|
Идут года, а с ними беды, Фантастические фильмы – это, в частности, фильмы, которые снимают современные кинематографисты о Великой Отечественной войне. Фильмов этих не так много. Но каждый «тащит» за собой определённую цепочку штампов. Цепочек две. Первая: «Сейчас мы вам покажем всю правду о той войне!» Правда эта – штрафбаты, заградотряды, НКВД и СМЕРШ. Воевали из-под палки, победили случайно. Вторая: «Сейчас мы вам сделаем о войне красиво!» Будут подвиги, будут схватки, будет смерть – и всё это будет красиво. Михаил Светлов, побывавший под пулями Гражданской войны, сказал по поводу одного из напыщенных «военных» стихотворений: «Видно, что тут не солдат ползёт под огнём, а ползёт кандидат в члены Союза писателей!» Сейчас можно уточнить: или маститый член Союза кинематографистов. Кстати, первая цепочка штампов не исключает вторую. Тогда получается третий вариант: солдаты воевали красиво, несмотря на некрасивые козни НКВД. Ну, в общем, Гондор и Мордор. Фантастика! «А почему? – спросит нынешний молодой человек. – А разве неправда? Разве не так было в Великую Отечественную?» Не так. Можно о личном? Меня война не коснулась, казалось бы, никаким образом. Ни военные, ни послевоенные годы. Но я никогда не забывал о том, что моя мать ребёнком пережила блокаду, пережила самую страшную зиму ленинградской блокады, чудом пережила. Её мама – моя бабушка Таисия Макаровна Голубева – в блокадном Ленинграде была медсестрой. До последних лет жизни она не могла избавиться от папирос – самых крепких, привыкнув к ним в ту зиму. Она не то чтобы не любила рассказывать о войне, о блокаде... она не могла о них рассказывать. Просто не могла. Слова превращались в какие-то скрежещущие звуки. Но то, что урывками было рассказано, потрясло меня. Овладев азами писательского мастерства, я написал о блокаде рассказ «Зинь-зи-вер» – счёл своим долгом эту попытку осторожного прикосновения к священной, в моём понимании, теме. Да, священной. У меня в памяти и ещё одно: когда отец снисходительно бросил какую-то ироническую реплику о блокаде, мать оборвала его: «Не смей!» И сказано это было так, что отец – военный человек не робкого десятка – тут же притих. «Не смей!» Периодически и к блокаде пытаются «подверстать» модные штампы. Красиво (несмотря на козни НКВД) всё происходит в телесериале «Ленинград». И даже вроде бы правдоподобно. Но правдоподобность сменяется правдой, когда речь идёт о документальных свидетельствах. «Весь солод, хранившийся на пивоваренных заводах, – 8000 тонн – размололи и использовали как примесь к хлебу. На складах интендантства хранились 5000 тонн овса – корм для лошадей. Овёс тоже перемололи и стали добавлять в хлеб. Водолазные команды Балтфлота подняли со дна Ладожского озера несколько затонувших барж с зерном. Это затхлое и проросшее зерно – 2800 тонн – тоже использовали как добавку к хлебу. Рабочие торгового порта предложили использовать хлопковый жмых – его набралось 4000 тонн. Позже на пивоваренных заводах вскрыли полы и собрали 110 тонн солода. На мельницах собрали 400 тонн мучной пыли. Искали в подвалах, в вагонах, на баржах, складах. Вырабатывали пищевую целлюлозную муку из древесины. Этот суррогат не содержал калорий – он только притуплял чувство голода. С 20 ноября 1941 года хлебный паёк был установлен: рабочим – 250 граммов хлеба в день, служащим, иждивенцам и детям – 125 граммов хлеба в день. Хлеб выпекался из следующего состава: 45 процентов ржаной муки, 4 процента льняного жмыха, 10 процентов хлопкового жмыха, 4 процента отрубей, 4 процента сои, 12 процентов солода, 5 процентов мучной пыли, 10 процентов пищевой целлюлозы, 6 процентов рисовой муки и конопляных жмыхов». И выстояли. И победили. А была ещё Дорога жизни. По льду Ладоги перевезли 360 000 тонн продовольствия, топлива, боеприпасов. Это только в первую блокадную зиму и весну 1942 года. Апрель дал надежду ленинградцам. Лёд на Ладоге таял, но Дорога жизни продолжала работать. 11 апреля утонуло 7 грузовых машин. 12 апреля – 9. 13 апреля – 17. 14 апреля у всех грузовиков сняли дверцы кабин. Запретили выезд на лёд бензоцистернам. 19 апреля перестали выпускать на лёд трёхтонные ЗИСы – в этот день утонуло 80 машин. Перевозку продовольствия продолжали «полуторки». С 20 апреля – с половинной загрузкой. Вечером этого дня Ладогу пересекли 4 полностью загруженных продовольствием «полуторки» – никто не мог понять, как они прошли по льду, который едва выдерживал вес легковой автомашины. 21 и 22 апреля, уже после приказа Военного Совета о закрытии трассы, по сплошной воде прошло ещё несколько караванов «полуторок». 23 апреля, когда уже никакая машина не могла выйти на истончившийся лёд, водители, дорожные рабочие, связисты, грузчики, регулировщики, санитары, офицеры штабов – все труженики Дороги жизни – встали в живую цепочку – 30 километров – и понесли мешки с продуктами через озеро пешком. Перенесли 60 тонн продовольствия. Я помню об этом. Для меня это не просто сухие цифры, не просто отвлечённые факты. Эти люди спасали мою мать. Не стало бы её – не было бы и меня. И я в вечном неоплатном долгу перед этими людьми. Перед теми, о ком сказано высеченными на граните Пискарёвского кладбища словами Ольги Берггольц: «...подвиг свой совершали достойно и просто». Ни о какой красоте речи нет. Достойно и просто. Но сейчас настойчиво отвергаются и достоинство, и простота. Либо воевали недостойно (НКВД заставил), либо непросто (чтоб покрасивее была картинка для теле- и киноэкранов). И нас убеждают, что это и есть правда военных лет. То Сергей Безруков в «Июне сорок первого» «мочит» в приграничной речке чуть ли не всю немецкую армию. То в «Штрафбате» и «Сволочах» аж немецкие офицеры натуральными слезами плачут над безжалостностью советских офицеров к своим собственным солдатам. То в «Утомлённых солнцем» Никита Михалков громоздит один образ на другой. То в «Сталинграде» Фёдор Бондарчук не знает уже, что ещё и выдумать бы, чтоб «сделать зрителю красиво»... А выдумки идут от незнания правды. Окопной правды. «Возникла оборона. Она возникла так: упал пехотинец, прижатый пулемётным огнём, и прежде всего подрыл землю под сердцем, насыпал холмик впереди головы. К утру на этом месте он уже ходит в полный рост в своём окопе, зарылся в землю – не так-то просто вырвать его отсюда...» Это из повести Григория Бакланова «Пядь земли». Из так называемой «лейтенантской прозы» послевоенных лет. Вчерашние мальчишки, ставшие лейтенантами Великой Отечественной, а потом писателями, хорошо знали, что «...война – совсем не фейерверк, а просто трудная работа». И предельно правдиво писали об этой трудной работе. Писали Юрий Бондарев и Евгений Воробьёв, Вячеслав Кондратьев и Василий Быков, Виктор Курочкин и Владимир Богомолов, Борис Васильев и Евгений Носов. В повести «Пядь земли» есть и такие строки: «Я бы так ордена давал. – «Пехотинец?» – «Пехотинец». – «На!» – И больше бы ничего не спрашивал. Вот этой весной... Днём в окопах по колено талой воды. Ну, люди же! Глядишь: один, другой вылез на бруствер обсохнуть на солнышке. Тут – обстрел! Попрыгали, как лягушки в грязь. А ночью всё это замерзает в лёд. Вот что такое пехота! Вот кому она вливается, война!.. Как-то в поезде, из госпиталя ехал, слышу, рассказывает один – сколько раз он в атаку ходил... Брехня! Больше трёх раз пехотинец в атаку не ходит. Либо в чистую, либо в госпиталь»... Страшно? Да. «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Но – воевали. И победили. «Плохо воевали»? Это кто говорит? Тот, кто в мирное время город от снега, страну от ворья очистить не может? В мирное время оправданий своим порокам можно найти множество. На войне бездушие, карьеризм, себялюбие, жадность оплачиваются слишком дорогой ценой – ценой человеческих жизней. В одном из романов Юрия Бондарева звучит такая фраза: «Есть на войне вещь, которую не прощаю: на чужой крови, на святом, местечко делать». Так говорила о войне «лейтенантская проза». Её авторы знали, как разлетаются осколки от снаряда, а как – от мины, как выглядит настоящая, а не из кетчупа сделанная кровь, как пахнет взрывчаткой после бомбёжки. И ещё они знали, как по-разному ведут себя на войне люди. Как проверяются войной люди. Потом авторы «лейтенантской прозы» стали уходить из жизни. Но остались их книги – словно часовые, хранящие живую, подлинную память о войне. Читайте эти книги, кто мешает? Не читают. Или почти не читают. Фильмы о войне ещё снимают, а вот книги читать – увольте! Впрочем, случилось одно исключение. Роман Виктора Астафьева «Прокляты и убиты» стал на какое-то время популярным, на автора посыпались всевозможные милости властей. Властям достаточно было усмотреть в романе горькое и несправедливое обобщение писателя-фронтовика – да, вообще-то плохо воевали, скверно воевали... «Воевали из-под палки, победили случайно! – тут же завели свою любимую шарманку власти. – Вот и Виктор Астафьев сие подтверждает! Ай, молодца!» Попал фронтовик в тренд. Как в плен. Впрочем, вскоре началось вавилонское столпотворение вокруг снова и снова утомляющегося солнцем Никиты Михалкова и про Астафьева, а с ним и про военную прозу вновь позабыли. Если говорить о кинематографе, мне могут напомнить о его особенностях, о специфике жанра, о видеоряде и тому подобном. Могут напомнить и то, что в советских фильмах о войне подлинная правда тоже, случалось, уступала место внешним кинематографическим эффектам. Поделок, увы, и в самом деле хватало. Был фильм «Шёл четвёртый год войны» – один из критиков заметил язвительно: «Пробираются разведчики сквозь затопленный, кишащий врагами лес – и тут у разведчицы тушь потекла...» Да, но сейчас-то тушь у героинь военных фильмов прямо-таки рекой течёт! Да что говорить о героинях – и у героев тоже! Они ведь та-а-акие, нынешние геро-о-ои... Мерзко всё это. А ведь есть настоящие, честные фильмы о войне. Никакая «специфика жанра» не помешала снять «Живые и мёртвые» и «Балладу о солдате», «Жажду» и «...А зори здесь тихие», «Они сражались за Родину» и «На войне как на войне», «Летят журавли» и «Иваново детство», «Горячий снег» и «Торпедоносцы». Всё это в прошлом. Вадим Абдрашитов пророчески назвал один из своих фильмов «Время танцора». В 90-е годы оно наступало – сейчас оно наступило. Сейчас о войне не рассказывают, сейчас о войне танцуют. Такое складывается впечатление. Речей-то сколько произносится! Меро-приятий-то сколько проводится! Фильмы вот, опять же, снимаются. А жильё ветеранам войны построили на самой окраине Архангельска. На самой-самой окраине. Словно по принципу: «с глаз долой – из сердца вон!». Да и построили с огрехами, с недоделками, с опозданием, с бесконечными извинениями: «Ох, извините, у нас в центре города сейчас очень важное элитное строительство, так что вы уж там, на окраине, пожалуйста, потерпите, подождите, не мешайтесь под ногами...» При этом власти Архангельска никогда не забывают напомнить, что имеют честь властвовать в городе воинской славы. Хотя ни капля этой славы им не принадлежит. Но речи об этой славе они произносят красиво. Как танцуют. Поскольку федеральные власти поступают примерно так же, нетрудно понять, почему на кино- и телеэкранах война снова и снова предстаёт красивым зрелищем. Тональность такая. Время танцора. Что касается другой цепочки штампов – «воевали из-под палки, победили случайно» – тут сложнее. Тут многое сплелось. И лютая ненависть к советской эпохе, когда ничего хорошего якобы не могло быть по определению; если была Великая Победа – то, уж конечно, случайная. И комплекс неполноценности – «мы снег убрать не можем, а они в войне победили... конечно, с ихними-то штрафбатами и заградотрядами!» И оправдание нынешнего отсутствия национальной идеи: и тогда её не было! – а были... ну, конечно, одни сплошные штрафбаты и заградотряды. И яростное неприятие лозунга «Всё для фронта, всё для победы!» – это ж так тяжко! Что за максимализм?! «Всё для фронта...» А себе оставить? Десяток-другой миллиардов долларов... ой, нет, поправка! – пару ананасов и рябчиков, честно заработанных на ниве нефтяного менеджмента, а? Короче – не умели воевать в Великую Отечественную. Не умели! Не догадались проявить смекалку и нанять для этого гастарбайтеров! Взглянешь на экран – и в самом деле – как они, бедолаги, воевали, наши отцы и деды? Отдельные толковые отряды были, диверсанты, спецназ этакий полулегальный, герои-одиночки, изгои – мученики, штрафники, блаженные, юродивые... А нормальные люди, по мнению авторов нынешних военных фильмов, видимо, занимались в тылу менеджментом. Ну, естественно, таково ныне представление о нормальных людях. Новой войны ведь не будет. Воевать нам не с кем. Воевать с нами некому. Мы никому не нужны. Если война и случится – то сугубо техническая, за компьютерами. Под пулями ползти не придётся. Ещё год назад подобные утверждения казались аксиомой. Конечно, стреляли где-то там в Ираке, Сирии, Ливии, Судане, Сомали, Йемене... Но это представлялось крайне неважным в рамках приближающегося торжества всеобщей толерантности во главе с Европой на белом коне. Сейчас этот образ сильно потускнел на фоне установок «Смерч», ведущих огонь по жилым кварталам Донецка. Оказалось, что воевать по-прежнему надо уметь не только за компьютерами. И под пулями ползать ещё ох сколько придётся! В 2009 году была издана книга американского политолога Джорджа Фридмана «Следующие сто лет». Можно с сомнением отнестись к прогнозам на 2050 и 2090 годы, но примечательны пассажи в начале книги. Они прямо-таки призывают всё человечество стать навытяжку под звуки американского гимна. «Самый важный геополитический фактор в мире: США контролируют все мировые океаны. Ещё ни одна держава в истории не была способна на такое. И в таком контроле кроется не только основа американской безопасности, но и основа её способности формировать международную систему... Допустимая погрешность у США огромна... США придерживаются политики, которую другие страны считают безрассудной. Её результаты будут болезненными или даже разрушительными для других стран. А США будут идти вперёд и процветать». Это – стратегия. Автор книги вдаётся и в многочисленные тактические детали. Особенно примечательным выглядит то, что сказано по поводу Украины (напомню – в 2009 году): «Если бы Западу удалось установить контроль над Украиной, южная граница Беларуси и юго-западные рубежи России стали бы открыты для удара. Кроме того, Украину и западные области Казахстана разделяет не более 600 километров, и именно через этот коридор Россия всегда могла перебрасывать свои войска на Кавказ. Логично было бы предположить, что в случае вышеуказанного варианта развития событий Россия утратила бы способность контролировать Кавказ и была бы вынуждена отступить дальше на север. Затем россияне стали бы покидать различные области самой Российской Федерации, а южные рубежи России стали бы крайне уязвимы. Россия продолжала бы распадаться на всё более мелкие части, пока не вернулась бы к своим средневековым границам...» Вот такой урок географии. И он выглядит куда менее фантастичным, нежели то, что нам внушают с кино- и телеэкранов и о войне минувшей (якобы, случайно и бездарно выигранной), и о войне предстоящей (якобы, никому не нужной). Если бы так... Ничего нового в футурологических изысках и стратегических идеях американского политолога нет. Напротив – в них есть нечто заставляющее вспомнить прошлое. В повести «Пядь земли» описан допрос немецкого перебежчика – летом 1944 года. Немец говорит: «Мы никогда не оправдывали жестокости. Народ не может оправдывать жесткость. Мы – нация, стеснённая со всех сторон... Гитлер говорил нам: это война за обильный обеденный стол, за обильные завтраки и ужины. Но мы не понимали это буквально... Мы искали в этих словах высший государственный смысл, быть может, недоступный нам. Ужасные средства, но мы верили, что есть цель, которая оправдывает их. Потому что если это – буквально, если за этим ничего нет – разум отказывается понимать. Тогда мы ужасно обмануты...» Герой повести, слушая это, думает с негодованием: «Они же ещё и обмануты! Если б они победили нас – ничего, на сытый желудок оправдали бы и средства, и цели, и Гитлер был бы хорош. Это они сейчас за голову схватились, когда расплата нависла. Его не слова привели в чувство – бомба, убившая его семью. А когда наши семьи погибали под бомбами, так всё вроде шло, как надо, и они искали в этом высший смысл... Не существует высоких целей, которых достигали бы подлыми средствами. Каковы средства, таковы и цели, и тут ничего не удастся оправдать...» И далее автор говорит о себе и своих ровесниках – солдатах Советской армии: «В сущности, мы до войны были очень беспечными, хотя и знали, что нам предстоит. Родятся после войны новые поколения и будут тоже беспечны, как беспечна молодость. Надо, чтоб они знали, какой ценой добывалась для них жизнь на свободной земле...» г. Архангельск |
||
