Вячеслав ЗИМЕНКО (Ростов-на-Дону)
Дверная ручка жалобно скрипнула и провернулась. Штормовой фиксатор, захватив полотно открывшейся двери, хищно лязгнул. Луч карманного фонаря, попрыгав по палубе, метнулся через порог, и вслед за ним в каюту ввалился дежурный. Молчанов не спал. Он уже приготовился услышать традиционное: «Док, просыпайся, пора на вахту; твоя очередь охранять Вьетнам!», но мичман присел на диванчик, помолчал и, словно продолжая давно начатый разговор, по-стариковски пробубнил: – Проклятый муссон, льёт как из ведра! – снова помолчал и уже вполне членораздельно заявил: – Принимай корабель, Саныч. Теперь мы со штурманом пойдём давить репу, а вы с Борисычем воюйте… Что-то давно супостаты не летали, наверное, ливня боятся подлюки. Но в качестве компенсации где-то тут рыщет «Роуэн»1, так что не соскучитесь. Громко зевнув, продолжил: – Как ты выдерживаешь? С нуля до четырёх – самое паршивое время: так хочется спать, аж эполеты заворачиваются. – Ну, у вас ведь по две штурманские вахты, а у меня только одна, а дежурство в медблоке видимо не в счёт, – грустно объяснил ситуацию доктор. В его словах чувствовалась скрытая обида. – Да разве в амбулатории дадут отдохнуть?.. – дежурный поднялся с «насеста» и завершил разговор: – Ну, ладно, поспешай, а то уже полночь, и моя смена давно бьёт копытом, чтобы нырнуть в коечку… Корабль, почти сутки до этого лежавший в дрейфе, уносило из заданного квадрата боевого дежурства, и доктор, заступив штурманить, занялся прокладкой нового курса. Как и положено после смены, новому хозяину корабля поступили доклады от сигнальщиков, радиометристов и радиотехников; всё было штатно и в машинном отделении, и у патруля. На шхуне царствовала ночная рутина! После указания с ГКП2 заработали обе машины и гидрографическое судно «Посейдон» малым ходом двинулось поближе к Гуаму – самому большому из островов Марианского архипелага. На его северной оконечности нагло разлеглась база ВВС США. Именно с её аэродрома звёздно-полосатые суперчеловеки несут в бомбовых люках свою демократию народам Индокитая. А задача экипажа «Посейдона» – заранее предупреждать братских зенитчиков и ракетчиков о приближении ворогов. Чтобы вьетнамцы не проспали и встретили янки как полагается! Корабль, маскируясь, шёл с полным затемнением. Вязкая мгла за бортом периодически озарялась всполохами фантастических молний, и тогда становилось очевидным, что небо и море никак не разделены, что это одно целое: везде – и сверху и снизу – только вода. Август в этом районе Филиппинского моря – время дождей и тайфунов, сюда теперь кораблям лучше не соваться. Но задание штаба флота не обсуждается: приказ есть приказ! Расписавшись в бортовом журнале и приняв управление кораблём, Молчанов уютно угнездился в командирском кресле и стал слушать ночь. Мерно гудели приборы штурманской рубки и ливень за иллюминаторами, рулевой и радиометрист отчуждённо помалкивали, а небольшое волнение моря по-матерински аккуратно качало многотонную «люльку». Обстановка убаюкивает и это плохо! Доктор знал, что самое верное антиснотворное средство – разговор о доме. Если уму и сердцу подарить кусочек виртуальной земной жизни, которой моряк лишился вдали от берега, то можно увидеть, как сжимается и сгорает служебное время. Одно прикосновение памяти – и всё раскроется: такие сейчас нереальные «сухопутные» образы, привычки, детали, запахи и вкусы. Миг, и вот уже, кажется, что нет окружающей корабль опасной бездны океана, что война не актуальна, а враг не настоящий. И ночь уже не затягивает тебя в царство Морфея. Молчанов не успел начать бодрящий матросов и себя заодно разговор, как тут же требовательно задребезжал «каштан»3. – Вахтенный офицер, слушаю. – Товарищ лейтенант! – взволнованно задохнулся в микрофон старший патруля. – Только что на шлюпочной палубе нашли матроса с ножевым ранением в живот! Одного спасательного плотика на месте нет! – Несите раненого в амбулаторию. Я сейчас буду. – Товарищ лейтенант, справа по борту, дистанция девять кабельтовых наблюдаю малоразмерную тихоходную цель. Предположительно плотик. Пеленг не меняется, дистанция увеличивается; похоже, уходит к берегу, – доложил радиометрист. Зловеще завыла сирена корабельной тревоги, весь экипаж через три минуты на ногах и занимает места согласно боевому расписанию; командир на мостике. – Всё, «док», ты сегодня своё уже отштурманил, бегом в амбулаторию. Доложишь, если что потребуется. Рулевой, право на борт на румб тридцать, – телеграфным стилем распоряжается командир. – Механика на ГКП! Машинное отделение, сынки дайте полный ход, мы тут кое-кого должны догнать. Шторм-трап к правому борту! Абордажной команде приготовиться! – Товарищ командир, со слов раненого, на плотике уходят наш секретчик и спецсвязист. У них шифровальные коды, ключи к ЗАС4 и ещё что-то из секретных документов. Рвутся на базу к американцам, сволочи, – доложил запыхавшийся зам по разведке. – У береговой линии наблюдаю быстроходную цель. С учётом скорости катера он подберёт плотик раньше нас, – огорчил радиометрист. – А вот это уже швах, – вслух заключает командир. – Петрович, захвати пару дополнительных рожков, лети к абордажной команде и дай предупредительную очередь в сторону мерзавцев. – Сделаем, обещает старпом и с автоматом наперевес «летит» на правый шкафут5. Дождь прекратился, и сразу пришёл полный штиль. На Гуаме всегда так: льёт стеной, а потом вдруг – будто выключили. В серо-фиолетовом тропическом сумраке теперь смутно угадываются линия горизонта и тёмный силуэт плотика. Петрович уже дважды предупреждал очередями беглецов, но те упорно продолжают грести навстречу катеру. – Товарищ командир, за мысом Ритидиан наблюдаю крупноразмерную цель класса эсминец. Движется в нашем направлении, – снова докладывает радиометрист. На лице командира читается вся глубина человеческих страданий перед принятием фатального решения: безысходность, болезненное чувство душевного дискомфорта, муки совести. Ему трудно переступить невидимую грань, после которой дороги назад уже не будет. Он как-то сразу осунулся, почернел лицом и постарел. Ведь на плотике его матросы, ещё совсем пацаны, зелёные и бестолковые. Им бы всыпать сейчас ремня, чтобы неделю сесть не могли. Но ведь они присягали Родине, а теперь эту клятву нарушают. Пытались убить товарища и готовы отдать в руки врага секретные документы. А его долг этого не допустить. У командира есть право в интересах государства и во имя высшей справедливости отнять жизнь. Он здесь и власть и правосудие. Но решиться на такое бесконечно трудно! Ещё раз взглянув на монитор радиолокационной станции и осознав, что точка невозврата уже пройдена, а отпущенное судьбой время стремительно ускользает он выпрямился и чужим голосом скомандовал: «Открыть по предателям Родины огонь на поражение!» Когда американский катер добрался до места встречи с плотиком, на морской глади сиротливо белели только две матросские бескозырки…
– Доброе имя лучше дорогой масти, и день смерти лучше дня рождения6, – тихо произнёс командир. И тогда присутствовавшие на ГКП так и не поняли: было это сказано в оправдание случившемуся или в качестве назидания. Зименко Вячеслав Александрович - член Союза писателей России с 2013г. |
||||
|
||||
| Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-" |
||||
|
|
||||
|
||||
