ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА АНУФРИЕВА

Ануфриева (Ерофеева, Баяр Люба) Любовь Андреевна родилась в деревне Гам Ижемского района. Окончила Сыктывкарский государственный университет. Автор книги «Птицы не осудят», вышедшей 2008 году в Таллине на коми, русском, эстонском, английском языках. Лауреат премии «Серебряное крыло» журнала «Войвыв кодзув», лауреат премии М.А.Кастрена (Финляндия). Член Союза писателей России. Живет в Сыктывкаре.

 

*   *    *
Душа моя –
дождевая капелька…
Прошу тебя –
не ходи под зонтом…

*   *    *
Набалуешься
в доме родительском,
напроказишь –
кто упрекнёт?..
А при людях себя придерживай,
не то ославишь отца с матерью…

*   *    *
От жалости удержись – не
печалуйся об огне…
В пролистанной книге жизни
нет повести обо мне.

Дымок над землёю вьётся,
зола ворожит, шурша…
В той книге не приживётся
потерянная душа.

Но если тепло струится
над углями под рукой,
то просто моя страница –
под корочкою другой…

ХАРАКТЕР
Слишком открыта…
Полна слезами –
от сердечных заноз
рыдаю.

В душу заглянешь –
заледенеешь.

Для всех.
И ничья.

Ижмы-реки дочка.

*   *    *
Знал бы ты, по каким
я каменьям вчера пробегала
босиком до Николиной церкви,
и солнце за мной,
как привязанное,
до последнего не отставало,
оглянуться просило,
дышало огнём за спиной.

Отворила, вошла,
попросила приюта и крова –
у святого Николы
смиренная просьба в цене.
И тогда услыхала
желанное тихое слово –
словно речка лесная
волною плеснула во мне.

А когда солнцепёк
закатился в багровую прорезь,
мне приснился присевшим 
на облачную скамью
в полыхающей ризе,
наверное, сам Чудотворец,
вышивающий крестиком
чистую душу мою.

ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ
Серым тряпьём замотано
в сумраке чердака
детство моё испуганно
слушает тишину –
та отвечает вороном,
напоминая заново
чёрную осень давнюю
из девяностых лет…

К старому складу бегу
в дырявых сапожках,
острые комья впиваются
через подошвы,
натёкшая грязь высасывает
душу через ступни.

Какая длинная очередь!
Снова не всем
достанется хлеба.
И люди толпятся,
злятся, словно
родичи воронью…

Так и сошлось –
накаркали.
Сумка пустая тягостна.
В сторону отходя,
вижу: над старой церковью
листья с деревьев сыплются.
Вот оно где – прибежище
осени золотой…

ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
Памяти 1990-х
1.
Минующее
жаждет бесконечно
и досуха –
особенно людей…
В пустом колодце
у былой конюшни –
дощечки
с именами лошадей.
Наперечёт
всё чаще и яснее
те имена
мне видятся во сне, и
произнесу,
как в памятные дни –
тенями
возвращаются они.
Неосязаем
каждый волосок,
но дрожью
отзывается песок!

2.
Временем запорошено –
трепетом разворошено:
где пронесётся конь –
вспыхивает огонь.
Отогреваясь, вызволит
издали темнота:
в ламповом телевизоре
путаются цвета,
за переборкой кухонной
слышатся голоса…
Время бежать за конюхом,
дать лошадям овса.
Лошади у нас ладные,
конюхом – мой отец…
Маленькая, нескладная
девочка ждёт чудес.

3.  
В лошадином дыхании чувствую:
где-то в сумраке дедко хоронится,
что им любит косички плести.
Вот и первое чудо – незримое…
Вроде кто ущипнул потихонечку,
оглянулась – глаза лошадиные
смотрят пристально из денникá.
И читаю опять по досочкам:
Гум, Атлас, Гибра…
Гум, Атлас, Гибра…
Что ни имя – воспоминание.
Столько надо сказать после каждого,
но прочту нараспев – и молчу.
Гум – выносливый самый,
с норовом,
он подпустит к себе
не всякого…
Атлас – быстрый,
как пламя летучее…
Гибра – слишком доверчива…

4.
Из высокого чана ладошкой
золотистый овёс достаю
и моим ненаглядным лошадкам
прямо в мягкие губы даю.
Осторожно берут, не роняют,
оцарапать боясь до крови –
словно душу мою охраняют
тёплым отсветом детской любви.

5.
Налетает ветер –
точно два крыла
небывалая орлица
развела.
Всё смела,
и в клокотании огня
снова тени пробегают
сквозь меня.
Словно злобный окаянный
чародей
гонит в кузов деревянный
лошадей,
а они косят в испуге –
кто такой?…
И всего успела,
что махнуть рукой.
А отец мой неподвижен,
глух и нем –
ошарашен
буйным ветром перемен.

 

*   *    *
Над головой
безоблачно и голо –
оглохла
ослепительная высь…
Давно зову.
Перехватило горло
от крика:
«Лебедь!.. Белый!.. Появись!..»
И, обретая в памяти
покой,
сама взлетаю птицей
над рекой.

Войдя в лебяжью
зоркую повадку,
у речки различаю
брата Вадьку.
Вон дядя Микул Ондрей
у берёз,
что пожелтели
в утренний мороз.

Взмывая выше
над осенней грязью,
у дома вижу
бабушку Парасью,
а с нею – Светка,
младшая сестра,
рукою машет
посреди двора…

Обняв меня –
мол, надо торопиться,
они мне оставляют
по крупице
их радости, любви
и тишины…
И только взмахи крыльями
слышны.

ВОЛОГДА
Хоть знакома на волос,
созвучие предрешено –
в этом имени слово,
как в зеркале, отражено.

Рама в резаных метинах
заново память ершит…
Вот Куратов* метелью пронёсся –
едва не зашиб,
после выглянул солнцем
из облака накоротке,
и оно дождевою слезою
стекло по щеке…

Тишиною ромашковой
и корневою дотла
здесь дыханье Рубцова
родная земля приняла.
В приоткрытую форточку
да на крещенский мороз –
и осколки рассыпались
между высоких берёз…

Самой ранней зарёю –
никто не услышал шагов –
проходил по Тимонихе
неугомонный Белов.
Ветром выдохнул утренним:
вот, наконец, навестил –
и деревню по-тихому
бережно перекрестил…

Здесь не то, что прозрачнее
или честней зеркала,
а на слово поверить
и в Слово поверить смогла.
______________
*Иван Куратов - основоположник коми литературы

КАМНИ И КАМЕШКИ
1.
Хочу писать о дышащем и влажном –
живей чего на белом свете нет…
Речная галька на листе бумажном
как будто излучает белый свет –
прозрачный отклик памяти, и снова
мерцает он, да сколько ни зови –
таится недосказанное слово
для песни о неслыханной любви.

Едва прикрою камушек рукою –
является оно из темноты,
но снова долгожданною строкою
я не превозмогаю немоты.
Опять неуловимая бездомной
любовь моя скрывается во мне –
как малый камень в заводи бездонной,
как рыбина в бессонной глубине…

2.
Во сне возвращаюсь в Пéтырко*,
прибрежные камни трогаю
дыханием – холодны,
хотя не переменилась я –
слегка повзрослела разве что.
Чужие – не узнают…
Мои унесло течением!
Приходят ли, возвращаются ли,
как я, в моё детство в Петырко,
теплеющие во сне?
*Петырко – местечко на реке Ижма

3.
Трещина
вынутого из вод
камешка давних гор
приоткрывается,
точно вход
в сумрачный коридор.
В неименуемое проём
заиндевел слегка,
но обогретым жильём
и в нём
пахнет издалека.

Отблеском
памятного огня
из отдалённых лет,
бабушка,
ты ли зовёшь меня
на потаённый свет?
Примешь
с потрёпанною сумой
стылую на снегу
или благословишь домой
к тёплому очагу?

4.
Груда камней            порою мне
кажется Божьей церковью.
Стрельчатыми оконцами
солнышко пробивается,
метя свечу зажечь.
Я же стою недвижная
на опустелой паперти
в шаге от двери каменной –
словно не крещена…

5.
Каменный черновик –
мыслей моих тайник.
Снова веду зрачки
в чёрточки и значки,
да неясна пока
иероглифика –
словно ещё одна
вымышлена страна…

6.
Камни ночами не спят –
в чёрное небо глядят,
точно в бездонную воду
вновь окунуться хотят.
Да не по-птичьи летать –
заново звёздами стать,
чтобы искателям счастья
по темноте не блуждать.

7.
Детство хранящие
камни потрогаю –
и засмеётся
далёкая девочка,
что полюбила
их немногословие,
всё понимающий
пристальный взгляд…

8.
Шершавый камень
водой скупой
проточен, словно
иглой тупой.
Лежит в ладони –
голимый лёд…
Что делать с камнем,
когда умрёт?

9.
Крохи с Божьего стола
я звала, да не ждала:
намолила девять камешков,
подчистую раздала –
близким людям на добро…
Счастья вдевятеро:
как любимые помолятся –
сердце радостью омоется,
да пройду – не упаду –
чуть поближе к Господу…

10.
В сердце время остановится –
камнем кану в бездну вечности…

Перевёл с коми Андрей РАСТОРГУЕВ

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную