Ивайло Балабанов

Ивайло Балабанов родился 28 августа 1945 года в деревне Хухла Ивайловградского округа Болгарии. Окончил гимназию в городе Ивайловграде. Работал на строительстве ивайловградской плотины,  дорог, был программным директором радио Ивайловграда. Является одним из наиболее выдающихся современных поэтов Болгарии. Его стихи печатались в самых популярных литературных журналах и антологиях. Автор многих поэтических книг. Лауреат национальных и международных литературных премий. Стихи переведены на русский, польский, чешский, сербский и другие языки. Предлагаемая подборка стихов переведена Валерием Латыниным.

 

СЛОВА ВМЕСТО ДИКОЙ ГЕРАНИ

Я открыла его для себя много лет назад. Время уже рождало большое Отсутствие – идей, морали, больших мужчин и вождей, больших поэтов, которые будут большими мужчинами… Под звёздным небом одной часовни без крыши, перед горящими глазами друзей, перед зажжённым очагом, слева от которого была приколота старыми кнопками карта Симеоновой Болгарии.., вот там, поклявшись в поэзии, мы с Ивайло Балабановым стали названными братом и сестрой.

И уже столько лет мой побратим светит мне своими словами и душой. И бережёт бумажный кораблик моего духа от крушения. Интересными, на взгляд восточных людей, оказались эти годы. Чего только мы не пережили – сердцетрясения, бури, общественные шторма, похороны ценностей. А поэзия Ивайла Балабанова стала в это время по своей судьбе необходимым апокрифом – тиражей не хватало для удовлетворения жажды читателей! Его стихи переписывали от руки, подавали их как спасительное второе весло в трудные моменты, их повторяли на сценах и в залах хором, заряжая силой духа свои души, очнувшиеся для жизни после очередного гриппа нигилизма. Они возвращали любовь между людьми во время, в котором привыкли жить без неё, забывая, что именно она – пуповина, связывающая нас с жизнью, и если сегодня нам придётся уходить с белого света, потомкам, вступающим на свой отрезок земного моста, можно оставить только один ивайловский дорожный знак: «Ищите нас в основе моста // Ищите нас в слове «Любовь»!

Иногда я поднимаю руку, чтобы посмотреть на кисть, а не на часы на ней. Там маленький белый знак – след добровольно принятой боли побратимства, светит мне как компас. И начинаю мысленно повторять его стихи. И мысленно устремляюсь на юг к его гнезду, к его семье, которая стала и моей, чтобы унести букетик герани… Только и всего. Остальное Бог слышит…

Елка НЯГОЛОВА

ЧТО-ТО ПЛОХОЕ СЛУЧИЛОСЬ
Душа есть что-то, вроде песни.
Народ похож на стройный хор.
Мы сладкозвучно пели вместе,
Но замолчали с неких пор.

Бывали праздники с грустинкой,
Но пели все и в грустный час
О Карадже* и о Руфинке**…
Господь царил в душе у нас.

Сегодня нет совместных песен,
Мы, якобы, в нужде живём,
Но музыкальных дисков плесень
Складируем в жилье своём.

Мы вместе сделались немыми.
Нас ветер гонит вдоль дорог.
А где душа народа ныне,
Не знает, видимо, и Бог.
_____
*Стефан Караджа – болгарский гайдук.
** Руфинка – героиня народного фольклора.

ГЛАЗА
            Ване
Глазами всех грустных мужчин в околотке,
В котором живёт эта женщина в шали,
Спрошу тебя, Господи, - эту красотку
Зачем мелкодушному мужу отдали?
Ведь чёрному ворону чайка – не пара,
Её красоту он оценит едва ли?
А там, где она и в морозы ступала,
Так пахло, как будто цветы расцветали.
Он рядом с «букетом» шагает нелепо,
Глаза выражают извечную скуку,
Играет в кармане стотинками слепо,
Не может согреть её белую руку.
Слепой он иль тернии взор его застят?
Хоть раз бы глаза красоту увидали,
Как рядом парит его белое счастье
В немыслимо белой сияющей шали.
Чужую жену не желаю я в оде,
Влюблённость слуги не пускаю наружу,
Но только, когда она мимо проходит,
Глаза мои, Господи, дай её мужу…

ВКЛАД В ЕВРОПЕЙСКУЮ ИСТОРИЮ
                   Моему другу Хубену Стефанову
Ещё Европа молодая
Читала рыцарский роман,
Когда, в бою рассвет встречая,
Погиб болгарский царь Иван*.
Она грустила о Джульетте,
Её пленял великий Бах,
А на Балканах гибли дети
От волчьих стай, что вёл Аллах.
Когда плыла по океану
В кольце служанок и вельмож,
Сбывали наших полонянок
В Салониках по пять за грош.
Когда соборы создавала
И замки, грозные на вид,
У нас печалились кавалы,**
Что Золотой Стоян*** убит.
Орда от мести ограждалась
Стеной отрубленных голов,
Но непокорной оставалась
Гайдукская страна орлов.
Она была раздольной самой,
Широкой, как следы у льва,
Но стала страшной волчьей ямой,
Где на костях росла трава.
Из ружей по врагам палила
Во всех краях родной земли,
Стрелой отравленной разила…
И турки дальше не прошли.
_____
*Иван Шишман – последний болгарский царь до
турецкого ига, погиб в 1393 г.
**Кавал – болгарский духовой инструмент.
***Алтанл Стоян (тур.) – Золотой Стоян – болгарский гайдук.

НОСТАЛЬГИЯ В ВАРШАВЕ
Всё было хорошо два с половиной дня.
А вот на третий день Варшаву скрыла мгла.
И южный ветерок навеял на меня
Знакомый аромат балканского села.
Дохнул ракией он из сочных абрикос,
От яворовых дров потрескивал огонь.
Пахучая айва, на срезе в каплях слёз,
Покинув мой буфет, просилась на ладонь.
Сородичи мои, лежащие в земле,
Что превратились в прах и превратились в соль,
На третий день пришли в гостиницу ко мне –
В роскошный и пустой варшавский «Метрополь».
Я с ними пил и пел в гостинице ночной.
Стекала по стеклу холодная вода.
Но все родные здесь печалились со мной,
Я в сердце перенёс Болгарию сюда.
На следующий день в Варшаве был туман,
Но я уже летел над миром в отчий дом
И тихо песню пел про свой родной Балкан,
Про Йова Балканджи*, сведённым скорбью ртом.
____
*Йов Балканджи – герой народной песни, он не захотел
отдать за турка свою сестру. Ему отрубили руки и ноги,
выкололи глаза, но он всё твердил, что голову свою отдаёт,
а сестру – нет.

БОЛГАРСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
                                               Ицу
Ребята, я знаю, что вам надоели
И хлеб зачерствевший, и горечь ракии,
И будни страны, за неделей – неделя,
В которых мы привкус удачи забыли.
Былые заслуги Болгарского царства
Сегодня – мифические пережитки.
Торгуем лохмотьями прошлого братства,
Из гроба коммуны таская пожитки.
Болгария – нищенка и оборванка,
Бездомной бродяжкой идёт, не обута,
И просит подачек везде, как цыганка,
На старом пути из Европы в Калькутту.
Больна её честь, совесть клонится пьяно,
А наши мечты – до прилавка, не выше.
Какой там романтик поэт Дебелянов!*
Какие стихи про цветущие вишни!
Петлёю свисает вопрос с небосвода:
А что нам даёт демократия ныне?
Скажите, куда подевалась свобода
Из нашей ноябрьской осени синей?**
Она с богатеями сладко пирует,
С рвачами от власти, вошедшими в моду,
В чести у неё, кто торгует, ворует,
Её не увидите вместе с народом.
Ребята, не зря мы сердца свои мучим,
Скорбим о свободе и Димчевых вишнях.
В земле, где родился наш праведник Кунчев,***
Романтики, может и правда, излишни?
Но можем запеть, чёрт возьми, как и прежде –
С гайдукским настроем средь ночи безродной!
И пусть, как под игом, с бессмертной надеждой
Гремит наша песня о вере народной!
_____
*Димчо Дебелянов – самый нежный болгарский поэт.
Погиб в Первую мировую войну.
**Осень новой демократии.
***Васил Иванов Кунчев – гражданское имя Левского.

ВТОРОГО ИЮНЯ*
            Моему сыну Димитрию
Димитрий, мой Хаджи Димитрий,**
Сегодня пивом встретим лето!
Скорее слёзы, сын мой, вытри:
Ведь праздник! Смерть – не для поэта…

Не место нынче для печали.
Сопливую изгоним слякоть.
Святые Ботева забрали,
Поэтому нельзя нам плакать.

Зачем в высоком поднебесье
Стенания о бренном теле?
Он двадцать семь бессмертных песен
Нам завещал, чтоб мы их пели.

Смотри, как эта ночь красива.
Закручивай усы скорее
И ботевская самодива***
Тебя в объятиях согреет.
_______
* 2 июня 1876 года погиб гениальный болгарский поэт Христо Ботев.
** Хаджи Димитр Асенов – национальный герой Болгарии.
*** Самодива – неземная красавица из болгарской мифологии.

ОЛЕНЬ В ЗООПАРКЕ
Ни от кого не жду в заём
Сентенций о свободе.
Неволя в городе моём
Для братьев меньших – в моде.
В вольере – серна и олень.
Вы мыслите, наверно,
Что счастливы и ночь и день
Олень и эта серна?
Но, откровенно говоря,
Ущербно это мненье.
Нет брачного здесь алтаря
Для серны и оленя.
В глазах оленя – дальний лес
Среди родной природы.
Там в диком стаде серна есть,
Что в трепет сердце вводит.
Не слышат люди гневный зов,
Что в лес ему охота,
Что жаждет встретить он любовь,
Не брака по расчёту.
Сказал я грубо, может быть,
О том, как это скверно –
Оленя принуждать любить
Совсем другую серну.

НЕБЕСНЫЙ МАВЗОЛЕЙ
            Моим внукам: Станимире,
            Пламену, Кристияну и Йоанне
Душа у вас обидою задета,
что наших предков слава обошла.
Балканская война в глазу у деда
всего лишь только зренье отняла.
Не пал он возле крепости достойно,
с мечом в руке, под громкий барабан…
Но двухметровый селянин в постолах –
на языке болгарском – Балабан…
Нет орденов у предка. Вот забота!
И грамоты в архивах не гласят,
что он на Хаинбоазе работал,
о том, что пас с Бордоквой* поросят.
Его искал я в днях водоворотных –
в старинных песнях, может, виден след?
Но ни среди заступников народных,
ни в холуях известных предка нет.
Всё как-то прозаично и нелепо.
Коль в храме славы предка не найти,
я превратил его в щепотку пепла
и кинул возле Млечного пути.
Перекрестил небесную державу,
куда переселился древний род.
Простите, внуки, я имею право
на метр земли и стёжку в небосвод.
Теперь решать давайте вместе будем,
а наш-то вклад в историю каков?
Скажите мне, а кто такие люди?
Без клеток крови, что такое кровь?
В календарях у них нет красной даты,
о них не пишут на скрижалях плит.
Но даже острым лезвием булата
нельзя от крови клетки отделить.
Таков наш род, укрытый слоем сажи,
затянутый в большой водоворот,
он из любви возник на свет однажды
и против смерти жизнью восстает.
Вы говорите скептикам напротив:
мы соль не покупаем, солит пот…
А у большой звезды с названьем «Ботев»
щепоткой пепла светится наш род!
___
*Уничижительная кличка сельского царя Ивайла.

ГОСПОДЬ, СОЙДИ ПОУЖИНАТЬ!
Господь, сойди поужинать! Поскольку дух мой бедный
три ночи не насытится от Димчиевых* строф.
Благие вести, Господи, лежат у ортопеда,
их ноги переломаны от демокатастроф.
Господь, сойди поужинать! Труднее жить, чем прежде,
сиамской нераздельностью мой дух сейчас томим,
он требует, то чёрные, то белые одежды
с моей благочестивостью и норовом крутым.
Господь, сойди поужинать! Не буду я хвалиться,
что и тебе понравится домашнее вино
и женщина приглянется, с которой мне не спится,
но десять лет которую я не водил в кино.
Господь, сойди поужинать! Я плакаться не буду,
но всё же тайну божию хотелось бы узнать,
случится ли то важное, чего так жаждут люди,
чего все поколения не перестали ждать?!
Господь, сойди поужинать! Просить себе не стану
достатка хлебосольного и перемен в судьбе.
Я вижу, как ты маешься с народным океаном,
и, как болгарин, Господи, хочу помочь тебе.
Господь, сойди поужинать! Есть и вино, и песни.
Не буду трогать библии, спрошу лишь об одном:
скажи мне – излечимы ли твои благие вести,
срастётся ли когда-нибудь опасный перелом?!
_____
*Димчо Дебелянов – болгарский поэт-романтик.

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО О БОЛГАРКЕ
                        Моей дочери Наде
«Коль не можешь взять женщину розой,
не пытайся добыть ятаганом» -
завещал мусульманам серьёзно
Магомед на страницах Корана.
Только чёрные слуги пророка
с обагрёнными кровью руками
позабыли в известные сроки
эту мудрость, идя на Балканы.
«Красота не достанется силе!» -
крик девичий водой захлебнулся,
красоту  воды Арды укрыли,
но сознания крик тот коснулся.
Мудрость пишется тоже для мудрых…
Кто насильников сдержит словами?
Понеслись на гнедых и каурых
орды в сёла, где жили славяне.
Белых женщин ловили арканом,
а защитников их вырезали.
Беззащитные сёстры Шишмана
в Богородичном храме рыдали.
Привязав руки женщин за стремя,
обезумевших, плётками гнали.
А потом распинали в гареме…
Но они олеандр собирали
и тайком совершали аборты.
Призывая к насильникам кары,
посылали пленение к чёрту
и бросались со скал Калиакры.
Ни одна не смирилась с неволей,
обручальных колец не сменяла.
Пять веков эта страшная доля
полонянок болгарских пытала.
Это было великим сраженьем
красоты и жестокого хамства,
беззаветной любви с униженьем,
целомудрия и окаянства.
И в безжалостной той эпопее
стало нормой, подобной закону, -
кто окажется духом слабее,
должен бить перед сильным поклоны.
Но спесивые слуги пророка
ни чалмы не снимали, ни фесок
перед женской красой черноокой
и божественной святостью фресок.
Только раз грешный мир содрогнулся
и молва разнеслась ураганом –
конь пророка внезапно споткнулся
о кувшины прекрасной Герганы*:
всемогущий посланник султана
у болгарки любви не добился,
пал у ног непокорной Герганы
и до самой земли поклонился!
_______
* Девушка, не пожелавшая обручиться с турецким визирем. В её честь
визирь сделал чешму (обустроенный родник) в селе Бисер.

ЛУННАЯ НАДПИСЬ
            Женде Христовой Лалевой
Красивая, как Йовковая Женда,
как дочь, которой славен царь Приам,
но согрешила, как гласит легенда, -
с ней плод запретный разделил Адам.
С небес на землю их Господь низринул.
А сатана, довольный сам собой,
с ухмылкой начертал на лунной глине:
«Адам плюс Ева – это есть любовь».
Была она Еленой, Пенелопой,
и Дездемоной, Жанной д’ Арк  была,
цветами торговала по Европе,
сама цветком невиданным цвела.
Была и ведьмой, и прекрасной музой,
сквозь  тернии к заветной цели шла,
в болгарском хоро в белоснежной блузе,
как ласточка, кружилась вдоль села.
И в день, отличный от других, как сказка,
она была наряднее стиха,
«анютины» цвели во взгляде глазки
и украшали облик жениха.
Он создан был любить её, лелеять,
но осознал однажды в грозный час,
что Родина им любится сильнее,
когда звучит в мужчинах вышний глас.
Адам и Ева – разная природа.
Она – как идол, он – как вечный зов.
Химические части кислорода
и составляют в сущности любовь.
Я поклоняюсь этой высшей доле,
в ней всех времён основы скреплены.
И я своей художественной волей
внёс правку на поверхности Луны:
«Адам плюс Ева – это жизнь!» И точка!
Род продолжать – равняется любить!
И сам Господь продиктовал мне строчку:
«Адам плюс Ева – означает: жить!»

ЖЕНЩИНА В ДОЖДЕ
Одна из молний растянула
свой электрический канат,
но женщина перепорхнула
его под грозовой раскат.
Глаза мужчин в неё стреляли
и дым от страсти в небо шёл,
такую прелесть рисовали
дождь и прилипший к телу шёлк.
А женщина в тумане платья
как  будто обнажённой шла.
Ей ветер распахнул объятья,
в его плену она была.
И стало до предела ясным
в тот грозовой, дождливый час
сравненье женщины прекрасной
со стройным тополем у нас.
Потоки взглядов натолкнулись
на дверь, где угасал наш сон,
на перекрёстке мокрых улиц,
как лунный призрак, канул он…
Мужчины мысленно кричали
слова, что вслух не передать,
тому невежде, что встречая,
забыл её поцеловать…

ДОПИВАНИЕ ПОСЛЕДНЕГО СТАКАНА
Добрый вечер вам, доблестные гайдуки!
Как здоровье у вас мужское?
Хватит киснуть на женских коленях с тоски,
вспоминая во сне былое.
Кто списал вас до времени, кто зачеркнул
безучастной своей рукою?
Кто, как турок, с издёвкой по душам шагнул,
в частной жизни поправ святое?
Знаю, все мы сейчас и грустны, и бедны,
белым пеплом покрылись рано.
Только в сердце своём откопать мы должны,
что осталось в нём осиянно.
Это наша любовь, если просто сказать,
обдающая душу жаром,
та любовь, что Господь нам расщедрился дать.
Мы подругам её подарим.
Так давай, наливай, не жалея, вина.
Пусть мужская любовь искрится.
Пусть дружина осушит стаканы до дна
и поднимет опять десницы.
Мы любовь раздавали, но всё же она
свой родник живой сохранила.
И поэтому каждому Яна нужна,
чтоб любили мы до могилы.
Пусть под пазухой женской покой обретут
наши души в ночи однажды…
Если тиной до срока сердца зарастут,
нас за это Господь накажет.
Так давайте раздаривать чувства сполна,
даже если они ослабли,
но выпьем последний стакан свой до дна,
не оставив внутри ни капли!

ДВА СЛОВА
            Марианне и Марину Делчевым
Прежде чем станем с тобой
            фотоальбомом былого,
жизнь я хочу прошагать
            в прежнем течении лет,
чтобы сказать тебе вновь
            два удивительных слова,
что я «люблю» лишь «тебя»,
            выкупив к сердцу билет;

вырву колючку опять
            из молодёжных сандалий,
в одах тебя поселю
            и, нашей связью гордясь,
с именем светлым твоим
            я побреду сквозь скандалы,
из паренька мужиком
            день ото дня становясь;

буду на площади ждать,
            названной мною «Надежда»,
после мы вместе пойдём
            вдоль по проспекту «Любовь»,
встретится нам Мендельсон
            в свадебной яркой одежде,
ты ему вымолвишь: «Да»,
«Да», - я скажу за тобой;

станем настойчиво ждать
жизнь, что в тебе зародится,
и, что разделит потом
душу незримой межой,
голосом детским она
в нашу судьбу постучится,
будет потом наблюдать,
как мы стареем с тобой.

Вот и прошли мы опять
            вверх по ступенькам былого,
нас в нераздельное слил
            этот семейный альбом.
Ты не забыла, скажи,
            те два заветные слова?
Мы их безмолвно несли
            нашим житейским путём.

В этих великих словах
            судьбы вершатся, как прежде,
в них – и небесный закон,
            и человеческий зов,
будет всегда проходить
            жизнь через площадь «Надежды»
и бесконечно идти
            вдоль по проспекту «Любовь»…

ВРЕМЯ ДЛЯ ЛЮБВИ
Хочешь, любимая,
            взглянем сквозь скважину смерти,
чтобы узнать, что случится,
            когда мы умрём?
Мы пятьсот лет проведём
            в пылевой круговерти
и лишь потом
            снова голос и плоть обретём.
Серной с оленем мы будем
            иль волком с волчицей –
знает об этом природа
            и я вместе с ней, -
если ты птицею станешь,
            и я буду птицей,
если – тычинкой,
            я стану пыльцою твоей.
С плотью природы
            всегда и повсюду едины,
вместе сквозь время
            за нашей любовью пойдём
и через те бесконечные
            длинные зимы
силой любви
            человеческий облик вернём.
Смерть всех людей превращает
            в бездушную глину.
Только любовь
            возвращает нас к жизни опять,
чтобы звучало «любимая»
            или «любимый»,
то, что лишь люди
            способны друг другу сказать.
Глянем с любовью опять
            на балканские веси
и на себя во плоти.
            Пропади, эта смерть!
Плащ на замочную скважину смерти
            повесим…
Нет у нас времени.
            Нам долюбить бы успеть!

МАК
У вас отцы имеют ореолы,
Украсили геройством имена.
Моим отцом и кочет не заколот,
За что такому вешать ордена?
Всю жизнь незнатен. И в жару и в холод
Обходчиком путей он прожил век.
Рабочая судьба его – не повод
Описывать, какой он человек.
Никто его словами не возвысил,
Не чувствуя посмертную нужду.
Каменотёс неровно имя высек
И крест Христов, а вовсе не звезду.
Ошибку эту исправлять неловко.
Отец мой, как дорожный смятый знак,
Лежит в земле. И траурной издёвкой
Склоняется к могиле красный мак.

Перевод Валерия ЛАТЫНИНА

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную