191.
24. Эйдельман Н.Я. Болдинская осень. – М.: Молодая гвардия, 1974.
25. Пушкин А.С. Рабочие тетради. – СПб.- Лондон, 1995. – Т. VII, ПД 841. – Л. 81 об.
26. Ахматова А.А. Две новые повести Пушкина // А. Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель, 1977. – С. 192-206.
27. Владимирова Л. «Нет истины, где нет любви» http://www.rospisatel.ru/vladimirova-pushkin.htm  
28. Ахматова А.А. Примечания // А. Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель, 1977. – С. 264.
29. Ланда С.С. Мицкевич накануне восстания декабристов. // Литература славянских народов. Из истории литератур Польши и Чехословакии. Изд-во АН СССР, 1959. – Вып. 4. – С. 91-185.
30. Пушкин А.С. Примечания к Евгению Онегину. // А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 5. – М.: «Наука», 1964. – С. 192-198.
31. Черейский Л.А. Пушкин и его окружение. – Л.: Наука, 1989. – С. 427.
32. Прожогин Н.П. Каролина Собаньская в письмах маршала Мармона и Бальзака // Временник Пушкинской Комиссии, 1996. – С. 169.
33. Пушкин А.С. Отрывок из письма к Д. // А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 6. – М.: «Наука», 1964. – С. 631-636.
34. Коробка Н.И. Польские общества 20-х годов и декабристы. // О минувшем. 1909. – C. 189-234.
35. Семевский В.И. Декабристы-масоны. // Минувшие годы. – СПб., март 1908, 3. – C. 155.
36. Записки С.Г. Волконского. – СПб.: Синодальная типография, 1902. – С. 401.
37. Пушкин А.С. – А.А. Дельвигу, 23 июля 1825 г. Михайловское. // А.С. Пушкин. Письма. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 10. – М.: «Наука», 1966. – С. 157..
38. Пушкин А.С. – П.А. Вяземскому, 24-25 июня 1825 г. Одесса. // А.С. Пушкин. Письма. Полное собрание сочинений в десяти томах. – Т. 10. – М.: «Наука», 1966. – С. 92.
39. https://ru.wikipedia.org/wiki/Клеопатра
40. Академическое издание Переписки Пушкина. – Т. 1. – СПб., 1906. – С. 153.
41. Ахматова А.А. Две новые повести Пушкина. // А.Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель, 1977. – С. 192 – 206.
42. Герштейн Э.Г. Примечания // А. Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель, 1977. – С. 225-274.
43. Цветаева М. Герой труда (Записи о Валерии Брюсове) // М. Цветаева. Полное собрание поэзии, прозы, драматургии в одном томе. – М.: АЛЬФА-КНИГА, 2009. – С. 522-551.
44. Пушкин А.С. Рабочие тетради . – СПб.- Лондон, 1995. – Т. I. – С. 123.
45. Первое Соборное Послание Святого Апостола Иоанна Богослова. – Глава 3, стих 10.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную