3 февраля курскому поэту Юрию Асмолову исполнилось бы 60 лет

Марина МАСЛОВА (Курск)

«ВПАДАЯ В РАДОСТНОЕ ДЕТСТВО…»

 


Марина Маслова и Юрий Асмолов
А станет тяжко – развяжу
Твой узелок волшебный…

У курского поэта Юрия Асмолова на родине больше всего читателей детского и юношеского возраста. Может, потому что сам он был человеком с ослепительно яркой детской душой. Во всём он искал свет и добро. Мир открывался ему в своём искрящем великолепии, как открывается ребёнку новогодняя сказка...

СНЕГОВИК
Солнца улыбающийся лик!
И весь мир в ответ ему смеётся!
Лишь один мой бедный снеговик
Плачет возле яблони – от солнца.

Не река-рекою, бедный мой,
Плачет, попрощавшись с нашим садом:
Знать не знает, что другой зимой
Он сюда вернётся – снегопадом.

И со снегом в сказку я войду,
И, впадая в радостное детство,
Я опять слеплю его в саду
И вложу в него частичку сердца.

Будет он встречать честной народ,
И печаль в глазах людей убудет…
Разве я живу последний год?
Разве больше этого не будет?..

Осенью 2018 года поэта не стало. Но вложенная им в свои стихи частичка сердца навеки оживила его поэзию, и он сам теперь живёт среди нас, то окликая весело улыбающимся ликом солнца, то тихо кружась снегопадом в памятный февральский день…

Родился поэт 3 февраля 1961 года в Курске, но детство прошло в деревне, на хуторе Молотычи, который стал колыбелью его поэтического таланта. Об этом он не раз вспоминал: «…до самой школы жил в Молотычах – с бабушкой Наташей и дедушкой Сашей. Жил, как в сказке: окружённый заботой и любовью. Со мной, как с игрушкой, возились тёти и дядя, которые не очень-то были старше меня. В избушке обитало множество кошек, а ближе к весне подселялись к нам и гусята, и цыплята, и ягнята, и телёнок…  С ними – носастыми-ушастыми, писклявыми, смешными – игрался уже я…»

Из этой сказки детства – и вся его светло-светлая поэтическая стихия. Отсюда, конечно же, и его стихи для детей.

***

Несколько лет назад, в начале июня 2016 года, появилась на сайте «Российский писатель» подборка стихотворений Юрия Асмолова под заголовком «Волшебный узелок». Это были стихи о детях. Помнится, после прочтения душа затрепетала от радости – такими трогательными, светлыми, пронзительно чистыми оказались строчки поэта. Хотелось сразу сесть и написать что-нибудь хорошее об авторе, о его маленьких героях, о волнующей простоте его волшебного поэтического «узелка». Но ограничилась тогда комментарием, где назвала поэзию Асмолова прозрачной, солнечной и наивно-радостной, как бесхитростна и наивна всякая ребячья душа.

Сегодня снова открываю эти стихи и окунаюсь, как тогда, в их ласкающее душу тепло и мягко льющийся тихий свет.

Я зашёл в свою избушку –
Хлебца взял и взял пшенца
И наполнил всю кормушку,
И посыпал у крыльца.

Отошёл и слышу – птицы
Чикчирикают! Звенят! –
Благодарствуют синицы,
Воробьи благодарят…

И подумалось попутно,
Что и здесь, и далеко
Сделать доброе нетрудно,
Стать счастливее легко.


Кажется, тут вдохновенный ответ поэта на давний и всем знакомый призыв Александра Яшина:

Покормите птиц зимой,
Пусть со всех концов
К вам слетятся, как домой,
Стайки на крыльцо.

Вторят они и трогательным просьбам Евгения Носова, что когда-то прозвучали в унисон со стихами Яшина в рассказе «Покормите птиц!» 

Как мы помним, Яшин, по признанию Носова, своей поэтической тревогой «больно пнул» читательскую совесть, и тем подвиг Евгения Ивановича на сочинение собственного рассказа о трагическом зимовье птиц в наших суровых краях. Вот, к примеру, отрывочек про птичку синичку, завершающийся страстным призывом к неравнодушному человеку:

 «Голодное, нищенское существование птиц (как и людей) нарушает свойственное им поведение. Шастанье по мусоркам и задворкам, случайные ночевки в закопченных расщелинах печных труб, в вентиляционных вытяжках и всяческих закутках, источающих самую малость тепла или хотя бы заслоняющих от ветра, со временем оборачиваются тем, что синицы утрачивают свою природную статность и привлекательность, от неопрятности бытия тускнеет, обтрепывается некогда нарядная одежка, приводить в порядок которую постепенно пропадает желание. Из прежних, ладно пригнанных рядков оперения часто выбиваются встрепанные, вывернутые наружу перышки, так и не заправленные снова вовнутрь, как бы сделала нормальная сытая синица. В эту зимнюю невзгоду появляются и просто бесхвостые синицы, не иначе как побывавшие в лапах таких же голодных и обездоленных наших прежних диванных мурлык, некогда мытых шампунем и пухово расчесанных гребнем.
Не доводите, пожалуйста, до этой унизительной стадии наших крылатых единопланетян и начинайте мастерить кормушки».

Стихи Юрия Асмолова вносят свою лепту в благое дело пробуждения добрых чувств, и тоже слегка пинают нашу совесть, чтобы она излишне не умиротворялась, не убаюкивалась «тихим сентябрьским деньком», а вспомнила, что это самое подходящее время, по мнению Носова, начинать строить кормушки и запасаться «пшенцом». А то зима совсем близко, не обмануться бы осенним золотым лучом…

Осень вправду – золотая!
Но сегодня рассвело,
Я как глянул – мать честная! –
За окном белым-бело!

Не до книжек, не до правил,
И не лезет в память стих –
Шапку на уши напялил,
Ноги в валенки – бултых…

Глядь! – А всюду море солнца!
Глядь! – А всюду лужиц тьма!
И капель звенит-смеётся:
«Вот и вся пока зима!»


Жизнерадостные, добрые стихи курского поэта помогают людям согреться. Многие читатели отмечают исходящее от строк поэта тепло, чувствуют переполняющую их душевную щедрость автора, удивляются простоте и легкости его поэтического дыхания. 

А между тем, как заметил в комментарии к «Волшебному узелку» Асмолова один из читателей, «писать стихи для детей труднее, чем для взрослых». Так утверждал любимый многими детьми советской эпохи поэт Корней Чуковский. Можно предположить, что сегодня в Курске дети, по крайней мере воспитанники городского Дворца пионеров и школьников, читают и заучивают наизусть стихи Юрия Асмолова даже гораздо чаще, чем Корнея Чуковского. Хотя бы потому, что наш поэт был прекрасным педагогом, воспитателем, и уже не одно поколение школьников выросло на его детских стихах, постоянно звучащих со сцены Дворца, где его знали и любили многие. Юные читатели охотно отзываются на пронзительную нежность и доброту его стихов.

Васе скоро стукнет – три.
Вдруг он крикнул:
- Посмотри!
Небо! Небо! – Голубое!
И большое-пребольшое!..

До вечерней до зари
Я бродил с Василием.
Вдруг – опять:
- Смотри! Смотри! –
Небо! Сине-синее!
И чуть-чуть оранжевое!..

А потом, похаживая,
Всё меня расспрашивал:
«Кто его раскрашивал?».

Какую мысль затаил поэт, рисуя эти ласковые беседы с внуком? Кто же раскрашивал это вечернее сказочно красивое небо?

Следующее стихотворение подсказывает, что ответ они будут искать вместе:

Подходит ко мне мой внук –
Мой самый большущий друг –
И говорит: – Давай!
Скорей, говорит, вставай!
Пойдём, говорит, со мной…
А я говорю: – Постой!
Куда мы пойдём, куда?
А он отвечает: – Туда!
Пойдём, поглядим вдвоём,
Куда мы с тобой идём.

Первое прочтение этих задорных стихов вызывает улыбку, как только добираешься до двух последних строк:

Пойдём, поглядим вдвоём,
Куда мы с тобой идём.

Веришь, что такое придумать взрослый не может, так мыслят только дети: надо пойти посмотреть, куда я иду…

И не только потому, что дети наивны и просты. Может, ещё и потому, что им открыта тайная глубина мудрости, спрятавшаяся от суемудрых взрослых, уже уставших на своих запутанных путях.

«Пойдём, поглядим вдвоём, куда мы с тобой идём». Это ведь равнозначно известному афоризму: «Дорогу осилит идущий». Пока не пойдёшь вперёд, не увидишь, куда идёшь.

Всё-таки железная логика у этого ребёнка…

И другой известный евангельский афоризм – «Устами младенца глаголет истина» – получает здесь блестящее художественное подтверждение. Глубина этого нового стихотворного афоризма неочевидна, скрыта за детской непосредственностью. А между тем, слова эти можно любому взрослому иногда говорить самому себе, обращаясь к своей душе:

Пойдём, поглядим вдвоём,
Куда мы с тобой идём.
 
Вот в этой многослойности смысловых нюансов и заключается художественная ценность этих строк. Мы видим сцену общения взрослого с ребёнком и одновременно прозреваем некую аллегорию пути человеческой личности со всеми поворотами, остановками и возвратом к истоку, когда засомневается в своей правоте человек, оглянется на пройденный путь и скажет в растерянности сам себе: «…поглядим... куда мы идём…»

Совсем как в христианской традиции, в покаянном каноне преподобного Андрея Критского: «Душе моя, душе моя, востани, что спиши?»

Так что сквозь детскую непосредственность мысли здесь просматривается совсем не детская глубинная суть.

А «мальчонка» подрастает, и они идут дальше:

Иду с родным мальчонкой
По тропке – по лесной.
Там водят хороводы
Опята под сосной.

Там – на сосне большущей –
Столярничает дятел.
Мы с ним давно знакомы -
Он старый наш приятель.

А в стороне мелькает
Сорока-белобока:
Она летит куда-то
Не низко, не высоко.

Кажется, направление задано лирическим героем с самых первых стихов этой подборки. В «Волшебном узелке» стихотворения «завязаны» так, что путь лирического двойника автора невольно прослеживается читателем по содержанию многих текстов.

Вот он сам недавно родился и узрел удивительный мир:

Мне – пять лет...
Глаза горят –
Разгорается закат!
За окном моим рябина
Разгорается без дыма.
Ветер искрами подул –
Как бы дом не полыхнул!..

Вот он вырос и уже родил первенца (как рождает новую жизнь всякое живое семя):

Ну, парнишка! Ну, пожар! –
Мой росток!
А куда б ты побежал,
Если б мог?
Как две капли, на меня
Ты похож:
Среди ночи, среди дня
Ты поёшь…

Потом рядом с Максимкой в стихах появляется братец Андрейка:

Как прыгал радостный Андрейка!
А почему? Да потому:
Танк! Да ещё на батарейках!
Дед наконец купил ему.

За друга радуясь, попрыгал
И пятилетний Николай.
Ещё бы! Это вам не книга:
Попробуй, с книжкой поиграй.


Кажется, строго следил отец, чтобы дети не «играли» с книгами так, как это обычно у них случается. Уж лучше пусть выясняют, как устроен вертолёт… У поэта-отца, заставшего их за этим (всё-таки немного разрушительным) занятием, рождается грустное философское размышление:

И хоть я сам, дожив до проседи,
Великих дел не смог свершить,
Вы вытворять, надеюсь, бросите,
Надеюсь, будете творить.


И уже к повзрослевшим сыновьям он обращается с ненавязчивым отцовским назиданием:

Сам живу я так: считаю счастьем
Домик наш и песни соловья...
Пусть и вам любой туман не застит
Радугу и солнце бытия…


И, наконец, уже третье поколение автобиографических героев Юрия Асмолова возрастает в этой «многолюдной» поэтической подборке. Самые нежные, самые ласковые интонации возникают у автора в стихотворениях, посвященных внуку. Они называются «Стихи о Васильке»:

Василёк мой, Василёк!
Ты росточком невысок,
Но зато большой шалунчик,
Попрыгунчик, хохотунчик.

И хотя едва-едва
Начал связывать слова,
Научил ты, непоседа,
Жизни радоваться деда.

…Стал смотреть я веселее,
И стал песни петь светлее.


Отличительной особенностью поэзии Юрия Асмолова можно назвать эту очевидную родственность, кровное единство образа  лирического героя и автора. Например, в книге стихов «Озимая пшеница» (Курск, 2004) мы не встретим ни одного текста, написанного от лица какого-нибудь абстрактного персонажа – это всецело лирическая автобиография поэта. Говорю именно об этой книге, потому что с неё началось  у меня знакомство с поэзией Юрия Асмолова ещё в студенческую мою пору.

Некоторые тексты этого давнего издания встречаю теперь и в «Волшебном узелке». А вот замечательное стихотворение о вороне Варьке почему-то выпало из поэтического «узелка». Оно, пожалуй, чуть сложновато для маленьких. Но никак не скажешь, что оно не о детях – именно они оказались инициаторами сюжета, не пройдя мимо раненой птицы:

Как-то приносят ворону сыны:
«Можно, побудет у нас до весны?»
Видно, вороне жилось тяжело:
Выдраны перья, повисло крыло.
Больно мне было на птицу смотреть:
Вольная воля ей хуже, чем смерть.
Смотрит просительно в сердце моё,
Разве простительно выгнать её?
Разве не слушал я, как соловья,
Песню, что пели мои сыновья?
«Будем за Варькой ухаживать мы, -
Спрячем Варвару у нас от зимы»…
Месяца три, дебоширя подчас,
Квартировала ворона у нас.
Вся залоснилась она, и крыло
Не волочилось и пол не мело.
А по весне дом покинула мой:
Птица отправилась в небо – домой.
Но спозаранку – кори не кори –
Будит и будит нас криком: «Кар-р-ми!»

Может, и есть тут некоторая монотонность ритма, тяжеловесная для юного читателя. Но в данном случае всё это покрывается и оправдывается «моралью», которая всегда актуальна: мы в ответе за тех, кого приручили. Потому последняя строка выбивается из точной рифмы, акцентируя внимание на птице, делая её главной героиней лирического сюжета, в котором она уже не может обойтись без людей.

Стихотворение  о вороне –  прекрасный урок для сыновей поэта! Как, впрочем, и для каждого читателя. Правда, для жителя деревни это вообще не новая тема – любовь к природе, к живым тварям. Пожалуй, не было в селе ни одного дома, где бы когда-то не приютили раненую ворону, хромого зайца (которого, между прочим, можно было бы и съесть), отставшего от семьи молодого аистёнка или нечаянно упавшую в дымоход и застрявшую там до отлёта сородичей на юг маленькую горихвостку. Жили у нас и захворавшие совы, и наводивший ужас на дворового пса хитрющий ворон Рубин, и застенчивая серая галка, которую укусил за лапку паук тарантул, и, конечно же, ласточки, без конца подвергавшиеся нападениям деревенских облезлых котов. Облезлые они были как раз по той причине, что бдительные мамаши-касатки стремительно пикировали на их спины, выщипывая разномастные клоки.

Так что стихи Юрия Асмолова о вороне-дебоширке Варваре никак нельзя оставить без внимания. Они хороши не только для детей, но и для юношества. А в эту пору самое время воспитывать милосердие и учить добру.

Вообще, этой крупной беззастенчивой птице явно повезло на любовь поэтов. Стихи Юрия Асмолова о вороне пополняют русскую «поэтическую орнитологию» наряду со стихами на ту же тему, например, Александра Блока, Николая Рубцова, Самуила Маршака, Агнии Барто. Причем два последних автора, как мне кажется, сильно уступают курскому поэту в содержательности своих «вороньих» стихов. Мне, к примеру,  странно читать эти вроде бы на детское восприятие рассчитанные тексты:

– Карр! – Ворона прилетела
На дубовый сук.
– Карр! – Другая рядом села,
В бок соседку – тюк!
– Карр, соседка, купим сани,
Коли гроши есть в кармане.
Будем ездить мы с тобой
В Прагу из Либани!

Это стихи Маршака «Две вороны», рекомендуемые «для самых маленьких».  Очевидно,  кроме  звукоподражания («карр») и ритма тут юному читателю больше ничего не предложено. Смысловые отсылки у этих стихов совсем не детские и, пожалуй, прямо противоположные тем, что предлагает Асмолов. Озабоченные грошами вороны? И если бы только блеском… Но тут им навязано «слишком человеческое» желание: вместо свободы небесного полёта – «ездить в Прагу из Либани». То есть из провинции в столицу? (Либань – городок в Чехии). Под стихами «для самых маленьких» кроется авторская социальная идеология?

А вот строчки из стихов Агнии Барто, тоже вроде бы детских:

Как черные кляксы,
Вороны
Уселись на ветке
Зеленой!
Я знаю их чёрные мысли:
Им нужно, чтоб тучи нависли,
Чтоб дождик
Запрыгал по лужам!
А мне он не нужен,
Не нужен!
Но вновь они закаркали,
Прикинулись знахарками:
Мол, будет дождь
Над парками,
Над парками,
Над парками!..

Озадаченным родителям при чтении этих стихов придётся объяснить ребёнку, кто такие знахарки и почему у безобидных птиц «чёрные мысли». Понятно, что и тут игра звуков и ритмов. Но зачем же провоцировать детскую неприязнь к ни в чём не повинным птичкам?..

На фоне этих двух примеров стихи курского поэта представляются мне более одухотворёнными и содержательно осмысленными, насыщенными созидательным смыслом, нежели процитированная выше агрессивная звукопись.

А вот стихи Александра Блока и Николая Рубцова необыкновенно созвучны той же «милосердной» теме, которая волнует и Юрия Асмолова. Конечно, не случайна эта житейская история о вороне Варьке у современного поэта. Не без оглядки на предшественников он писал. Конечно же, держал в памяти их простые и тем ещё более удивительные строки…

Вот ворона сидит на заборе.
Все амбары давно на запоре.
Все обозы прошли, все подводы,
Наступила пора непогоды.
Суетится она на заборе.
Горе ей. Настоящее горе!
Ведь ни зёрнышка нет у вороны
И от холода нет обороны.
(Н. Рубцов, «Ворона»)
Вот ворона на крыше покатой
Так с зимы и осталась лохматой…
А уж в воздухе – вешние звоны,
Даже дух занялся у вороны…
Вдруг запрыгала в бок глупым скоком,
Вниз на землю глядит она боком:
Что белеет под нежною травкой?
Вот желтеют под серою лавкой
Прошлогодние мокрые стружки…
Это все у вороны – игрушки.
И уж так-то ворона довольна,
Что весна, и дышать ей привольно!..
(А. Блок, «Ворона»)

Может даже показаться, что «Ворона» Юрия Асмолова – это своеобразный отклик на две поэтические ситуации: сначала его Варька нуждается в защите и утешении, как пернатая героиня Рубцова, а весной она улетает и радуется приволью, как лохматая от зимних ветров ворона-попрыгушка Блока. При этом у Асмолова тоже, как и у Блока, например, чувствуется характер птицы, её хитринка, но увидено это с жалостью и любовью, с какой-то щемящей нежностью, такой же пронзительной, как у Рубцова: Ведь ни зёрнышка нет у вороны /И от холода нет обороны. Только знающий страдание поэт может с такой жалостью сострадать голодной птице…

Вспоминая процитированные в самом начале стихи поэта про избушку и кормушку, хочется думать, что ворона Варька из книги стихов «Озимая пшеница» обязательно найдёт себе товарищей среди синичек и воробьёв поэтического «Волшебного узелка». В народе говорят: «синица – воробью сестрица». А теперь и ворона будет у них в родстве. То есть всё это прекрасные стихи о детях и для детей. Разница между воронами и воробьями лишь в том, что те смиренно ждут, пока человек наполнит кормушку, а Варвара требует: «Карр-ми!»  Будто знает,  хитрая, что сказал когда-то про ответственность любящих писатель Экзюпери. Так что требовательность её вполне обоснованная...

Правильно делает она, напоминая человеку о его земных обязанностях: приручил зверя – корми, приютил кошку – заботься, подобрал раненую птицу – лечи, а если перелётная – согревай и обихаживай до тёплых весенних дней. И не забывай, что ты хоть и венец творения Божиего, а всё ж таки самый ответственный за всё на земле. И как раз в этой ответственности Господь и положил основу твоего желанного и, кажется, вполне достижимого земного счастья:

И подумалось попутно,
Что и здесь, и далеко
Сделать доброе нетрудно,
Стать счастливее легко!

И мне думается, что многие из нас, взрослых читателей, впадая в радостное детство, ещё не раз самозабвенно увлекутся асмоловскими поэтическими «узелками», умиляясь помягчевшей душой.

 

Читатйте также материал Марины Масловой «ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ!», или КАК МЫ ЕЗДИЛИ СМОТРЕТЬ ТОПОЛЬ ПОЭТА Вспоминая Юрия Асмолова (1961-2018)

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную