ДЛЯ ТЕХ, КТО ВЕРИТ В СИЛУ СЛОВА...

В последний день осени состоялась презентация первой книги поэта Григория Шувалова «Весточка». Скромная книга «карманного» формата в мягкой обложке на фоне бесконечного развала внушительных томов автобиографий спортсменов, артистов, писателей, бизнесменов, политиков и прочих уважаемых. Но именно в этом я вижу символ поэзии – когда в малом скрыто большое. Оставляя разбор самих стихов критикам, хочу сказать о том, что мне кажется наиболее важным.

О девальвации слова и образе поэта. Стоит нападающему забить гол – он «герой». Певичке спеть песенку – она «звезда». Ребенку нарисовать домик – он «гений». Понятно, что в рекламе, которой нас обрабатывают, продавец всегда будет говорить «восторг» и «чудо» даже про салфетки. Но стоит ли переносить это в свою жизнь, на своих детей?

Формализация понятий, событий, отношений и, как следствие, самой жизни ведет к пустоте, единственное мерило которой - время и деньги. Жить в таком формальном мире смертельно скучно.

Я много раз слышал от совершенно разных людей, что современной поэзии не существует. Но почти вся реклама худо-бедно зарифмована. Поздравления по радио тоже, почему-то, обязательно в стихах. В интернете – легионы и легионы стихотворцев. За этим маскарадным рифмованным шумом читателю никак не разобрать верное слово. Поэтому, кого ни спроси, современными поэтами называют или, по инерции, «шестидесятников» или «интернет-звёзд» типа Полозковой.

По пути на презентацию книги Шувалова я увидел на Арбате другого автора, гордо читающего свои очень слабые и, само собой, претенциозные стихи, стоя на тумбе. Увы, типичная картина. Слушателей было мало, и автор им объяснял, что большинство не интересуется искусством, большинству не нравится поэзия вообще и его в частности, но он не унывает и сейчас прочтёт им, избранным, ещё один шедевр.

Сколько подобных крикунов повсюду. Есть и просто буйные помешанные, есть и тихие «ботаники», есть «бродские», «есенинцы» и комбинации всех мастей. Есть подражатели подражателям и прочие ряженые.  И ведь не только в поэзии. Вместо мастеров своего дела повсюду мелькают какие-то карикатуры на политиков, священников, телеведущих, начальников, дворников. Поэт по такому шаблону представляется максимально нестабильным, асоциальным элементом даже в кино. В фильме «Есенин» он, в исполнении Безрукова, криклив и неадекватен, но на то и поэт! Ух, какой! Творческий человек уже как будто обязан быть жеманным маргиналом в стиле «джигурда».  Полный шоу-бизнес.

И даже если вдруг кто-то остановится из любопытства послушать, что же кричат эти люди у памятника Маяковскому или Есенину, то через минуту плюнет и пойдёт дальше, проклиная свою наивность.

Очень хочется, чтобы тот постыдный, скоморошеский образ поэта, который сформировался с подачи самих крикунов и СМИ, остался в узком жанре нехитрых развлечений. Чтобы каждый человек понимал, чувствовал разницу между профессионализмом в спорте и истинным героизмом, соблюдением постов и верой, желанием и любовью, угодливым патриотизмом и патриотизмом, рифмованными текстами и настоящей поэзией. К сожалению, пока слишком многих кормит размытие границ этих понятий.

А вот для тех, кто верит в силу слова, кто устал от профанации во всём, кто хочет жить в настоящем мире, с его трудностями и радостями, есть хорошая новость. Она в том, что современная поэзия существует. Что русская поэтическая традиция не исчерпала себя. Что среди наших соотечественников есть поэты, пишущие не только качественно, но и одухотворенно. И это не очередная нарочито грубая интернет-девочка, не сальный верлибрист-эквилибрист, не рэпер, поливающий грязью другого рэпера.

Новость в том, что можно взять в руки книгу стихов современника и почувствовать, что ты не одинок. Что настоящим поэтом и в наше время может быть нормальный, зрелый, работающий человек, не наблюдающийся ни в психологическом, ни в наркологическом диспансерах. Человек, знающий жизнь не понаслышке, живущий среди нас. Человек, смело говорящий от сердца, без истерики и эпатажа, на самые важные темы живым и понятным нам языком. Вот такая добрая «Весточка» накануне зимы.

Иван АЛЕКСАНДРОВСКИЙ

Григорий ШУВАЛОВ

ЛАДВА
В низине средь сосен и ёлок
хлебнувший страданий и бед
затерян карельский поселок,
где я появился на свет.

Рекою от уха до уха
разрезан на две стороны.
разруха, разруха, разруха,
как после гражданской войны.

Зачем же я здесь очутился
и не позабуду никак
квартиру, в которой родился,
и Ленина ржавый пиджак,

мосты и развалины храма,
который погиб от огня,
то время, где папа и мама
немного моложе меня.

Да, были и ахи, и охи,
но всё же горели огни,
а мне от прекрасной эпохи
остались осколки одни.

И я не найду теперь средство,
движение лёгкое, чтоб
опять превратить это место
в сверкающий калейдоскоп.

МОРСКОЙ БОЙ
Начиналось всё бойко и дерзко,
а потом развалили страну.
Из скупого советского детства
я запомнил игрушку одну,

что стояла в ДК неизменно,
фантастических звуков полна:
в ней гудела ночная сирена
и шумела морская волна.

Я пятнашку ей в брюхо закину,
и прицелюсь, и кнопку нажму,
и торпеда, разрезав пучину,
со всей дури ударит в корму.

Я не ведал расстрельной свободы,
потому не боялся её –
философские шли пароходы
через горькое детство моё.

Я теперь научился толково,
не теряя в сраженье лица,
направлять бронебойное слово
на людские умы и сердца,

ни себя, ни других не жалея,
научился судить обо всём,
и стреляет моя батарея,
как и в детстве, прицельным огнём.

МЁРТВОЕ ВОЛНЕНИЕ
        Кто на море не бывал,
        тот досыта Богу не молился.
                (русская пословица)
С друзьями об истине споря,
я выпил воды и огня
и плюхнулся в Чёрное море,
и море схватило меня.

От берега я удалялся,
волнением мёртвым влеком.
Боялся?.. Наверно, боялся.
Но я говорю о другом.

В обители хищной природы
я трепетным сердцем постиг
величие древней свободы,
которой не знает язык.

Я стал бы, наверное, морем,
в воде растворился, как соль,
легендой, нелепостью, горем,
но я не сыграл эту роль.

Я даже не вспомнил о Боге
и был опрокинут волной,
но чудом почуяли ноги,
не бездну, а твердь подо мной.

И понял я праздный мечтатель,
что жизнь свою прожил шутя.
Потом появился спасатель
и вывел меня, как дитя.

Слетелись, как гарпии, люди:
поэты, зеваки, врачи.
Я даже не думал о чуде,
поэтому здесь помолчи

о смерти, которая схватит
и станет пределом всего,
иначе таланта не хватит,
чтоб выразить волю Его.

* * *
                  Жили они долго и счастливо
                  и умерли в один день.
                  (из русских сказок)
Классно тем, молодым и влюблённым,
что летят по путевке в круиз,
а их лайнер над солнечным склоном
неожиданно падает вниз.

Лучше так, пусть летят из круиза –
отдых тоже теперь не пустяк,
и уже проштампована виза,
и запилены фотки в «Контакт».

И осталась минута до взрыва…
полминуты… и скоро рванёт.
Он глядит на неё молчаливо
и до боли за руку берёт.

Да, родители будут в печали,
будет водку глушить лучший друг,
но зато они горя не знали,
не хлебнули измен и разлук,

и друг друга уже не обманут,
и любовь свою не предадут,
взявшись за руки, так и предстанут
на последний, на божеский, суд.

Ну а нам, друг от друга уставшим
и в глаза научившимся лгать,
много раз свою честь потерявшим,
о таком можно только мечтать.

С высоты самолёт наш не падал,
теплоход не стремился ко дну.
Здесь – мы жизнь свою сделали адом,
там – и вовсе гадать не рискну.

Что ж спасибо, судьба, за науку,
что открылась уму моему.
Просто дай на прощание руку,
я её напоследок пожму.

* * *
Этой ночью мне спать не давал соловей,
он всю ночь распевал для любимой своей.

Если б мы с тобой ночью сидели вдвоём,
я бы тоже, наверное, пел соловьём.

Но спокоен отныне мой скорбный приют,
больше певчие птицы здесь гнёзда не вьют.

Впрочем, песня меня бы уже не спасла –
в моём сердце не лёд, а осколок стекла.

Замолчи соловей и людей не морочь,
пусть глаза мне закроет косматая ночь,

упаду мертвецом я в объятия сна,
мне гораздо нужней темнота, тишина.

Ну а ты улетай, чтобы встретить зарю,
и не слушай, безумец, что я говорю.

ВЕСТОЧКА
За окнами – дудки и клевер,
местами мелькнет зверобой.
Прямую дорогу на север
цветы нам укажут с тобой.

Я весточку ближним отправлю,
столичные сброшу тиски,
усну и проснусь в Ярославле
в предчувствии русской реки.

И, за руки взявшись, недолго
мы будем смотреть в темноту,
где плещется сонная Волга,
горят огоньки на мосту.

Хотя ничего не исправить
в разбитой годами судьбе,
за эту нелегкую память,
родная, спасибо тебе.

Спасибо тебе за немилость,
которая ждёт впереди.
Из сердца любовь испарилась,
но плещется Волга в груди.

* * *
Здесь, на окраине Третьего Рима,
время проносится неумолимо:
вечная спешка, работа, дела –
я не заметил, как осень пришла.

