Авторская страница Владимира ПЛОТНИКОВА

СЛОВОМЕР
 <<<   Далее           Ранее  >>>

15.11.2015 г.

ТАКАЯ ЛИТЕРАТУРА, КАК И ИСТОРИЯ, ЕСТЬ ТОЛЬКО У НАС!

Отзыв на итоговую статью «КЛИО ТОЖЕ МУЗА!» (материалы первого заседания Совета по прозе Союза писателей России)

«Исторический роман» это всё же достаточно примитивное, однобокое сочинение, выполняющее чаще всего конкретную идеологическую задачу. Как только писатель пытается создать что-то объемное, честное, наконец, оригинальное, его роман или выпадает из жанра, или выскакивает из привычного среднего уровня. Претендует на то, чтобы отделаться от обозначений «исторический».

С учетом, что вывод огласил Михаил Попов (один из, без кавычек, ведущих современных «служителей музы Клио»), то и звучит сие не просто слегка иронически (само-иронически) и двусмысленно, а по-эзоповски подразумевает совершенно иной смысловой ряд.

 

ИМЕЮЩИЙ УШИ ДА УСЛЫШИТ…

И я согласен именно с «подводной частью» тезиса. Более того, в отличие от «актуального» реализма, который чреват невнятными, но амбициозными и не по делу пылкими камланьями на злобу дня, исторический роман более спокоен, обстоятелен, духовит, причудлив – короче, «по винному настоян» (а «истина – в…»). Подчас, и более глубок, даже мудр, ибо опирается на веками настоянную память народа - фольклор.

Оттого и живёт дольше многих сиюминутных мыслей-скакунов, объявленных при их обнародовании «лауреатной классикой» очередного …изма. Вспомните-ка «лидеров соцреалпроката» 1920-1930, за редкими исключениями типа «Как закалялась сталь» и «Поднятой целины». Хотя тут больше героико-романтический эпос...

Зато «Петру Первому» Алексея Толстого или «Цусиме» Алексея Новикова-Прибоя хоть бы хны. С годами всё забористей да вкуснее настоечка!

Как так? А так: в кропотливых историко-художественных исследованиях предпринимаются неспешные попытки, перерыв тонны доступных свидетельств, выискать не наливные взористые зёрна, а глубокие неказистые  корни, от которых пляшет всё, что есть, и что кажется совершенно непостижимым для торопыги реалиста.

Почему, в пику эпатажности, тот и отмахивается от серьёзного анализа: «Чтобы найти ответ, нужна вся сотня лет. Нам же дивить и греметь нужно здесь и сейчас!».

Тут разве в голову придет, что «найденный ответ зарыт пять сотен лет»? При самом своём рождении.

Допустим, сейчас вот все вдруг резко озаботились проблемой из сфер абсурда - «Укры». Казалось бы, совершенно пещерный симулякр в одночасье из области теории – рраз! - становится массово практикующим Големом.

Теперь заметьте: пока человечество, согласно тысячелетней традиции, строго запретив войну во дни Олимпиады, мирно болеет за спортсменов, полтысячи бешеных отморозков в эти самые «заповедные дни мира» льют реки крови, свергают законную власть в древнем русском Киеве, убивают десятки тысяч нормальных людей и, облажавшись во всём, имеют наглость апеллировать к законам Божьим, как «общечеловеческим», словно они тоже - люди…  Притом  что «великан ихний»

 

ГОЛЕМ – ИЗ ГЛИНЫ!

Как всё это понять и совместить с законами природы и общества? «Сенсация» провоцирует «золотушную лихорадку» как бы поисков первопричины нонсенса. Тут главное: кто вперёд и громче?! Ради дешевого «приоритета» даже гибкие и взвешенные умы, утрачивая осторожность, поддаются стадной ажитации, наперебой перекатывая скороспелые и совершенно дикие версии/инверсии.

Для начала затюканная  аудитория систематически отсылается к ошибкам ближней политики после 1992-го. Чуть реже - к замалчиванию западенской и бандеровской темы (а это уже на полста лет глубже). Следующий (один на дюжину) копнёт сгнившие на корню «идеи» Стахурского (Свенцицкого),  Грушевского и Со («истина» не второй свежести, а примерно полуторавековой дряхлости).  А…

Право, а зачем же так зарываться в навоз? «Детско-подростково-юношеская» и дважды экранизированная трилогия Владимира Беляева «Старая крепость» замечательно отразила психологию «грушевских волонтёров» петлюровского призыва. Было это ещё лет 70 назад (непомнящим – у-у-у), причём сделал это «детско-литературный» автор куда лучше и смачнее самого модного и даже модернового бестселлериста. Ибо сам был очевидцем той «трагедии-1918» (в романе он и есть Вася Манджура!), а потом летописцем бандеровских зверств.

И вот, поди ж ты: на новом витке, почти сто лет спустя, «трагедия», как и водится, разразилась тупейшим фарсом с ядовитой тучей смертоносных брызг.

На самом-то деле, всё катком валило задолго до Грушевского. И даже Мазепы. После Унии Польши с Литвою (1569 год, плод – Речь Посполитая) с благословения папы римского иезуиты заслужили карт-бланш на устроение семинарий-коллегий в шлейфе зрелищных «презепий и драматок». Коих устроители-исполнители «тонко и изяЧно» побивали «греховную и еретическую» православную  «схизму», изощренно (иезуитски) вышучивая ее иконостас*.

Да-да, всё начиналось с лихих пародий, анекдотов и монашеских «смехопанорам/аншлагов». По всей им «доступной» и «схизматической» Руси семинарские учни под дрессурой опытных професов обезображивали православные ритуалы и иерархию наших святых, перелицовывая их в «проделки Петьки, Анки и Чапая».

Один лишь гениальный человек - государь Иван IV Васильевич Грозный - дал иезуитам полный отлуп (чего ему Запад никогда не простит). Тогда как просвещённые князья и магнаты (Сангушко, Острожские и Вишневецкие) в южных и западных областях бывшей Киевской Руси не устояли, как и русские литвины-аристократы (Радзивиллы или Сапеги) приняв католический «расстриг». После чего львовские, гродненские и прочие православные братчики были, буквально, вытравлены с карты «цивилизованной Восточной Европы».

Таким образом, уже к началу 17 века сознание недавних русских подверглось растянувшемуся на века переформатированию. С «секс-меньшевистским  апофигеем» в виде «Майдан-2014». Повторим ещё: власть «Пороши» (таящий перво-снег типа полуминутной сосательной конфетки) ниже уровня человеческой морали - в связи с нарушением негласных законов: «Олимпиада – мир, нарушитель - изгой».

Хотя опять же предпосылки возникли задолго до униатства - при том самом Данииле Галицком (середина 13 века), столь ярко выписанном Алексеем Юговым в дилогии «Ратоборцы». Одновременно, не соглашусь с оценкой 2-го томика про Александра Невского. Да, я читал давно - в 7 классе, но по тем впечатлениям могу судить: ребенку в таком возрасте лучше впитывать именно подобные вещи  про Нашего. Это куда историчнее и воспитательнее каких-нибудь игровых викингов, волшебников Мерлинов или Гарриков Поттеров.

Ввиду чего убеждён: исторический роман особенно важен для выяснения и укоренения в массовом сознании ныне «спорных и туманных» феноменов. Ну, а то, что он на русской почве будет сеять плюсовой заряд «православной идеологии», а не «иезуитски-католической», так извините: кажется, уже доунижались, докланялись, досдавались.

Им-то, значит, дозволено, как верно отметил М. Попов: «Как писал Арнольд Тойнби: «армада наших исторических романистов совершила не меньший подвиг, чем наши моряки, разгромившие Великую армаду»».

Мы же, сколь лет ни живём, столько пеплом башку посыпаем за самый «кровавый» российский колониализм, подаривший «несчастным и угнетённым» народам… Кому - «Байконур», кому - национальный алфавит с литературой в нагрузку… Кому - положительную демографию на фоне народов и племен, исчезнувших за века «колониализма хорошего – испанского, британского, португальского, голландского…  А кому-то, наипаче благоттарнеййшему, - и крупнейший в Союзе Ттааллиннссккиийй ппортт  с последующим беспошлинным цвет-мет-транзитом на триллионы ненавистных рублей…

Так что я бы к исторической (особливо, русской) прозе отнёсся поаккуратней – с сочувствием, пониманием и не тталллиннской блЯготтарностью (за которую, по законам природы, некто скоро отффетит).

А то, если высоколобо «срезАть», как у Шукшина, на мелочах, - можно и всю классику распотрошить, вплоть до «Капитанской дочки», восславившей «бунтовщика», и оклеветанного автором Бориса Годунова – по делу первого в истории борца с тотальной коррупцией и голодом (3-летним).  А то что ж? -

 

«ЦАРЬ-ТО НЕ НАСТОЯЩИЙ!»

Или вот тоже, все мы с пиететом относимся к гоголевскому «Тарасу Бульбе». Но не секрет, что при современной методологии оценок, Николая Васильевича, профессионального лектора-медиевиста, раздолбали бы за «фактические ляпы». Бульба, де, русские  столы украсила при Екатерине (Великой). А размытость антуража позволяет разнести повесть сразу аж по трём векам: концу 15-го, 16-му и началу 17-го. Дай тогдашним критикам теперешнюю волю вместо просто восхищения шедевром, глядишь, мнительный автор и спалил бы «Тараса Бульбу», так и не взявшись за первый том «Мёртвых душ».

Или вот тоже, в подходах учёных, берущихся за сложнейшую тему правления Ивана Грозного, величайшего реформатора и спасителя Православия, до сих пор болезненно пульсируют эмоциональные, но замшелые акценты большого стилиста Карамзина и им вдохновленных ивано-фобов (по преимуществу, западников). Но если это касается историков, чего уж говорить про «поверхностный слой» литераторов?

С другой стороны, настоящий художник с его феноменальным чутьём на добро покруче будет сотни записных NN-ведов и биографов. Такого эффекта достигали именно настоящее писатели, а также величайшие актёры в советском историческом кино, которые тонко слышали эхо «памяти народа» - не высоко-научной, а ветхо-фольклорной.

…Фундаментально отлитый Николаем Черкасовым, целиком идентичный идее, выраженной головной песней Сергея Прокофьева «Вставайте, люди русские» Александр Невский! Но выше всех сминающий врагов/друзей, противоречивый державник Иван Грозный… В принципе, Черкасов – самый «самодержавный» советский актер.

Стоп! Николай Симонов. Великим трагиком его назвали при жизни. Случай редкий для нашей «доброжелательной» публики и, особливо, критической. Роли в кино – как горсть золота на тонне породы. Но сплошь  - слитки самородные. И верховный из них, императорский, - «Пётр первый». Больше, чем все историки вместе взятые, Николай Константинович биографически реабилитировал, политически восславил и визуально воскресил образ великого царя, сделав его столь популярным в массах, что никакие поздние опровержения, чаще в виде псевдонаучного очернительства, не могут поколебать рейтинг Петра, как царя-плотника-работника-мастерового-победителя-флотоводца-реформатора, поднявшего Россию на дыбы (не токмо на дыбу).

Но основа-то сценарная чья? Алексея Николаевича Толстого!

 

НЕ ПРОВОРОНЬ БОРЬБУ ЗА ОГОНЬ!

Угрюмый факт, но новая волна «грознокопателей» на порядок грубее и примитивней первой. Те всё-таки любили читать КНИГИ (на бумажных носителях), имели азы логического и системного мышления. Не то, что теперешние резвецы-невежи, питающиеся эрзац-обмылками хаотической липкой «инет-паутины». Да ты прежде, чем брать за основу своего творения пару адаптированных глав того же Карамзина, полистай, для расширения кругозора, изданные труды великого историка Шмурло. Имея от(Личную) точку зрения по самым спорным вопросам нашей истории, Евгений Францевич, вящей объективности ДЛЯ, не поленился тезисно воспроизвести десятки мнений знатоков темы, возможно, ему и не близких! Вот образец историка и научного (гуманитарного – не естественного) подхода.

Ведь, казалось бы, столько издано, ребята! Включи лишь логику и совесть альтернативно «альтернативной истории»!

Умышленно не стану трогать тему РеРе (революция-репрессии), на свежем оселке которой заточена масса актуалок, конъюнктурок и халтурок, скоропортящихся и почти физически дурно отдающих личной нечистоплотностью авторов-шабашников. Да и времени прошло маловато для «панорамного зрения», оттого – сплошь и рядом узкий «тоннельный взгляд», и тот в расфокусе.   

Что резануло: «Отринуть нужно и все тексты типа «Похождения Ходжи Насреддина», всякая превалирующая сказочность запретна. От истории там только костюмы, да еще часто надетые кое-как».

А как же литература?! Задвинем аппетитнейшего Леонида Соловьёва (дилогия о Ходже Насреддине) - одного из редчайших наших талантов, понятого в мире, а главное понятного каждому из  нас! Кто следующий? Лях Тадеуш Квятковский и его «Семь смертных грехов» - безукоризненно стилизованная сатира на тех же иезуитов, к середине 16 века обратавших Польщу!

Эгей, я слышу Савонаролу или Торквемаду? Ну, а без «флогестоновского юмора», - убери мы на полном серьёзе лукавый элемент плутовского романа, что останется-то? Унылый. Только ещё «более сниженными» на их фоне покажутся детские исторические штудии: «Витязь с двумя мечами» Шандора Татаи или полезнейшие историко-просветительские повествования Александра Волкова («След за кормой», «Чудесный шар», «Два брата», Зодчие», «Скитания»). Не говоря про «завиральные», в духе Дюма, похождения запорожцев у Владимира Малика (тетралогия об Урус-шайтане), чудесные заплывы мореходов Николая Чуковского («Водители фрегатов»), дидактические подвиги античных героев Любови Воронковой («Герой Саламина» «Мессенские войны», дилогия об Александре Македонском») и «первобытные трюкачества» у  Рони-старшего («Борьба за огонь»).

Только не окажется ли при этаких критериях вся детская литература обесцвеченной и дистилированной? Если так дело пойдёт, боюсь, руки ребенка до классики вовсе не дотянутся. К тому же, и для советских взрослых времен «застоя» не менее значительной была просветительская составляющая занимательных и многофигурных романов Валентина Пикуля («У последней черты», «Пером и шпагой», «Битва железных канцлеров», «Фаворит»). Так и что: всё это в хлам? Нешто, правда, забыть и задвинуть «за последнюю черту»? Олимпийски  презреть с высоты лет и занудных званий!

Но чу! Уж не та ли самая Клио еле слышно вопиет: «Ваши гиганты тоже ведь стоят на плечах наших титанов, и каждый, без исключения, в свое время допускал промахи, даже ошибки, имя которым: детство, юность - в общем, жизнь, история»…

Или, разве, избегая «высоколобого снобизма», возможно, оставить без заслуженной дани отечественных первоходов в авантюрно-историческом жанре: Ивана Лажечникова, Михаила Загоскина, Александра Бестужева-Марлинского, Даниила Мордовцева, Всеволода Соловьёва, Григория Данилевского,  Николая Греча, Николая Копшина, Рафаила Зотова. А взять Елену Вельтман и её «Приключения королевича Густава Ириковича, жениха царевны Ксении Годуновой» - совершенно незаслуженно забытый и очень вкусный роман о рубеже 16-17 веков, и, наконец, во всём гениального Алексея Константиновича Толстого?! Но «не классика исторического жанра» на взгляд строгих ученых… Смешно! Ибо Алексей Константинович (он же Козьма Прутков) - признанный классик всех жанров!

Разве не так? И разве заданные рамки не обедняют, не упрощают и не калечат, как «ложе Прокруста? Те же «Уральские сказы» Павла Бажова – не совсем сказочная и совсем не детская литература. А всего-то гениальная, причём исторически куда более соответствующая «департаменту Клио», чем реалистически воссозданные, но совершенно мертвые «хроники и полотна» многих и многих авторов, даже из числа здесь приведенных.

Ребята, что ни говори, а палитра тем и хороша, что единит цвета в радугу, а не выдавливает лишь смоль или вату ему, а кровь или зелень -  мне. Ибо всем и каждому надобно - ВСЁ!

 

ПАРУ СЛОВ В ЗАЩИТУ БОЛЕСЛАВА ПРУСА

«Фараон» - первый роман (признанно не сейчас), где научно и системно вскрыта методология массовой манипуляции – на древнейшем этапе египетских жрецов-иерофантов.

Критиковать легко, а ты опиши-ка, ПЕРВЫМ, как жрецы счёты обустроили! Это если не гениально, то близко к тому! Напомним, что тогда (свыше века назад) ещё не была введена в широкий оборот конспирологическая «теория заговора» (за одно это человеку - наше русское «ура»). И то, что теневая власть была всегда, Прус доказывает совершенно чётко, просто, доступно и безукоризненно.

Умный роман – уже немалое достижение при обилии очень и не очень талантливых последышей. Уни(что)жать такого автора – пошло. Подумай, сравнив его литературно с самим собой - но, примерно, век спустя. Поэтому верен: Болеслав живет, будет жив, и не худо-бедно, а как классик, у коего есть ещё «Кукла»!

Ну, а кто не понял, тех будем тупо и нудно просить: «В конце концов, не пора ли  простить пана Пруса за первый опыт, потому что наш «Тарас Бульба» вообще был неуклюж в самых разных отношениях. Кроме  Литературы! Вот и товарищ Прус останется на века, пускай же помнят о то добрые учёные и не совсем»...

Кстати, к вопросу о максимальной исторической добросовестности и точности: почему в дискуссии не всплыло с благородностью имя крупнейшего учёного, художника и сюжетника Владислава Глинки («Бородино», «История унтера Иванова», «Повесть о Сергее Непейцыне», «Дорогой чести», «Русский военный костюм XVIII — начала XX века»)?! Человек, который с чистой совестью и осознанием правды стыдил не слишком усердного в деталях эстета Тынянова?

Это что:

 

БЕЛОГВАРДЕЙСТВО ИЛИ БЕСПАМЯТСТВО?

Да не то, и не это. Потому что, только отняв одно, мы получим однобокое второе.

Когда рождается жанр, к нему много претензий, но задним числом. Притом что каждый из пионеров в разной степени одарён был литературно!

Не стану усердствовать с навязками. Итак, кратко:

Дара историка больше у Фенимора Купера (пенталогия о Натти Бумпо и Чингачгуке, «Шпион»), Проспера Мериме («Хроника времен Карла IX» и пьесы), Вальтера Скотта («Квентин Дорвард», «Айвенго» и др.), Альфреда Виньи («Сен-Мар») и, бесспорно, «детского классика» Р.Л. Стивенсона («Остров сокровищ», «Чёрная стрела» и т.д.).

Зато кто-то из небожителей просто отдал дань моде на сэра Вальтера  Скотта (Оноре де Бальзак  - «Шуаны»). А кто-то ухитрился сделать историю предельно увлекательной во всех жанрах: король сюжета Александр Дюма-отец (трилогия про мушкетеров, трилогия о Генрихе Наваррском, «Асканио»), Конан Дойль («Белый отряд», «Родни Стоун», серия про бригадира Жерара, про пирата Шарки), Майн Рид («Оцеола», «Белый вождь»), Антонин Ладинский («Последний поход Мономаха», «Анна Ярославна королева Франции»), Рафаэлло Сабатини (книги про капитана Блада).

Ещё кто-то на этот же «гвоздь» талантливо насаживал свои историко-культурологические (Виктор Гюго: «Человек, который смеется», «Собор Парижской богоматери», «93-й год»; Гюстав Флобер - «Саламбо»; Дмитрий Мережковский: «Христос и Антихрист», эпопея про Леонардо да Винчи; Иван Ефремов: «На краю Ойкумены», «Таис Афинская»), философские (Томас Манн – не только «Иосиф и братья») и национально-политические (Булвер-Литтон - «Последние дни Помпеи», Рафаэлло Джованьоли - «Спартак», Генрик Сенкевич: «Крестоносцы», «Потоп», «Пан Володыевский», «Огнем и мечом», «Камо грядеши»; Андрей Упит - «На грани веков», Владимир Короткевич – «Христос приземлился в Гродно», «Чёрный замок Ольшаенский, «Дикая охота кололя Стаха», «Колосья под серпом твоим»,) идеи и теории.

Самые непредсказуемые привносили элементы фэнтези и сатиры - Марк Твен: «Принц и нищий», «Янки при дворе короля Артура», «Подлинная история Жанны д’Арк»; Александр Вельтман: «Генерал Каломерос», «Светолславич», «Кощей Бессмертный». А кто попроще, - прямолинейно тяготел к беллетризованной биографии скандальных знаменитостей, чаще еврейского разлива: Лион Фейхтвангер («Гойя, или тяжкий путь познания», «Лже-Нерон», «Испанская трагедия»), Стефан Цвейг (почти нескучные хроники без диалогов), и опять же оба преуспели в своей нише.

Где-то в той же традиции, только с разной долей художественности, занимательности и идеологии надрывались: баронесса Орчи («Лига первоцвета»), Поль Феваль («Горбун»), Морис Дрюон (цикл «Проклятые короли»), Джек Линдсей («Ганнибал», «Подземный гром»), Анн и Серж Голон («Анжелика», уходящая в бесконечность), Торнтон Уайлдер («Мартовские иды»), Ирвин Стоун («Муки и радости»), Андре Моруа («Три Дюма», «Олимпио»), Генрих Манн (дилогия о Генрихе IV), Кен Фоллет («Столпы Земли», «Мир без конца»), Висенте Паласио («Пираты Мексиканского залива»), Норфолк Лоуренс («Носорог для папы римского»)…

 

ОСОБНЯКОМ СТОЯТ…

Уильям Голдинг и Умберто Эко

«Шпиль» - очень исторический, и много больше, а его не помянули. С чего? Когда возводили купол, я, читая, слышал хруст над головой и умолял, чтоб архитектор всё вычислил верно… Есть ещё «Чрезвычайный посол». Но это ближе к Марку Твену и Ивлину Во.

Умберто Эко в каждом историческом набеге чудаковат совершенно по-новому: хазарин, половец, печенег, монгол… Само собой, опытный и пресыщенный знаток всех традиций и стилей, он  не прочь развлечь избранную аудиторию, а то и посмяться над «умниками», но делает это всякий раз свежо и ловко.

«Имя розы»  - средневековая дуэль интеллектов по методу Шерлока Холмса для сведения счетов с идейными антиподами – Хорхе Луисом Борхесом, который, кстати, оставил свой неповторимый эссе-мини-след в философски-историческом жанре.

«Маятник Фуко» - мировоззренчески-сатирический калейдоскоп на тему «У каждого в башке свои тамплиеры» - с кучей культурных отсылок.

«Остров накануне» - любимая тема двойничества со стивенсоновскими мотивами.

«Баудолино» - совершенно оригинальная и вольная пародия на всё схоластическое средневековье с его заблуждениями, лже-пророками, мнимыми святынями и культами…

В конструкции исторического детектива (как и искусствоведческого) особо преуспел Йен Пирс («Перст указующий», «Сон Сципиона»), по крайней мере, приятен для чтения! Где-то рядом довольно давний Лайош Мештерхази с «Загадкой Прометея». И никуда не годящиеся Коэльо, Андахази с их евро-азиатскими наполнителями типа (заполните сами)…

Изумляет, что почему-то не упомянут сверх-могучий нобелевский лауреат Жозе Сарамаго («Воспоминания о монастыре», «Каин», «Евангелие от Иисуса», «Год смерти Рикардо Рейса»), у которого ни на кого не похожи ни взгляд, ни язык с образами, ни подход к трактовке темы художника с обязательным же эффектом двойника…

А, вообще, магический реализм, свойственный испано- и португало-язычной исторической традиции, снимает свой урожай: Франсиско Луке («Луна доктора Фауста», отличнейший роман). Что, увы, дано не всем европейцам: Теодор Рошак, лихо оседлавший «Киноманию», в «Воспоминаниях Элизабет Франкенштейн» исторической лямки не потянул.

Но все же, в том и сила литературы: в отличие от науки, она совмещает, любит и поощряет многообразие красок, приёмов, тем, мировоззрений...

Теперь

 

О РУССКИХ ЛАКУНАХ

Упомянули выдающихся современных мэтров, таких как Владимир Личутин или Дмитрий Балашов и иже. С чем абсолютно согласен. Но почему-то забыли мастера по имени Владислав Бахревский? А он очень хорошо, своеобразно, глубоко, стильно «срисовал» русский 17 век, создав незабываемые образы государей Михаила и Алексея, явление Раскола, фигуры Никона, Аввакума, Морозовой... Плюс образцово преуспел в детской исторической литературе. Наконец, редкий случай, когда современный малобюджетный сериал по его прозе («Раскол») получился интересным и убедительным. Профессиональные художники были восхищены! А я на протяжении месяцев не читал ничего лучше его исторического романа «Свадьбы» о героическом держании казаками Азова против 60-тикратно превосходящих турецких полчищ.

Помимо помянутых в рамках обсуждения, есть ещё и типично «республиканские»: Георгий Гулиа («Фараон Эхнатон», «Человек из Афин», «Сулла»); Олег Лойко («Скорина»). При всей неадекватности позиций некоторых авторов, их историческая проза заслуживает внимания. Скажем, Чабуа Амиреджиби - «Дата Туташхиа».  Ну, многие, советские люди были влюблены в этого героя, потому не станем закрывать глаза, «гадая, кто таков, почему не знаю?»… Да и с чего это, собственно, должны мы открещиваться от, пусть в чем-то тенденциозных (ну, так время и место – те ещё факторы), но прошедших проверку опусов?

Сперва в столбик, а далее – в строку:

Алексей Толстой («Пётр Первый») и Алексей Новиков-Прибой («Цусима») -  великая литература!
Сергей Сергеев-Ценский («Преображение России», «Севастопольская страда») и Леонид Соболев («Капитальный ремонт») - просто!
Вячеслав Шишков - «Емельян Пугачев», «Угрюм-река» (!)
Алексей Степанов - «Порт-Артур» (!).
Владимир Ян - «Юность полководца», трилогия о монгольском нашествии «Чингисхан», «Батый», «К последнему морю»…
Сергей Чапыгин - «Гулящие люди», «Разин Степан»…

Тут-то и становится ясно, что рамки тесноваты. Потому что верней будет поглубже черпнуть.

Николай Задорнов («Амур-батюшка», «Невельской»),
Алексей Черкасов (трилогия «Хмель»),
Евгений Федоров («Ермак», «Каменный пояс»),
Юрий Тынянов («Смерть Вазир-Мухтара», «Подпоручик Киже», «Кюхля»),
Юрий Герман («Россия молодая»),
Лев Никулин («России верные сыны»),
Михаил Булгаков («Мольер»),
Валерий Язвицкий («Иван III, государь Всея Руси»),
Валентин Костылев («Иван Грозный», «Козьма Минин», «Жрецы»),
Сергей Голубов («Багратион»),
Николай Задонский (романы про Мазепу и Дениса Давыдова),
Валериан Правдухин («Яик уходит в море»),
Сергей Злобин («Остров Буян», «Степан Разин»),
Сергей Бородин («Дмитрий Донской», трилогия о Тамерлане «Звезды над Самаркандом»),
Всеволод Кочетов («Угол падения»),
Морис Симашко-Шамис (цикл «Повести Красных и Чёрных Песков» романы «Маздак», «Семирамида», сценарий кино-дилогии о Бейбарсе),
Василий Шукшин («Я пришел дать вам волю»),
Валерий Ганичев («Адмирал Ушаков», «Росс непобедимый»),
Юрий Лощиц («Григорий Сковорода», «Дмитрий Донской», «Гончаров»),
Юрий Давыдов (про мореплавателей и флотоводцев Врангеля, Нахимова, Сенявина и революционера Германа Лопатина),
Игорь Болгарин (серия про адъютанта его превосходительства),
Ростислав Кинжалов (повести про майя),
Александр Казанцев (трилогия «Клокочущая пустота» про Сирано де Бержерака и Ферма),
Анатолий Виноградов («Осуждение Паганини», «Три цвета времени»),
Алексей Иванов («Золото бунта», «Сердце Пармы»)

А сколько еще не читано! Сейчас же у нас жалкая дюжина облицовочных, облизанных столичных «столпов», это про них: «вам – везде». И всё – рупоры, экраны, тиражи.  

Как так? Да просто, после развала советского литературного пространства республиканско-краевая словесность автономизировалась наружно и атомизировалась внутри. Сколько хороших авторов разбросано по краям России и суверенных республик СНГ, Бог весть. О ком-то слышал краем уха, да не дотянулся («Государев наместник» Николая Полотнянко, «Красноярский волок» Леонида Кокоулина или «Кучум» Вячеслава Софронова)...

Один только самарский пласт исторической романистики чего стоит? Ирина Корженевская («Дубовый листок» - о трагедии польского восстания 1861 года), Евгений Чебалин («Гарем ефрейтора» - хирургический разрез темы чеченской депортации-1944, « Безымянный зверь» - история мирового заговора с элементами космогонии), Алексей Солоницын (повествования о царской семье, русских классиках и святых, о гибели Есенина), Владимир Буртовой («Щит земли русской», «Демидовский бунт», «Последний атаман Ермака»), Эдуард Кондратов («Тревожные ночи Самары», «По багровой тропе  в Эльдорадо»), Николай Агафонов («Иоанн Дамаскин», «Жены-мироносицы», книги по истории православия), Евгений Бажанов («Жигулевская вольница»), Дмитрий Агалаков («Аквитанская львица», цикл романов о выдающихся самарцах) и др.

 

ЯДРЁНЫЙ РУССКИЙ… ЭКСКЛЮЗИВ, ЕГО МАТЬ

К примеру, недавно я познакомился с любопытнейшей, ни на что не похожей  книгой уральского краеведа Александра Ялфимова «Живите, братцы, пока Москва не знает». Вторая часть пословицы: «Узнает, плохо будет».

Оторваться русскому человеку от этой книги трудно. Как мёд облизать с руки. Не сразу выходит! Чтоб понятно:  в общем-то, добротное в художественном плане былинно-эпическое повествование о становлении Яицкого казачества и его знаменитом предводителе Богдане Барбаше (Барабоше, Барбоше – в разных источниках). Честно скажу, когда от проникновенных лирических отступлений и забойных исторических экскурсов переходишь к чисто сюжетному повествованию, то эстетически впадаешь в ступор.

Такое обилие ошибок: орфографических, стилистических. Например, одно и то же слово или имя через несколько строк читается «по-другому».  …И лишь некое время спустя привыкаешь к манере автора, ясно вдруг усекнув: это ж приём художника! Ялфимов воспроизводит живой говор  настолько точно, что доктор филологических наук - пас!

И память приходит на помощь: ну да, конечно, в тех же летописях и посольских книгах грамотные авторы, бывает, в одном абзаце по разному пишут одно и то же слово. А в живой речи, уличной то бишь, мы это встречаем повсюду. Три разных по эрудиции и образованию человека одно и то же слово произнесут совершенно неодинаково. Да и один человек в отличных ситуациях выкрикнет его в разно-лад.

Так, может, и не стоит всем следовать «буквалистскому» («аффиксальному» что ли?) правилу. По крайне мере, для концепции Ялфимова это совершенно оправданно. А главное – доказательно! В итоге, ему удаётся так много и сразу: язык сочный, характеры ядрёные, приметы яркие, события выпуклые, - слог свой...

Книгу сравнить не с кем и не в чем.

Это ли не заслуга Художника? Это ли не то, что сделал и что ЕСТЬ?!

А что есть? Первое - своеобразие сочинителя, коего далеко не каждому подкованному стилисту удается достичь!

А для исторического (особенно, русского) полотна – это едва ли не главное, с точки зрения художественной правды. Ровно как и в живописи.

Мы же никогда не спутаем эпического В. Сурикова с декоративным А. Маковским, монументалиста К. Брюллова с «эпизодником» В. Шварцем, «краеведа» К. Лебедева с пейзажистом В. Поленовым; академиста Г. Семирадского с универсалом И. Репиным; мариниста И. Айвазовского с конспирологом Н. Невревым; былинного В. Васнецова с бытовым А. Васнецовым, жанриста А. Рябушкина с баталистом В. Верещагиным, психолога Н. Ге с портретистом С. Присекиным, державного А. Бубнова с житийным П. Кориным, православного В. Нестерова с гималайскими Рерихами, реалиста С. Иванова с символистом В. Врубелем, иллюстративного И. Билибина с размашистым В. Серовым, агрессивно-нордического К. Васильева с изысканно-лиричным Ю. Ракшей? При том, что каждый остаётся большим мастером с фамильнйо кистью!

Но всё это и есть русская историческая живопись. Каждый автор, имея свой почерк, привнёс личную лепту в развитие жанра, наполнение объёма своим, ни с кем не сходственным содержанием, а космического масштаба – духом, мыслью и техникой, которые есть только у нас.

Русских!

Только у нас!

_______________________________________________________________

* КАК ГРОДНО «ПРАВДА» ПОСЕТИЛА. (Глава второго тома романа «Московит и язовит»)

 
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную