Валерий ХАТЮШИН
СПЕЛАЯ РЯБИНА

(Новые стихи)

* * *
Скоро листья начнут опадать —
неизбежной досады примета.
И в последнем дыхании лето
нам подарит тепла благодать.
Скоро листья начнут опадать.

Не спеши, летний день, не спеши.
До заката немного осталось.
Посидим предосеннюю малость
в истончённой зелёной тиши.
Не спеши, летний день, не спеши.

Вспомним, как угасала сирень,
как жасмин опьянял ароматом,
как над полем, цветеньем объятом,
жаворонок звенел целый день.
Вспомним, как угасала сирень…

Так с тобою угаснем и мы —
чтоб вернуться живительным светом
долгожданным улыбчивым летом
после хмурой мертвящей зимы…
Так вернёмся, угаснув, и мы.

* * *
Вечер дождливый, холодный, немой,
вечер последний минувшего лета.
Сколько уже их прошло надо мной!
Сколько осталось в неведомом где-то?..

Чья-то душа отлетит без следа,
кто-то вздохнёт, не дождавшись ответа,
и незаметно уйдёт в никуда
вечер последний угасшего лета…

* * *
Нас тоже на свете любили…
Два царских подарка мне были.

Два имени связаны с ними,
душою навечно хранимы.

Два самых заветных подарка,
под солнцем сияющих ярко.

Две шумно зовущих стихии
в сердечной моей ностальгии.

Как два неизбывных свиданья,
как два неразрывных названья…

Балтийское море — Татьяна
и Чёрное море — Оксана.

* * *
Под окном больничным — красная рябина.
За окном казённым сеет дождь грибной…
Сношенное сердце — нудная кручина.
Тихие деревья. Сумрачный покой.

А ведь как гулялось, пелось, пировалось!
И казалось сердцу — воле нет конца.
Отразит, быть может, нервную усталость
заостренный профиль бледного лица…

Жизнь была — крутые горные дороги.
Города и лица. Столько рук и глаз!..
Жизнь — река шальная: камни да пороги.
Помню, как взглянула мать в последний раз…

За окном палаты скрылось всё живое.
Дождь шуршит чуть слышно, уплотняя хмарь.
Тихие деревья — в сумрачном покое.
Спелую рябину золотит фонарь…

ПОБЕДИТЕЛЬ
…Дрожали языки огня,
и ночь застыла глухо.
«…Один из вас предаст Меня,
но вы крепитесь духом».

И было ждать совсем чуть-чуть
Земле, чтоб стать иною…
«…Я истина, и жизнь, и путь,
идите вслед за Мною».

Свет на лице. Чело в венце.
Веков минувших стержень.
«…Отец во Мне и Я в Отце,
и Мною мир повержен».

Была святая ночь тиха.
Предатель время выждал.
Еще до крика петуха
Пётр отречётся трижды.

Нет больше в мире ничего
до крайнего предела,
весь этот мир — лишь Крест Его,
лишь Кровь Его и Тело.

ЗЕМНОЙ АД
Мрази в Киеве, трусы в Кремле.
Стынет кровь на разбитом стекле.
Нет воды, и еды, и тепла.
Днём на улицах страшная мгла.

Ночью нет ни покоя, ни сна.
Здесь уже не живёт тишина.
Стон от боли, проклятий и ран.
А по городу бьёт «Ураган».

Голова, улетевшая с плеч,
знает жовто-блакитную речь.
И хохлятско-нацистский урок
знают дети без рук и без ног.

Здесь разорвана в клочья любовь.
В детских душах — кричащая кровь.

Мрази Киева, трусы Кремля.
Как их только выносит земля?

УКРАИНСКАЯ НОЧЬ
Темна украинская ночь.
Страшна украинская тьма.
Бежит, разбегается прочь
народ, не сошедший с ума.

Земля, полюбившая тьму,
страна, потерявшая свет…
Чужие добру и уму, —
лелеют убийственный бред.

Черна сумасбродная власть.
Безумен хохлятский нацист.
Сладка живодёрская страсть
под «Смерчей» и мин пересвист.

Во мгле украинских ночей
летает обугленный гроб.
Под снегом в кровавой моче —
каратель с нашивкой «Укроп».

В ДЕНЬ АНГЕЛА-ХРАНИТЕЛЯ
Мороз пришёл и снег
в день Ангела-хранителя.
Холодный падал свет
с небес родной обители.

Мне было в нём тепло,
как под ладонью матери.
А время истекло
вином по белой скатерти…

Иссякли, пролились
деньки мои бедовые…
Душа взирает ввысь,
предвидя сны суровые.

И вот — холодный свет,
как шёпот Утешителя,
и этот поздний снег
в день Ангела-хранителя…
22 марта 2015

* * *
Каждый вечер яркая звезда
беспокойно светит мне в окно…
Лет моих минувших череда
предо мной промчалась, как в кино.

Я увидел всё, что позабыл,
не мечтая больше ни о чём.
Безвозвратно парус мой уплыл
за вечерний смутный окоём.

Вслед за ним уплыть я не смогу.
Здесь мой взгляд остался навсегда.
И на тёмном этом берегу
ярко светит мне в окно звезда…

* * *
То, что искал я везде безнадёжно
с горечью наедине,
мне оказалось найти невозможно
в этой людской беготне.

Где-то бесстрастно, беззвучно осталось,
с кем-то сошлось и срослось
то, что мне снилось, о чём так мечталось,
то, что, увы, не сбылось.

Верен своей нерастраченной лире,
смертью печать разомкну.
То, что всю жизнь я искал в этом мире,
там ли найду?.. Тишину.

* * *
Сидим, как на диванчике,
с дружком на бережку.
В гранёные стаканчики
плеснули коньячку.

Не пьём давно, а хочется
по малому глотку…
И вот душа-пророчица
развеяла тоску.

И вот в кустах извивистых
защёлкал соловей.
И просит друг порывисто:
чуть-чуть еще налей…

В глазах играют зайчики
у нас от коньяка.
Слепя, блестит мозаично
вечерняя река.

Не всё, мой друг, потеряно,
не всё у нас прошло…
Он смотрит неуверенно,
вздыхает тяжело…

Гранёные стаканчики.
Последний майский день.
Опали одуванчики,
осыпалась сирень…

СЕТИ
Да, уже случилось это —
как в капкан, попались в сети
в лабиринтах Интернета
потерявшиеся дети.
Жалко их, в экран глядящих,
отшвырнувших все препоны,
по мобильнику галдящих
и уткнувшихся в айфоны,
их, из жизни многоцветной
в виртуальный мир ушедших,
под рекламой несусветной
в гости к дьяволу забредших.
Там их главные заботы,
там их чувства и признанья,
и соблазны, и полёты
в звездный хаос мирозданья.
Этот век огнём окрашен,
век злословный, лжеобманный.
И уходят дети наши
в сон бездонно-заэкранный…

* * *
Когда уходят ласковые дни,
ты знаешь — это жизнь уходит с ними.
И ты по ним без ропота вздохни.
Тоска смертельной немощи сродни.
Гони ее минутами слепыми.
Когда уходят ласковые дни…

Что ж, может быть, последнее тепло
тебя хранит последним этим летом.
Оно пока еще не истекло,
и солнце лишь на краткий миг зашло,
чтоб растопить тоску твою с рассветом.
Да, может быть, последнее тепло…

В твоей душевной памяти оно
тебя не раз утешит и согреет.
Нам всё, что было, встретить суждено…
Хоть и уснёшь навеки, все равно
не раз тоску смертельную развеет
в твоей душевной памяти оно.

Смакует август ласковые дни.
В зелёном сквере — щебет воробьиный.
Цветы на клумбе — яркие огни.
Не верят в скорый листопад они.
Как ты тоске не веришь беспричинной…
Считает август солнечные дни…

У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ
Беспощадный, коварный и подлый,
вот он, Запад, во всей срамоте.
Европейцев содомские кодлы
мир толкают к последней черте.

С острой болью взирая на это,
в новом смраде фашистской чумы
беспокойное сердце поэта
мир спасает от гибельной тьмы.

И за высшие смыслы в ответе,
Бог простит наш расколотый свет,
если будет, как прежде, на свете
хоть один гениальный поэт…

 
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную