9. 11. 12

Уже засеверило...

Полгода прошло. Было мне сказано сурово: так дневников не ведут! Хотя раз в месяц загрузи на сайт порцию. А то лень вперёд тебя родилась...

Согласен. Стихии нет оправданий.

Но вот огород прибран и вспахан, урожай свезён в город. В деревне лежит в подвале картошка на семена. Летом завершил процесс, который назвал огораживанием . Снял шифер с пустого курятника, восстановил им рухнувший от бессилия на всём протяжении от сарая до летней кухни участок забора. По Гуглу из космоса можно проверить, если кто хочет. Теперь во дворе тихо, глухая ограда создаёт ощущение призрачной защищённости. Другое преимущество - перестали по ночам бегать насквозь чужие собаки.

Так что отговорок у меня не осталось... Засылаю новую часть Дневников. Их компоновка непроизвольно изменилась... И, поскольку это дневники литератора, то больше будет литературы и о литературе.

На деревне особых новостей нет. Если не считать перемутившего деревенских слуха о том, что в октябре-ноябре в деревню поведут газ. Администрация заказала проект под нивесть откуда явившееся финансирование. Но подомовую разводку и установку обогревательных печей каждому хозяину придётся делать за свой счёт. У нас тут - не у них. Рассказывают, кто имел паи в акционерном обществе, стали их продавать. Одного пая (60 тысяч) плюс ещё 15 тысяч хватит на обустройство печи, но все знают, что нужно готовиться ещё и к другим тратам. Напомню: газовая магистраль повернула в километре от нас, её тянули от толстого, сквозного от Сибири до Европы трубопровода, к правительственному санаторию «Марьино», что в тридцати километрах от нашей деревни. И благополучно довели до нужного места несколько лет назад.

Не знаешь, как объяснить горожанину, что означает эта новость для селян, веками прежде обогревающих дом дровами и хворостом, соломой и кизяками, торфом и углём, от которого по всей хате неистребимые копоть и вонь. Что, наконец, в наших двух - Глинице и Кочановке - проклятых и заплёванных селениях произрастут роскошные цветы другим привычного, ими уже не замечаемого комфорта... И что всё это происходит в одной стране, в России.

...Алексей Куроедов слил пруд, подросших карпов и толстолобиков сдал в торговлю оптом, тех уток, что уцелели, распродал деревенским кому на еду, кому на развод. Надеемся - остался не в убытках.

Да ещё печальное известие для моего корреспондента с Украины Александра Семёнова. Его товарищ детства Гена Зернов свёл счёты с жизнью. Как будто поссорился с женой, а потом исчез. Стояла жара, на третий день его нашли по запаху. Он повесился на чердаке на стропиле, люк изнутри чем-то придавил, чтобы не помешали, так что его тело пришлось вытаскивать через чердачную дверцу...

Вообще во всём зерновском корне ощущалась надорванность... Один из старших братьев, мой ровесник, уже готовился на зону. Помню, перед отправкой в армию я приехал из Москвы домой попрощаться с родными, впереди ждала новая, но такая маняще-неизвестная жизнь, а он на улице бесшабашно терзал гармонь и пел нарочито хрипло, подражая блатарям, о конце света, о ядерной войне: «И после первой атомной атаки на поле трупик мой поджаренный найдут...». Его влекла блатная «романтика», манил мир порочный, рабский - и тот поплыл на встречу с ним без сопротивления, с какой-то обречённой готовностью. Да так и сгинул...

Самое же печальное в том, что такие события у нас не редкость. И не объяснить их одной только тягой к смерти...

...Начиная с августа выбило из строя несколько событий. Состоялся первый в истории Курской писательской организации совместно с курским же Союзом литераторов съезд. На него приехали и москвичи, и белгородцы и орловчане. Приглашённый на съезд губернатор в тот день, однако, уехал в Москву, на встречу с Медведевым. Заместитель губернатора и курский градоначальник объявили о частичной поддержке курских писателей, что впервые озвучено было за последние десятилетия.

Хотелось на съезде поделиться - но не удалось этого сделать - мыслями о состоянии литературы, о её изменившейся роли во внутренней жизни. О том, что литература становится всё более лишь частным делом человека, что книга, как явление культуры, подвисла на какой-то не понятой нами, не осмысленной ещё острой грани если не небытия, то преображения в иную форму существования.

Думал поместить это размышление в дневниковый раздел Записей, посвящённых литературе - готовил в деревне и такой. Но пусть будет, как пошло...

Конечно, книга, как «бумажный носитель», ещё долго будет обладать в наших глазах статусом феномена культуры и как совместная работа печатника и художника, корректора и технического редактора, художественного редактора и собственно автора. Она будет радовать знатоков и ценителей всей накопленной «атрибутикой» многовекового писательско-издательского богатства - изысками шрифтовика, жемчужными находками оформителя, живой линией художественной иллюстрации, светом запечатленного Слова. Даже цвет обложки, твёрдость переплёта, приятная тяжесть аккуратно обрезанного бумажного томика радуют человека, не потерявшего интереса к книге, как к сгущенному образу целого мира.

Но эта форма книги интересует всё меньше людей. Скоро у книги останутся лишь почитатели, собиратели, исследователи и небольшой круг её знатоков, подобным коллекционерам старины. Вот уже и в библиотеки ходит всё меньше студентов, которым проще стало несколькими кликами компьютерной «мышки» отыскать в интернете нужную, даже редкую книгу, и в одну минуту пробежать её взглядом по диагонали монитора, - чем идти на долгое свидание с ней в читальный зал библиотеки.

И обнаруживается тщета сожалений о том, что книги читают все меньше людей. Что литераторское дело привлекательно для немногих. Что литература, как способ творческого осмысления реальности, увядает и растворяется.

Нет - всё становится иным . Понятие книги, как законченного вида искусства в Инете, действительно, размылось и перешло в иное качество. Теперь это не плод усилий многих людей, материализовавшихся в предмет, а «голый» вордовский текст, в котором обнажено главное - смысл авторской речи, мысли и чувства литератора, блеск или, наоборот, тусклота им воображаемого мира.

О, в Инете есть всё! Есть наглый рифмованный блатняк, звучащий вживую из-за тюремной решётки. Есть многомиллионно-пользовательские «плебейские» литературные порталы, посвящённые стихам и прозе. Есть неумело склеенные авторские сайты, будто залитые горьким вином и засеянные сигаретным пеплом, есть изысканные, пахнущие дорогим коньяком и дамским парфюмом страницы литературных эстетов. И как любом количественном явлении, в Инете отстаивается наихудшее. В этом смысле Инет, как мировое электронное рыгалище, представляет собой и кладбище литературы.

Однако так же происходило и в «бумажную» эру книги. Ещё в начале эпохи книгопечатания знатоки учились отцеживать из книжных волн, несущих в себе сочинения самой низкой пробы, то, что называли они «бель-летр» - «хорошую литературу». Оттуда, из мутных вод рыцарского чтива, был однажды выхвачен и «Дон Кихот»...

И на кладбище существуют отдельные острова живой жизни, и в Инете есть «хорошая литература». Она тоже изменилась. Много молодёжи. По её вкусам и предпочтениям можно судить в большой степени о том, что произошло в Инете, куда в последние годы тихо сплыли и читатели, количество которых утроилось, удесятерилось, туда же сбежали и многочисленные авторы.

Это случилось и по причине упростившегося «формата» общения: дописал новеллку, разместил на сайте, а вечером получаешь на форуме первые отзывы читателей. Ни редактора, ни цензуры. Обманчивая свобода даёт ощущение внутреннего простора, способствующего отмене запрета на неприкасаемое. А на «выходе» часто литературная беспомощность или нравственная грязь и развязность - а то и другое сразу. Высокое же художество должно быть снаряжено системой ограничений и табу, которые воздвигает автор, - основано на самоограничении.

Но и посреди валов подобных произведений возникают островки, заполненные, тем не менее, высококлассной творческой «продукцией».

...И, пожалуй, самое важное.

Инет предлагает информационно отлитый слепок философии жизни и человека, а не их художественный образ. В ослабленной форме Инет отмечен признаком заболевания, известного под названием «дислексия». При нём возникает особая трудность с восприятием художественной литературы. Современный читатель видит в произведении литературы не совокупность образов и картин, а сумму сведений. Вероятно, такая особенность вытекла из природы самого Инета, изначально предназначенного именно для накопления информаци и обмена ею.

Вот как выглядел бы в пересказе такого дислексиста сюжет известного романа:

«...С головой у него непорядок был. Решил, что Наполеону можно, а ему почему нельзя? И начал со старухи-процентщицы - та ещё соха. Заодно примочил и её сестрицу. Но оказался лошара: деньги не потратил ни на кабак, ни на девок, а закопал во дворе под забором. Потом какие-то муки у него возникли. Сдулся - и следаку во всём признался. Зачем, когда против него и улик-то не было? И поехал на нары, а не на Канары - комаров кормить. А в основном там одни сопли»...

Всё богатство идей и высокий художественный накал этого романа, тревожащего не одно поколение читателей, у дислексиста не вызвал живого отклика, а отложился в сознании как набор понятных ему информационных штампов. Воспитывать его на лучших примерах не имеет смысла, но остаётся множество тех, кто ещё не заражён заболеванием.

После того, как мы определим источник проблемы, не будем сокрушаться. Необходимо в этой обескровленной атмосфере верно нащупать место своего предназначения и исполнить долг...

...Но ещё раньше курского съезда какому-то Б. Агееву призначили в Ульяновске-Симбирске, родине писателя Гончарова, тамошнюю премию, которая к тому же стала ещё и международной. Причём премия носила не имя лодыря Обломова, что было бы естественно, а имя его создателя - Ивана Александровича Гончарова. Пришлось тому Б. Агееву лететь на Волгу, участвовать в незабываемых мероприятиях в честь 200-летия со дня рождения Гончарова.

Премия - событие редкое в жизни провинциального литератора, духовного родственника Обломова, каким он себя считал. И тешащее самолюбие. Всегда приятно ещё, когда дунут под крыло, а не поперёк. И воспринял этот Б. Агеев премию как приказ регулярно одолевать своё ветхо-обломовское состояние.