Быстро природа сменила свой статус,
я не заметил, наверное, старость
память мою сигаретой прожгла.
Я не заметил, как осень пришла.

Листья, как деньги, шуршат под ногами:
даже сравнения просятся сами.
Город накрыла вечерняя мгла –
я не заметил, как осень пришла.
 
Осень настала, а я не заметил,
как драгоценного гостя не встретил.
Нынче она у чужого стола.
Я не заметил, как осень пришла.

* * *
Я тебе, подруга, растолкую,
расскажу, как есть, начистоту,
я любил одну, потом – другую,
а тебе оставил пустоту.

Пустота – неправильный подарок,
но его ты не вернёшь назад,
мы зашли под свод сосновых арок,
покидая наш пансионат.

Я с начала знал, что проиграю,
что судьбы острее лезвиё,
но ещё в уме перебираю
имя королевское твоё.

После в интернете пощебечем,
чтоб забыть друг друга навсегда.
Девочка уедет в Благовещенск,
а потом настанут холода.

* * *
Мужик за забором, он красит забор,
который меня разделяет и двор,

элитного дома он страж и газона,
а возле забора подохла ворона.

Сидеть на заборе придётся не ей –
она уже стала добычей червей.

И мимо забора сквозь сон и дремоту
как офисный червь я ползу на работу.

Пусть мысли о смерти совсем не страшны –
зачем же ворона с моей стороны?

* * *
Последняя радость осталась – дорога,
она начинается прямо с порога,

идет мимо школы, петляет дворами,
её я измерил своими шагами,

за школой её перерезал трамвай,
и сам я себе говорю – не зевай!

А дальше она поднимается в гору,
с которой катаются в зимнюю пору,

потом она между деревьями вьётся,
и кто-то навстречу тебе улыбнётся.

Дорога похожа на школьную пропись…
Как жаль, что она упирается в офис.

* * *
С утра проснёшься на работу,
а день такой же, как вчера.
Попил чайку, прогнал зевоту,
уж на работе быть пора.

Идёшь и думаешь о разном:
о смысле жизни, о судьбе,
о нашем мире безобразном,
и вдруг привидится тебе,

как будто ты один в ответе
за этот дикий вертоград,
но так же умирают дети,
и так же нищие смердят,

низы молчат, верхи воруют,
сосед спешит за наркотой,
и так же женщины торгуют
своей фальшивой красотой.

Бушуют войны и раздоры,
в умах разруха и бардак,
и бесполезны уговоры
и обещанья райских благ.

И ты уже придумал кары:
болезни, бедствия, потоп,
готовишь бури и пожары
и истребление нон-стоп.

Готов разрушить всё на свете,
сам свет тебе уже не мил.
Но вот во двор выходят дети,
и ты прощаешь этот мир.

ФАНТОМ
Презирая московскую скуку,
я остался стоять на краю,
я тебя потерял, словно руку
в беспощадном ненужном бою.

Это станет уроком потом нам,
а сегодня потеря легка.
Дорогая, ты стала фантомом,
и в могиле истлела рука.

И неважно теперь, что там было,
как подумаешь, всё ерунда.
на горе зеленеет могила,
но бывают минуты когда,

непогода ли в том виновата,
непонятно, короче, в чем соль,
настигает меня как расплата
за ошибку фантомная боль.

И хожу я весь день инвалидом,
и тоскливо, хоть плачь, на душе,
и неясно чего же болит там –
вроде всё отболело уже.

* * *
Забудь про былое, нажми тормоза
и с небом осенним напрасно не ссорься,
я кровью заката испачкал глаза,
тебя я не вижу, прощай, моё солнце.

Меня не спасут нашатырь и бинты,
не смогут меня откачать санитары,
чтоб сердце моё не покинула ты,
осталось красиво уйти под фанфары.

И больше не думать о самом простом,
ведь в пропасть уходит любая дорога
и чувства вовеки не станут мостом,
всё это – издержки красивого слога.

Не надо любовь превращать в балаган,
довольно тревог и метаний по краю.
В обнимку с реальностью ходит обман,
но я больше в этот обман не играю.

* * *
Как слюбится, так и разлюбится,
природа, наверно, права –
в оазисе ищет верблюдица
места, где сочнее трава.

Жевать бы жвачку колючую,
с полынью мешать саксаул,
да встретил её неминучую
и жизнь словно в карты продул.

Всё верится – вот настоящее,
а не мимолётная блажь,
лишь с виду картинка блестящая,
на деле – обычный мираж.

Дотронься рукою до воздуха –
пройдёт по картинке волна,
искал я покоя и отдыха,
но в сердце и в мире война.

Грохочет салют над столицею,
девчонка со спрайтом стоит,
толпу окружила милиция,
по телику кто-то убит.

Вгрызается в мозг информация,
на башне салат из знамён,
и гибнет великая нация
под натиском пришлых племён.

Господне свершается мщение,
прогресс по наклонной идёт,
и только одно ополчение
надежду и гибель даёт.

Вверх

Комментариев: