| |
* * *
За отцовской избушкой,
От прясла,
Отчеркнувшего маленький двор,
Начинается дивный и ясный,
Весь исхоженный мною простор.
Видишь, в поле сосна, как травинка,
Дальше холм, как под снегом копна, -
Это вечно живая картинка
В нетускнеющей раме окна.
Ну, а дальше,
Омытая синью,
Нежнозвучна, библейски чиста,
Во все стороны света – Россия,
От сосны до звезды – высота!
* * *
Ты забралась в такие дали, Русь!
Тайга, тайга – темнее всякой тучи.
И, глядя в небо, я не разберусь,
С каких широт несется ветр летучий.
Он обвевал изнеженный Париж?
Трепал халат на Азии раскосой?
А ты его встречаешь и паришь
В цветастом платье клевера и проса!
Крестьянские заботы не новы,
Судьба полынным запахом прогоркла.
Но небо! – от библейской синевы
Слезами перехватывает горло!
Над этой одичавшею рекой
Твой говор мягче шепота и плеска.
Твоею материнскою рукой
Даль разнята, как в доме занавеска!
Темь волчьих троп
И лунный свет гольца
Равно в твоем замешены стакане.
Ты первой с полусонного лица
Зарю смываешь в Тихом океане!
* * *
Все луга ночные в свежих копнах…
Позабудь о жалких упырях
При таких дородных и спокойных,
В шлемах по глаза, богатырях.
Даль ясна.
И золотистым воском
На покосы капает луна.
Встала Русь своим крестьянским войском,
И необорима, и вольна!
* * *
Всего-то и было:
Утрами
В печурке гривастый огонь,
В окне, будто в сказочной раме,
Поляна, дорога и конь,
Под желобом звонким у дома
Горящая в бочке вода.
Библейская тишь окоема.
Привычна.
Всесветна.
Свята...
РУССКАЯ ДУША
Видать, за то, что страждущим и сирым
Ты все отдать готова до гроша,
Тебя торговцы, правящие миром,
Судить берутся, русская душа.
Но на земле уже дано известно,
К кому слетают ангелы с высот.
Небесной силе на Руси не тесно.
С небесной правдой ей всегда везет.
* * *
Я стоял в этом храме
Под куполом дня,
И глядели страдальцы
С икон на меня.
О страданье!
Свое роковое крыло
Надо мной простирало не раз уже зло.
Эта птица клевала мне сердце не раз.
Эта птица терзает отчизну сейчас.
И терзает, и топчет родных мне людей,
И клюет их сердца все лютей и лютей.
Но откуда-то сверху,
Увиделось мне,
Тонкий свет появился
В небесном окне.
Все смелее, все ярче охватывал он
Лики многих страдальцев, смотревших с икон.
И душа потянулась туда, где светло,
И сказала себе, что не вечно же зло,
Что, крепка и смиренна, любая душа
Против зла не боится в миру мятежа.
И Георгий с копьем,
И незримая рать
Знают, что на Руси
Есть за что пострадать!
ТОРГОВЦЫ
Сколько жили –
Всегда торговали
И поставили дело свое
Выше радости, выше печали,
Выше жизни и смысла ее.
И всегда, где темнее и глуше,
Где барыш предвкушали большой,
Покупали безвольные души
И своей торговали душой.
А с нечистой, базарною силой
Да с отрыжкой от царской ухи
Ну, скажите, зачем им Россия,
И тоска,
И восторг,
И стихи?
Всё для них это серо и нище,
Это все – стороной, стороной…
Ведь торговец и любит, и ищет
Не страну,
А торговцев страной.
БОМЖИ И ДЕМОКРАТЫ
Они похожи, скажем смело
И против правды не греша.
У первых дурно пахнет тело,
А у вторых смердит душа.
* * *
В стране путан и наркоманов,
Писак продажных и судей
Всё больше липовых вождей,
Всё громче грохот барабанов.
* * *
Не знаю, зачем они копят
Свою золотую лузгу,
Коль завтра их в гроб заколотят,
Доверят глухому леску.
Не знаю, зачем они ставят
Судьбу на бессмысленный кон:
Ведь нами уверенно правит
Один справедливый закон,
Что бедного путь не позорен,
Коль он поделился с людьми
Хотя бы лишь горсточкой зерен
Святого добра и любви!
* * *
Я не знаю названия странной болезни,
Что терзает с рождения душу мою.
В зимнем поле замерзли раздетые песни,
И слова их остались в снегу, на краю.
Их нашла моя мать – молодая возница.
Привезла их в санях, на смолистом возу.
И брала их на жатву, солдатка и жница,
И всегда в них купала крутую слезу.
Как любила она кипятковое слово,
Как плескала на стылую землю слова,
Обжигая нечаянно душу мне снова, –
Только мама имела на это права!
В зимнем поле я слышу сиротские песни.
Ты, судьба, мою душу опять не трави!
Я не знаю названия странной болезни,
Что, как всякая боль,
растворилась в крови...
* * *
Кому, как не юным, и петь.
Их песня – сама легкокрылость,
Пока краснощекая медь
Седым серебром не покрылась.
А возраст в замесе любом –
Тяжелый и темный осадок.
Пой, юность, – над розовым лбом
Дымок вдохновения сладок!
Не думай, что старость права,
Не слушай всезнающий шопот.
Точнее подскажет слова
Прозренье твое, а не опыт. |
НАД АНТОЛОГИЕЙ ПОЭЗИИ
Средь многих громких антологий
В не лучший день
Еще одна,
Чтоб убедился критик строгий,
Что муза нынче не бедна.
Она несет душе, что слепа,
Прозренье вещее свое.
Ведь глубже недр
И выше неба
Гнездятся истины ее!
* * *
Серебряный топот,
Малиновый звон –
Звучит на родном языке.
И кажется, что волшебство испокон
Гнездится в обычной строке.
Когда опьяняет дыханье цветов,
Осенняя роща слепит,
Тогда начинается магия слов,
Тогда красноречье не спит!
Как будто бы кто-то торопит:
Пора,
Уже наготове слова:
«Речушка лопочет.
Курится гора.
Бесшумно течет синева…»
ЖАВОРОНОК
Пой, дружок, поднебесное чудо,
С белотканных своих облаков.
Твоя песенка льется оттуда,
Где рождается слово богов.
Даже куст, надо мной нависая,
Потянулся к тебе в этот миг.
И смеется девчонка босая,
И потерянно плачет старик.
Потому что душа человека,
Та, что страждет, и та, что поет,
Догадалась давно, что от века
На земле и на небе живет.
* * *
Я опять говорю тебе: лада,
Ты в сияющем круге земли.
Небосвод – золотая палата,
Ослепительны стены вдали.
Я не вижу ни поля, ни луга,
Я не слышу ни ветра, ни вод.
Только с губ твоих жаркая вьюга,
Обжигая мне сердце, плывет.
Эту сладость попробуй попей-ка
Из наполненных нежностью сот.
То, что было доныне, - копейка,
А что будет – и вовсе не в счет!
* * *
Ты вошла, молода и беспечна,
Ворвалась, весела и нова, -
И на окнах, темневших отечно,
Заметалась огнем синева!
Так врывается только свобода,
Так собраться в дорогу велят:
Под упругой дугой небосвода
Колокольцами звезды звенят!
ТАНЯ -ВАНЯ
На пригорке дом
Да баня.
У больших ворот – скамья.
Кто живет здесь?
Таня-Ваня.
Деревенская семья.
Вечер первого свиданья
Там, в немыслимой дали.
А они все:
– Таня!
– Ваня!
Разучиться не смогли.
Не о масле и сметане,
Не о злате-серебре:
– Таня!
– Ваня!
– Ваня!
– Таня! –
Только слышишь на дворе.
И полвека у завалин
Меж соседей та же речь:
– Чей теленок?
– Тани-Ванин...
– Таня-Ваня топят печь...
Чья-то зависть за словами,
Чьё-то сердце защемит...
Над скамейкой Тани-Вани
Тополь молодо шумит!
* * *
Я помню,
Мама не купила
Жакет из тонкого сукна.
Как огородная крапива,
Ее ужалила цена.
Чудесной вещью любовалась
В торговой лавке долго,
Всласть.
А дома только засмеялась,
Что так обидно обожглась.
И я жалел ее украдкой…
Но не забыв, что мы вдвоем,
Она все прятала заплатки
На старом платьице своем…
* * *
И все-таки главные песни
Поэт посвящает любви –
Не попранной чести,
Не мести,
Не клятвам своим на крови.
Не надо ни льстить
И ни клясться,
Ни в медные трубы трубить,
А только любить
И бояться
При жизни своей разлюбить.
Принять нищету и безвестье
И слиться с другими людьми,
И выстрадать главные песни,
Заветные песни любви!
* * *
Живи, как в последний день.
Пиши, как в последний час…
Любое из добрых дел
Пусть будет не напоказ.
Любое из певчих слов
Пусть дышит твоей судьбой.
Завет для творца не нов:
Останься самим собой.
Но выше всех слов и дел
То ль заповедь, то ль наказ:
Живи, как в последний день,
Пиши, как в последний час!
* * *
Горит вечерний окоем.
Цветет полынь на косогоре.
И словно женщина – платком,
Шипучим шелком машет море.
Я не забуду этот мир.
Я сохраню в иных пределах
Тот запах, что меня томил,
Тот гул, что плыл на гребнях белых.
Цените родину, друзья!
Пусть наши плачущие души
Возьмут с собой, о ней грустя,
Луч на воде и тень на суше!
* * *
Задыхаясь от нежности,
вновь прошепчу я: «Россия!»
И услышу вдали, за тайгой,
соловьиную трель.
И увижу, как сосны в полях
сорванцами босыми
На зеленом ветру
провожают со свистом апрель.
И припомню,
как блещут созревшие майские росы,
Мечет солнце из туч
оперенную синью стрелу…
Bам не смять бирюзового шелка
небес наших,
грозы,
Не порвать вам
серебряной русской дороги
струну!
Вот опять облака
по-весеннему запарусили,
Распрямилась трава,
задымилась таежная прель…
Задыхаясь от нежности,
вновь прошепчу я: «Россия!»
И услышу вдали, за тайгой,
соловьиную трель. |
