18 октября 2019 года МЕСТА СИЛЫ ДЕРЕВЬЯ НА УСАДЬБЕ
|
Посаженная за уличной колонкой ракита подросла и начала задевать ветвями провода линии электропередачи. В сухую погоду это было не опасно, но во дождливое время в ветренную погоду намокшие ветви начинали мотаться и закорачивать электросеть. В непогоду ночью было видно, как по ним прыгали синие сполохи, как искрили обугливающиеся листочки. И в один летний день мы с братом Володей спилили ракиту и разделали ствол на чурбаны.
…Однажды набирал воду у колонки и заметил, что вокруг ракитового пня из-под коры веером выбрызнули тонкие побеги. Через месяц они вытянулись выше моей головы и я решил их ссечь топором. Нельзя было отпускать ростки на волю, иначе через десяток лет с густым ракитовым кустом повторилась бы та же история - вплоть до короткого замыкания проводов.
В ту осень я редко наезжал к матери и перед самыми морозами снова обрубил уже заметно обредевший венчик ракитовых хлыстов. А следующим летом за хлопотами в саду и на огороде, за работами на родительской усадьбе, не сразу обратил внимание на то, что среди прочей зелени, воспрявшей к жизни, почерневший ракитовый пень выпустил вновь несколько крепких стеблей, которые уже обзавелись собственными крохотными кронами из бледно-зелёных веточек и листьев. Дивясь упрямству бездушной, как считается наукой, древесины, бестрепетно применил топор. И посчитал, что с ракитой покончено. Но не тут-то было…
Уже на исходе лета ракита напомнила о себе тремя довольно крепкими отпрысками из-под осыпающейся коры на пне. Я остановился над ней в лёгкой оторопи и задумался. Что-то нужно было с нею делать… Нагрёб на пень мусора, палых листьев, сухих веток, спрыснул кучу бензином и поджёг. Поддерживая огонь, подсыпал ещё разного горючего хлуса, вывалил в костёр даже кучу сплюснутых полиэтиленовых бутылок, которые, вспыхнув, подобно напалму плавят даже землю... От обуглившегося пня остался круглый чёрный шиш.
Эта история почему-то не давала мне покоя. Конечно, я знал о том, как приживчива ракита. Не зря говорят: воткни ветку в землю – и возьмётся дерево. Неприхотливость ли древесной плоти, необуздаемая сила жизни, или чья-то осмысленная воля то и дело возбуждали клетки живого вещества делиться и идти в рост подобно амёбе – не ведаю. Чем-то ракита напоминала джеклондоновских героев - такая же упорная и живучая.
На третий год весной я с удовлетворением невольного разрушителя отметил: конец твоему веку, глупая ракита! И огарок пня, и выжженная вокруг него земля не подавали признаков жизни. И всё лето я на оглядывался на ту сторону. До тех пор, когда, обкашивая триммером траву и сорняки вокруг усадьбы, не наткнулся мимоходом на чудно зеленеющий на кострище ракитовый побег! На мгновение остановился - и смахнул его безжалостным механическим секачом.
А потом, весь в состоянии безотчётной тревоги, заглушил триммер, сходил домой и вернулся с широким ножом и пачкой соли. Откопал у бывшего пня обрубок побега, высыпал в ямку соль, забросал землёй и туго, с вывертом каблуков, испытывая смешанное чувство убийственной мстительности и жалости, притоптал землю.
Уж соль-то убивает всё живое…
ГРЕЦКИЙ ОРЕХ
Давать жизнь – в женской природе.
Мать на огороде чего только ни сажала в надежде - авось приживётся. Приживляла коноплю по старинному русскому обычаю, как делали отец её и мать, чтобы использовать на замашки, домотканные изделия. Потом сказали – запрещено. А она человек законнопослушный. Однажды раздобыла семена сорго и посадила повдоль огородного забора – на веники. Будто только веников ей и не хватало.
Дочь из Одессы присылала ей фанерные посылки с грецкими орехами. В Одессе орехи ничего не стоили, а мать полюбила колоть их деревянной толкушкой на столе и лущить ядрышки. И вот взошло ей посадить орех под кухонным окном, хотя ей и сказали, что даже если это южное дерево и вырастет, орехов не даст: оно не районированное, не приживлённое к этой местности и погодным условиям. Мать же орех посадила и дерево дало росток. Затем его нужно было пересадить. Только ты сперва выкопай яму метр глубиной и положи кусок шифера, велела она мне, когда я прилучился в отпуск из армии в 1970 году. Когда центральный корень, дескать, упрётся в шифер и пойдёт расти не вглубь, а параллельно уровню почвы – образуется не дикий куст, а культурное дерево. Об этом она прочла в какой-то заметке из журнала «Крестьянка». Дерево прижилось, пустило корень куда надо и скоро разрослось так, что стало застить кроной и без того скудное светом западное окошко.
Пришлось его пересаживать за сарай, в яму напротив акациевой шпалеры, на полосе, которую не трогал плуг. Дерево уже было высокое, сильное, пришлось мне помучиться, прежде чем выполнил нужную операцию. Выполнил - и удалился на Камчатку сперва на несколько лет, потом на полтора десятилетия. Приехал однажды летом в отпуск и так случилось, что как раз исполнились обещанные пятнадцать лет, отдающих плоды. Дерево красовалось на усадьбе, буйственный широкий лист глубокого зелено-коричневатого цвета цедил прохладу и давал такую густую тень, что заигравшиеся под ним бабушкины внуки тонули в сумраке. На концах многих ветвей появились шаровидные отростки на ножках – завязи орехов. Но только завязи, ещё не развившиеся в полный орех.
И зимой эта красота вымерзла…
Мы с матерью, конечно же, огорчились. В письме на Камчатку мать описывала это единственное дерево в саду и на усадьбе, весной не давшего и листа. Представил его нагой профиль, крошево опадающих на землю сохлых ветвей… Видно, не судьба этой капризной южанке пустить у нас корень, подумал я. Потом мать попросила кого-то из деревенских дерево спилить. И, то ли она забыла сообщить новость, то ли не придала значения факту, но, когда я на следующее лето приехал в отпуск, то обнаружил три довольно крепких отростка от корней пня. Грецкий орех передумал умирать и начал новый, пятнадцатилетний отсчёт жизни.
Ох же и помучился! Поскольку побеги пошли не от центрального, стержневого корня, а от боковых отвёрстков, он стал расти не единым деревом, а разлатым кустом. А розное племя всегда слабее дружного. Южное существо стало искать обходные манёвры и приспосабливаться к тёркам непогоды. Случалось, одним суровым зимним заморозком все стволики грецкого ореха замерзали полностью и до середины лета не подавали признаков жизни, но их ветви вдруг разом выбрасывали запоздалый лист и покрывались буйной зеленью к осени, когда пора было ронять летнее убранство. Бывало, что некоторые уже толстые жизнеспособные ветви отмирали внезапно и неподдельно посреди лета, их на следующий год, выждав для порядку, приходилось выпиливать.
Но дерево жило. Дождалось, когда я переехал с Камчатки и, помыкавшись по городам, осел на родных корнях. Вжился обратно, похоронил мать. Имел возможность каждое лето ожидать орехового безумия. А его всё не было и не было. Однажды на концах нескольких ореховых ветвей появились знакомые шишечки на длинных ножках… Я напрягся, как в прошлый раз – и не напрасно напрягся. Дерево зимой вымерзло полностью и бесповоротно. И стволы и ветви до середины следующего лета стояли пронзительно голые, неприкаянные…
Тридцать лет! – сокрушался я. - Да где же справедливость!
А разговор должен бы идти не о справедливости, а о любви к жизни. Любовь всё побеждает – и справедливость тоже. И к середине лета нахлынуло… И зацвело и заколосилось – и даже горстку орехов получили от этой мученицы!
Дерево перебредило невзгоду и северный мороз, перебороло свои средневековые инстинкты, собственную инфантильность и изнеженность, переболело недостатками южного комфорта, и грубым способом – напрямик - приспособилось к средне-кочановским условиям.
Ещё год пропустим. Но, будто ожив, грецкий орех отдал две пригоршни орехов на следующий год – и не погиб. И в этом году наградил ведром добротных, вкусных, маслянистых, хрустящих на зубах, здоровых одесско-кочановско-греческих орехов.
Стали раздавать закалённые климатом орехи для посадки своим знакомым, друзьям, думал даже забросить горсточку орехов в Орловскую, северную от нас, область. Люди пытаются вывести в горшках хотя бы росток на пробу… Больше стараются, конечно, женщины. В их природе – давать жизнь.
А недавно разузнал, что курские сорта грецкого ореха были выведены в поместье «Марьино» князя Барятинского ещё в запрошлом столетии. Приглашённые князем заморские агротехники и селекционеры приспособили-таки нежную южанку к нашему климату, и за орехами от греческих деревьев в советском правительственном санатории «Марьино» даже стояли в очереди. Грецкий орех из княжеского имения давно селекционирован и вполне себе плодится по нашим окрестностям.
Только вот мы с матерью этого не знали…