Александр БОБРОВ, секретарь Союза писателей России
О САМОМ СУЩЕСТВЕННОМ

«Писать дневник, или, по крайней мере, делать от времени до времени заметки о самом существенном, надо всем нам»
Александр БЛОК

<<< предыдущее    следующее>>>

09.03.2018 г.

А ГДЕ ФИЛЬМ ПРО РУБЦОВА?
К выходу фильма «Довлатов»

После выхода монотонного  фильма «Довлатов» у меня появился главный вопрос: почему никто из русских режиссёров, из знаменитых актёров, которые выступают с гитарой и мечтают поставить пронзительный фильм,  не снимет картину «Рубцов»? Какая судьба, а не просто биография! – трагическая и великая: детский дом на Севере и Северный флот, тот же Ленинград и встречи с неизменным теперь Бродским, скитания по Руси, трудный путь к издателям и оглушительный успех «Звезды полей», трагическая гибель и последующая слава: Николай – самый издающийся поэт, тиражи его книг – больше, чем у Бродского. Книги о судьбе Рубцова, в том числе и Николая Коняева в ЖЗЛ – переиздаются, покупаются. Успех – гарантирован, если снять правдиво и с любовью. Где русские творцы, Минкульт, «Фонд кино» с таким русопятым Никитой Михалковым, русские предприниматели, которые порой пьют и плачут под песни Рубцова. Вот наиглавнейший вопрос после фильма…

Продюсеры ленты «Довлатов» рассчитывали обеспечить  бóльшую посещаемость кинотеатров за счет сокращения сроков проката. Замысел не удался или, как всегда, не рассчитали? Прокат фильма «Довлатов» режиссера Алексея Германа-младшего продлили до 11 марта, сообщили СМИ. За первый уик-энд картина собрала в прокате почти 89 млн рублей, заняв пятое место по сборам. Среди каких фильмов? – не понятно. Для меня показатель неуспеха, мягко выражаясь, в одном: ни ОДИН их моих студентов с журналистики и литературного творчества фильма не посмотрел – опрашивал 5-6 марта. А ведь это снято, по идее, и для них. Не только для ностальгирующих поклонников Довлатова и Бродского, как я понимаю.

Не буду по-киноведчески рассуждать о самом фильме, снятом в туманной манере Германа-старшего. «Афиша Daily» встретилась с режиссером, чтобы узнать, как появился «Довлатов» и почему режиссёр импровизирует, а не пытается, мол,  пересказать биографию писателя. Не знаю, что это такое «пересказать биографию». Она – в книгах писателя, в мыслях и переживаниях, которые вызывает его творчество. Во вторую очередь – в коллизиях вокруг него.  Да, давлотомания как явление – ширится, она коснулась и успешного режиссёра, который признаётся,  что книг Довлатова долго не читал: «Я знал о них всю жизнь, но прочитал их поздно, когда мне было уже — не побоюсь признаться — лет 25, то есть в начале нулевых. Я много слышал о Довлатове, но не читал. На даче лег и за два дня прочел всего. Помню ощущение нездешнего, лаконичного, умного, тонкого автора. Ощущение мощной и не совсем русской литературы в нашем традиционном понимании этого слова».  Да, нездешнего – точное определение…

Хочу прояснить какие-то мысли, рождённые фильмом про «нездешнего автора» и вялыми спорами вокруг «не совсем русской литературы». Режиссёр Алексей Герман рассуждает о нашем циничном времени: «Как литературу или кино сейчас оценивать? По количеству тиражей? По деньгам? Один известный культурный олигарх, который, может быть, будет читать эту статью, в частном разговоре сказал мне, как они выбирают писателей: 30 тысяч подписчиков — берем книгу в работу, а 200 человек — не берем. Есть рекомендация от уважаемого человека — берем, нет — не берем. Рыночный мир. У Довлатова был мир идеологический — и это большая разница. В их вселенной опасность исходила понятно откуда, в нашей может исходить откуда угодно…».

 Да, «опасность исходила», но герои в накуренных помещениях (не как сейчас!) были за выпивкой уверены, что их обязаны издавать. А почему любого советского-антисоветского  литератора должны были печатать? Все герои фильма «Довлатов» страдают по этому поводу: мы талантливы, мы – особые, а нас эта серость гнобит и не печатает. Я неплохо знаю журналистскую и литературную жизнь многих стран Европы – от Венгрии до Германии. Там так НЕ ПЕЧАТАЮТ, что героям фильма в романтической дымке – и не снилось. Думаю, и в США так. Конечно, когда Довлатов приехал в Америку, его с подачи Бродского и по идеологическим соображениям тут же стали печатать в ведущих журналах типа "Нью-Йоркера". Герман мл. говорит в интервью: «Он стал писателем, его публиковали в New Yorker, Курт Воннегут о нем хорошо отзывается, какие-то деньги даже появились, газета…». Хорошо отзывался Воннегут? Писатель  на вершине славы иронизировал по поводу популярности Сергея Довлатова, сочинив письмо, которое начинается так: «Дорогой Сергей Довлатов! Я тоже люблю вас, но Вы разбили мое сердце. Я родился в этой стране, бесстрашно служил ей во время войны, но так и не сумел продать ни одного своего рассказа в журнал "Нью-Йоркер". А теперь приезжаете вы и — бах! — Ваш рассказ сразу же печатают. Что-то странное творится, доложу я вам...». А чего странного? – нормальный расклад. Ещё самое привычное дело – напирать на то, что тебя не печатают потому, что ты – еврей.

Вот какой отзыв о фильме «Довлатов» с оттенком удивления оставила на сайте Любовь Грязнова – опытный редактор: «Я бы сказала, что фильм документальный с художественным уклоном, неторопливо-повествовательный. На мой взгляд, будет интересен тем, кто любит творчество писателя Довлатова, кто любит его прозу. Для других он покажется скучноватым. Страшно представить, какие фильмы о том времени будут снимать лет через тридцать. Некоторые моменты уже сейчас удивили.. Тем, кто хоть недолго работал редактором в издательстве , будет удивительно наблюдать, как ученикам, собирающим макулатуру отдают рукописи авторов .. при этом весь двор завален рукописями.. На метафору это не тянет.. Насколько я помню, каждую рукопись, из так называемого самотёка, редактор обязан был не только вернуть автору, но и написать редакторское заключение, отрецензировать.. И автор был вправе подать в суд, если, не дай Бог его рукопись будет потеряна. Удивило и то, что Довлатов в фильме в качестве одной из причин его " непечатания" называет свою национальность. За 20 лет работы редактором моими авторами были и евреи, и татары и буряты, и украинцы... В те же годы выходили гениальные книги Юрия Трифонова, Юрия Нагибина, Юрия Левитанского, Исаака Бабеля, Александра Межирова, Юнны Мориц…».

Убеждён, что Довлатова нельзя поставить в один ряд с этими серьёзными авторами, которых и я печатал от «Литературной России» до издательства «Советский писатель», но имя Юрия Марковича Нагибина – случайное в этом ряду: он, к его сожалению, оказался чистокровным русским. Обласканный советской властью, богатейший писатель хотел сыграть в перестройку роль полуеврея, представителя вечно гонимой на Руси нации, но выяснилось, что мама родила - от русского. Драма для него была страшная  – он же заявил, пытался обыграть… Но само позиционирование писателя, чуявшего все веяния времени – весьма характерно.

Поэтому хотелось бы привести убедительное рассуждение Алека Д. Эпштейна из газеты еврейских обществ Украины - «Хадашот»: «Дело в том, что многие видные литераторы третьей эмиграции — от самого Довлатова и его ближайших товарищей Петра Вайля и Александра Гениса, издателей Григория Поляка и Игоря Ефимова, редакторов конкурирующих изданий Андрея Седых, Валерия Вайсберга и Михаила Моргулиса и до его кумиров Василия Аксенова и Иосифа Бродского — практически все они были этническими евреями и практически все они не хотели ими быть. Прожив в «свободном мире» двадцать два года и отличаясь широко известной тягой к путешествиям, Бродский, несмотря на полученные им приглашения из Иерусалимского университета, ни разу не побывал в Израиле. Ни разу не был в Израиле и Довлатов. «Сергей не был ни на одной из своих исторических родин, но Кавказ его волновал куда больше Израиля», — замечает Александр Генис. «Я хотел бы приехать не просто в качестве еврея из Нью-Йорка, а в качестве писателя, я к этому статусу привык и не хотелось бы от него отказываться даже на время, — повторял писатель в тот же день в письме питерскому литератору Андрею Арьеву. — Года через полтора это, судя по всему, станет реальным». Это, действительно, вполне могло стать реальным, но через полтора года, 24 августа 1990-го, Довлатова не стало. Последнее утверждение является изложением воли самого Довлатова, заметившего в интервью Виктору Ерофееву: «Я долго думал, как можно сформулировать мою национальную принадлежность, и решил, что я русский по профессии. …Моя профессия — быть русским автором». Называя себя «этническим писателем», Довлатов имел в виду русский язык, а никак не еврейство». 

 Всё-таки надо понимать политиканские расклады и суть творчества, различать публичные заявления и сокровенные признания, а не верить фантазиям Германа-младшего и его герою в исполнении серба, которому вообще до фонаря все эти литераторские метания. Добавим, что по рассказам коллеги Сагаловского, Довлатов знал, какое значение придаётся атрибутам и выразительным символам: «Вероятно, для того, чтобы никто (и главным образом — сотрудники на радио «Свобода», в большинстве своем русские люди) не заподозрил его в принадлежности к евреям, Сергей с какого-то времени стал носить православный крест». Ну и сам русский автор Довлатов был безжалостен: «О еврейской эмиграции не хочу и говорить, тут нужны Ильф с Петровым, — писал он Тамаре Зибуновой. - Я … года три назад испортил отношения со всеми общественными группами в эмиграции — с почвенниками, еврейскими патриотами, несгибаемыми антикоммунистами и прочей сволочью». Да, это типичный и дерзкий взгляд русского писателя, которого и показные почвенники коробят, а карьерные космополиты – ещё больше!

В интервью перестроечному журналу “Огонек” в 1990 году под редакцией еврея Виталия Коротича Довлатов признался, что в еврея его “превратила” эмиграция в США в зрелом 37-летнем возрасте: «Вообще-то мать у меня армянка, отец — еврей. Когда я родился, они решили, что жизнь моя будет более безоблачной, если я стану армянином, и я был записан в метрике как армянин. А затем, когда пришло время уезжать, выяснилось, что для этого необходимо быть евреем. Став евреем в августе 1978 года, я получил формальную возможность уехать».

Он сам беспрерывно и мучительно думал об этом, рассуждал в записках для себя, которые всё равно выносились на публику: «Так кто же мы наконец? Евреи или не евреи? В Союзе нам жилось легко и просто. Еврейство было чем-то нехорошим, второсортным… Бывало, что люди утаивали свое еврейство… Нормальные люди вели себя разумно. Не орали без повода – я еврей! Хоть и не скрывали этого. И вот мы приехали. Русские дамы с еврейскими мужьями. Еврейские мужчины с грузинскими женами. Дети-полукровки… И выяснилось, что быть евреем не каждому дано. Что еврей – это как почетное звание. И вновь мы слышим – докажи! Предъяви документы. Объясни, почему ты блондин. Почему без затруднений выговариваешь “р”?.. Между прочим, это и есть расизм. Будь евреем. Будь русским. Будь грузином. Будь тем, кем себя ощущаешь. Но будь еще кем-то, помимо этого»... Фильм этого главного убеждения – не передал! Это Герману мл. – просто не по плечу…

Вообще: не печатали «потому что еврей» для нашей страны, для нашей журналистко-писательской среды советского времени звучит как анекдот. И Довлатов сам это беспрерывно, до оскомины подчёркивает: «Однажды я техреда Льва Захаровича назвал случайно Львом Абрамовичем. И тот вдруг смертельно обиделся. А я все думал, что же могло показаться ему столь уж оскорбительным? Наконец я понял ход его мыслей: “Сволочь! Моего отчества ты не запомнил. А запомнил только, гад, что я — еврей! ( Из записных книжек писателя). Но и американский опыт не радужней эстонского:  «Чернокожих у нас (на Брайтон-бич) сравнительно мало... Для нас это загадочные люди с транзисторами. Мы их не знаем. Однако на всякий случай презираем и боимся. Косая Фрида выражает недовольство:

— Ехали бы в свою паршивую Африку!..

Сама Фрида родом из города Шклова. Жить предпочитает в Нью-Йорке...».

Какое типичное высказывание советской еврейки из Нью-Йорка! И вот это Довлатов умел подмечать изнутри. Ничего подобного не может быть, конечно, буквально в 6 днях 1971 года в Питере, но отсвет-то этой безжалостной иронии должен царить, делать занудный фильм искромётным? Владимир Соловьев – не телеведущий, а другой - автор книги «Три еврея, или Утешение в слезах» повторил точное определение творчества Довлатова:  «Кто-то назвал литературное письмо Довлатова анекдотическим реализмом — не вижу в этом ничего уничижительного. Он и в самом деле хранил в своей памяти и частично использовал в прозе обширную коллекцию анекдотов своих знакомых (и незнакомых) либо про них самих». Да, поэтому пересказанные чужие шутки, подслушанные лично и редко – придуманные самим анекдоты, байки составляют сердцевину творчества Довлатова, делают его книги лёгким, занимательным чтением, которое так легко хвалить и цитировать бесчисленным поклонникам и последователям. А вот идеологии на них, как собирались создатели фильма – не построишь.

 Просто перечислю три слагаемых довлатовского успеха: личное снисходительное, но грандиозное для определённых кругов участие Бродского, действия определённой пропагандистко-издательской клики в России, но главное - раскрутка СМИ, порой искренняя: Довлатов - кумир для всех журналистов такого же склада («он - как мы, только удачливей, потому что слинял»). Они сами, в отличие от Довлатова, читавшего вслух парализованной Вере Пановой великие книги, ярче и выше - ничего не читали, сами точно так же пишут, но скучнее, бездарнее да ещё тут, в России, где они «этой проклятой стране не нужны». Но всем же не уехать в США, не попасть под опеку Бродского, не пробиться, потому можно славить ушедшего НЕконкурента как путеводную звезду. Она – чисто медийная, хотя сам Довлатов пишет живо, реалистично, с юмором. Но из него всё время хотят сделать великого, недооценённого писателя эпохи. По «Культуре» не раз повторяли многосерийный телефильм цикле Свидетели времени» - «Людмила Штерн. Жизнь наградила меня...». И вот в аж 4-я серии - "Иосиф Бродский"…(запись произведена в Северной Каролине – апрель 2015 года) главная героиня в фиолетовом сразу заявляет без обиняков: «Жизнь свела меня с двумя гениями: первым поэтом России – Иосифом Бродским и первым прозаиком России – Сергеем Довлатовым». Ух ты! Хоть бы остановили авторы фильма запись и попросили добавить: «На мой взгляд» или «Как нам кажется  отсюда» или  «По мнению нашей стаи». Так сказала о Бродском сама Штерн: «Мне кажется, что Бродский воспринимал нас с мужем Виктором Штерном, как родственников. Может быть, не самых близких. Может быть, не самых дорогих и любимых. Но мы были из его стаи, то есть, абсолютно свои». И вот эти «абсолютно свои» раскручивают Довлатова где только можно, любыми средствами – от кино за государственные деньги до безобидно вроде бы газетёнки «Метро». Главный редактор многотиражной бесплатной газеты Анна Сирота не может без родимого Питера, каждую неделю ездит туда из надоевшей Москвы и в каждый номер для усталых москвичей и «понаехавших тут» - суёт питерские материалы.   В день рождения Довлатова дала питерские адреса его коммуналок – зачем? Кто-то из простых читателей бесплатной газеты рванёт на дорогом вечернем «Сапсане» в её любимый город, бросится по этим адресам – и что посмотрит? Просто глупость.

А как это неинтересно и не вкусно написано! Вот довлатовский адрес: 4. угол Белинского и Моховой: «Пивной ларёк, выкрашенный зелёной краской, стоял на углу Белинского и Моховой. Очередь тянулась вдоль газона до самого здания райпищеторга. (...) Мужчины были в серых пиджаках и телогрейках. Они держались строго и равнодушно, как у посторонней могилы. Некоторые захватили бидоны и чайники». («Чемодан»), Знавал я этот ларёк в самом центре Ленинграда. И чтобы там в начале 70-х стояли в телогрейках? – бред! Ну, может, один с похмелья попался Довлатову, но Герман-младший, снимая фильм «Довлатов» про 6 дней из 71-го года, даже такую сценку не снял. А то представьте – в телогрейках,  с чайниками, как в военное время на станции, у крана «Кипяток». Против такого дурдома все бы возопили.  Помню, ларёк у гостиницы «Советской», тоже как-то странно описанной Довлатовым - через иностранцев. Помню, как подошёл к нему с Таней Ребровой после выступления в Доме молодёжи зимой. Взял кружку и буфетчица спросила: «Вам тёпленького пива из чайника на морозе добавить?». Может, Сергей Донатович перепутал спьяну чайники? Бывает, но зачем голову-то морочить в газете «Метро»?

Показательно, что режиссер Алексей Герман-младший хотел включить в картину сцену в театре, но не нашел в Санкт-Петербурге театра с советской обстановкой. Всё перестроено, загублено евроремонтами! Вы можете такое представить в ведущих театрах самой Европы? Но это всё – антураж, декорация, за которую фильм и был награждён на Берлинском фестивале. А ведь Герман не уловил мучения художника, «трагедию весёлого человека», как выразилась его хорошая знакомая Е. Клепикова из США: «Его как-то ощутимо подпирало время. Была жгучая потребность реализации. Я была потрясена, когда он, разговорившись, выдал что-то вроде своего писательского манифеста. Приблизительно так: Я — писатель-середняк, упирающий на мастерство. Приличный третий сорт. Массовик-затейник. Неизящный беллетрист. У меня нет тяги в будущее. Я — муха-однодневка, заряженная энергией и талантом, но только на этот день. А ее заставляют ждать завтра и послезавтра. А вы предлагаете мне писать для себя и в стол. Все равно что живым — в гроб». (Соловьев В., Клепикова Е. Довлатов вверх ногами: Трагедия веселого человека). Загадка: как же из третьесортного писателя, из мухи-однодневки сделали слона? Не за рост же!

Константин Кедров - поэт и обозреватель газеты «Известия», который сам себя выдвигал на Нобелевскую премию, когда узнал, что даже Бродский её получил, высказался про фильм «Довлатов» так:  «Его время - для дикарей перестройки, которые наши анекдоты 60-х восприняли как свежую новость». А Галина Крупнова добавила: «Уютные страдания "застойного" времени". Вот так же умилительно смотрятся советские детективы». Да, мы любим в разворованной и озверевшей стране смотреть эти добрые чёрно-белые ленты, где тщательно расследуют кражу из кассы 10 000 рублей или покушение на убийство хорошего человека, слушать рассуждения о долге и человеколюбии среди сегодняшнего ожесточения и попрания христианских заповедей. Так же примерно сегодня воспринимаются страдания журналиста Довлатова, которого правили, заставляли переписывать статьи в советскую газету. А сегодня его после первой же «неправильно» написанной статьи в буржуазной газете – просто выгнали бы без всякого объяснения. Он всё страдает, что ему наступают на горло песни, а сегодняшний окормитель российской прессы некто Алексей Волин –  заместитель министра связи и массовых коммуникаций вызвал праведный гнев у своих подопечных, журналистов, призвав их работать в соответствии с "единственной" целью - зарабатывать деньги для владельцев СМИ. Высокопарные заявления о борьбе за свободу слова, о несении правды в массы - это все не бизнес, потому имеет место быть лишь постольку поскольку, считает чиновник. «Журналист должен твердо помнить, что у него нет задачи сделать мир лучше, нести свет истинного учения, повести человечество правильной дорогой. Это все - не бизнес. Задача журналиста - зарабатывать деньги для тех, кто его нанял… Нам четко надо учить студентов тому, что, выйдя за стены этой аудитории, они пойдут работать "на дядю". И "дядя" будет говорить им, что писать и что не писать. И как писать о тех или иных вещах. И дядя имеет на это право, потому что он им платит», - убеждал возмущённых преподавателей Волин. Даже Владимир Соловьёв в своей телепрограмме вспылил и заявил, что за один такой перл, вызвавший возмущение журналистского сообщества, чиновник должен быть уволен. Но ничего подобного не случилось – руководит на том же посту, контролирует и поучает. Представьте, что он ЭТО говорит Довлатову: пиши на дядю и слушайся дядю. Довлатов просто мог бы не сдержаться.

Понимаете, для человека такого склада быть под гнётом могучей системы, противостоять всевластной, но порой тайной цензуре, чуть ли не всему сильному и мнимо антисемитскому государству с КГБ и идеологическим отделом ЦК – почётно, захватывающе интересно и понятно. Но писать по указке неведомого и часто нерусского дяди – унизительно, неприемлемо. А Довлатов был несдержанный человек. Вот характерное его признание во время матча за звание чемпиона мира по шахматам: «Мне говорили, что у Корчного плохой характер, что он бывает агрессивным, резким и даже грубым. Что он недопустимо выругал Карпова, публично назвал его гадёнышем. На месте Корчного я бы поступил иначе. Я бы схватил шахматную доску и треснул Карпова по голове. Хотя это неспортивно и даже наказуемо в уголовном порядке. Но я бы поступил именно так. Я бы ударил Карпова по голове за то, что он молод, за то, что у него всё хорошо, за то, что его окружают десятки советников и гувернёров. А за Корчного я болею не потому, что он живёт на Западе, и, разумеется, не потому, что он еврей. А потому, что он в разлуке с женой и сыном. И ещё потому, что он не решился стукнуть Карпова доской по голове. Полагаю, он желал этого не меньше, чем я». Вот сколько комплексов намешено! А что бы он сделал с куратором Волиным?

Корреспондент спрашивает режиссёра:

 — Вы говорили в одном интервью, что поколение 60-х и 70-х — это «люди с прямой спиной».

— Правда, спины были попрямее. Тоже было много говна: оно примерно всегда одинаково в пропорциях. 

Нет, далеко не в одинаковой!

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Комментариев:

Вернуться на главную