Книга Николая Рачкова «О Родине , о жизни, о любви» очень личная. Поэт рассказывает о главном - заветном и сокровенном — о том, что отражено в названии. Сборник объёмный — 660 страниц. И в каждом стихотворении ощутимо авторское клеймо мастерства и готовности ответить за каждое слово перед миром земным и миром небесным. Рассказывая о себе, Рачков рассказывает о тех, кто родился в сороковые и пятидесятые годы минувшего столетия не в столичном роддоме Грауэрмана, а в крестьянской избе, в поселковой больнице, в колхозном поле во время страды. На пространствах от Калининграда до Владивостока нас таких много. Книга итоговая — из неё явствует, что Рачков всю жизнь писал исповедь поколения, не ставя, между прочим, перед собой подобной сверхзадачи. Так получилось. Иначе получиться не могло, ибо он - плоть от плоти послевоенной эпохи. Мы не только дети священной войны, но и дети великой Победы. И ещё поэт осознаёт, что талант — не только Божий дар, но и тяжкий крест... Пусть зимой не поёт соловей - На что поэт шутливо отреагировал — хорошо, что не заплатки. Смеюсь в ответ — в заплатках нет необходимости. А скупая мужская влага и вправду проступала при чтении. Это были слёзы общей боли и общей радости, а также слёзы от понимания разницы: мой отец после двух ранений вернулся домой в 1943-ем (я появился на свет в 1945-ом) , а отец и сын Рачковы на Земле так и не встретились — отец ушёл на фронт, когда сын находился в чреве матери. Когда над Родиной набатом Идя сквозь слёзы, кровь и пепел, И чья рука его зарыла, Получилось так, что этот поэтический образ как бы необходимо закольцевал прозрение поэта-фронтовика Сергея Орлова: Тихой речки прозрачное устье. пишет Николай Рачков. Его стихи настолько прозрачны и понятны, что в особых комментариях не нуждаются, поскольку полнокровно говорят сами за себя. Их простота - волшебная. Она проистекает из деревенского фольклора, услышанного в детстве, из традиции русской классики, которую Николай Борисович изучил вдоль и поперёк , как и славную историю родного Отечества, как и «великий и могучий» язык его. За этой простотой стоит ясность, которая по выражению Л.Н. Толстого есть «удовольствие ума». Мне кажется, формулировка Льва Николаевича годится для любого вида искусств. Таков Пушкин, таков Моцарт. Ясность не отменяет, а усиливает смысл написанного, изображённого, прозвучавшего, а также глубину и неоднозначность переживаний и автора, и его героев. Рачкову незачем упражняться в словоблудии современного постмодернизма, стремящегося только к самоутверждению и, что ещё хуже, к эпатажу. Помня об истинной - божественной - сути Слова, он пишет: Исчезнет всё. Но не оно. И вспыхнет из забытых снов, И человек над синью вод, Чтоб вновь, с душою во хмелю, Случилось так, что приоритет художественной цельности и ясности ныне приходится доказывать ценителям массового «искусства» и проповедникам «другой» поэзии и «другой» прозы, признающих только авангард и, по сути, отвергающих преемственность классики, забывая почему-то, что МЫ это уже «проходили», когда ОНИ пытались «сбросить Пушкина с корабля современности». В этом споре поэзия Николая Рачкова остаётся чрезвычайно актуальной, а творческая позиция несгибаемой. Пример - вот всё понимающая литературная дама отчитывает поэта из провинции, зашедшего в редакцию журнала, где она «заведует» вкусами: Это – пето и перепето. И о Родине неприлично, Очень, очень стихи простые. А глаза у неё пустые. Да, лучше бы – пройти мимо и забыть, как дурной сон, если бы пристрастия подобных дам замыкались в своём кругу. Но они распространяются не только на весь литературный процесс, но, к сожалению, навязываются и в образовании, влияя на молодую поросль отнюдь не патриотично. Вопреки, кстати говоря, призывам к патриотизму из самых высокопоставленных уст… Не менее важная задача поэта Николая Рачкова — поведать о своём понимании русской истории и государственности, о предназначении и тревогах русского мира — поведать так, чтобы задеть читателя за живое, чтобы, «лучшие слова стояли в лучшем порядке», если речь идёт о ремесле. И ему это удаётся. Предназначение 1/6 части земной суши, называемой в прошлом Российской империей , потом Советским Союзом, ныне Российской Федерацией (враги позиционируют её как «империю зла») — стоять насмерть между враждующими цивилизациями Востока и Запада, принимая удары на себя с обеих сторон и спасая мир. Называть этот исторический факт случайностью легкомысленно. Может быть, в стуже земной, И далее, размышляя о причинах стояния - между... Зачем такая доля, Не наша – значит, Господня. Так считают русские духовники и провидцы. Так считает поэт Николай Рачков. Причём, о богоизбранности
у него – ни строчки. Только надежда, только догадка – именно потому, что «на то – не наша воля». О богоизбранности есть кому декларировать без нас. Зачастую эти декларации оборачиваются нацизмом. А мы-то знаем, что перед Богом все равны. «Да, мы другие…» пишет Рачков и продолжает: Может быть, именно поэтому в минуты, часы и годы испытаний наши святые во главе небесного воинства помогают нам. «Враг был сильней.//Но победили мы»,- свидетельствует поэт. Так было не раз и в века минувшие. Тропу к желанному Китежу «на земле, где все в грехе погрязли» Батыю показал один из предателей-иуд. «Оставалось несколько саженей!» , - пишет поэт, но исчез чудо-град у завоевателя на глазах. И «скрипнул хан от ярости зубами», приказав, чтобы иуды «подохли в муках в жидкой яме // Каждый с переломанным хребтом». Что же оставалось завоевателю кроме неожиданного прозрения о «бессмысленности пути»: «Вот он локоть // укуси попробуй.// Вот он Китеж // ну-ка, захвати!». Что-то подобное случилось и с Наполеоном, позорно бежавшим из горящей и пустой Москвы. Однако – на Бога надейся, а сам не плошай. Во вторую мировую наши отцы и матери с иконой Казанской Богоматери в сердце победили и неимоверной стойкостью, самоотверженностью, терпением, способностью собраться в один кулак вокруг командира взвода на линии огня, вокруг маршала на Курской дуге, вокруг народного вождя, не покинувшего Кремль во время эвакуации, вокруг начальника цеха на заводе, вокруг колхозного председателя в лице русской бабы, у которой мужик на фронте… Пусть что угодно плетут о нас мифотворцы из пятой колонны – именно мы спасли Европу от фашизма! Мы ли – не пассионарный народ,
как всё чаще пытаются доказать с пеной у рта ближние и дальние «партнёры» ? Семерых она взрастила И опять: «Ну, дай же, Боже…» Эти окна сельсовета, Но судьбоносных испытаний в российской истории оказалось больше, чем, казалось бы, можно выдержать. Миллионы погибших говорят сами за себя. Братоубийственная гражданская война, революции унесли самых достойных и лучших. И власти (так было во все времена) ведут себя по отношению к народу не лучшим образом. «И от любви бывает больно…» - И гневом исказился гордый лик. А вот другой фронтовик, внук предыдущего, чудом вернувшийся из Чечни «без ноги, // с душой угрюмой»: Стучит костыль Не могу не пересказать и «Притчу» , написанную Рачковым в 2001 году Может, это придумка - не боле. Удивилась. И слабую свечку Бабка вышла, конечно, из Леты. Кобылицами ржут магнитолы. Где же ты, молодецкая сила? И не пробуйте упрекать Рачкова в верноподданичестве режиму, господа правозащитники, – не получится. Одна из задач истинного поэта, поставленная перед ним совестью, называть вещи своими именами. Он всегда тот самый юродивый Николка из знаменитой пушкинской трагедии, который говорит правду царю Борису. И это свойство пришло к нему из глубин народного духа: И – говорят: Ты погляди окрест, И – «глядят доверчиво глаза // сквозь все режимы». Глаза погибшего на фронте отца Коли Рачкова, глаза его бабушки, которая помнит Хлеб да любовь… Сыновья расцвели, Муки такие – хоть камень на грудь. Они глядят доверчиво на весь мир, а прежде всего – на потомка-поэта, которому и заповедано сказать о них правду. Правду о том, почему Другие уже не смогли бы. … О лирической наполненности свода стихотворений Николая Рачкова надо писать отдельную статью. С этой задачей, надеюсь, справится профессиональный литературный критик, а не стихотворец-практик. Я могу лишь искренне восхищаться его шедеврами, радоваться
его точному слову, его чуткому, любящему сердцу, интуитивно слышать его музыку, которая кажется мне родной, а иногда и завидовать – дескать, те или иные стихи или отдельные строки мог бы написать и ты, потому что чувствовал так же и то же, а написал он. Да что там говорить, окунитесь сами в красоту русского слова: Это душой поётся! Как и это: Вот и речка потемнела, вот и речка. Поэт Николай Рачков не жалуется на судьбу. Его литературная карьера вполне сложилась, книги выходят, и премии он получает. Только вот мне отнюдь не его, а русского и российского читателя жаль. Не доходят мизерные тиражи его книг до нашей глубинки, до школьных и вузовских программ. Не звучит его голос по радио и на телевидении. И виноват в этом не поэт, а государственные чиновники и их прихлебатели, не допускающие проникновенное русское слово до народа. Впервые в российской истории случилось так, что проигрывающие матч за матчем футболисты-миллиардеры оказались предпочтительнее нищенствующих поэтов. Есть, конечно, прикормленный властью, так называемый – кремлёвский - союз писателей, состоящий из нескольких десятков привилегированных особ, которых возят по заграницам, которым Мне помнится, В. Г. Распутин, ныне покойный. И было это давненько. А прикормленные, как ни странно звучит, иногда ещё и «воюют» с «путинским режимом» где-нибудь на Болотной площади. Неладное что-то творится в нашем литературном королевстве в отношениях с властью… Что ж, приходится повторить – каждый несёт свой крест. Я не сомневаюсь, что поэзия Николая Рачкова живёт сегодня и будет жить всегда. Сила её в правде и красоте. Об этом пишут в кратких предисловиях к книге «О родине, о жизни, о любви», изданной в ИПК «Вести» (Санкт-Петербург. 2015) тиражом 1000 экземпляров многие известные деятели современной русской литературы. И среди них – тот, кого мы называли совестью русской литературы, и с кем недавно простились. Это Валентин Григорьевич Распутин, считавший Рачкова одним из лучших современных русских поэтов. Между ними была переписка. И вот что в одном из писем Валентин Григорьевич сообщал Николаю Борисовичу: «… Опять читаю тебя и завидую: как хорошо! Ненавязчиво и точно, всё, казалось бы, мы уже знаем, ничем нас не удивить, и почти всё ново и точно, без чего нельзя. И нигде никакой навязчивости, повсюду то, что искала душа.» |