ЖЕЛЕЗНАЯ ТРАВА
1.
Я снова думу думаю свою.
В знакомом поле до утра стою.
Откуда в мой изломанный рассудок
Врастает боль щетиною стальной?!
Полсуток счастлив, а еще полсуток
Я чувствую,
        как за моей спиной,
Блестя шеломами,
              две рати
                     грудь на грудь
Идут… Подобно огненному змию,
Меж ними кровь.
                И некуда свернуть.
Я ухожу, как в сон,
                 в свою стихию…
И обернувшись, вижу – нет конца
Моей земле. И ветер сдул с лица
Румянец благоденствия. Кремень
Сверкнул в глазах.
                 И возгорелся день.

И слог не нов. И тема не нова.
Но – пятки в кровь!
                Железная трава.
          
2.
Железная трава. Итог воспоминаний.
Я по росе бегу. Я молодой, да ранний.

Железная трава. Я сам тебя посеял.
Ты вон как хороша. А я восстать не смею.

А старые друзья мне говорят: «Железно!
Поможем, чтоб ты жизнь не прожил бесполезно».

А старые друзья, хлебнув вина по чарке,
Плывут ко мне под ночь, как редкие подарки.

Узором по кайме незавершенной жизни
Напоминают: «Не поддайся дешевизне.

У общего котла, как в юности косматой,
Опять пропахнем мы туманами и мятой».

– Зачем же вы… зачем… зачем
                             такой любовью
Наполнили мое последнее гнездовье?

Я больше не могу ходить по этим травам,
Как чистую слезу, пить воздуха отраву.

Летит с цветов пыльца во все концы
                                    из детства.
А вот куда?  Пора давно уже вглядеться.

Там, за горой времен, какие дремлют силы?
Народ каких кровей вершит судьбу России?

Глубинен ли язык? Или одни верхушки
молочные?
        И в цель – все так же метит Пушкин?

Уж за полночь. Цветет невидимый трилистник.
Склонилась голова. Сны тяжелее истин.

В раскрытое окно железным тянет чадом.
Ржавеющая кровь переполняет рвы.

… Железная трава пробила пол дощатый,
И сгинул в поле смерч перекати-травы.

ХИМЕРА
Хищной ящеркой в душу скользнула.
Затаилась. Ну что ж, поглядим.
Октябрем из столицы подуло,
 Как по сердцу резцом ледяным.

В закромах моих шумно вздыхает
Пустота, как ночная сова.
Задыхаясь от воя и лая,
Ощетинилась злобно Москва.

Но химера, что в душу прокралась,
Оживает и льстиво поет:
– Верь, проявит столица и жалость,
Задохнется народ от щедрот.

Вот ступил на московскую землю.
А химера-то –  шасть от меня!
И теперь вместе с русскою чернью
Я придавлен пятою Кремля.

Большевистский сапог ладно скроен,
Сразу видно – халдей мастерил.
До свиданья, Москва. Я спокоен.
Я в чертогах твоих отгостил.

Я познал цену делу и слову,
И мне тошно в столичной толпе.
Возвращаюсь, и камнем пудовым
Придавлю свою жалость к тебе.

Только ящерка вновь сердце гложет:
– Что, хреново тебе, мужичок?
Быть собою себе же дороже.
А раз так, то роток на крючок.

Я, как бывший советский товарищ,
Присоветую: ты охолонь.
Ковш рассвета всегда отрезвляющ.
Знай же место свое, охламон.

Всяк кому-нибудь задницу лижет,
Все повязаны сладким враньем…
– Ненавижу, – кричу, – ненавижу!
Да гори ты вся адским огнем!..

Но в виденьях, во снах заполошных
Я метельную душу свою
Выношу вновь на Красную площадь,
С головой непокрытой стою.

Я смотрю на высокие храмы
Сквозь невзрачный московский снежок.
Где-то там петушок есть упрямый,
Тот еще – Золотой петушок!

На малиновой маковке дремлет,
Просыпается, песню поет.
И слетает на русскую землю,
И по зернышку правду клюет.

Закаляется клюв от ударов
О брусчатку – аж искры летят!

Ох, недаром, Москва,
                             ох, недаром
Петушиные глазки горят…
1992 г .

ЛУННЫЙ ЛИВЕНЬ
Лунный свет померк над Русью,
До земли не долетел.
И теперь взираю с грустью
Я на черный беспредел.
Как подстреленные птицы,
Тонут в небесах больных
Плачущие вереницы
Русских мельниц ветряных.
Бедный рыцарь из Ла-Манча,
Одинокий и седой,
Я стою, как одуванчик,
С непокрытой головой.
Вспоминаю лунный ливень,
Как я сеял зерна слов
На печальной русской ниве
Среди мертвых васильков.
Странник, тихий и нестрогий,
Наблюдал я ход планет,
Над разбитой вдрызг дорогой
Созерцая лунный свет...
Но гармонию разрушив,
За рекой зажглись огни,
Как потерянные души
И растраченные дни.
Там включают мониторы,
Застилает окна жуть!
И за сомкнутые шторы
Никому не заглянуть...

***
Есть иль нет плоскогорье ума
Без вершин и ущелий, не знаю.
Не сведи меня, Боже, с ума:
В сердце – Родины рана сквозная.

Сколько будет еще атлантид?
Вижу в толще столетий воронку.
И на дне ее мертвом блестит
Удивленное око ребенка.

ДЕНЬ ЕДИНСТВА
Когда в пространстве легкопером
След оставляет самолет,
Знакомый бомж из-под забора
Встает. На промысел идет.

Его когда-то окрестили,
Причастье приняла душа –
Откуда бы иначе силы
Взялись у бедного бомжа.

Его маршрут давно известен –
Он тот еще, крутой маршрут.
Вперед! На свалку! Лучше с песней.
Его с утра на свалке ждут.

Я здесь, конечно, гость не частый,
Но если клином белый свет,
Я у бомжа ищу участья,
Он – хоть какой-нибудь обед.

И я вполне интеллигентно
Нехилый накрываю стол.
Мы пьем за остроту момента
и за огурчиков усол.

Прости, жена, простите, дети,
Что я не с вами. Вы в тепле.
У вас в тарелках по котлете
И торт на праздничном столе.

А я, как гражданин примерный,
В наш красный день календаря,
Как пес цепной,
остался верным
Указам Думы и Кремля.

Сидим, кумекаем, толкуем,
Глядим на золотой закат…
И здесь, и там бомжи токуют
И беспризорники галдят.

И бомж, настрой подпортив праздный,
Изрек, цигаркою чадя:
-- Да, эта местность безобразна,
Но это родина моя.

Он чешет нос багрово-синий
И зло плюет через плечо:
– И если это не Россия,
Тогда ответьте мне – а что?..

…Гуляет свалка, веселится!
Паленым пахнет и гнильем.
Гуляют бандюки в столице
Вместе с ворами и жульем.

И олигархи на Канарах,
И воробьишки на мосту,
И зеки справные на нарах,
И постовые на посту…

Тем временем – какое свинство! –
Скончалось солнце, Боже мой!
А вместе с ним и День единства
С моим народом и страной.

***
Это поле не я корчевал –
Больше пел, да и то подголосьем.
Разве в душу свою не плевал,
Но ходить на поклон довелось мне.

Ой ты, хлебушко с солью, мой друг!
Ой, водица моя ключевая!
Встали комом вы в горле не вдруг:
Притомилась душа кочевая.

В буреломах спала, голос твой
День и ночь из парадных подъездов
Большевистской железной метлой
Выметали, как сор бесполезный.

А теперь, наши молот и серп,
Оказались и вы на задворках.
Новый день поднимается сер
И свиреп, как тамбовские волки.

Звонок колос, да некому печь
Хлебы гордые. Близятся ночи.
Демократов  заботливый меч
Языками до блеска отточен.

Не самой ли мы смертушке льстим,
Заводя разговоры о вечном?
Нет, не сладить мне с сердцем моим,
И в Эдем не попасть мне, конечно.

Божья искра нужнее во мгле,
В тех кругах и чистилище ада,
Где блуждать доведётся и мне
В тщетных поисках райского сада.
 1994

***
Наполовину пуст мой стакан.
Отяжелели веки.
Выбросить, что ли,
Горный десант
Где-нибудь
На Казбеке?
Слов патрули —
По отрогам
Ввысь!
С разных сторон
И — к пику!
Так надоела сладкая жизнь,
Райская земляника.
В наших широтах
Ее не счесть.
Давимся,
Но глотаем.
Сны,
Как густая медвежья шерсть,
В ночи мои врастают.
Горних вершин не хватает мне,
Душит равнинный ветер...
Белая лошадь
Заржет во тьме —
Черная ей
Ответит.

***
        «Напылили вокруг. Накопытили»
                        Сергей Есенин
Не пора ли нам на волю,
Да на фронт — под плачи жен.
Эх, по рюмке водки, что ли!
И — грузитесь в эшелон.
Забирайте ноутбуки,
Ручки и карандаши.
На хрена вам эти муки,
Эти выверты души?
— Загрузились?
— Погрузились!
Так вперед! Сжигай мосты!
Мы — поэты из России
И примкнувшей к ней Москвы.
Эшелон дал ход — на волю!
Фронта линия близка.
И поет над русским полем
Пулеметная строка.
Просыпаюсь. Полшестого.
Страшен сон. Горька заря.
Подрезает пуля слова
В чистом поле косаря.
Но в глазах еще нет мрака,
Шепчут губы горячо:
«Пузырись, моя рубаха!
Раззудись, мое плечо!»
Я с кровати свешу ноги.
Вот он, двадцать первый век
На моем стоит пороге —
Беспощадный, как абрек.
Нет ни выхода, ни входа,
А за окнами — трава
Мне по пояс. Время года —
Сенокосное. Братва,
Возвращайся! Бой окончен.
И земля нас ждет, как мать.
Слово тайное бормочет
И вздыхает. Видно, хочет
Неразумных нас обнять.
А в полях рассвет клубится,
И из времени реки
Вместе с дикой кобылицей
Восстают родные лица,
Шелестят стихи, стихи...

* * *
           Военному летчику
           Ивану Фомину
Да простит меня совесть
За ночей кутерьму.
Вынес памяти поезд
К огоньку твоему.

Хоть и был он неяркий,
Так себе огонек,
В моей жизни помарки
Разглядеть он помог.

Огонек над Россией,
Незабвенный наш щит.
Вот он светит вполсилы,
Так что сердце щемит.

Все далече-далече,
Все на запад плывет.
И однажды под вечер
Просверкнет и умрет.

Выйду в поле. Как гляну –
Ни былинки окрест.
Сколько русских Иванов
Под присмотром небес!

И ни птицы, ни волка –
Азиатская тьма.
И глаза как двустволка,
Да патронов нема.

ПРИТЧА О ПОРТНОМ
Надоело шить пальто.
Надоело шить костюмы.
Сшить бы Родину,
                          а то –
Что-то стало жить угрюмо.

Не оплачены счета,
За окном рассветик  жидкий,
Разложила нищета
Серым веером пожитки.

Вряд ли даст она взаймы
Хоть какую-нибудь ссуду
Мне до будущей зимы.
Я корить ее не буду.

Все равно не жить в раю,
Так что зря я так лихую.
Я, пожалуй, раскрою
Родину себе другую –

Чтоб удобно было в ней,
Не болталась чтоб, не жала,
Человеческих детей
Никогда не обижала,

Воздавала по трудам
И в столице, и в глубинке,
И вели бы в Божий храм
Все дороги и тропинки…

Меркнет солнце. Слепнет даль.
Свод небесный провисает.
Прочных ниток мне не жаль.
Острие иглы мерцает.

Шью родимую, тружусь,
Вьется, вьется нить живая…
Оборванкой видеть Русь
Не могу и не желаю!

…Полночь. Тени за окном.
Шепот вкрадчивый из мрака:
- Родину кроим и шьем?
Дело странное, однако…

Это что – ночной допрос?
Сердце съежилось от боли.
– Отвечайте на вопрос:
Кто вам шить ее позволил?

Получили где заказ,
И с кого снимали мерку
Втайне от народных масс,
От госдумовцев и клерков?

Чую – козни сатаны.
Отвечаю тьме бесплотной:
– Разве  я не сын страны,
Гражданин ее свободный?

Лучше Бога не гневи,
Отойди, изыдь, химера!
Родину я шью из Веры,
Из Надежды, из Любви…

Тьма свивается в клубок
И скребет когтистой лапой,
И внезапно с воем, с храпом
Пробивает потолок!

И в пролом его тревожный
Льется света благодать…
Продолжать работу можно.
Надо дело завершать.

Вот сейчас стежок последний
Положу. А там – заря.
Приглашу к себе соседей:
- Как вам Родина моя?

Постоят, глаза тараща:
-- Так себе.… И это – нам?
Всю, до ниточки, растащат
По своим глухим дворам.

Будут грохотать посудой,
В ожидании чудес
Выставлять большие блюда.
Может, что падет с небес?

Псы в округе встанут в стойку –
Им бы мозговую кость.

…А с небес – снежок. И только.
Да и тот промерз насквозь.
2006 г.

ЭЛЕГИЯ
Тиха каргопольская осень.
В руинах экстрактный завод.
Никто ничего не выносит.
Никто ничего не крадет.

Ржавеющий прут арматуры
Из щебня нелепо торчит.
Ворона веселая сдуру
Уселась на нем и кричит.

Свинцовое небо в заплатах
Печалится, тайну храня:
Здесь девушка в белом халате
Кормила вареньем меня.

О, счастье! О, тайные тропы!
О, первого чувства метель!
Со стен сам товарищ Андропов 
На нас с укоризной смотрел.

Да, тек тогда водами Нила
Призыв – « Осчастливить народ!»
Что было обещано – сгнило.
А то, что не сгнило, – сгниет.

Пылай, каргопольская осень,
Веселые чувства буди!
Из леса подгруздки выносят,
А грузди еще впереди.

КОЛДУН
В день ненастный, в осеннюю склять
Колдуна схоронили сельчане.
– Ну, теперь заживем мы на ять –
Всласть помучились, всласть помолчали!

И по кругу пустили вино,
И, как водится, развеселились.
Песню б грянуть, да мучит одно –
Глотки есть, а вот петь разучились.

А без песен – какие труды,
А без песен – какая работа!
Наживешь себе только горбы,
И ломоту в костях, и сухоту.

Запечалились. Заволокло
Светлы глазоньки едкой слезою…
А меж тем его время пришло,
И очнулся колдун под землею.

И раздвинув надгробную твердь,
Сел на холмик сырой и заплакал:
– Люди, люди! Да кто ж я теперь?
Схоронили меня, как собаку.

Не забили осиновый кол
В грудь мою. Что же вы, недотепы?
И теперь буду вдвое я зол.
Проложу я к вам черные тропы.

А мечталось мне лишь об одном:
Прорасти на могилке травою,
Чтобы слушал весенний я гром,
чтоб шумела листва надо мною,

Чтобы детки под шутки и смех
Надо мной хороводы водили…
Что ж вы, люди! На вас этот грех –
Кол осиновый в грудь не забили.

И теперь вечно маяться вам
Под моим неусыпным приглядом,
И расти вашим тяжким горбам.
Дуроломы вы!
                   Так вам и надо!

МОИ СНЕГИРИ
Я  впервые увидел их
В тех еще, восьмидесятых,
В пору сладких речей,
Когда меченый тайным клеймом
Искуситель манил 
Всех нас в рай европейского сада…
И «хозяину»  клялся 
Он сердцем России – Кремлем.

Я не главный герой 
Был в задуманной дьяволом драме,
И мой голос тогда 
Не вплетался в восторженный хор.
Я над русской рекой, 
На обрыве, продутом ветрами,
Снегирей северов
Запускал в леденящий простор.

А с московских дерев 
Опадали последние листья,
Из всех пушек ударил 
По Родине капитализм.
Снегири моих чувств 
Не смирились, но в воздухе мглистом
Почернели их крылья -
Явился беспалый Борис.

Наша жизнь, как пустырь
На пути между тьмою и светом.
Было тошно смотреть,
Как, пускаясь в безудержный пляс,
На поминках   страны
Проповедник ножей и кастетов
Нам смеялся в лицо 
И крестился на иконостас.

Как пылали они
В ту лихую и лютую зиму!
Когда я – молодой! –
С непокрытой стоял головой.
Опускались снега 
Беспощадно и невыносимо,
И бесславья туман
Занимался над русской землей…

И сдавило мне горло,
И сердце сковало испугом,
И ослепло – живое! –
И кануло в белую мглу…
А, когда развиднелось
И сгинули бесовы слуги,
То остались лежать
Снегири на кровавом снегу.

И расплавили снег,
И ушли на такие глубины,
Где живой нет воды,
Только мертвая, мертвых мертвей…

Я люблю эту жизнь,
Ее грозы и ливни лавиной!
Только вот не хватает
Мне нынче моих снегирей.

Я в совиные ночи 
Ищу их в глубоких оврагах,
В самоцветной горе 
Проход пробиваю кайлом,
В сталактитовых недрах 
Блуждаю без пищи и влаги.
И все мнится: вот-вот
Промахнут они алым крылом.

И, конечно, на Русь 
Полетят заревыми полками,
И реку моей юности 
Грозный взорвет ледоход.
Я взойду на обрыв 
И вдохну их морозное пламя,
Снегирей отправляя  
В могучий свободный полет.
2012

ВИД ИЗ ОСЕННЕГО ОКНА
1.
Вид из осеннего окна
Крушителен. Прочитан Вертер.
На всем его печать видна,
Во всем архитектура смерти.

Везде костлявой чертежи
Разбросаны. В саду и в поле.
Неторопливые ежи
Их на иголки накололи

И к цели – стройными рядами.
Дрожит стекло в оконной раме.
На крыше громыхает жесть. 
Я должен чертежи прочесть!

2.
Смерть – скука по сравненью с адом.
Они пришли. Взвели курки.
Как Бисмарки, с железным взглядом,
Нацелив в небо игл штыки.

Я выхожу ежам навстречу.
Их глазки красные горят.
А по пятам крадется вечер
Бесшумно, словно конокрад

Его я поступь не нарушу,
И сигаретою шурша,
Вся вывернутая наружу
Зависнет надо мной душа….

Однако следом залп салюта.
Кончины осени. Ура!
Что, розыгрыш? Конечно, круто.
Но после в глубине двора

Я затаюсь и буду долго
Смотреть на ворохи листвы.
Ежи ушли, но их иголки
Кричат во мне: – Идем на вы!

Прошла кленовой перепалки
Весна. И лето сдало пост.
И нет нужды ходить к гадалке –
Чертеж Конца довольно прост:

Крестообразие прожилок,
Фосфоресцирующий свет –
Пусть души листьев еще живы,
Но для меня в них тайны нет

Они не помнят птичьих трелей,
Не слышат хлопанья рубах,

И соловьев, и прочих птах.
Лежат передо мной и тлеют.
В них не живет могучий Бах.

И дольше жить так неприлично.
…Дрожите, смертные, пока
Не извлеку я серной спички
Из спичечного коробка…

Затем церковными свечами
Украшу сад.
Прощальный гром.
Гербарий скорбей и печалей
Горит под красным фонарем.

Так было – до конца недели:
Беззвездье, сумерки любви…
И только ветру  вслед летели
Седые волосы мои.

ПОЗДНЕЕ ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
1.
Теперь, когда свободен я
Ежевечернее, ежечасно
Круги земного бытия
Открыли мне свой смысл ужасный.
Еще глубок свободы хмель,
Из памяти твой лик не вычтен,
Еще поскрипывает дверь,
Еще тепло в моем жилище.
Но как сдержать душевный стон,
Как пережить твое молчанье,
Как выдержать накал и тон
Элегии полупечальной?
Все в мире рвется, и трещит,
И гонит огненные волны…
Совсем не кукольные войны
Опустошают мир.
На щит
Суровой Родины моей
Поднимем гордый дух славянства,
Чтоб одиночества коварству
Не разобщить сердца людей.
Я руку нежную твою
Сожму своей ладонью жесткой.

Довольно слов, пустых и плоских.
Молчи!
Я для тебя пою…

2.
Камнем иду ко дну.
Вот бы сейчас влюбиться
Снова в тебя одну.
Так ведь бывает.
Птицы
Клином идут на юг,
В шорох пустынь,
В безлесье.
Небо – надежный друг
Всем окрыленным,
Если
Ты не бумажный змей,
Словом, марионетка.
Градус души замерь
Ветром,
Соленым, крепким.
Это  морей седых
Северное дыханье,
Этот летящий стих
В новое мирозданье.
Пусть же бурлят ключи,
Камни со дна вздымая.

Имя мое в ночи
выдохни, дорогая!

НОЖИЧЕК
Прошел обильный дождичек.
Достал папаня ножичек.
На наборной рукоятке
Чернью – Логинов Егор.
Нож в порядке. 
Жизнь в порядке.
Значит, в лес,
В сосновый бор.
Я не знаю,
Что за думы
У батяни в голове.
Но он любит черный юмор,
Выпив стопку
Или две...
Но зато в грибные дни –
Чист душой,
Вина ни-ни..
Для него грибы – все в лицах.
Каждый гриб
Как лицедей,
Что мечтает воплотиться
В представителя людей...
У отца характер добрый.
Лес ему – родимый дом.
Отступают все хворобы,
От восторга в горле ком:
– Хорошо-то как,
Сынишка!
Ты дыши себе,
Дыши!
Погляди,
Попался - ишь ты! -
Царь грибов в лесной глуши.
Ножик - вжик!
Мой папка смел.
Воевал. И отсидел.
В сорок третьем снайпер вывел
Пулю-дуру сквозь прицел.
И – сквозь голову –
Навылет.
Не задел мозг.
Папка цел.
Он сейчас цигарку скрутит,
Пустит в небо дым густой.
И над ним
Из всех орудий
Залп ударит грозовой!
Пестерёк
Наш полон. Можно 
По домам.
И ножик –
В ножны.
 
...День к закату.
Смолкли птицы.
–Эй, сынок,
Шагай живей!
Сварит мамка нам грибницу
Из министров и вождей.

БУКВАРЬ
Одни оглашают.
Другие соглашаются.
Вот что значит –
В одной упряжке.
А твердый знак с мягким
Подвыпили и шатаются
По улицам темным –
И думает каждый:
– Вот ведь как история прихотлива…
Все буквы в сговоре,
И только нам здесь
Зубами от холода клацать!
…А ночь плодоносит
И падает к ногам
Черным наливом.
Сейчас твердый с мягким
Начнут брататься.
Чем же закончится это братание
Двух антиподов:
Не надо быть
 Сенекой Аннеем Луцием.
…И будет утро – похмельем, с бранью.
И в букваре –
Революция.
Шипы, свисты, рыки.
Согласные – несогласные.
Уши заткнули гласные:
– Уа! Ау!..
Долой клику!
…И, нервно хихикая,
В уголке, украдкой,
Икает И-краткое,
Донос шифрует
В высшую канцелярию:
– Если кратко,
Дело плохо. Запахло гарью.
Переругались, собаки.
Верните знаки!

***
             Памяти Инэль Яшиной
Год к закату. Калёный. Страшный.
Вот и ещё один поэт
Не смог этот год осилить…
Попрощался Север
С Инэлью Яшиной,
Жёнкой России.
В нашей стране что жизнь, что смерть –
Рядышком ходят…
В ночи прогорклой
Пред образом Богородицы
Оживлю свечу.
Теперь –
Не так горько.
У поэта не так уж много
Горящих строк:
Потому что хочется
Лёгкости,
Воли.
Загляните в душу ему –
Высок
Свод её звездный.
Но от боли
Просыпается сердце,
А за окнами – жизнь.
Слово нас скрепило связью кровной.
Нет у нас, к счастью, других Отчизн.
Правда, Инэль Петровна?
Душа твоя отпечалится,
Вознесётся в зенит.
А весной вернётся на землю,
Точно.
Здесь у нас, конечно, не райский скит…
Но ей так хочется,
А Господь, простит –
Пусть поспит,
Убаюканная
Крыльями Белоночья.
2011

СЕВЕР
Мы братья с ним. Хотя я тоже сед,
Но перед ним не больше, чем мальчишка:
Любитель юшки, мелкий рыбачишка,
Ловец удачи – словом, не аскет.

Мне нужен дом под крышей и очаг.
Нужна еда – не яства сплошь, но все же…
В морозы чтоб шубейка на плечах,
И сапоги на случай бездорожья.

Я загодя, в преддверье холодов,
Рублю дровишки, конопачу щели…
Минуты – в дни, а там и дни – в недели.
Но нет для песен подходящих слов.

И вот когда осточертеет быт
И прочий вздор – иду к таежным схронам,
Где сиверко сопит в еловых кронах
И глухо и простужено ворчит.

Но мне плевать на хляби ноября!
И пусть предзимье нынче затянулось,
Сырое небо источает снулость –
Иду - свищу. Свищу во все края.

А Север – то за мною по пятам,
То забегает чуть вперед – он всюду.

Глядит в глаза, тоскливо, как зануда,
Упорно повторяет по слогам:

« Не слишком ли беспечен ты, мой брат,
в преддверье надвигающейся стужи?
Простуженный – кому ты будешь нужен?
Жизнь просвистишь – кто будет тебе рад?

 Давай-ка, посидим у костерка.
Сегодня одиноко так и зябко.
К тому же Арктика, родная наша бабка,
Грозилась припугнуть тебя слегка.

Да и меня, признаюсь, довела
До ручки эта слякотная сырость…»
И через миг над головою взвилась
слепящая, клубящаяся мгла.

И холодок по сердцу пробежал,
Взорвалась тишина в ушах со звоном.
В лицо вонзились миллионы жал,
Лес огласился воплями и стоном!

О, Господи, помилуй и спаси!
Из круговерти злой, из мглы белесой
Опять явились пушкинские бесы
Со всех дорог завьюженной Руси…

Но я уже затеплил огонек,
Отвоевав у ледяного мрака
Тепла вполне приличный уголок.
– Ну, пошалил. Иди ко мне, однако.

Все улеглось. И дьявольский оркестр
В футляры спрятал жалобные скрипки,
И Север с виноватою улыбкой 
Спустился с прояснившихся небес.

И многое при свете костерка
Я разглядел в туманных очертаньях…
Меня ласкала мамина рука,
Отцовский взгляд –  и тихий, и печальный.

« Все это – я», – мне Север прошептал,
дыханьем легким щек моих касаясь…
Я погружался в сон, словно в провал,
В бездонный омут, выплыть не пытаясь.

Я понимал: забвенья больше нет.
Да, есть уход. Но есть и возвращенье.
Мир соткан из великих превращений,
И жизни гимн – он все еще не спет.

Как глубоко и ровно дышит лес!
Вот – я, вот – Север, вдаль и вширь – Отчизна…
…И если бы не призрак глобализма,
идущий к нам с косой наперевес…
2006 г.

УТРО
Рассвет как азбука. И детство где-то рядом.
И горькой музыки раскаты не слышны.
Ты небосвод ощупываешь взглядом
И разрываешь путы тишины.

И только толпы туч темно-свинцовых
Устало пророкочут вдалеке,
Как шелест трав даст снова силу слову,
А рык звериный мужество строке.

И как дитя, рожденное в мученьях,
Увидев свет и волю дав словам,
Ночной земли невнятное реченье
Уступит место ясным голосам.

Они звенят в российском захолустье,
Пречистые, пронзают дол и высь…
Река времен впадает с гулом в устье,
А дальше света торжество
                    И жизнь!

***
На поклонение Земле
Спускаюсь с неба.
Знать, дело близится к зиме.
И где б я ни был,

Где б ни парил, в каких мирах
Ни жил простыло –
Любовь к земле не умерла.
Лежит Россия

Метельным свитком предо мной.
Листаю повесть.
Гремит во мгле, летит домой
Последний поезд.

И пусть не помнящих родства
Вокруг миллионы –
Нас ждут родимые места,
Березки, клены.

За тем невзрачным бугорком,
Ручьем прозрачным
Еще нас ждет родимый дом.
Там дух чердачный,

Там в паутинных виснут сны,
Былые годы,
И ощущение весны
Живет в природе.

Пусть говорят, что связь времен
Давно распалась,
Что душит нас со всех сторон
Слепая ярость.

Пусть говорят, но, видит Бог,
Сквозь вихрь мутный
День очищения придет –
То день наш Судный.

Не по ранжиру мы стоим
В строю едином,
Где каждый сам собой судим.
Здесь ни седины,

Ни молодость, ни знаний груз,
Ни ярость сердца
Не служат пропуском в Союз
Единоверцев.

Только могущий здесь восстать
Из праха буден
Достоин Господу сказать:
– Да, я подсуден.

Я прожил, аки зверь, в бегах
Всю жизнь мирскую,
Но вновь в родимых берегах
Жить не рискую.

Боюсь свой отчий дом взорвать
Нездешней силой.
… Как первый снег зацеловать
Позволь Россию.

Я очень нежно прикоснусь
К земле губами.
Вы верите, что я вернусь?
Тогда я с вами.

***
Октябрь-студеник просвистел над Россией,
Исхлестаны стылые рощи плетьми.
И я собираю последние силы,
Чтоб в новую зиму достойно войти.

Откуда, откуда во мне пробудились
Упорство и жажда жить наперекор
Всему, что ко мне проявляет немилость,
Всему, что бьет в сердце
                       прицельно, в упор?

Но, видно, не зря терпким потом пропахли
До нитки последней рубахи мои.
Спаленную кровь собираю по капле,
Себя поднимаю как Спас на Крови.

Уже зазвучала свирель снегопада,
Уже просияла симфония льдов.
Морозные розы из зимнего сада
Дыханьем своим отогреть я готов.

Любимым и близким отдать свое сердце.
Простите, что я перед вами в долгу.
Мне если досталось какое наследство,
То лишь это небо да звезды в снегу.

Простите за то, что уйду до рассвета,
Что есть надо мною одна только власть
Еще не ослепшего солнца и ветра,
К которым хочу я губами припасть.

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Комментариев: