| |
ДВА СЛОВА
Марианне и Марину Делчевым
Прежде чем станем с тобой
фотоальбомом былого,
жизнь я хочу прошагать
в прежнем течении лет,
чтобы сказать тебе вновь
два удивительных слова,
что я «люблю» лишь «тебя»,
выкупив к сердцу билет;
вырву колючку опять
из молодёжных сандалий,
в одах тебя поселю
и, нашей связью гордясь,
с именем светлым твоим
я побреду сквозь скандалы,
из паренька мужиком
день ото дня становясь;
буду на площади ждать,
названной мною «Надежда»,
после мы вместе пойдём
вдоль по проспекту «Любовь»,
встретится нам Мендельсон
в свадебной яркой одежде,
ты ему вымолвишь: «Да»,
«Да», - я скажу за тобой;
станем настойчиво ждать
жизнь, что в тебе зародится,
и, что разделит потом
душу незримой межой,
голосом детским она
в нашу судьбу постучится,
будет потом наблюдать,
как мы стареем с тобой.
Вот и прошли мы опять
вверх по ступенькам былого,
нас в нераздельное слил
этот семейный альбом.
Ты не забыла, скажи,
те два заветные слова?
Мы их безмолвно несли
нашим житейским путём.
В этих великих словах
судьбы вершатся, как прежде,
в них – и небесный закон,
и человеческий зов,
будет всегда проходить
жизнь через площадь «Надежды»
и бесконечно идти
вдоль по проспекту «Любовь»…
ОГОНЬ
Снег во дворе.
Закат сгущает тени.
Мой сын
из бочки лыжи мастерит.
У очага, как в церкви, -
на коленях
жена затеплить
хворост норовит.
И чудо совершается:
цыплята
замельтешили
в танце озорном,
за ними
в алом атласе наряда
цыганка пляшет,
оживляя дом.
По потолку
перебегают мыши.
Простудно ветер
из трубы чихнул.
Уставшие цыплята
еле дышат,
цыганка их баюкает
в углу.
Смывает свет
пыль с дедовских портретов.
И в старый дом
идут издалека
все, кто давно простился
с этим светом,
погреться
у родного очага.
ВРЕМЯ ДЛЯ ЛЮБВИ
Хочешь, любимая,
взглянем сквозь скважину смерти,
чтобы узнать, что случится,
когда мы умрём?
Мы пятьсот лет проведём
в пылевой круговерти
и лишь потом
снова голос и плоть обретём.
Серной с оленем мы будем
иль волком с волчицей –
знает об этом природа
и я вместе с ней, -
если ты птицею станешь,
и я буду птицей,
если – тычинкой,
я стану пыльцою твоей.
С плотью природы
всегда и повсюду едины,
вместе сквозь время
за нашей любовью пойдём
и через те бесконечные
длинные зимы
силой любви
человеческий облик вернём.
Смерть всех людей превращает
в бездушную глину.
Только любовь
возвращает нас к жизни опять,
чтобы звучало «любимая»
или «любимый»,
то, что лишь люди
способны друг другу сказать.
Глянем с любовью опять
на балканские веси
и на себя во плоти.
Пропади, эта смерть!
Плащ на замочную скважину смерти
повесим…
Нет у нас времени.
Нам долюбить бы успеть!
УКОР
Димо Чанкову и всем моим учителям
из ивайловградской гимназии
Мои учителя в гимназии старинной,
уроков ваших я с годами не забыл,
про Спарту и Сибирь, про сокрушенье Рима
и про муссонный дождь, что где-то в сельве лил,
про веру в доброту, которой вы учили,
что нужно быть таким, как рыцарь Дон Кихот…
В моей душе росла без видимых усилий
надежда, что добро мир от беды спасёт.
Наивно верил я тому, что говорилось
про дружбу и любовь, про рыцарскую честь…
Но жизнь передо мной совсем иной явилась –
жестокой, без прикрас, такой, какая есть.
Теперь я осознал, почём фунт лиха стоит,
что отнял у меня бредовый мир идей,
фальшивых звёздных карт, причёсанных историй,
пластмассовых фигур коров и лошадей.
Как жертву на алтарь, я душу людям отдал
на кухню их страстей… За рыцарство плачу:
как кенаря, меня связали клеткой подло,
в очерченном кругу из года в год лечу.
Мои учителя в гимназии старинной,
я без упрёка вам в своих прозреньях рос,
всё помня про Сибирь и сокрушенье Рима,
но всё же задаю и вам сейчас вопрос:
какая польза нам была от Ренессанса
и кто имеет шанс средь нынешних господ
достойнее прожить – проныра Санчо Панса
иль рыцарь без лукавств – отважный Дон Кихот?
ЖИЗНЬ
Божидару Грозеву
Снег продержался до начала мая.
А ныне он – весенняя трава.
И мы весной острее понимаем –
в двух крайностях материя жива.
Мы об ушедших плачем безутешно,
так мысль о смерти близкого горька,
а женщина бельё выходит вешать,
прищипывать над нами облака.
Она светла и ангелу подобна
среди пелёнок детских и весны
и перед грустной музыкой надгробной
нет никакой у женщины вины.
Не для неё все наши вздохи, ахи:
один уходит, но пришёл другой…
Покойником в квартале воздух пахнет,
а от пелёнок – млечной чистотой.
ГОРОДСКИЕ ДЕТИ
Боюсь за вас, асфальтовые дети,
что вы в гнезде не видели яйца,
не выходили в поле на рассвете,
не пробовали зёрнышка овса,
в колючую траву не наступали,
за ящеркой не гнались по камням,
что ни для вас бурлит родник хрустальный
и молнии текут по тополям,
что никогда вас взгляды не кусали
затравленного дикого зверька,
а змеи платья не при вас меняли
и разливалась не для вас река…
Боюсь, что жизнь у вас так и промчится,
как в трубы заключённая вода,
что, вроде, так же, как везде струится,
но солнца не видала никогда.
ГОСПОДЬ, СОЙДИ ПОУЖИНАТЬ!
Господь, сойди поужинать! Поскольку дух мой бедный
три ночи не насытится от Димчиевых* строф.
Благие вести, Господи, лежат у ортопеда,
их ноги переломаны от демокатастроф.
Господь, сойди поужинать! Труднее жить, чем прежде,
сиамской нераздельностью мой дух сейчас томим,
он требует, то чёрные, то белые одежды
с моей благочестивостью и норовом крутым.
Господь, сойди поужинать! Не буду я хвалиться,
что и тебе понравится домашнее вино
и женщина приглянется, с которой мне не спится,
но десять лет которую я не водил в кино.
Господь, сойди поужинать! Я плакаться не буду,
но всё же тайну божию хотелось бы узнать,
случится ли то важное, чего так жаждут люди,
чего все поколения не перестали ждать?!
Господь, сойди поужинать! Просить себе не стану
достатка хлебосольного и перемен в судьбе.
Я вижу, как ты маешься с народным океаном,
и, как болгарин, Господи, хочу помочь тебе.
Господь, сойди поужинать! Есть и вино, и песни.
Не буду трогать библии, спрошу лишь об одном:
скажи мне – излечимы ли твои благие вести,
срастётся ли когда-нибудь опасный перелом?!
_____
*Димчо Дебелянов – болгарский поэт-романтик.
КЛЮЧ
Когда я в октябре копал
для матери могилу,
ключ золотой вдруг засиял
под камнем в почве стылой.
Наверно, брошен он в траву
каким-то хитрым бесом,
поскольку я с тех под живу,
как безъязыкий слесарь.
Стал молчалив и одинок
и в бред какой-то верю,
что где-то отыщу замок
от потаённой двери,
которая в тот мир ведёт,
где мама почивает…
Как хворь, меня тот ключ гнетёт
и сердце разрывает…
Быть безъязыким не хочу!
Меня ты слышишь, мама?
Затеплю в честь тебя свечу
и петь, как прежде, стану.
Тебе ли сына не понять?..
Благослови на песни!
Пусть бес не торопит меня
в свой мир слепой и тесный.
Когда решит он привести
«безносую с косою»,
ты встань меж нами на пути
и защити собою.
Скажи ему, что рано мне
в подземный мир стремиться,
пусть подождёт семь Божьих дней
меня в своей темнице,
чтоб догорел мой огонёк,
насытились желанья,
чтоб отдал я свой кошелёк,
просящим подаянья.
Ещё могу я слёзы лить
перед твоей могилой,
могу друзьями дорожить
и восхищаться милой.
Моей душе летать дано
и слушать Божью лиру…
А ключ я отдал за вино
скупому ювелиру.
|
СРАМ
Петру Ангелову,
другу – с благодарностью!
Увидит кто-то в том причуду,
но я поставлю свой вопрос:
а почему музей Иуды
создать ещё не удалось?
Тускнели б в нём мечи и гильзы,
в короне червенел рубин,
кровавые висели ризы,
спирал дыханье нафталин.
И молодёжь у риз кровавых
невольно подавляла б смех
и понимала, что есть слава,
а что – предательство и грех.
Но не видна греха изнанка,
Асена меч над ней блестит,
а малодушный лик Иванко
в тени музейной вечно скрыт.
Нам нужно знать срамные лица,
поскольку будет день и час,
когда предатель воплотится
для мерзких дел в одном из нас.
В нём долго желчь по жилам бродит,
Иудин поджидая день.
Он тоже – выкормыш народа,
как и блистательный Асен.
Из чёрного, как сажа, сплава
предателям воздвигнем храм.
Да, нам нужна героев слава,
но так же нужен вечный срам.
ВКЛАД В ЕВРОПЕЙСКУЮ ИСТОРИЮ
Моему другу Хубену Стефанову
Ещё Европа молодая
Читала рыцарский роман,
Когда, в бою рассвет встречая,
Погиб болгарский царь Иван*.
Она грустила о Джульетте,
Её пленял великий Бах,
А на Балканах гибли дети
От волчьих стай, что вёл Аллах.
Когда плыла по океану
В кольце служанок и вельмож,
Сбывали наших полонянок
В Салониках по пять за грош.
Когда соборы создавала
И замки, грозные на вид,
У нас печалились кавалы,**
Что Золотой Стоян*** убит.
Орда от мести ограждалась
Стеной отрубленных голов,
Но непокорной оставалась
Гайдукская страна орлов.
Она была раздольной самой,
Широкой, как следы у льва,
Но стала страшной волчьей ямой,
Где на костях росла трава.
Из ружей по врагам палила
Во всех краях родной земли,
Стрелой отравленной разила…
И турки дальше не прошли.
_____
*Иван Шишман – последний болгарский царь до
турецкого ига, погиб в 1393 г.
**Кавал – болгарский духовой инструмент.
***Алтанл Стоян (тур.) – Золотой Стоян – болгарский гайдук.
НОСТАЛЬГИЯ В ВАРШАВЕ
Всё было хорошо два с половиной дня.
А вот на третий день Варшаву скрыла мгла.
И южный ветерок навеял на меня
Знакомый аромат балканского села.
Дохнул ракией он из сочных абрикос,
От яворовых дров потрескивал огонь.
Пахучая айва, на срезе в каплях слёз,
Покинув мой буфет, просилась на ладонь.
Сородичи мои, лежащие в земле,
Что превратились в прах и превратились в соль,
На третий день пришли в гостиницу ко мне –
В роскошный и пустой варшавский «Метрополь».
Я с ними пил и пел в гостинице ночной.
Стекала по стеклу холодная вода.
Но все родные здесь печалились со мной,
Я в сердце перенёс Болгарию сюда.
На следующий день в Варшаве был туман,
Но я уже летел над миром в отчий дом
И тихо песню пел про свой родной Балкан,
Про Йова Балканджи*, сведённым скорбью ртом.
____
*Йов Балканджи – герой народной песни, он не захотел
отдать за турка свою сестру. Ему отрубили руки и ноги,
выкололи глаза, но он всё твердил, что голову свою отдаёт,
а сестру – нет.
ЧТО-ТО ПЛОХОЕ СЛУЧИЛОСЬ
Душа есть что-то, вроде песни.
Народ похож на стройный хор.
Мы сладкозвучно пели вместе,
Но замолчали с неких пор.
Бывали праздники с грустинкой,
Но пели все и в грустный час
О Карадже* и о Руфинке**…
Господь царил в душе у нас.
Сегодня нет совместных песен,
Мы, якобы, в нужде живём,
Но музыкальных дисков плесень
Складируем в жилье своём.
Мы вместе сделались немыми.
Нас ветер гонит вдоль дорог.
А где душа народа ныне,
Не знает, видимо, и Бог.
_____
*Стефан Караджа – болгарский гайдук.
**Руфинка – героиня народного фольклора.
БОЛГАРСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Ицу
Ребята, я знаю, что вам надоели
И хлеб зачерствевший, и горечь ракии,
И будни страны, за неделей – неделя,
В которых мы привкус удачи забыли.
Былые заслуги Болгарского царства
Сегодня – мифические пережитки.
Торгуем лохмотьями прошлого братства,
Из гроба коммуны таская пожитки.
Болгария – нищенка и оборванка,
Бездомной бродяжкой идёт, не обута,
И просит подачек везде, как цыганка,
На старом пути из Европы в Калькутту.
Больна её честь, совесть клонится пьяно,
А наши мечты – до прилавка, не выше.
Какой там романтик поэт Дебелянов!*
Какие стихи про цветущие вишни!
Петлёю свисает вопрос с небосвода:
А что нам даёт демократия ныне?
Скажите, куда подевалась свобода
Из нашей ноябрьской осени синей?**
Она с богатеями сладко пирует,
С рвачами от власти, вошедшими в моду,
В чести у неё, кто торгует, ворует,
Её не увидите вместе с народом.
Ребята, не зря мы сердца свои мучим,
Скорбим о свободе и Димчевых вишнях.
В земле, где родился наш праведник Кунчев,***
Романтики, может и правда, излишни?
Но можем запеть, чёрт возьми, как и прежде –
С гайдукским настроем средь ночи безродной!
И пусть, как под игом, с бессмертной надеждой
Гремит наша песня о вере народной!
_____
*Димчо Дебелянов – самый нежный болгарский поэт.
Погиб в Первую мировую войну.
**Осень новой демократии.
***Васил Иванов Кунчев – гражданское имя Левского.
МАК
У вас отцы имеют ореолы,
Украсили геройством имена.
Моим отцом и кочет не заколот,
За что такому вешать ордена?
Всю жизнь не знатен. И в жару и в холод
Обходчиком путей он прожил век.
Рабочая судьба его – не повод
Описывать, какой он человек.
Никто его словами не возвысил,
Не чувствуя посмертную нужду.
Каменотёс неровно имя высек
И крест Христов, а вовсе не звезду.
Ошибку эту исправлять неловко.
Отец мой, как дорожный смятый знак,
Лежит в земле. И траурной издёвкой
Склоняется к могиле красный мак.
ОЛЕНЬ В ЗООПАРКЕ
Ни от кого не жду в заём
Сентенций о свободе.
Неволя в городе моём
Для братьев меньших – в моде.
В вольере – серна и олень.
Вы мыслите, наверно,
Что счастливы и ночь и день
Олень и эта серна?
Но, откровенно говоря,
Ущербно это мненье.
Нет брачного здесь алтаря
Для серны и оленя.
В глазах оленя – дальний лес
Среди родной природы.
Там в диком стаде серна есть,
Что в трепет сердце вводит.
Не слышат люди гневный зов,
Что в лес ему охота,
Что жаждет встретить он любовь,
Не брака по расчёту.
Сказал я грубо, может быть,
О том, как это скверно –
Оленя принуждать любить
Совсем другую серну.
БОЛГАРИН
Односельчанам моего
родного села Хухлы!
О, как непросто в этом месте
болгарином сегодня быть,
как вечный крепостной поместья,
среди немых руин бродить.
И жить, наказанным судьбою
почти бесхлебной нищетой,
но принимать, как божью волю,
нелёгкий крест болгарский свой.
Знать, что начальство к бедам глухо,
но верить, что страна жива,
пока живёт родная Хухла,
не дом на Дондукова два*.
Непросто быть с судьбой согласным
от Бога и царя вдали
и, презирая все соблазны,
не покидать родной земли.
И, сердцем выстрадав разруху,
сказать сегодня без стыда:
«Я родом из болгарской Хухлы!
Всё остальное – суета!»
_____
*Адрес президентской администрации.
ДОБРУДЖАНСКИЕ СВЕТЛЯЧКИ
Моей названой сестре Елке Няголовой
28 июля Бухарестский договор
отторг часть Добруджи
Светлячки – далёких звёзд основа,
даром Прометея обладают.
Неизменно в ночь двадцать восьмого
на июльский митинг прилетают.
Вся Добруджа светится тревожно
фосфорным потусторонним светом.
И никто им запретить не может
проводить три ночи митинг этот.
Немы европейские посольства.
Бухарест немеет в эти сроки.
Это души предков недовольство
проявляют за грабёж жестокий.
Требуют у Господа отчёта
за вердикт неправедный и скорый.
На земле, пропитанной их потом,
пляшут ночью жертвенное хоро.
Наблюдал я этот митинг лично
и особо подчеркну курсивом –
души предков не шовинистичны…
Шовинисты, кто их судит криво.
СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК
Дочери Кате
Когда достигнешь свадебного дня
и подойдёшь венчаться к алтарю,
не жди даров богатых от меня –
в приданое иголку подарю.
Так помню образ матери – с иглой.
И ты такому дару не дивись.
Ткань бытия расходится порой,
без штопки вам никак не обойтись…
Игла способна чудеса творить,
с открытым ухом чаяньям внимать,
к воде дорогу в камне проторить,
бессмертный знак на трости начертать.
Носи её, как брошку, на груди.
Так носят наши женщины до днесь.
Потребуется, сможешь защитить
иголкой этой жизнь свою и честь.
Кто одноглаз, тот – самый страшный вор,
лишился глаза в схватке роковой…
Сам сатана обходит с давних пор
тех женщин, что украшены иглой.
Сокрыта тайна страшная в игле –
ты сможешь ею пробудить борцов,
когда, как Райна*, на родной земле
святое знамя вышьешь для бойцов.
______
*Райна Попгеоргиева вышила знамя Апрельского восстания 1876 года и сама участвовала в боях. Народ назвал её «Княгиня Райна». |
 Минна КАРАГЁЗОВА, член Болгарского союза писателей
Господь Бог сошел к нам в наше бытие
(Ивайло Балабанов, “Площадь надежды”, билингва, Москва, «Российский писатель», 2018, перевод с болгарского Валерия Латынина)
Вышла в свет болгарско-русская двуязычная книга со стихами большого болгарского поэта Ивайло Балабанова. Основная заслуга в этом принадлежит известному русскому поэту и переводчику Валерию Латынину. Он не просто является переводчиком этой книги, он осуществил этот проект с самого начала и до конца. От первоначального замысла, до выхода книги в свет.
Да, Ивайло Балабанов большой современный поэт. Но он так сросся с болгарской реальностью, с болгарской историей, культурой, мифологией, с болгарским способом ощущать мир, что переводить его очень трудно. Как переводить стихи о легендарных героях из болгарских мифов и песен, таких как Йов Балканджи*, Алтанл** Стоян, о Руфинке и самодивах.*** Стихи про болгарского царя Асена и его убийце Иванко, про Боримечку**** про пушку из ствола черешни*****, про Гергану и турецкого визиря. И все-таки – они переведены. С завидным мастерством и проникновением, с сопричастностью и любовью, какие заслужил Ивайло Балабанов - Поэт, который есть Любовь.
И не случайно выбрано заглавие книги “Площадь надежды”, взятое из стиха одного эмблематического стихотворения. Потому что, вопреки всему трагическому прошлому наших предков, вопреки бесконечным житейским перипетиям, Вера, Любовь и Надежда пронизывают не только наше бытие, но и возвышенную поэзию Ивайло Балабанова. Мне бы очень хотелось процитировать болгарский и русский переведенный вариант отрывка стихотворения, давшего названия книге. Просто короткая иллюстрация текстов в этой двуязычной книге:
Съдбата ни е скрита в тези
думи две, изглежда,
защото по закон божествен,
древен и суров
животът винаги започва
от площад”Надежда”
и с нас върви до края той
по улица”Любов”...
И русский вариант Валерия Латинина:
В этих великих словах
судьбы вершатся, как прежде,
в них – и небесный закон,
и человеческий зов,
будет всегда проходить
жизнь через площадь «Надежды»
и бесконечно идти
вдоль по проспекту «Любовь»...
Поэзия Ивайло Балабанова нашла свой отклик и своего “переводчика от Бога”, сумевшего передать все самое ценное и волнующее в ней средствами выражения другого языка и другой культуры. И оживают перед нашими глазами и воскресные города, и красота женщины с белой шалью, и белая рубашка поэта, сшитая из его ангельских крыльев, и золотой ключ от неба, смененный на красное вино…И оживает боль поэта за разруху Родины и его крик, что он болгарин, из Хухлы…
Метафора Ивайло в нашем, болгарском сознании, связана с нестинарством – с древней традицией танца на живых, раскаленных углях, перекочевавшей в христианство. Танцуют обычно женщины, с иконами в руках, в трансе. Они не обжигаются, потому что вера хранит их… Латынин нашёл общечеловеческое значение метафоры. Не жар, не раскаленные угли, а пожар. В степи. И перевод звучит сильно и автентично. Передает не букву, а дух стихов Ивайло. Сравните:
Стихи на болгарском языке:
Решението точно на въпроса
е в следната метафора, комай:
една жена, която крачи боса,
а пък жарта пред нея няма край.
И на русском:
Жена босая – средь степей,
охваченных пожаром, –
вот образ Родины моей
для скульпторского дара.
Бог в стихах Ивайло добр и человечен. Его можно пригласить на ужин, он сходит с неба в наше бытие, чтобы показать нам путь истинный. Звучат вечные вопросы – куда мы идём? И куда придём? Господь Бог в стихах Ивайло – болгарин, “но ему в этом стыдно признаться”. Как много боли от всеобщей разрухи, боли, которая сближает наши народы, есть в этих стихах…Русский народ страдал и страдает не меньше нашего, болгарского, и он поймёт наше страдание… Просто был необходим перевод. И сейчас он налицо…И болгарский и русский народы дали дорогие жертвы в веках. И границы обоих наших государств очерчены кровью…
Сравните:
И аз разбирам, че душата ми е пределена –
едната – в мен, но другата е там – в треви и брош,
че южната ни граница е кървавочервена,
защото е чертана не с молив, а с нож.
И русский перевод:
Под белой Гюмюрджиной моя душа двоится,
одна во мне трепещет, другая – в поле том.
Прочерчена на юге кровавая граница
не грифелем – по карте, а по душе – ножом.
Ещё один культурный мост между нашими двумя народами построен с выходом в свет этой двуязычной книги. Именно такие мосты остаются в веках. Нерукотворными и вечными.
Потому-что они живут в сердцах людей.
_____________________________
*Йов Балканджи – герой народной песни, он не захотел отдать за турка свою сестру. Ему отрубили руки и ноги, выкололи глаза, но он всё твердил, что голову свою отдаёт, а сестру – нет.
**Алтанл Стоян (тур.) – Золотой Стоян – болгарский гайдук.
*** Самодива – неземная красавица из болгарской мифологии.
****Герой романа И. Вазова «Под игом».
*****Во время Апрельского восстания 1876 года повстанцы делали пушки из стволов черешен.
|
Ивайло Балабанов родился 28 августа 1945 года в деревне Хухла Ивайловградского округа Болгарии. Окончил гимназию в городе Ивайловграде. Работал на строительстве ивайловградской плотины, дорог, был программным директором радио Ивайловграда. Является одним из наиболее выдающихся современных поэтов Болгарии. Его стихи печатались в самых популярных литературных журналах и антологиях. Автор многих поэтических книг. Лауреат национальных и международных литературных премий. Почётный гражданин городов Ивайловград, Кырджали, Свиленград, деревни Хухла. Стихи переведены на русский, польский, чешский, сербский и другие языки.
