«ПОСЛЕ СМЕРТИ О ЖИЗНИ НЕ ТУЖАТ…»

(8 марта 2015 года поэту Владиславу Зорину исполнилось бы 80 лет)

«На 8-е марта дарю женщинам цветы и… себя», - шутил он всю жизнь. И было в этом столько правды! Потому что такой «подарок» как Зорин дорогого стоил…

 

Нет, он не был ловеласом или женским угодником. Напротив, всегда чуть суховат, чуть ироничен, закрыт, застёгнут на все пуговицы, вид имел порой неприступный. А улыбнется – и засветится обычно серьезное, какое-то даже суровое лицо, смягчится взгляд.
И женщина его любили. И он их тоже. Впрочем, взаимною у него была любовь и с птицами, и с цветами, и с водой, и с землёю, со всей «первозданной природой», с которой он всегда был «в ладу». И конечно, с родиной своей Россией, за которую пал в 1941-м его отец и легли костьми его многочисленные дядья…

Владислав Георгиевич появился на свет в селе Староторбеево Тамбовской области. После гибели отца мать с тремя ребятишками выселили из квартиры, которую давали главе семейства. И пошли они жить к бабушке:

А изба! То ли шалаш, то ль халупа,
Не рубил её дед на века.
На полу укрывались тулупом,
Нам ягнята грели бока…

Но выжили, выросли. Владислав Зорин окончил филфак Тамбовского педагогического института. Начав свою журналистскую деятельность в Липецкой областной молодёжной газете «Ленинец», после службы в армии он работал специальным корреспондентом радиостанции «Юность», журналов «Простор», «Дальний Восток». Объездил весь Советский Союз – от Курил до Калининграда.

Его первое стихотворение было опубликовано в 1953 году в газете «Мичуринская правда». Затем стихи, рассказы, очерки, статьи и эссе Зорина публиковались в центральной и местной периодике, в коллективных сборниках, звучали по радио и телевидению.
Долгие годы сотрудничал он и с нашей областной «Липецкой газетой», до самых последних дней своей жизни появляясь в редакции и с заметками на самые разные темы, и, конечно, со стихами.

Владислав Зорин автор ряда книг – «Песнь радости», «Голоса на дорогах», «Никому не отдам Россию» (за эту книгу он был принят в Союз писателей СССР), «Падающие огни», «Утренний дождь», «Ласка», «Родня», «Мостов перестуки», «Всё нам некогда», «Сто стихотворений о женщине», «Вьюнки надежд, полынь разлуки», «… А ещё на Земле живу я» и других.
Еще важно отметить, что после серьезных раздумий он вернулся в Союз писателей России, хотя еще до сих пор кому-то упорно хочется представлять его членом СРП. Нет, он был с нами до конца.

Уже после его ухода из жизни в октябре 2011 года стараниями дочери в Москве в издательстве «Российский писатель» вышел в свет сборник Владислава Зорина «Прощание с веком». Перечитывая его, в который раз побывала с Владиславом Георгиевичем на «узловых станциях» его жизни. Всё-таки удивительная вещь поэзия! Она сохраняет не только уникальные картины бытия, дарованные миру и человеку, но и его душевные порывы и смятения, любовь и разлуку, слезы и печали, смех и радость – всё!
Да, он оставил после себя дочь, внучку, продлив свой род солдат и тружеников. И это очень важно – что оставим мы после себя. Но лишь немногим удается оставить в стихах целый мир, остаться в жизни навсегда – единственно Словом, которое сохраняет и детство, и родню, и деревню, и любимых женщин, и детей, и «леса под небосводом», и «сады с предзимней кутерьмой», и всё, чем жил человек всю свою жизнь и чем жила его страна всё это время.

Смерти я не боюсь,
После смерти о жизни не тужат.
Да и что она жизнь – костерок на юру,
Догорит и на небе искрою покружит –
Вот и всё…

Вот так без пафоса он и ушёл. Недавно довелось прочитать, что редкий поэт пишет, глядя в Небо. При том, что Зорин громко о вере не заявлял (впрочем, у него и нет ничего «громкого»: «А крест?! Рядить-судить не надо. Я – не безбожник – всё путём…. С родной душой лежать мне рядом – Мы с мамой под одним крестом»), он поэт, именно смотрящий в Небо…
О его неразрывной связи с «первозданной природой», с тем миром красоты и печали, который он оставил, свидетельствует еще и такой факт. Я уже упоминала о цветке, который он подарил мне пять лет назад. Невзрачные, шероховатые листья, словно сплетенный в клубок, не произвели на меня большого впечатления. Подожди, пообещал Владислав Георгиевич, что ты скажешь, когда он зацветет.

Я поставила его в кабинете на подоконник. И вот каждый февраль цветок действительной выкидывает две-три стрелки, которые рвутся ввысь с неудержимой быстротой, цепляясь, как ручонками, за тебя, когда ты их потрогаешь. Потом стрелки покрываются изумительными розовыми колокольчиками, словно издающими свои чуть слышные мелодии. В этом году этих стрелок оказалось целых пять: ясно же, к юбилею бывшего владельца цветок решил блеснуть. Не думаю, что это мистика, скорее всего, это всё-таки любовь…

К 8 марта, говорил поэт, я дарю женщинам цветы и себя. В этом цветке всё сошлось воедино. Он и впрямь всегда зацветает к 8 марта, и всегда напоминает о Зорине – поэте, который теперь уже смотрит на нас с Неба…    

Эмма МЕНЬШИКОВА, (г. Липецк)

Владислав ЗОРИН

«Я в ладу с первозданной природой»

***
Каждый год Рождество и Крещенье,
Казнь и вновь Воскрешенье Христа,
Жизнь моя идет к уменьшенью,
А была она не свята.
Все сложнее и все дремучей:
Зло – добро, падение – взлет,
Позади уже самое лучшее,
Впереди однозначный исход.
Не задержишь, не остановишь
Дней размеренную череду…
Словно бабочку молодость ловишь,
А она застывает во льду.

РОДНОЕ ТЕПЛО
Загорюю за родным порогом,
Отыщу избушку с большака,
И она схоронится за стогом,
Словно ее не было века.
Будет холод,
Будет вечер мглистый
Нависать над старенькой избой…
Я тепло боков ее смолистых
Под рубашкой уношу с собой.

***
Через двести лет,
Через тысячу лет
Я опять появлюсь
На родимой земле.
Подойду к избе,
Постучу в окно,
Меня мама здесь
Ждет с дороги давно.
Только я ведь не я,
Хоть пришел я, любя.
Все забыли меня,
Я не вспомню себя.
Только маминых слёз
Та же соль на земле,
Как и двести лет,
Как и тысячу лет.

СЛОВА
Я закодирован словами,
Мне что ни слово – тайный ход.
Оно, как лоцман над волнами,
Меж скал и отмелей ведет.
Оно утешит иль взорвется,
Вопьется пулей разрывной,
Иль состраданьем отзовется
В душе пока еще живой.
То обернется дерзким смехом,
То в гнев повергнет неспроста,
И долго будет гулким эхом
Гудеть пустая высота.
Крылатость слова силу множит.
«Гроба срываются шагать
Четверкою дубовых ножек»,
Чтоб мертвых и живых пугать.
Но есть слова в затишье вроде,
Нелепы и смешны подчас,
Они как будто бы не в моде,
А вот живут издревле в нас.
Бормочешь их, не сознавая,
Что в них сокрыт крови призыв.
Молчит и слушает родная,
Глаза смущенно опустив.
Тех слов никто не разгадает,
Они огнем защищены,
И только та их понимает,
К кому они обращены!

ГОЛОД – 47
Только вспомню – перед глазами:
Жар с утра, не укрыться в теньке,
Мы вышагиваем с граблями
К неостывшей за ночь реке.
Друг – постарше, знает побольше,
Он рассказывал мне не раз,
Как отец возвратился из Польши
Без ноги в свой победный час.
Победитель с осколком в легких,
Он бессильно на лавке хрипел,
Смерть была его не из легких,
И семье он помочь не успел.
В избах пусто, на полках пусто,
Во дворе – от войны разбой…
Печь холодная смотрит грустно
В небо мертвой, бездымной трубой.
Голод нашу деревню душит,
Выжег черный июль лебеду.
Каждый день отдают Богу душу
Наши люди в голодном бреду.
Как он выглядит, хлеб? Не помним.
Есть ли он где-нибудь на земле?
…Мы у речки в местечке укромном
Огонек раздуваем в золе.
Таганком нам – две гильзы от пушки,
Сковородкой – без ручки совок,
Мы граблями гребем ракушки,
Что врезаются в желтый песок.
Друг обрезком косы вскрывает
Ловко створки пищащих жильцов,
Ножки скользкие их промывает,
И обед наш почти готов.
На совке, как яичницу, жарим
Этих «туфелек» жалкую плоть,
Мы глотаем ее с пылу жару
И уходим, несытые, прочь.
 Я гляжу в эту даль без укора –
Что ж теперь возвращаться назад.
…Режут пуговицы нынче из створок
Перламутровые, говорят…

***
Не пиши о поэте хорошее
И плохое писать не спеши,
Для чего ворошить его прошлое
И копаться в потемках души?
Чтоб дотошные обыватели
Подгоняли, себя возлюбя,
Свою жалкую жизнь под писателя
И пороки его под себя?
Чтобы взвыла орава пошлая,
Как ищейки, напав на след…
У поэта не может быть прошлого,
Если он настоящий Поэт.

***
Бывают встречи над рекою
У человека только раз,
Когда, к щеке прильнув щекою,
Не видишь милой
Темных глаз.
И будет гулко сердце биться.
Отдельно, порознь нас уж нет.
И только чуткие ресницы
На землю цедят лунный свет.

***
В лунные реки ивы
Бросаются прямо с обрывов.
Стога на лугах духовитых,
Как мамонты палеолита.
Выходишь за мельницу звезды
Ощупывать взглядом острым.
Вселенная надвигается,
Давит на плечи,
Гудит в голове, огнями сверкая.
Как трудно представить ее бесконечность,
Вообразить,
Что она без края.
Но вспомнишь ракеты,
И как-то
С вселенной теснее контакты.
Не так отчуждённы звёзды,
Глядящие молчаливо.
Дрожит над лугами воздух,
Россия купает ивы…

ЛЕГКИЙ ВОЗДУХ БЕРЕЗ
Мне бы – лета!
Тоскую по лету,
По траве мураве, по росе.
Невозможно без яркого света
В среднерусской моей полосе.
Упадаю в прозрачные плесы,
Выбегаю навстречу дождям,
Склянь воды рассекаю веслами
По румяным июльским утрам.
Кто я?
Где я?
Зачем я? –
Не знаю…
С неисписанного листа
Я опять свою жизнь начинаю,
И безгрешна она – свята!
Нет ни горя, ни мелочных споров.
Я закутан в знакомый до слез
В крепкий запах смолистого бора,
В легкий воздух пресветлых берез.

ПОХВАЛЫ Я СТЕСНЯЮСЬ
Похвалы я стесняюсь,
Робею, краснею.
Слова,
Как ни стараюсь,
Сказать не сумею.
И заслуг-то не густо,
Да и хвалят умело,
Но такое вот чувство,
Словно так, не за дело.
Словно это другого
Одобряли усилья,
Да пришелся я к слову,
И меня похвалили…

***
Порой не знаешь, что случится:
Строка звенит, как ручеек,
Но вдруг иссякнет, отжурчится,
Уйдет на полпути в песок.
Знать, не судьба ей быть счастливой,
Ведь людям надо так сказать,
Чтобы просили торопливо,
Нетерпеливо:
– Дай списать!

***
Слава мне!
Я в ладу с первозданной природой,
Нет теперь у меня сверхзадач и идей,
С наслажденьем вдыхаю я азот с кислородом
И слежу за игрою обрусевших дворовых детей.
Смерти я не боюсь,
После смерти о жизни не тужат,
Да и что она жизнь – костерок на юру,
Догорит и на небе искрою покружит –
Вот и все! Я предстану к Петру поутру…
И уже не бывать ни труда, ни досуга,
Никогда не вдохну с кислородом азот,
Что ж мы, люди Земли, так не любим друг друга
И не можем себе обеспечить достойный уход?

***
Огонь в агонии пылает,
И просит хвороста и дров,
Он стонет, мечется и тает,
И стать золой уже готов.
Несмелой искоркой летучей
Вздохнет огонь в последний раз…
И жизнь моя звездой падучей
Мелькнет в ночи в предсмертный час.

***
Пойду, проведаю природу,
А вдруг ей скучно без меня:
Как там леса под небосводом,
Как там на поле зеленя?
Вошел ли в берега Воронеж,
Клюет ли на прудах карась?
Нетерпеливо дверь откроешь
И вмиг с землей наладишь связь.
Увидишь все вокруг впервые,
Раскинешь руки, как лучи…
Что мне заботы мировые –
Замри под солнцем и…молчи.

***
Нас довоенных стало мало,
В расход идет тридцатый год.
Сороковым пора настала,
Пришел теперь и их черед.
Кому нужны мои печали,
Они такие ж, как у всех,
И годы прошлые не жаль мне,
Но и совсем забыть их грех.
В них были радости земные
Под вой войны и гром побед,
В кипучий зной, в дожди косые
И мы оставили свой след.
Но срок возникнет из пространства,
Где я рожден в случайной мгле…
Смерть неизменна в постоянстве,
А жизнь – лишь вспышка на земле.

ПРОСЬБА
Ниспошли мне легкий шаг,
Песенку в дорогу,
Чтоб не ведала душа
Суету-тревогу.
А когда настигнет смерть,
Помоги мне птицей
С поднебесья посмотреть:
Что внизу творится.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную