Любовь БЕРЗИНА

"А ЧТО ЖЕ ДОРОГО ЗИМОЙ?"

Из новых стихов

***
Мне нравится метель!
Мне нравится зима!
Мне нравится гора,
С которой я съезжаю!

И снежные ручьи,
И снежные дома,
И бледный солнца лик
Я видеть обожаю!

Неспешный скрип лыжни,
И быстрых санок визг,
Мне по душе, пока
День дарит кратким светом.

И воздуха прилив,
Вкуснее молока,
И веток меховых
Холодные приветы!

Люблю играть в снежки,
Нырять в густой сугроб,
Как в белый океан
Под синим небом ясным.

Чтоб ощутить сполна,
Забыв о сотнях стран,
Дух Родины моей,
Холодной и прекрасной!

***
Как куснет мороз за нос, за мысок -
С неба валит белый-белый песок.

Ветер бешеный толкает в бока -
Рассыпная засыпает мука.

Пятна мерзлых фонарей золоты -
А сугробы ей же ей, как торты.

Запущу я руку в снег, словно в крем,
Из зимы кусок морозный отъем.

Холодна она на вкус, холодна.
Жжет, как совести укус, как вина.

Воет ветер тяжело, нету вех,
И на сердце нанесло белый снег.

Как обхватят меня снега бинты -
Мои мысли, мои слезы чисты.

И утешит, и остудит зима,
Открывая красоты закрома.

***
Старательно землю сшивает
С небесным сукном самолет.
Пробоина солнца сквозная,
Вот-вот, и совсем заживет.

На простынях Родины белых,
Столь девственно чистых на вид,
Мое отраженье несмело,
Как пленка в проявке, лежит.

Гляжу с высоты самолета,
Отчаянно, из-под крыла,
Как тень моя плугом бесплотным
По полю России прошла.

На дали, пустые для глаза,
На пятна косматых лесов,
На битые стекла Кавказа
Мой облик ложится без слов.

Простор, освежающий душу,
Огромной, холодной страны.
Попутчик, твой сон не нарушу,
В полете спасительны сны.

Я знаю, от края до края,
Как летчик, душа пролетит.
Над Родиной, не над Синаем,
Мое отражение спит.

***
Этот летчик, он людям другим не чета,
Он взлетает над миром – превыше креста,
Выше главки задравших церквушек,
И крестящихся рядом старушек.

Выше звезд, вознесенных на башен шесток,
И орлов, что на запад глядят и восток,
Выше тонкой иглы телебашни,
Где ведут разговоры и шашни.

Выше задранных вверх в удивленье голов,
Выше глаз молчаливых и сказанных слов,
Зданий, собранных нам на потребу,
Поднимается летчик на небо.

Он, как ангел почти что, по небу летит,
Может, спустится вниз, может, будет он сбит,
То ль погибнет он, то ли спасется.

Он летит, продираясь сквозь облачный строй,
Испытанье приняв неземной высотой,
И мечтает, что все же вернется.

***
Вокруг снега, снега лежат,
Лишь в это время, говорят,
Такой сиреневый рассвет,
Столь нежно-розовый закат.

Деревья мерзнут, видя сны,
В туман зимы погружены,
И ждут пришествия весны
Лишь зелень ели и сосны.

А что же дорого зимой?
Холодный снег и ветра вой,
Осколок неба голубой, 
И радость - быть в тепле с тобой.

***
Белая, белая, белая муть над полями.
Белая, белая, белая плачет метель-завируха.
Белая, белая, белая конница скачет над нами,
С небом сливаясь, и ржанье доносится глухо.

Кто там на конях – лица белей, чем бумага,
Белые руки навеки с поводьями слиты?
Над ними метелица белым колышется флагом,
А снизу позёмка змеёю летит под копыта.

Белые кони льдом отливают и снегом.
Белые всадники в небо глядят, ледяные,
С белою бурей единым порывом и бегом
Связаны намертво, скачут они, как живые.

Ни в чужестранных гробах, ни в российской землице,
Белому воинству отдыха нет и покоя.
Как по тревоге поднявшись, их конница мчится
По-над Доном седым, по-над Волгою, по-над Москвою.

То не вьюга гудит и не ветер порывистый стонет,
Это ржание, топот и крики, которым я внемлю,
Это белые всадники, белые кони,
Ни уйти, ни спуститься не могут на русскую землю.
1991

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ СОЧЕЛЬНИК
Желтым цветом подсвечен ельник,
Храм сияет, словно фонарь.
Кораблём в Рождественский сочельник
Он плывет сквозь ледяную хмарь.

Я в коробке жестяной трамвая,
Мне у двери храма не сойти.
Я теку, как капля дождевая
На железном рельсовом пути.

Треск свечей и лампады горенье,
Пенье хора, молитвенный жар,
Потрясут воспаленное зренье,
И растают, как дым или пар.

Мрачно смотрит попутчик в трамвае,
Грязен, голоден, бедно одет,
В даль, где церковь, как парусник, тает,
Только колокол плачет вослед.

***
Мети, мети, мети, мети,
Мети, метель.
Стели, стели, стели, стели,
Стели постель.

Белым-бела, белым-бела
Зимы доха.
Я с головой без слов ушла
В её меха.

Крути-крути, крути-крути,
Позёмки круг.
К родному сердцу не пройти
Средь этих вьюг.

Оно заковано в броню,
Оно из льда.
И, нет, его не растоплю
Я никогда.

Снежи, снежи, снежи, снежи
Январский снег.
Перин пуховых наложи,
Готовь ночлег.

Как на лебяжий лягу пух,
Как в колыбель.
Но холодом пронзает дух
Моя постель.

Засну – и под метели вой,
Под ветра визг,
Я перестану быть собой
Средь снежных брызг,

Растает в белой кутерьме
Мой лёгкий след –
О, не ищи меня во тьме –
Меня там нет!

Я вся во власти снежных струй,
Через века
Всё жду, что солнца поцелуй
Прожжёт снега!

***
Ростовских куполов тесненье,
Вздыманье их со всех сторон,
И с купольного возвышенья
Свет от креста сквозь тьму времён.

Душа горит, кресту подобно,
У двери храма небольшой.
И охает громоподобно
Могучий колокол Сысой.

На всех – кто целый день в молитве,
И кто молиться не дорос,
На землю, как на поле битвы,
Глядит страдающий Христос.

И мокрый снег, без всякой меры,
Летит с небесной высоты
На тех, кто, обретая веру,
Прозрел на куполах кресты.

***
Тень из осеннего Турина
Ложится начерно и длинно,
И тает города картина,
Как под воду погружена.

Но плавно листьями растений,
Растут в душе другие тени,
Другая видится страна.

Тень от Москвы в шелках метели,
В душе белеет еле-еле,
И в сердца проникает щели,
Мороза звонкая струна.

И где б я не была на деле,
Вернусь, как на печи Емеля,
В Москву, что снегом убрана.

У разноглавого собора
С петушьим неземным убором,
Впитавшим цвет родных просторов,
Стою, как ель или сосна.

У места лобного согласна
На площади, предельно красной,
Застыть, где снега седина.

Склоняюсь перед честным народом,
Перед крестом, глядящим в воду,
Перед орлом под неба сводом,
И под звездой, что так красна,

На полотне души причастной
Ты отпечатаешься красным
Кремля высокая стена.

И верю, искренне и смело:
Когда-нибудь ты станешь белой,
Под снегом свежим, снегом спелым,
Вся станет белою страна.

***
Затворяю окно, чтобы лица не видеть чужие,
Чтобы, словно в кино, не мелькала на кадрах Россия.

Дом качнет, как вагон, и в туманные вывезет дали,
Я из времени вон выхожу, словно душу украли.

Комаром, или мухой, иль пулей могу пролететь я,
Сквозь окно, через воздух, сквозь тело свое, сквозь столетья.

Ну и что ж, что окно заколочено, двери закрыты.
Я сквозь них, словно пуля, пройду, не убита.

И куда полечу я, над Родиной плача и воя,
Кадры мыслей неся, словно нимб, над своей головою?

***
Пустыни сын, за повод держащий верблюда,
Спроси меня, откуда я, откуда?
На языке любом меня спроси.
Неужто не слыхал ты русской речи,
На языке родном тебе отвечу:
Из леса я, с мороза, из Руси.

Ведь наши мужики и наши крали
Доныне полвостока истоптали -
В пустыне всюду видны их следы.
Вот не боятся морока и жара,
И ради африканского загара,
Лежат, как камни, молча у воды.

Но ты, восточный дервиш загорелый,
Ко мне, торгуя, подступаешь смело,
Блистают бусы на твоей руке.
Лопочешь на неведомом наречье,
А я слова кидаю человечьи -
С морозным блеском, с инеем в строке.

Каменья трогая рукою узкой,
Он знает, говорю не по-французски,
Не по-английски и не на фарси,
Он этой речи слушал перекаты,
И моего обманывал собрата,
Оттуда, из деревни, из Руси.

О речь моя, угластая, кривая,
Холодная, густая, снеговая,
Восточный слух к тебе уже привык.
Торговец, ясно все без перевода:
Ты все продашь мне - дюны и погоду, 
Хоть и не знаешь мой родной язык.

Не знаешь, но следишь лиловым оком,
Меня смущаешь смуглых слов потоком,
Как под песком, от них едва жива.
Но и среди пустыни желтой печи,
Сквозь блеск камней цветной восточной речи,
Вдруг проступают русские слова.

КАРАДАГ
Вот предо мною нищ и наг,
Застыл, наморщен, Карадаг.

Он скособочен и сутул
И в нем заснул вулкана гул.

У ног его гудит прибой,
И весь он каменный, живой.

И здесь застыли у воды
Людей невидимых следы.

Волошин грузно тут ступал
На рваные уступы скал.

И шла Цветаева легко, 
В туманных далей молоко.

Тут камни трутся у воды,
Что помнят шаг их и следы.

И вся здесь шарящая рать
Следы не может затоптать.

ТУРИНСКАЯ ПЛАЩАНИЦА
Здесь тени темны, тени длинны,
Как будто глубь веков несут,
И плащаница из Турина
В собор положена, под спуд.

И вроде недоступна взгляду
Лежит в Собора глубине.
Но я Спасителя утрату
С ней чувствую наедине.

Недаром голова кружится,
И снова, скрытая от глаз,
Меня волнует плащаница,
Мне с небом указуя связь.

В неё завернут, словно в кокон,
Проявлен в ней, как в витраже,
Тот, кто и смертным был, и Богом,
И отпечатался в душе.

Я - муравей в глуши собора,
А он вознёсся и возрос,
Но в каждом жив он, как опора -
Младенец, мученик, Христос.

***
Вот полотно, как кинопленка,
Хранившаяся много лет,
И прожжено оно, и тонко,
Вот лик Христа, от раны след.

И свет безжизненного тела,
Нам брезжит через тьму времён,
Так Млечный Путь горит несмело
Вселенской тьмой не поглощён.

Так пусть его сиянье длится,
И мглой ночною не взята,
Моя душа, как плащаница,
Всегда несёт в себе Христа.

СНОВА В ГЕНУЕ
При взгляде на любую стену я
Пойму, что вновь попала в Геную.

Зайду в подъезд и онемею -
В нем, как в картинной галерее.

Чужими подавлюсь словами
У древней лестницы со львами.

И думою окрашусь новою
Под люстрою средневековою.

Поймаю взглядом капитана
У генуэзского фонтана.

В порту встречаю, как собрата,
Морского волка и пирата.

Чьи предки шли неутомимо
По бурным волнам аж до Крыма.

И на его уступах резких
Полно развалин генуэзских.

Что стали миражом, подменою,
Как жалкое подобье Генуи.

НА СМЕРТЬ ОЛЕГА ПОПОВА,
СОЛНЕЧНОГО КЛОУНА
Жил столько лет средь немцев, как в плену,
А умер вот в Ростове-на-Дону,
Куда его забросили гастроли.
Был клоун солнечный,
А нынче он другой,
На Родине он стал почти чужой,
И корчится от смеха, как от боли.

Все раньше знали - кто такой Олег Попов,
И я на фото рядом с ним стою без слов,
Он поделился славой, как обновой.
Но невозможно обмануть судьбу, 
Чтобы отплыть в Германию в гробу,
Ведь стоило добраться до Ростова.

***
Лист падает, приходит грусть,
Мой облик строже.
Но я, чем старше становлюсь
Тем я моложе.

Тем я спокойней и мудрей
И проще что ли,
И отношусь к течению дней
Без лишней боли.

Прощай же, полная баржа,
Плыви по рекам,
Я проживаю не спеша,
И - человеком.

И захожу в хвоистый лес,
Гуляю в поле,
Чтоб слышать музыку небес
И чуять волю.

ХРИСТОС ВОСКРЕС!
Разрежу я кулич,
Взгляну на дальний лес,
Там листьев молодых
Салатовое море.
И каждый соловей
Кричит: "Христос воскрес!"
Он щелкает, дрожа,
В едином птичьем хоре!

"Христос воскрес!" шумят
Окрестные леса,
"Христос воскрес!" поют
Лягушки на озерах,
Бараны на полях,
Корова и коза,
И травы на лугах,
И звери на просторах.

Планеты в небесах,
И та средь них звезда,
Что в колыбель Христа
Однажды посмотрела.
"Христос воскрес!"
В ночи сказала и она,
Из гроба он восстал,
Его бессмертно тело.

И целый мир дрожит,
Как капля на листе,
В немолчном шелесте,
В бессонном разговоре,

И каждый вопиет
Под небом о Христе,
Кричит "Христос воскрес!"
В едином громком хоре.

***
Забелило извёсткой дорогу,
Скатерть белую стелют по склону.
Я гляжу, забывая тревогу,
На луны золотую икону.

Не качается черная роща,
Лишь серебряный свет по округе.
И становится легче и проще
Вспоминать о покинутом друге.

Жгучий холод летящего снега
И мороз, обжигающий щёки,
Открывают мне сладость побега
И дают равнодушья уроки.

Так прельстительна дерзость ухода
В это неба и снега смешенье,
Где нет близких, а только природа,
Где нет смерти, а только спасенье.

***
Душистым облаком склоняясь
Ко мне, пронзаешь, словно нож.
Почти губами не касаясь,
Обнимешь, будто обожжешь.

От взгляда, словно от удара,
Я вздрагиваю, как в бреду,
Но мастерски в огне пожара
Я речи дельные веду.

Я говорю о чем угодно,
О непогоде на дворе,
О страшных странах несвободных
И о правителях в Кремле.

Переберу и то, и это,
Пока закат кипит в крови,
Заплатит тою же монетой
Мне мой случайный визави.

Изысканны фигуры речи
И губ бутоны солоны,
И ветер обвевает плечи
Нестойким запахом весны.

Она, как невесомым газом,
Уже окутала тела.
И в муках погибают фразы,
И тают, при смерти, слова.

***
Мне страшно видеть, как грубеют
Мои черты во тьме времён.
А воздух хмелем и елеем,
И духом смерти напоён.

А в зеркале плывёт туманом
Мой прежний облик, нежный лик.
Но молодость была обманом –
У зрелости другой язык.

Пусть волны прежнего восторга
Плывут в крови во тьме ночей,
Пока волнами плещет Волга
И в исступленье соловей.

Я глаз, увы, не закрываю
Под трель, хмельную, как вино.
Я слишком много прозреваю,
Что птице видеть не дано.

Она заходится в томленье
И звуки чудные летят.
Но это всё другое пенье,
Не то, что много лет назад.

Тот звук уже не возвратится –
Та страсть, та мания, тот пыл.
Он серой незаметной птицей
По небу тёмному уплыл.
1996

***
Двери закрою и буду жить,
Словно с трапа сойду самолета.
Не обернусь, чтоб навек не застыть,
Словно жена Лота.

Падают камни с узкой тропы.
Что за спиной, что там?!
Вот они - гор соляные столбы,
Тают за поворотом.

Слишком мне труден пути отвес,
Мглой облака клубятся.
Кто за спиною - Бог или бес,
Радоваться ль, бояться?

Жжет мне лопатки пожарищ зной,
Дом там иль жизнь сгорела?
Мне оглянуться не даст живой
Ангел-хранитель белый.

***
Еще вчера лучи
Толпой стояли рядом,
И розовой струной
Жгла горизонта щель.
А нынче вот метель
Расплакалась над садом,
Но в доме горяча
Уютная постель.

Вчера еще лыжня
Мне звонко песню пела,
И кружево ветвей
Чернело на пути,
А нынче за окном
Вскипает ветер белым,
На улицу с крыльца
В сугробы не сойти.

И целый день-деньской
Пронежусь я в постели,
И друга обниму,
Пока трещит мороз,
Но греет нас огонь,
И окна запотели,
И умирает день,
Надолго и всерьез.

* * *
Как чистый лист, России белый снег.
Я на него без слез не погляжу.
Не поднимая отягченных век,
Ей о любви вслепую напишу.
 
И черными следами на снегу
Я напишу на краешке листа,
Что весь свой жар ей передать смогу,
И что пред ней душа моя чиста.
 
Что я люблю мороз и ветра свист.
Их дарит мне родимая страна.
Моя душа как чистый белый лист,
Где проступают жизни письмена.

***
Остывали дома,
Пролетала комета над садом,
Остывала дорога
И лес остывал за рекой.

И в глубины души
Заползала ночная прохлада,
И хотелось заснуть
И почувствовать вечный покой.

Догорали костры,
Рядом высилась леса громада,
С неба падали
Звезд разноцветных драже.

Обмирала душа,
Ничего уж ей было не надо,
Остывала душа,
И молиться хотелось душе.

***
Мокрый лес неясно золотится,
Будто через темное стекло.
На ветру, как флаг, трепещет птица,
К солнцу выгребая тяжело.

Низко-низко ползает светило,
Словно хочет голову склонить,
Солнце, как иглой, меня пронзило,
Птицу прошивая, словно нить.

Дальних рощ слепящие пожары
Обложили пламенем меня,
Не уйти от холода мне кары,
Не согреться у берез огня.

Я тяну к ним руки по привычке,
Только не унять пустую дрожь,
Догорят березы, словно спички,
И засветит месяц острый нож.

Я пережидаю тьму ночную,
Чтобы день, короткий и скупой,
Одарил холодным поцелуем
И небесной высью голубой.

***
Прими, гора, меня обратно!
Я жизнь внизу веду не ту,
Из грязи города отвратной -
На неземную высоту!

К тебе, гора, на богомолье
Приду, не поднимая вежд,
Посыпана вершина солью 
Моих несбывшихся надежд.

Вершины темными ночами
Как груды тусклых фонарей.
Над ними Петр стоит с ключами
От крепко запертых дверей.

Я вижу горные отроги,
Хитон, мерцающий во мгле.
Стоят его босые ноги
На воздухе, как на земле.

Гора, пусть я стою у края,
Дожить не чая до утра,
Но здесь я вижу двери Рая,
И ключ от двери, и Петра.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную