Пёс

Как-то раз я был на даче у своего дружка, и его жена попросила меня сходить с их девятилетней дочкой Люсей в ближний лесок, пособирать ягод, пока будут готовиться шашлыки. Погода стояла сухая и жаркая, солнце слепило так, что глаз не поднять; ягоды в невысокой траве, откуда при каждом шаге рассыпались кузнечики, были поджаристо-красные, но мелкие, сухие и жесткие. Насобирав пол-литровую баночку, мы пошли назад.

– Прям строят и строят, – недовольно говорила Люся, когда мы шли мимо почти уже поднявшегося к крыше довольно большого трехэтажного красно-кирпичного коттеджа. – Скоро весь лес застроят.

– У вас закурить не найдется? – спросил из-за невысокой металлической ограды стройки по пояс голый, худощавый,  коричнево загорелый человек лет сорока. Он был в темных очках, на голове косо сидела неопределенного цвета матерчатая кепочка, грязные рабочие штаны были заправлены в подвернутые голенища перепачканных раствором сапог.

Я свернул к нему.

Люся вдруг вскричала:

– Ой, Чапа! – и помчалась навстречу бегущей по дороге собаке, похожей и на дворняжку, и на спаниеля. – Дядь Коля! – обернулась она на бегу. – Я к нам!

– Беги, я подойду! – крикнул я и протянул через ограду пачку сигарет. Строитель взял одну.

– Кому виллу строите? – спросил я, щелкая зажигалкой и давая ему прикурить. И закурил сам.

Он жадно затянулся. И, усмехнувшись, ответил:

– Богатым людям.

– От организации или как?

– Сами по себе... Бригада у нас... пятеро... Здесь и живем, – показал он рукой на палатку, стоявшую по ту сторону стройки, за оградой, у картофельного поля. – Здесь и готовим. На выходные уезжаем домой, набираем продуктов и опять сюда на неделю... Вот, с куревом на этот раз не рассчитали...

– Возьмите, – протянул я сигареты.

– Нет, нет. Спасибо. Двое наших в магазин пошли, сейчас принесут.

– Давно строите?

– Да уж третий месяц. Должны скоро закончить, месяца через полтора.

Я оглядывал двор стройки, где среди штабелей кирпича, хорошего, качественного, стояли «ЗИЛ» с подъемным краном и бетономешалка; у освещенной солнцем стены сверкали белизной великолепные доски, рядом были навалены мешки с цементом и рулоны рубероида, стояли фляги с олифой и краской... Настоящее богатство!.. У другой стены, в тени, стояла странного вида собачья конура – без передней стенки и размером гораздо больше обычной конуры. В полумраке был виден клок черной шерсти. Похоже, собака спала.

– Платят-то хоть ничего? – поинтересовался я.

– Не жалуемся... 

Я уже хотел было идти дальше, как вдруг из конуры послышался кашель, и я увидел, что там вовсе не собака, а... человек!

Он вылез на четвереньках, гремя цепью, спадавшей от ошейника на горле и, судя по количеству колец на земле, очень длинной. Взял двумя руками трехлитровую стеклянную банку с водой и так, стоя на корточках, принялся пить. Ветерок шевелил его изрядно отросшие черные вьющиеся волосы, вода стекала на такую же черную бороду. Одет он был в дорогую, белую, но уже очень грязную рубаху с черным красивым галстуком, висевшим из-под ошейника, в черные, тоже дорогие брюки, помятые и изодранные, и в черные лакированные туфли, купленные, не иначе, в самом дорогом магазине модной обуви. У туфлей вид был более-менее, лак на них еще блестел. Напившись, он поставил на землю банку, повел вокруг взглядом, остановил его на мне. В глазах его была не тоска и одичалость, которых вроде бы в такой ситуации не избежать, а сумрачная сосредоточенная задумчивость. Мне показалось, он хочет что-то сказать, – наверное, так и было, он даже рот приоткрыл, но только досадливо крякнул и залез обратно в конуру. Снова можно было подумать, что там спит собака. Мне вдруг вспомнились телевизионные сюжеты о наших пленных солдатах в Афганистане... И стало не по себе.

– Кто это? – спросил я.

– Пёс, – ответил спокойно строитель.

– В лесу поймали?

– Да вы не подумайте чего-нибудь! – добродушно рассмеялся он. – Мы в рабстве никого не держим. Этот субъект – коммерсант, он отрабатывает нам долг.

– Странным, однако, способом.

– Вам его, как я понимаю, жалко?

– Человек все-таки...

– Это не верх милосердия, вы правы, – кивнул строитель. – Только не думайте, что мы этого не понимаем. Видите ли, бытие определяет не только сознание, но и необходимую реакцию извне на действенные проявления этого бытия... Вы, наверное, думаете, что я строитель? Ничего подобного. Я учитель физики. Ну, правда, когда в институте учился, каждое лето с друзьями ездили дикой бригадой по селам, строили и коровники, и дома. Там я все строительные специальности освоил. Между прочим, здесь я и на кране работаю, – кивнул он на «ЗИЛ». – Но, сами понимаете, целью своей жизни я этого ставить не мог. Да и работа не по мне, просто нужда заставляла... Четырнадцать лет отработал в школе, даже немного больше, и тут бац! – сократили. Пошел искать работу по школам, по разным другим местам, нигде ничего, два года простоял на учете на бирже труда, жена чуть из дома не гонит, сама-то неплохо зарабатывает в страховой компании... И вдруг подворачивается мне место: подошел ко мне прямо там, на бирже труда вот этот хозяин, – мотнул он головой в сторону конуры, – и предложил, как они все говорят сейчас, высокооплачиваемую работу. Льготы тебе, говорит, будут, продукты бесплатно, путевка, куда хочешь, хоть на Канарские острова, даже вроде того что одежда бесплатно. Ну, а насчет заработка – за глаза! В общем, золотые горы! И работа, говорит, не тяжелая. Ну, думаю, фортуна! Пошел я к нему, а это – частное предприятие по изготовлению изделий из муки. Ну, там не сложно, учиться не пришлось, стал я работать – день, другой... Тут вдруг один человек уходит, хозяин и говорит мне: поработай за него, вдвойне получишь. Ладно, работаю. Через неделю еще один уходит, хозяин: давай, мол, и за этого, за троих получишь. Работаю за троих, уже с потом и большой напругой. Еще один уходит, и опять мне хозяин: выручай, поработай и за этого, пока найду замену. Тут уж мне пришлось чуть не сутками вкалывать, но выдержал. Наделал этих мучных изделий уйму, весь склад забит коробочками, – красивые такие, синенькие. А потом прихожу на работу, а на моем месте – другой. И на тех местах, с которых уходили, новые люди. Я – к хозяину: в чем дело? Он спокойненько, с улыбочкой говорит: «А все, ты у меня больше не работаешь». – «Почему это?» – «Испытательный срок не выдержал». – «Как не выдержал? Разве мы договаривались?» – «А есть, –  говорит, – у нашего предприятия положение, по которому мы принимаем только с испытательным сроком – месяц». Меня это, вы знаете, так ударило, – я же думал:  все, определился, место нашел... «Ладно, – говорю... сдерживаюсь... – Плати мне тогда за месяц, я за четверых пахал!» А он опять с улыбочкой, даже вроде так ласково: «Месяц ты не доработал, один день оставался. И ничего я тебе не должен, раз срок не выдержал. Положение, никуда не деться!».  Меня это, конечно, очень сильно возмутило. Но что было делать? Пошел я в расстройстве на биржу, там меня выслушали и говорят: «Вы далеко не первый такой. Сейчас многие частники так делают: берут на неделю, на две, на месяц, потом отказывают без всякой видимой причины и без всякой оплаты, и так до бесконечности. Им это выгодно – дармовая рабочая сила». – «Так что ж, – говорю, – закона теперь на них нет?» – «А не успевает, – говорят, – инспекция по охране труда за ними следить, вот они и пользуются». Ну, крепко это  меня обидело! Никогда еще так со мной не поступали! Такой плевок в душу! С одной стороны, вроде надо забыть, да противно даже и связываться, а с другой – если никак на это не ответить, то что ж, так и будут они на наших горбах наживаться?! В общем, узнал я там же, на бирже, адреса четверых человек, которых этот хозяин, как и меня, дурил, обошел их всех, собрал, и знаете, мужики попались все что надо – один инженер, два строителя, юрист. Как-то мы сразу сошлись, стали сообща думать, как нам, безработным, выживать-то; впятером лучше думается, стали ходить, искать и набрели на этот вот заказ, дом построить, – хоть какой-то на время выход, тем более, что у нас два строителя, а инженеру и юристу, как и мне, тоже приходилось по строительству работать. И вот, когда мы стали завозить сюда материалы, юрист говорит: «А кто это все охранять будет?» – Я говорю: «Самим придется. Или сторожа искать надо». Он говорит: «А зачем нам лишний рот? У нас должник есть, хозяин. Он всем нам по месяцу должен, а мы этот дом аккурат месяцев за пять построим, вот пусть тут нам и отрабатывает». Юрист вроде так, в шутку, но мы посмеялись, посмеялись, да и задумались. И опять же, впятером оказало легче думать. Обмозговали все, пошел к нему юрист якобы с дельным предложением – на выгодных условиях продать несколько квартир  в центре города. Мы юриста постригли, надел он вот эти мои темные очки, чтобы хозяин его, значит, не узнал. Тот не узнал. И клюнул. Пригласил юриста к себе в кабинет. В это время мы по телефону хозяину звоним и говорим, что его на улице ждут по очень важному делу. Он опять клюнул, и пока ходил, юрист – он разбирается, мы-то в этом ничего не понимаем, – взял у него бумаги, да такие, что за их пропажу хозяин и в милицию не может заявить, не выгодно ему это, без них у него вся фирма накрыться может, и компроматная это какая-то для него ерунда. В общем, ушел от него юрист с этими бумагами, звоним ему: так и так, бумаги у нас, там-то будем ждать, одного. Он пулей прилетает, бледный. «Полностью, т – говорит, – с вами рассчитаюсь, могу даже вдвойне, втройне, только бумаги отдайте, вам с них все равно никакого навару!» «Э-э, – говорим, – нам оплата теперь нужна трудом, да чтоб по достоинству, чтоб ты на себе ощутил, как с другими обходишься!» Тут, знаете ли, и воспитательный момент. Н-да. С собакой, как говорится, по-собачьи. И он  подписал с нами договор, что   пять месяцев отработает дворово-цепным сторожем. У нотариуса заверили, все законно. Фирму он оставил на помощника, жене сказал, что уезжает надолго за границу; иногда отсюда, по сотовому телефону звонит ей,  успокаивает: мол, скоро буду. Кто-то из дачников недавно капнул на нас в милицию. Пришел участковый, спрашивает: «В чем дело? Почему человек на привязи?» Так этот из конуры вылез, как попер на него: «Тебя не спрашивают! Давай отсюда!» Отлаял по первое число, как настоящий пес!

Строитель-физик  рассмеялся, затянулся последний раз и выбросил окурок.

– Сторожит-то хорошо? – спросил я.

– За все время, – понижая голос, многозначительно поднял он указательный палец, – ни одной кражи. Ни одной! – И опять рассмеялся, весело блеснув глазами и покрутив головой: – Способный парень... – И тут же воскликнул, кинув взгляд на дорогу: – О, вот и наши!

По дороге приближались двое в рабочей одежде.

– Ну что, взяли? – спросил их физик.

– А как же! – Один из двоих вскинул над головой туго набитый и  сверкающий на солнце желтый пластиковый пакет.

– Э-эй, подъем! – закричал мой собеседник в сторону палатки с той стороны стройки. – Хватит спать!

И сказал мне, понизив голос:

– Честно говоря, мне и самому его жалко. Да и мужикам тоже. Поэтому мы стараемся закончить быстрей, только ради него. Сейчас отпускать нельзя: мало ли с кем он повязан, не навредил бы. Вот закончим, и отпустим – ищи тогда нас!.. Ну, счастливо! – Он махнул мне рукой и пошел к двоим вылезшим из палатки друзьям,   крича на ходу: – Иван, я полез на кран, цепляй кирпич!

Двое ходивших в магазин вошли во двор стройки, и тот, у которого в руке был желтый пакет, сказал:

– Джек! На!

Достал из пакета круг ливерной колбасы и аккуратно положил на специально постеленную чистую газету. Рядом положил полбулки хлеба. И пошел работать.

Хозяин-пёс вылез из конуры, сел возле газеты, взял колбасу, разломил и, сосредоточенно о чем-то думая, стал есть. Он ел неторопливо, с аппетитом. Глядя на него, я вдруг почувствовал голод. И, вспомнив про шашлыки, быстрым шагом пошел на дачу.

Карбюратор

Шофера Владимира Матвеева лишили месячной премии. За то, что он тайком снял с только что поступившей в гараж машины новый карбюратор и поставил на свою; а свой, старый, поставил на новую. Он рассчитывал, что никто этого не заметит. Но заметили. Сам завгар, проверяя новую машину, увидел, что карбюратор на ней старый, пошел смотреть по другим машинам и увидел новый на машине Матвеева. Отпереться тот не смог, и на собрании шоферов бил себя кулаками в грудь и оправдывался:

– Да у меня этот старый живьем бензин выбрасывал! Мне двадцати литров на полдня не хватало! Сколько я вам про это говорил, Николай Андреевич, –  обращался он к завгару. – Сколько просил, что б вы мне дали новый карбюратор! Все без толку! Ну, вот я и решил...

– Хорошо, – спокойно, но жестко перебил его завгар, давно облысевший хмурый человек предпенсионного возраста. – Давайте всё тогда будем тащить друг у друга. Давайте.

Возникла тишина, в которой через пару секунд прозвучал все такой же спокойный голос завгара:

– Надо решать. Высказывайте мнения.

В общем, месячная премия Матвеева накрылась. Семейный бюджет был заметно усечен, за что жена его, естественно, не похвалила: все-таки у них было трое детей-школьников, а зарабатывала она на должности кладовщицы рубероидного завода очень немного. «Ладно, – думал Матвеев, – Месячишко перетерпеть можно».

Но когда он получил квиток в следующем месяце, то увидел, что премии у него снова нет. И сразу пошел к завгару.

– А это уже, наверное, по инерции, – развел руками завгар, посмотрев квиток.

– И что же мне теперь делать?

– А ничего не делать, – спокойно сказал завгар. Он вообще был очень спокойным человеком. – Живи дальше и все.

– А если меня пожизненно лишат премии?

– Иди там разбирайся, – махнул рукой завгар в сторону конторы их организации. 

Но когда Матвеев вышел из его кабинета и зашел в гараж, шофера сказали ему, что разбираться должен сам завгар. 

– Это его прямая обязанность! 

– Конечно! Он же решение принимал. Иди, Володька, снова к нему!

Матвеев вернулся к завгару и сказал:

– Николай Андреевич, а может, вы все-таки позвоните им? Вы же наш руководитель...

– Некогда мне этим заниматься, – спокойно, но в этот раз с особой жесткостью проговорил завгар. – Сам разбирайся. 

Матвеев сходил в бухгалтерию, там ему сказали, что произошла какая-то ошибка, и больше с него, конечно, премию снимать не будут. Но и вернуть ее просто так не могут, для этого необходимы специальные письменные указания того же завгара, что-то еще, он толком не понял. Но к завгару больше не пошел. Решил прямиком идти в профком. Они же должны защищать права рабочего. Тем более что он регулярно платит взносы, точнее, их ежемесячно снимают с его зарплаты.

  В профкоме сидел довольно молодой человек в дорогом блестящем костюме цвета каленой стали и в синей рубашке с желтым галстуком. Он был чисто выбрит, в его очень коротких темных волосах был прострижен аккуратный проборчик. За вторым столом сидела молоденькая девчушка в пестром, как у цыганки, наряде, с белоснежной копной на голове; она стрельнула в Матвеева быстрым взглядом густо накрашенных глаз, оторвав их на миг от монитора компьютера; губы ее при этом покривились в насмешливой улыбке.

  Председатель профкома тактично предложил Матвееву сеть, внимательно выслушал его и, немного подумав, спросил:

– И что вы хотите?

– Вернуть премию за один месяц, – ответил Матвеев с удивлением, не понимая, к чему этот вопрос.

– Но ведь был украден карбюратор! – воскликнул профсоюзник.

– Что значит, украден? – опешил Матвеев. – Я ничего не крал! Просто поменял…

– Вы – вор, – отчетливо и твердо сказал профсоюзник. – А, вор любезнейший, должен… Ты помнишь, как об этом сказано в кино? – повернулся он к девчушке, и та захихикала. – Где должен находиться вор? – повернулся он снова к Матвееву.

– Но меня не имели права второй раз лишать премии! – вскричал Матвеев. – Это незаконно!

– По отношению к ворам, – с прежней твердостью в голосе сказал председатель, – закон один: лишать, сажать, ссылать…

Все это было очень неприятно Матвееву. Ему хотелось вскочить и опрокинуть на профсоюзника стол. Но он сообразил: самое лучшее – сдержаться, плюнуть. Он встал и под хихиканье девицы, провожаемый презрительным взглядом председателя профкома, вышел из кабинета.

«Вот тебе и защита прав, – думал он в коридоре, закуривая. Пальцы дрожали. Он стиснул зубы и подумал: – Да гори она огнем, эта премия! Обойдусь! Зато бензин теперь не жрет!»

К счастью, вернуть карбюратор на прежнее место Матвеева никто не заставлял. На его машине так и стоял новый.

Вверх

Комментариев: