Дорогие читатели сайта «Российский писатель»! В анонсе встречи-онлайн и в статье «О перспективах нашего «безнадёжного» дела» было достаточно много комментариев, не все из которых представляли собой прямые вопросы. Сложность была ещё и в том, что комментарии шли вразнобой, а одной и той же проблемы касались порой разные люди. Поэтому мне показалось правильным систематизировать комментарии, некоторые из них объединить и отвечать уже на получившиеся блоки. Если же чью-то мысль или вопрос я в этой «систематизации» пропустил, прошу задать его ещё раз в рамках уже основной части онлайн-беседы.

Андрей ТИМОФЕЕВ

Начну с главных и наиболее острых вопросов.

Не знаю, почему в моей статье некоторые комментаторы увидели, что я предлагаю писать «безыдейную» литературу или «уравнять» с нами тех, кому отвратительна классическая литература. Те, кто не понимает, что есть в русской литературе вершины, как Пушкин, Гоголь, Достоевский и Толстой, – это просто маргиналы и дилетанты, которых мы с точки зрения профессионализма вообще не рассматриваем. С дилетантами бессмысленно разговаривать, с ними невозможно строить единый литературный процесс, они не имеют никакого отношения к культуре. Другое дело, что у нас зачастую считается, что все авторы за пределами Союза, вот такие вот маргиналы и дилетанты. Это вовсе не так.

Больше я предлагаю к теме маргиналов вообще не возвращаться, просто вынесем их за скобки нашей беседы. А вот с оставшимися профессионалами можно и нужно говорить: сличать свои оценки литературы, обмениваться мнениями, говорить о таких сложных вещах, как традиция и «школа» и т.д.

Также ошибочно приписывать мне слова о том, что талант якобы считается главным критерием приёма пишущего в СПР. Приведу свою цитату дословно, чтобы не было непонимания: «Все авторы достаточного художественного уровня и творческой зрелости должны быть в Союзе писателей России, безотносительно их личных качеств, общественной позиции, хороших/плохих отношений с кем-то, безотносительно их высказываний (в том числе критических) о деятельности нашего Союза и т.д. Всё неважно, кроме профессионального уровня писателя. Это идея утопическая в смысле полной реализации, но как принцип и направление развития вполне рабочая».

Профессионализм это художественный уровень произведения, что немыслимо без определённого рода «контроля» над выплесками таланта. Талант не равен профессионализму, это необходимое, но недостаточно условие. Чтобы реализовать свой талант, художник должен работать над собой («творческое поведение» по Пришвину), работать над собственным мастерством, учиться у коллег и т.д.

Но вопроса о критериях профессионализма я сейчас не буду касаться. Потому что рабочий критерий в творческом союзе один – профессионал это тот, кого другие профессионалы признали таковым. В СПР есть Приёмная комиссия и квалифицированные руководители творческих семинаров на Всероссийских Совещаниях молодых. Оставим сейчас конкретику им, оговорив принципиальные моменты.

Вопрос, родственный предыдущему. Нравственность во многом определяет способность писателя взглянуть на мир спокойно и трезво, назвать вещи своими именами, определить каждое явление в ту «художественно-нравственную меру», которую это явление заслуживает, «в сочувствиях и враждах не пересаливая». Если мы начнём всерьёз говорить о нравственности в литературе, то придём к вопросам, которые разрабатывали Аполлон Григорьев в статьях о Пушкине и Достоевский в знаменитой последней речи. Нравственность в литературе связана с традицией, а та неразрывно связана с Пушкиным. Но это высокие материи – полёт в такие выси Татьяну Глушкову привёл, скажем, к тому, что и Юрий Кузнецов не совсем в Пушкинской традиции.

Но я, честно говоря, боюсь людей, которые постоянно твердят о нравственности. Нравственность это не то, о чём говорят, а то, как живут. А для писателя «нравственность есть правда» (Шукшин). Выразить правду о мире, как можно более полную и широкую, вот задача писателя. Причём неправда может быть и в «реализме» а-ля ранний Сенчин, где человек низводится до самых низменных инстинктов, и в «православной литературе», где путь к свету схематичен и прост, как поставленная в храме свечка (парадокс, но в подавляющем большинстве современная «православная литература» по Шукшину безнравственна).

Поэтому ради Бога давайте меньше говорить всуе о вещах, о которых «надлежит молчать». И вести речь лучше о правде в литературе, так легче остаться в конструктивной плоскости и не уйти в болтовню. 

Я благодарен Григорию Исааковичу за цитату о «рентгене души», в ней ясно виден глубокий «персонализм» Кожинова-критика, который мне очень близок и о котором я буду говорить ниже. Но я совершенно не согласен с тем, что в других союзах – люди с иным «рентгеном души». Может, в 1993 году, когда одни защищали Белый дом, а другие публиковали «Раздавите гадину!», было и так. Сейчас всё смешалось. В разделение добавилось столько личных моментов, дрязг, чьих-то амбиций. Сейчас говорить о том, что вне Союза писателей России находятся люди с иной нравственностью и иной душой – значит существовать в неадекватной картине мира, просто в придуманной реальности.

Тем не менее, Союз писателей России отличается от других союзов большей требовательностью к профессионализму и наличием общего «ядра» – традиции. Поэтому с одной стороны нам важно принимать в свои ряды тех, кто является профессионалами (независимо от членства в других союзах и других обстоятельств), а с другой стороны – знать и понимать последние яркие воплощения традиции, особенно в поколении «дедов» (если мы говорим о наиболее «формализуемой» её части, то это критика – Кожинов, Лобанов, Палиевский). А то я сплошь и рядом вижу людей, которые с пеной у рта доказывают важность Союза и не могут сказать, чем «образ» отличается от «схемы» у Лобанова или почему «народ держит единство через правое дело, когда и не имеет для него наименования» у Палиевского. Какой уж тут профессионализм!

Недопустимо дилетантство своё прикрывать тем, что я, дескать, принадлежу к «правильному» союзу, у меня на «рентген» всё чисто. Вот это у меня вызывает острое отторжение.

Недопустимо традицию снижать до «бытового» (я с Вадимом пил, а с Колей дружил, а Миша часто приезжал к нам в гости). Традиция это не выстроить пантеон в углу и при любом остром вопросе кивать на них, мол, я их друг и последователь. Быть в традиции – значит жить в ней здесь и сейчас, понимать её, доказывать свою принадлежность к ней жизнью и творчеством.

Я понимаю, что в разное время литература вовлекалась в политические процессы в разной степени. Были, например, 60-ые-80-ые годы XIX века. Чернышевский и Писарев, «Бесы» и «На ножах» – всё это в большой мере политика. Начало ХХ века, тот же Горький, это во многом политика. Групповые противостояния 20-ых годов – в большей мере политика, чем даже литература. Борьба «Нового мира» и «Молодой гвардии», а потом «Нашего современника» – это разговор не столько о литературе, сколько о том, куда двигаться стране. А в 90-ые годы литературу вне политики вообще трудно себе представить. Другое дело, что литература никогда не сводилась собственно к общественной борьбе: «Бесы» не только памфлет, но и житие великого грешника.

Это вещи понятные. Но всё это рассуждения, которые я с удовольствием могу поддержать как исследователь литературы и историк. А когда мы переходим к теме существования и развития профессионального сообщества в настоящий момент, мы перестаём занимать академическую позицию «над» и перемещаемся «внутрь», и должны действовать так, как требует современная ситуация.

Я не совсем понимаю, как люди представляют себе политику сегодня: как борьбу с режимом на улице или как вступление в «Единую Россию»? На мой взгляд, область культуры – вот сейчас наша политика и поле нашей битвы (по крайней мере, в профессиональной части нашей жизни). В частной жизни и в творчестве – конечно, каждый занимают ту политическую позицию, которая ему близка, и ведёт свою «войну». Но мы не можем профессиональное поле сейчас строить, исходя из политической конъюнктуры.

В 30-ые годы ХХ века нужно было поднять на знамёна «революционную романтику» и формулировать общий для всех концепт «социалистического реализма». Сейчас необходимо другое: объединить все здоровые силы в культуре на совместную работу против разрушителей, маргиналов и просто против элементарного снижения культурного уровня.

Мы постепенно переходим к «технократическим» вопросам (как выразился в своём комментарии Вячеслав Дмитриевич Лютый), то есть к вопросам непосредственного устройства Союза писателей, деятельности СМЛ и т.д.

Мне кажется, мы часто смешиваем две вещи: отсутствие у нас ресурсов и собственный непрофессионализм в сфере продвижения литературы. Не надо особых ресурсов, чтобы качественно вести соцсети, чтобы делать современные сайты, чтобы записывать хорошие видео и т.д. Да, нет выходов на федеральные СМИ и в силу известных проблем (писатели не относятся к Минкульту, а Роспечать сменилась на Минцифры) нет возможности влиять на госполитику в сфере литературы. Но мы можем не так мало, у нас есть другие сильные стороны. У Союза писателей России довольно много региональных премий, у нас есть дружественные коммерческие издательства, много прекрасных толстых литературных журналов. Их просто нужно уметь подавать и продвигать, это ценностно нейтральный профессиональный навык.

Приведу один пример из личного опыта. Известно, что у наших «коллег» - форума в Липках есть серьёзные рычаги в СМИ. Если Липки проводят в регионе сам форум или даже региональную школу, в местные газеты и журналы сверху просто спускается информация для распространения. У нас такого механизма нет. Тогда мы перед последними «Химками» просто сделали пресс-релиз и составили к нему алгоритм по составлению на основе него регионального пресс-релиза (в зависимости от того, кто и в каких программах Совещания участвует из региона, потому что местным СМИ интересны именно «свои» представители). И пустили клич по руководителям региональных СМЛ и просто будущим участникам с просьбой распространить информацию в своём регионе. В результате мы получили около 80 публикаций в 20 с лишним регионах, это не так много, но уже и не молчание. Нужно использовать те сильные стороны, которые есть: представительство в регионах наш большой козырь, который необходимо разыгрывать, как и огромное количество «наших» людей по всей стране, представляющих разные профессии.

Да, ресурсов и поддержки государства нет, но это не значит, что нужно довольствоваться малым и выглядеть так, будто мы живём в эру зарождения интернета. Сейчас Союз зачастую смотрится провинциально, это правда, мы как будто постоянно опаздываем лет на 30 от технологий продвижения. И это наша проблема, которую можно решать и без больших ресурсов.

Выглядеть современно и качественно вовсе не означает продаться, изменить себе, стать безнравственным и т.д. Профессиональное продвижение это не советы Карнеги и не смена системы координат.

Состав исполкома представлен на сайте Союза писателей России в соответствующем разделе. В статье «О перспективах нашего «безнадёжного» дела» я постарался ответить на вопрос о ротации: она происходит сама собой. Те, кто не может работать, отпадают (на время или совсем), другие приходят на их место. «Текучая» структура должна решать задачи, и работают те, кто на данный момент имеет возможности и качества их решать. Не все ребята из представленного на сайте исполкома вовлечены в деятельность так, как этого требуют наши сегодняшние задачи. Сейчас мне кажется наиболее разумным (чтобы хоть как-то зафиксировать сложную структуру) собрать к декабрю команду, которая будет непосредственно заниматься организацией Совещания в Химках 2022 года, и утвердить именно её как исполком на будущий год. И далее делать так каждый раз.

О недостатках Химок я также высказался в статье. Прежде всего, это слабый образовательный блок. Образовательная часть творческой программы 2021 года содержала в себе, кроме «обычных» семинаров, мини-лекции о самых общих вещах (сюжетосложение, собирание первой поэтической книги, особенности верлибра в современной поэзии, написание рецензий), а также критический симпозиум (где профессиональные критики освещали ту или иную важную проблему современного литпроцесса). В будущем мы постараемся расширить образовательный блок. Если говорить о том, кого я бы хотел видеть среди лекторов, назову несколько фамилий. Это, прежде всего, критики, умеющие поддерживать высокий уровень дискуссии, – Вячеслав Лютый, Алексей Татаринов, Сергей Куняев, Капитолина Кокшенёва. Важным мне кажется ввести лекции по современной философии: скажем, одну такую мог бы прочитать Фёдор Гиренок. Я был бы рад Николаю Ильину, чья книга о русской философии когда-то буквально потрясла меня (или кому-то, кто мог бы на должном уровне изложить его идеи). Я благодарен Надежде Александровне Мирошниченко за предложение ввести лекции по истории, но был бы рад конкретным фамилиям. На самом деле именно личность лектора является ключевой. У нас должны быть лучшие лекции по сравнению с любым семинаром или литературным форумом в России – вот такой я вижу свою задачу здесь.

В 2021 году нам не удалось включить в программу отдельный творческий вечер руководителей семинаров, это тоже нужно исправить в будущем.

По поводу остальных критических замечаний я уже говорил: «Химки» это комплекс из 5 независимых программ: творческая, студенческая, Конференция СПР, программа для организаторов и критиков. Расписание каждой программы вся информация есть на сайте, записи большинства мероприятий на ютуб-канале СМЛ. Если у кого-то из членов Союза есть замечания или конструктивные предложения, всегда можно выслать их на почту sml.spr@yandex.ru Я обязательно прокомментирую каждый пункт и отдам всё это на рассмотрение Николаю Фёдоровичу. Мы открыты для критики и любых предложений, но это должны быть конкретные предложения.

Регионы, никогда не представленные на Всероссийских Совещаниях: Чукотка, Магаданская область, республика Алтай, республика Тыва, Адыгея и весь Северно-Кавказский ФО (кроме Дагестана), Чувашия, Удмуртия, Пермская область (последние два региона – особенно печально, потому что в соседней Уфе ежегодно проходит Всероссийское Совещание «Драматургия слова», и я каждый раз обращаюсь в писательские организации с просьбой командировать кого-то, но пока тщетно),
Все эксперты и организаторы работают на «Химках» бесплатно, никто не получает ни копейки. У нас были случаи, когда руководители семинаров даже приезжали в Москву за свой счёт. И в этом смысле «Химки» для меня – высшее проявление силы Союза (может, это звучит как пафосное утверждение, но это именно так). Я пишу грантовые заявки и представляю себе смету подобного мероприятия: это несколько миллионов рублей. И то, что мы – сообщество, которое может глобальным коллективным усилием организовать крупнейший молодёжный литературный форум в стране, в котором принимает участие более 300 участников и экспертов из 57 регионов, с минимальным количеством ресурсов, означает, что мы можем сообща решать задачи любой сложности. И «молодая команда» вовсе не единственный, но важный элемент общего механизма. Это не дети, которых кто-то пытается безуспешно воспитывать, а взрослые состоявшиеся организаторы, способные ставить и решать глобальные задачи. Ради Бога, перестаньте воспринимать их как несмышленых подростков, им не 15 лет.

Я нарочно привёл здесь комментарий Людмилы Дмитриевны Бирюк, чтобы проиллюстрировать ту психологическую ловушку, в которую мы часто попадаем. У этой ловушки есть две крайности, одинаково опасные для Союза и всех нас.

С одной стороны мы имеем схему «взрослые – дети», которую иллюстрирует Людмила Дмитриевна, где «взрослые кормят и воспитывают детей». Я уже говорил выше: люди, которым тридцать с лишним лет, не дети – они находятся в наиболее активном возрасте, у многих семьи, большинство – самодостаточные специалисты в разных областях, далёких от литературы (потому что на литературный труд сейчас почти никто не живёт). Эти «дети» несколько лет подряд берут на себя работу по организации десятка фестивалей и других проектов по всей стране. Творческая зрелость, возможно, придёт к ним позже (хотя по мне «Кропаль» Жени Декиной или «Три века русской поэзии» Юрия Лунина это вполне зрелые произведения). Но человеческая и организаторская уже пришла. Обращаться как «взрослый к ребёнку» к ним бесполезно и неконструктивно.

Но есть обратная крайность. Взрослеющее молодое поколение постепенно начинает ощущать «взрослыми» себя, а старших коллег – «пожилыми» людьми, не способными здраво оценивать реальность. При наличии определённого воспитания и ума такой представитель молодого поколения будет снисходительно относиться к слабостям «пожилого», испытывая благодарность за опыт и прошлое, но обходя острые темы, потому что тот «всё равно не поймёт» и с ним бесполезно обсуждать некоторые вещи. Я не придумываю и не хочу, чтобы было так, но встречаю это довольно часто.
Нам всем важно понять: ни схема «взрослый – ребёнок», ни схема «взрослый – пожилой» при всей укоренённости в нашу естественную бытовую жизнь не работает, когда мы говорим о профессиональной деятельности. Потому что ни в той, ни в другой участники не слышат друг друга и не относятся друг к другу всерьёз. Разве это нам надо? Единственный возможный и нормальный вариант: отношения двух взрослых людей, у одного из которых больше опыта, а у другого активности, где оба слышат друг друга и не считают себя последней инстанцией.

И потому отдельную часть своей статьи «О перспективах нашего «безнадёжного» дела» я посвятил важности формальных механизмов в работе нашего Союза. Нет детей и пожилых в профессиональном поле, есть наши социальные роли, которые регламентированы правилами. Мы остаёмся людьми со своим возрастом, личными качествами, характерами, но мы «играем по правилам», если хотим, чтобы наше общее дело не омрачалось постоянными конфликтами и непониманиями.

Спасибо вам за эти фамилии, хорошо, что они прозвучали. Из перечисленных четырёх прозаиков только прозу Ирины Иваськовой мне когда-то прислала Светлана Николаевна Макарова, руководитель Краснодарской писательской организации. Остальных троих я открыл для себя на различных семинарах (а Лунина вообще в Липках). Впрочем, справедливости ради, Дима Лагутин и так был на примете у Брянской организации, а Сашу Яковлеву в Омске тоже в целом знали и до участия в «Химках» по местным конкурсам. Мне кажется, мы зря противопоставляем личную деятельность критика (мою или чью-то ещё) и работу структуры Союза писателей России. Важно и привлекать молодых писателей извне в наше «поле», и развивать и поддерживать тех, кто уже внутри нашего сообщества.

Не было сомнений, что Ассоциация получит грант – для этого она и создавалась. В этот грант, в частности, входит большой фестиваль для молодых авторов в апреле 2022 года, на котором будут работать мастера из союзов-учредителей, в том числе наши. Ассоциация будет и дальше проводить мероприятия, привлекая силы разных союзов. Мы-то готовы сотрудничать широко, затем туда и входили. Главный вопрос, на мой взгляд, здесь заключается в том, удастся ли Ассоциации при наличии хорошего финансирования перейти на качественно новый уровень и реализовать не просто ещё несколько дополнительных проектов (ещё один фестиваль, похожий на Химки или Липки, и т.д.), а по-настоящему масштабную работу в культуре по всей стране.

Но это не мои проблемы, я предпочитаю заниматься своими и меньше рассуждать на темы вне зоны моей ответственности. Моя задача – проводить «Химки», готовить наших «молодых руководителей» на программе для организаторов литературного процесса, привлекать лучших авторов 20-30 лет в Союз.
Меня несколько тревожит это противопоставление: с одной стороны – гранты, с другой – ценности. Дело не в том, что молодёжь мечтает продать свои ценности, чтобы стать грантополучателем. А в том, что для решения глобальных задач нужны ресурсы, с этим ничего не сделаешь. Мы уже сейчас могли бы реализовать и большой образовательный сайт, и геймифицированный литературный портал для молодёжи, и ресурс с базой подстрочников для переводчиков, и полноценные новостные видео-программы и много чего. Человеческие и профессиональные силы на это есть, а ресурсы будем искать. Заработать мы их не можем – значит, остаются гранты. Вот и подаём заявки.

Где-то набиваем шишки (так в гранте ФКИ, о котором упомянул Николай Иванович, мы решили пойти по пути «масштабности» и заложили пять наших фестивалей по всей России – это была ошибка, надо было начинать с меньших запросов для нового НКО). Будем работать, дальше разберёмся.

Никто никому ничего не должен в моей картине мира – ты за себя отвечаешь и выбираешь варианты достижения своих целей в тех условиях, которые даёт тебе жизнь. Заниматься абстрактными логическими построениями: как должно быть, кто виноват – значит, находиться в своих грёзах, мне это не очень интересно.

В словах Георгия Александровича я опять чувствую тот самый акцент, о котором говорил выше: всегда кто-то кому-то что-то должен, только теперь не государство – нам как сообществу, а «культурные власти» – одной из части нашего сообщества.

Союз писателей России это не люди на Комсомольском (или, по крайней мере, не только люди на Комсомольском) – я уже говорил об этом в статье. Союз это все мы. Писателям старшего поколения необходимо уделять внимание – абсолютно верно. Должны быть обеспечены социальные гарантии – безусловно. Должны переиздаваться книги – конечно. Необходимо их привлекать к общению с читателями, особенно молодыми, - кто спорит. Необходимо осмыслять их творчество, выделять вершины и т.д. Только это «должны» делать не только «культурные власти», а все мы как сообщество.
И старшим поколением нужно заниматься, и младшим. Моя зона ответственность – молодые писатели, в ней работаю. Если у вас есть силы и время, внесите свой вклад в «общее дело», займитесь другой областью, все будут вам только благодарны.

Программа для организаторов литературного процесса Совещания в Химках это не «какой-то конкурс». На 90% её участники – члены Союза писателей России, имеющие большой опыт работы или желающие к этой работе присоединиться.

Нет, я не обижал здесь старшее поколение. Просто «школа» это и есть нечто, что уже сформировалось ранее. В прошлых поколениях были, скажем, Распутин, Белов, Астафьев, Лихоносов. Я не считаю, что они неактуальны, напротив. Если вам интересно, как именно традиции «деревенской прозы» продолжаются современными молодыми писателями, отсылаю вас к своей статье о «новых традиционалистах». Она написана пять лет назад и, честно говоря, довольно наивна. Но вопрос об основных «точках преемственности» там вроде удовлетворительно раскрыт.

В статье я имел в виду вот этот круглый стол. Выступление Виктора Николаевича там идёт первым. О другой статье я, к сожалению, ничего не знаю.

Это самый трудный комментарий для ответа. И с человеческой точки зрения, и с содержательной. С человеческой, потому что я очень уважаю Вячеслава Дмитриевича и как личность, и как критика. После смерти Михаила Петровича Лобанова, у которого я учился, Лютый в каком-то смысле занял в моей системе координат его место. С содержательной – потому что у меня здесь есть несколько существенных возражений.

Сначала по частностям.

Фентэзи и криминальный роман не станут на уровне с романом Краснова, потому что они беллетристичны по сути своей (если имеется в виду стандартное фентэзи, а не условные «Властелин колец» или «Игра престолов», которые сложнее, чем просто фентэзи; и стандартный криминальный роман не «Преступление и наказание» или «Братья Карамазовы» - но из контекста комментария Лютого понятно, что он имеет в виду). В беллетристике действуют заданные «правила игры» (которые иногда превращаются в «нарушение правил игры» во имя подогревания интереса, но сути это не меняет); беллетристика иллюстративна по отношению к явлениям жизни. Художественная литература это напротив – саморазвивающийся мир, свободное бытие, которое автор силится «схватить», используя для этого всё творческое напряжение своего таланта. И «идейная оснастка» для разделения этих явлений не нужна, а нужен лишь анализ конкретных произведений и выявление законов, по которым они существуют.

По вопросам, связанным с нравственностью и общей памяти (традиции), я уже высказывался выше, не буду повторяться. На мой взгляд, найти в статье утверждения о «ненужности наполнения современной литературы идейными борениями» или «об избыточном присутствии нравственного и духовного кодекса в каждом писательском творении» можно, либо будучи предвзятым изначально, либо страшась вот эти самых вещей настолько, что обнаруживаешь их везде. Я говорил лишь о том, что профессиональное поле должно быть организовано сегодня без влияния политической конъюнктуры и с максимальным привлечением тех, кто является профессионалами (независимо от членства в союзах, личных отношений и т.д.).

По поводу «отсутствия в рассуждениях самого духа литературы» и «хорошо организованный завод» – что же делать, если государство отказалось этот завод организовывать и поддерживать? Вот мы теперь и занимаемся делом, от которого иногда самих тошнит. Но обстоятельства сейчас такие: никто не сделает, если не сделаем мы. Статья была посвящена преимущественно «устройству завода», это не критика и не проза, а изложение принципов, по которым нам разумно организовывать, если хотите, наш промышленный процесс.

Всё это были частные возражения. Теперь главное, что по-настоящему отличает моё понимание литературы от понимания Вячеслава Дмитриевича и что я замечал и ранее (мы ведь не первый раз дискутируем по схожим вопросам).

Для Лютого (как я понимаю его позицию) в литературе о современности важна определённость и предзаданность исторического «фона»: если мы читаем произведение писателей старшего поколения, то почти всегда понимаем, что действие разворачивается в постсоветские годы, «в эпоху эрозии высоких понятий и слов и пренебрежения самим человеком» – и это является определённым показателем зрелости автора и его произведения. Иное понимание исторического «фона» (или отсутствие определённого понимания) как раз и трактуется как отсутствие «нравственного кодекса», незрелость, оторванность от корней.

Для меня в литературе нет ничего предзаданного, что может быть прямо и некритично перенесено в художественный мир. Даже Бог не предзадан автору, Его нужно обрести заново, открыть Его существование в «видимых» проявлениях описываемого мира. Но можно и не обрести и упасть в самое страшное уныние и безумие – это тоже бывает, это живой путь. Нельзя что-то задать до того, как путь будет пройден, как бы ни хотелось критику или читателю. В этом и различие художественной литературы от сколь угодно «идейной» и «нравственной» беллетристики.

Художественная литература как явление качественно ближе к категории «личность», чем к категории «структура» или категории «истинное высказывание». И та самая правда, о которой мы говорили выше и которая является как бы фокусом художественного высказывания (тем, к чему обращено творческое волевое усилие автора), обретается в литературе личностно – как путь, а не как готовое решение.
А дальше критик может поставить вопрос об уровне художественного произведения, о степени его зрелости и состоятельности. Вот на этом этапе он может проверить, обладает ли рождённый художественный мир достаточной полнотой и точностью правды, оказалась ли воплощённая субъективность близка к объективности (в идеале понимаемой в духе упомянутых уже статей Григорьева о Пушкине).

Как личность, прошедшая определённые этапы развития и достигшая определённых высот, преодолевает собственную субъективность во имя понимания других и мира и становится способной отказаться от частных интересов во имя общественного – так и художественное произведение, переросшее субъективную правду ради объективной истины, переходит на качественно иной уровень. Но этот переход возможен лишь на пути естественного развития и роста. «Отцы» (и Лютый в частности), как мне кажется, часто игнорируют этот момент, им хочется увидеть в литературе «детей» тот самый результат, который они уже сами получили, и по соответствию этому результату своим ожиданиям они их и судят. Но истина не обретённая, а взятая готовой не рождает литературу – только беллетристику, и кажущаяся зрелость итогового вывода большой ценности в этом случае не имеет.

Так часто насаждается «отцами» и «общественное, которое выше личного». Я не возражаю против этого тезиса, вот только каждая личность должна обрести его в процессе созревания. А иначе это «общественное» зафиксируется чужеродной установкой, бессознательно травмировавшей когда-то личность, а потом возьмёт да и отпадёт в самый неподходящий момент.

Поэтому для меня вопросы политики и идеологии стоят на втором плане, когда я начинаю говорить о литературе. Зачастую и литературы-то никакой нет, и говорить не о чем. Поэтому с таким недоверием отношусь к декларируемым убеждениям, выжидая, как личность проявит себя в действии (где сразу станет ясно, свободны и органичны ли были эти убеждения или неосознанными гирями висели, приводя к самым уродливым результатам).

И последнее. Вячеслав Дмитриевич не даст мне соврать: перед каждым Совещанием молодых я или пишу, или звоню ему и уговариваю приехать. Семинары с Лютым в Карабихе в 2018 и в Воронеже в 2019 остались одними из самых ярких моментов нашей пятилетней работы (а семинар Палиевский/Лютый это вообще, наверно, лучшее обсуждение, в котором я когда-либо участвовал).

Я понимаю, что никто не может ездить по совещаниям постоянно, что это трата времени и сил, которых часто не хватает. Но если жизнь Союза – наше общее дело, а подготовка смены – важная часть этой жизни, то мы несём за этот процесс общую ответственность и тогда кому как ни одному из лучших наших критиков, руководителю Совета по критике СПР, вести семинары, читать лекции о современной литературе, передавать опыт молодым. И если меня что-то задевает в словах Вячеслава Дмитриевича, то именно попытка «судить извне» о работе с молодыми.

Я буду и дальше перед каждыми «Химками» звонить и писать Лютому с предложением участвовать в любом формате, который он сочтёт возможным. У нас мало критиков такого уровня и не так много людей, которым можно спокойно «дать трибуну» и не переживать за интеллектуальный уровень сказанных с трибуны слов (о литературе, о критике, о традиции – о чём угодно). Для работы с молодыми в Союзе писателей России важен критик Вячеслав Лютый. И эта работа, надеюсь, важна для него самого.

Отдельное спасибо Зое Константиновне за работу с молодыми воронежскими поэтами – это большой труд, давший замечательный результат. Последние годы в Воронеже буквально «на дрожжах» выросло поколение молодых поэтов: Василий Нацентов, Павел Пономарёв, Сергей Рыбкин, Эльвира Пархоц, Аман Рахметов (к сожалению, живущий уже не в Воронеже), Анна Ковалева, Анастасия Картавцева… Кого-то из них уже приняли в Союз, кого-то рекомендовали по результатам Всероссийских Совещаний. Там идёт живой и бурный процесс.

Насколько я знаю, Вячеслав Дмитриевич лично руководит семинарами на областных совещаниях, разбирает рукописи ребят и вне семинаров, так что Гриша Шувалов здесь зря критикует. Эти молодые поэты регулярно публикуются в «Подъёме» (я помню, на «Школе Платонова» в 2019 году они увлечённо рассказывали, в каком номере у кого вышла подборка – было ощущение, что все выходящие подборки они читают и воспринимают как серьёзное событие).

Там есть сложности, связанные с естественным для юного возраста (в основном эти поэты едва старше 20 лет) желанием независимости, неприятием ограничений, фрондированием. Раньше СМЛ Воронежа руководил Василий Нацентов, и это было оправдано, потому что для молодого кружка он являлся (и думаю, до сих пор является) творческим лидером. Но для Васи характерна особенная порывистость, желание обязательно декларировать какие-то резкие вещи, обязательно с кем-то рвать, от чего-то публично отказываться – по мне это просто молодая наивность. И в какой-то момент стало понятно, что самоопределение Нацентова не позволяет ему руководить Воронежским СМЛ. Что тут нужен человек, обладающий большей взвешенностью и трезвостью, как Паша Пономарёв. Произошла смена руководителя. Но это не было «рубкой голов» в «назидание непокорным»: мы спокойно всё обсудили, сначала с Васей, потом с Пашей и приняли решение. Это случилось ещё до введения в наше положение обязательной нормы утверждения руководителя СМЛ правлением писательской организации. В ближайшее время решим и этот момент.

Воронеж живёт достаточно автономно, однако принимает активное участие в нашей общей жизни: участвовал в конкурсе «ЛИТОсфера», присылает стихи для «Пролиткультрадио», делегирует участников на различные Совещания. Не знаю, насколько он автономен по отношению к писательской организации (подозреваю, что сильно), но чем плотнее будет взаимодействие, тем лучше, на мой взгляд. И в этом процессе важную роль может сыграть и Зоя Константиновна.

Я не говорил, что СМЛ – наше всё, я поделился своим организаторским опытом и тем, каким вижу желаемое будущее. И ещё – мы не просто ездим то на Химки, то на Липки, залог нашей «стойкости» в том, что мы создали Химки и продолжаем вести организаторскую работу на протяжении нескольких лет, вкладывая время, силы и деньги. Как собственно делают и наши коллеги и соратники по Союзу, реализуя другие важные проекты по всей стране. Какого ещё доказательства стойкости вам нужно, кроме совместной и напряжённой работы?

Но вопрос этот для меня связан с Липками, и я выскажусь сейчас именно об этом. Скажу непопулярные вещи, которые, может, на «Российском писателе» и говорить не стоит, но всё-таки.

Я несколько раз был в Липках: и как участник, и как руководитель. Распространённое мнение о том, что там «промывают мозги» либеральными ценностями не соответствует действительности. Бывает одна (максимум – две) за форум встреча с каким-нибудь экономистом-рыночником, на которую большая часть участников не ходит. Атмосферу и работу определяют в Липках представители толстых журналов, это, в основном, старые советские редактора или те же молодые писатели, которые сами недавно были участниками. Да, большее количество семинаров отдано «Знамени» и «Новому миру», но есть семинары «Нашего современника» и «Москвы».

И справедливости ради, действительно многие молодые писатели, которых мы теперь считаем «нашими» (и даже «нашими» молодыми руководителями) вышли из семинара Александра Ивановича Казинцева и Сергея Станиславовича Куняева в Липках: Лиза Мартынова, Мария Знобищева, Карина Сейдаметова, Марина Шамсутдинова, Люба Ануфриева, Саша Тихонов, Дима Терентьев, Юра Лунин, Алёна Белоусенко, Елена Тулушева, Женя Эдин, Саша Яковлева – после поездки в Липки они не превратились в маргиналов, не заразились чумой, но каждый из них наверняка скажет, что семинар «Нашего современника» на форуме был важной вехой их становления. Не нужно этого отрицать или скрывать.

С другой стороны – нас не устраивают Липки, мы делаем своё. По многим причинам. У нас есть «ядро», которое мы считаем важным транслировать (традиция, «школа»). У нас есть руководители, которых нет в Липках: Нина Ягодинцева, Галина Седых, Виктор Кирюшин, Геннадий Красников, Юрий Козлов, Светлана Чураева – к этим мастерам постоянно записываются участники Химок, так что порой их семинары не вмещает всех желающих. Химки не просто литературная учёба и путь в толстый журнал – это ещё и присоединение к профессиональному сообществу, а в дальнейшем – возможное превращение в организатора, присоединение к тем, кто работает в культуре.

Липки не меняются годами, найдя оптимальный формат и отчасти «закостеневая» в нём. Мы постоянно развиваемся, вводим новые форматы (мини-лекции, критический симпозиум, антисеминар, Конференция СПР, круглые столы на новые темы и т.д.). Только у нас был опыт обсуждения на семинаре рукописей мастеров наряду с обсуждением рукописей участников на «Драматургии слова».

Да, молодые писатели не понимают, почему нельзя съездить на Химки, а потом на Липки, а потом ещё раз на Химки – и вы никогда не объясните им, что это плохо. Происходит процесс объединения профессионалов, больше не будет жёстких сообществ (пока мы когда-нибудь не объединим большинство профессионалов в одно единое). Да, это конкуренция, и мы планируем победить на том простом основании, что мы лучше. Но конкуренция не означает отчаянной борьбы «на смерть».

Эти двадцать лет Липки делали важное дело. Они внесли свой вклад в то, что в хаотичном пространстве начинающих писателей сохранилось понимание о важности профессионализма (и в этом смысле они действовали параллельно нашим совещаниям, проводимым АСПУР и региональными писательскими организациями, семинарам в Ваче и в Переделкино и другим – да, со своим идеологическим акцентом, впрочем, с каждым годом становящимся всё менее заметным). И перед лицом агрессии маргиналов и дилетантов, бескультурья, падения уровня образования мы с Липками, скорее, союзники, чем противники.

Татьяна Андреевна, я понимаю, что ваше поколение пережило тяжёлый опыт поражения в информационной войне, обман граждан и крушение государства. Я вижу в представителя старшего поколения это тотальное недоверие к возможности создания здорового общего поля. Я только не совсем понимаю, что вы предлагаете взамен? К чему вас привёл опыт? Выжигать тех, кто кажется «чужим»? Я вижу тут только один выход – общее здоровое поле должны создать мы и следить за механизмами его функционирования тоже должны мы. Это задача, другой вопрос – как. Будем ползти к нашей цели, используя ресурсы, которые есть (прежде всего, человеческие, с другими у нас трудновато). Не сможем ползти, хотя бы ляжем в направлении цели.

Я благодарен вам за это литературное, а не организаторское или идеологическое замечание. В романе есть одно место, где герой зачаровано следит за выступающим на митинге Кургузовым и вспоминает, как слышал, что он это чей-то проект, что его создали спецслужбы и т.д. И говорит сам себе с выпяченной автором наивностью: «нет, никак не может быть». Тут есть опосредовано выраженная авторская позиция. Но она слишком «тонкая», чтобы стать полноценным элементом текста. Мне на это указывал Александр Иванович Казинцев, предлагая переписать сцену и усилить. Но мне всё казалось, что усиление этого аспекта лишит текст свойственной ему «приглушённой исповедальности», внесёт агрессивного автора, слишком явно вмешивающегося в пространство романа. В общем-то это системная проблема «Пробуждения» – он не становится романом о времени и истории, а остаётся исследованием души отдельно взятого человека (а для души важен пришедший в неё импульс, а не то, каким образом этот импульс создан). Сейчас бы я хотел описывать события иначе, отслеживая причины и следствия как бы сверху, с высоты птичьего полёта. Но это, наверно, разные этапы творческого развития.

Я рад перейти от вопросов организационных к творческим и благодарен тем читателям, которые задали именно такие вопросы.
Во-первых, я буду говорить только о прозе, потому что для меня проза – сфера, где за свои профессиональные выводы я отвечаю полностью (в отличие от поэзии, где мои впечатления исключительно читательские). В школе на меня большое впечатление производили Лермонтов, Бунин, Андреев. Потом случился сильнейшие переворот после прочтения «Преступления и наказания», и несколько лет я откладывал для себя каждый следующий роман Достоевского, чтобы дольше быть в состоянии ожидания, когда не всё ещё прочитано. Потом был этап увлечения французскими реалистами – эстетство Флобера, Золя и Мопассана долго не отпускало. А после я поступил в Литературный институт к Михаилу Лобанову, и литература постепенно открылась для меня как новый полнокровный мир, который раньше я лишь смутно предчувствовал. Если бы мне предложили сейчас взять лишь одну художественную книгу на необитаемый остров, ей оказалась бы «Анна Каренина». Мне кажется, что любовь к этому роману останется теперь со мной навсегда. Может, и правда ничего лучше не было написано в мировой литературе (хотя эти выделения одного, конечно, содержат игровой момент и условны). А двадцатый это для меня, прежде всего, Платонов, Шолохов и Леонов (наверно, в согласии с художественными идеалами самого Лобанова).

Современная литература является областью моего непрерывного изучения. В последние тридцать лет у нас было достаточно крупных прозаиков – Вера Галактионова, Петр Краснов, Олег Павлов, Николай Дорошенко, Михаил Попов. Из более молодых я особенно ценю Алексея Иванова с его «Сердцем Пармы» и «Тоболом» (редкий случай хорошего прозаика, которые известен и коммерчески успешен). Очень мне понравились «Немцы» Александра Терехова, моя давняя искренняя любовь – «Геополитический романс» Юрия Козлова. Меньше ценю Алексея Варламова, но его «Рождение» обязательно прохожу со студентами в вузе. Ценю Михаила Тарковского. Тем, кто не знает прекрасного прозаика Андрея Убогого, советую «классический» рассказ «Сестра луны».

Но, конечно, особенно я интересуюсь молодыми писателями. О них я могу рассказывать очень долго, но выделю главные, на мой взгляд, имена. Юрий Лунин, Андрей Антипин, Евгений Эдин, Женя Декина – сейчас, пожалуй, это четыре наиболее состоявшихся писателя. Но есть и другие очень серьёзные авторы (и поскольку они молодые, не знаешь наперёд, кто из них лет через пять лет неожиданно «созреет»): Ирина Иваськова со своей прекрасной «Звездой Сирень», Ирина Богатырева, Алёна Белоусенко, Дмитрий Филиппов с «Тремя днями Осоргина», Александра Яковлева, Юрий Фофин, Константин Куприянов, Елена Тулушева, Наталья Мелёхина, Дмитрий Лагутин, Анаит Григорян, Игорь Корниенко, Дарья Тоцкая с «Морем Микоша» и другие.

Опять-таки: чужие сомнения и тревоги это не моё дело. Но про Елену Крюкову хотелось бы сказать, раз её имя прозвучало.

Крюкова для меня стала важным автором после того, как я прочёл отрывок из её романа «Иерусалим». Героиня – эстрадная певица, разрушившая свою жизнь, потерявшая по собственной вине сына (он покончил собой). Она приходит в монастырь к старцу, но на исповеди не может выговорить ни слова. Тогда тот просит её спеть, и эта женщина из последних сил, изнутри своей сжатой боли – вдруг начинает петь колыбельную. Я не буду объяснять, почему это хорошо, думаю, и так понятно.

Крюкова это поток энергии, экспрессия, порой далеко выходящая за рамки собственно художественности. Наверно, поток Крюковой в сравнении, скажем, в сравнении Веры Галактионовой (таланта, схожего по экспрессии) несколько проигрывает – у Галактионовой ткань образнее, в вихрь событий вовлекается больше людей, образы спрессовываются до символов. Но даже и Галактионова не достигает, на мой вкус, уровня трезвого и объёмного реализма первого ряда (я писал об этом в статье на РП). В общем, мы можем ценить кого-то из писателей выше, объяснять, почему это так. Но небрежность к пропаханной борозде в литературе и обесценивание этой борозды на том основании, что, мол, другие пропахали больше, – меня это всегда обескураживало.

В этом высказывании Петра Бойченко для меня важен персонализм и тот самый «личностный» взгляд на литературу.

Я, честно говоря, вполне даже нормально отношусь к критикам и литературоведам, действующим в духе формализма и разбирающим текст, как препарирующим лягушку. Это низкий уровень, «первое приближение», но по сравнению с графоманией и дилетантством они тоже профессионалы. 

Но, конечно, всерьёз в литературе ничего понять нельзя, если не говорить о героях как о настоящих людях, обладающих своей свободой и «живым» бытиём, и не говорить об «образе автора» как о завершающей категории художественного произведения. В консервативном лагере принято как-то игнорировать «субъектность» литературы и с удовольствием рассуждать о народности, нравственности, общественной значимости и т.д. Тогда как художественная литература это всегда о «личности». Глубоким персоналистом был Бахтин, и во многом потому он так важен был Кожинову для создания его критики. Пришвин, Лобанов, Селезнёв, Роднянская – все они о «личности» (что я пытался показать, в частности, в статье о Лобанове и Бахтине).

Другое дело, что на определённом этапе своего развития личность может свободно отказаться от защиты своих интересов ради общественного (а писатель преодолеть собственную субъективность ради объективного постижения мира и общества). Об этом я уже говорил выше.
А если герои – схемы или вместо «образа автора» - структура, это уже не художественная литература.

В этой заключительной части своих ответов я окончательно перестаю быть руководителем СМЛ и человеком, который говорит об устройстве профессионального сообщества. И принимаю вопросы так, будто они заданы мне как человеку и автору.

С тем, что вы говорите, я в целом согласен. Мне не нравится современное состояние нашего общества: не нравится та колоссальная разница между богатыми и бедными (которая может составлять десятки, но никак не сотни тысяч раз), не нравится уровень современной «элиты» (что вполне понятно, учитывая дикие обстоятельства, в которых она формировалась), не нравится состояние нашей культуры (особенно театра), не устраивает ЕГЭ с доведением до автоматизма знаний без развития умения мыслить и делать выводы и т.д. Но не буду рассуждать здесь о проблемах устройства церкви в России, её роли в обществе и т.д., потому что не считаю себя вправе это делать.

Я оптимист по складу характера, я очень верю в естественное «внутреннее содержание» русского человека, которое сохранится, несмотря ни на что. Задача сейчас удерживать культуру, всеми силами повышать упавший уровень образованности, использовать новейшие средства продвижения литературы среди молодых читателей. В остальном я верю в народ и его способность мобилизоваться в критические ситуации, в способность хранить самое ценное внутри, даже если снаружи – шелуха и пошлость.
Позиция, которую занимает сейчас государство по отношению к традиционным ценностям, кажется мне адекватной: с одной стороны мы декларируем, скажем, невозможность однополой семьи, с другой стороны даём относительную свободу каждому конкретному гражданину жить так, как выбирает он. Принципиально, думаю, это стратегия сейчас верная (потому что пережать тоже опасно, это приведёт к отторжению, особенно у совсем юных). Другое дело, что конкретное воплощение подчас чудовищно. А вот тоталитарный «нажим» государства на культурную оппозицию (именно на культурную, а не политическую), на пошлость и уродство можно и нужно усиливать. Жёстче относиться к безумию, скажем, в театральной сфере и мягче к проявлениям политического несогласия. Но чиновничий механизм работает, к сожалению, ровно наоборот.

Что до «психологических новшеств» в нашей бытовой жизни: на мой взгляд, нужно различать традиционный психоанализ, который используется среднестатистическим психологом, и агрессивное насаждение враждебных ценностей. Пройти психотерапию и найти у себя какие-то проблемы, связанные с родительскими «травмами» и т.д., может быть вполне полезно (у нас в России вообще недостаточно развита эта сфера). А вот уродливые гримасы «ювенальной юстиции» и прочие явления, разрушающие семью и общество, необходимо сдерживать изо всех сил.

Спасибо большое Игорю Жарихину за этот вопрос, потребовавший интеллектуального напряжения и вдумчивого чтения. Я не был знаком со статьёй Суркова и уже давно не читаю интервью Проханова – но с интересом ознакомился.

Попытаюсь выразить своё мнение, не следуя вопросам в точности, но ответив, тем не менее, на все.

Проханов изначально очень талантливый человек, достаточно открыть книгу «Иду в путь мой», чтобы в этом убедиться. Другое дело, что талант его – мощный, но очень «узкопрофильный». Энергия, метафористичность, «вкус» к самым ярким, но зачастую уродливым формам – всё это позволяло ему выражать определённые явления (и эдакую специфическую «героику» в советское время, и «чудовишность» в 90-ые годы). Таланты «узкого профиля» не могут написать сначала одно, а потом другое; они выражают только то, что могут. И здесь их ждут удачи там, где «обстоятельства» были органичны их таланту и провалы в ином случае. Всё «сложилось» в чеченском романе «Идущие в ночи» – на мой взгляд, вершине творчества Проханова – где полно и точно звучит и мощная «героическая» нота, и прекрасно «работает» на контрасте со смертью, болью и героизмом последняя глава с гиперболическим пиром чудовищ-политиков. Первая чеченская кампания, наверно, и должна быть изображена именно так, потому что без «модернистской» эстетики безумие может написать только реалист уровня Толстого или Шолохова. Вся галерея этих дальнейших «Господин Гексоген», «Человек звезды», «Крым» (в котором от Крыма только название) и т.д. – это всё самопародии: художественно всё выражено, а концепты, конечно, можно брать то один, то другой.

В упомянутом интервью «От соцреализма к трансгуманизму» нет ничего особенного и конструктивного, на мой взгляд. Все эти фразы типа «На фоне этого я чувствую, что приближается что-то грандиозное, новое, что сегодня мы стоим на пороге Великого проекта» или «Я говорю о том, что наступил момент, когда возникает новое интегральное состояние, появляются новые оси координат. Это условно можно назвать трансгуманистической революцией, или завершением всех прежних проектов, или рождением нового загадочного проекта Великого Обнуления» – сравните эту экзальтацию с книгой «Симфония «Пятой империи» и вы поймёте, что не смысл надо искать в словах Проханова, а просто наслаждаться их яркостью и метафористичностью. Если посыл Проханова вам созвучен, он срезонирует внутри и побудит к действию (так действовала публицистика 90-ых). Если же вы всерьёз станете рассуждать о «новом явлении» в литературе, опираясь на это интервью, то будете смешны. Литературовед Виктор Виноградов нашёл бы прохановскую прозу и публицистику интересным материалом для своего исследования риторических форм (впрочем, думаю, легко разобрался бы с её анализом).

Отдельно меня поразило то, что Александр Андреевич говорит о «деревенщиках», он абсолютно не понимает их да и не хочет понимать. Давно известно, что Белов, Распутин, Астафьев и Лихоносов не о деревне, а о человеке, воплощающем единство бытия и сознания, «единство практической, мыслительной и нравственной деятельности» (и о разрушении этого «единства» скажем, в «Пожаре»). Не обязательно с этим солидаризироваться или «деревенщиками» восхищаться – известный талантливый писатель имеет право на свои оценки. Но это же вещи, которые сами «деревенщики» проговаривали неоднократно и которые критика в целом уже определила.

Сорокин – другая история, это автор, который работает исключительно с концептами. Особенно ярко он их разрушает. Уберите у Сорокина концепты, и своего у него ничего не останется. В подобном жонглировании, сталкивании и разрушении есть даже определённая талантливость, но к литературе она отношения не имеет, просто нет органики, не о чем говорить.

Пелевин – самый сложный случай, потому что, на мой взгляд, он обладает наибольшим талантом и в художественном плане, и в «игровом» (то самое столкновение концептов). Есть несколько ранних рассказов и отдельные эпизоды в «Чапаеве и Пустоте», которые меня восхищают. Да и «Поколение П» в целом довольно точно схватывает своё время (сравните гротеск Пелевина и Проханова и увидите, как первый изобретательнее, тоньше и убедительнее). Но творческий путь Пелевина при всей «внешней» успешности не был удачен. Последнее время я его уже просто не читаю.

Если пытаться сформулировать то, что объединяет этих писателей, я бы употребил вот такую метафору (несколько спорную, ну да ладно). Представьте слепого человека, не имеющего рук: он не может увидеть или потрогать жизнь, а лишь слышит хаотичные её звуки (Пелевин всё-таки что-то может потрогать, а Проханов помнит, как трогал когда-то, но уже давно и ощущения подзабылись). Они не осваивают жизнь, а работают с информационным полем вокруг неё: из него получают знания о жизни, его осмысляют. Им органично близки современные информационные технологии. И потому они вам наговорят много: как изменяется наш мир, как переходит в новое качество и т.д. Они просто другие стороны жизни не видят и не воспринимают.

Статья Суркова умнее, её интересно рассмотреть всерьёз (притом что Сурков тоже стал бы приятным материалом для Виноградова: «Прошлое и будущее воздействуют на настоящее более-менее равносильно и равноправно. Обе эти большие галлюцинации сотканы из размытых образов. В них примерно поровну фактов и фикций поставленные друг напротив друга зеркала, память и предвидение заводят нас в бесконечный туннель взаимных отражений, создавая иллюзию вечности. Их симметричность и зеркальность наглядно выражаются в мифах о возвращении богов и героев: Иисус Рождества и Голгофы является христианам из прошлого, Иисус Второго пришествия и Хилиазма — из будущего. Кетцалькоатль, изгнанный народом, которому дал все, обязательно вернется для мести и милости. Король Артур — once and future king — был когда-то и когда-нибудь будет опять» - взять одну мысль и «красиво» забалтывать её и забалтывать). Но мысль там есть. Сурков говорит о том, что «классические институты народовластия» (например, парламентаризм) станут со временем всё менее целесообразны и что в перспективе современное «демократическое» устройство сменит «цифровой тоталитаризм» (где каждый сможет «включиться» в свой частный вопрос, скажем, в обсуждение закона о пчеловодство, если данного человека пчеловодство волнует, но никто не будет оказывать влияния на общие процессы – потому что будут работать цифровые механизмы принятия решений, максимально лишённые «человеческого фактора»).

Возможно, мы двигаемся к тому, что предрекает Сурков. Конечно, описываемый им «цифровой тоталитаризм» не имеет ничего общего с «демократическим» государством (в хорошем смысле этого слова). Да, всем тем, кто с пеной у рта ругает тоталитаризм советский (Проханов вот тоже в интервью его осторожно «пнул»), он покажется раем и демократией по сравнению с будущим, описываемым Сурковым. Но тут есть два момента.

Первый – описываемые тенденции это никакая не долгосрочная перспектива (и 2121 это интеллектуально несостоятельное кокетство), в лучшем случае – среднесрочная. Что будет в 2121 году Сурков, на мой взгляд, и предвидеть не может в своих «смелых виртуальных прогнозах» и наивных рассуждениях о прошлом и будущем.

Второй момент – 2014 год показал нам, как сильно спрессованная народная воля может вдруг взорвать любое организованное пространство, как «обычные» предприниматели могут, несмотря ни на какую цифровизацию, свернуть бизнес, купить оружия и даже организовать государство, если сила «народного взрыва» будет настолько велика. Думаю, когда-нибудь даже самые умелые архитекторы «цифровой политики» поразятся, как может действовать народ, в те редкие минуты, когда становится полноценным субъектом. К сожалению, чаще всего подобные «обретения субъектности» оборачиваются огромными жертвами. Это не позволяет мне говорить о таких вот «народных взрывах» с той внутренней радостью и мстительной усмешкой по отношению к «цифровому тоталитаризму», которые я в действительности испытываю.

Но хорошо или плохо – морализм и наша частная воля здесь не причём. Исторические процессы есть исторические процессы: «Матрице» не удержать «Зион», когда в нём скапливается достаточно народной энергии. И болтовня о «конце истории» и «смене парадигм» никому не поможет и никого не спасёт. Мы же понимаем, скажем, что Советский Союз разрушен не только технологиями «извне», но и сложными процессами внутри.

«Времена не выбирают» - будем жить дальше и увидим.

Вверх

Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев: