«Я ПРОЙДУ МИМО ЦАРСТВЕННЫХ ОКОН…»(К 75-летию со дня рождения поэта и публициста Владимира Переверзева)
Владимир Переверзев учился в 26-й орловской средней школе, где были замечательные учителя: до и после Переверзева, а точнее, вместе с ним отсюда вышла плеяда замечательных людей – от актёров Фёдора Чеханкова и Елены Крайней до краеведов Владимира Власова и Валерия Ерёмина. Переверзев был членом комитета комсомола школы, редактором стенгазеты, участвовал в создании школьного музея. Именно из тех лет – увлечение баскетболом, поэзией (его одноклассником был будущий известный поэт Геннадий Фролов). Переверзев любил Мандельштама, читал его наизусть. Когда уже в перестроечные годы собеседник понимающе кивал: «Да, конечно, Воронеж, филфак», Переверзев, словно извиняясь, произносил: «Нет, это ещё со школы, на уроках литературы…» Рано почувствовав «тягу к литературе», Владимир начал писать ещё в школе. «Ракета дала задний ход», – такими словами началась рукопись фантастического романа, заслуживающая двойки по физике. Вспоминает орловская поэтесса Ирина Семёнова: «В юности Володя любил бродить в одиночестве где-нибудь на природе. Заходя ко мне после долгих странствий, он мог спросить: “Нет ли у тебя чего-нибудь поесть?”, как настоящий бездомный и голодный поэт, что восхищало меня до глубины души. Да и глядя на него в то время, всякий мало-мальски мыслящий человек понимал, что он поэт и ничем другим быть не может». Владимир Переверзев окончил школу в 1965 году, но ещё три года отделяли его от студенческой скамьи: слесарь на заводе «Химтекстильмаш», монтировщик декораций в театре, учитель физкультуры в райцентре Нарышкино. Участвовал в литературном объединении, печатался в областных газетах, его стихи получили высокую оценку на семинаре поэзии в Орле. Владимир мечтал поступить в МГУ, но не прошёл по конкурсу. Некоторое время заочно учился в Орловском педагогическом институте, а затем поступил на филологический факультет Воронежского университета. В Воронеже он встретил будущую жену Наталью (в девичестве Живоглядову) – она училась с ним на одном факультете (кандидат филологических наук, профессор Наталья Анатольевна Переверзева впоследствии много лет заведовала кафедрой литературы Орловского государственного института культуры). Его близким товарищем по университету стал сокурсник, будущий поэт и руководитель Белгородской писательской организации Владимир Молчанов (вскоре Молчанов был призван в армию). Владимир Переверзев был дружен и с будущим кандидатом филологических наук, доцентом ВГУ Валентином Инютиным. Был членом драматического коллектива ВГУ, участвовал в смотрах художественной самодеятельности. Работал в студенческом стройотряде в Якутии. Возможно, именно с того «трудового семестра» берёт исток интереса Переверзева к Дальнему Востоку. Тем более, что на Сахалине жили тогда родители Натальи Живоглядовой, а её дед писатель Борис Дальний ещё в 1939 году опубликовал в Воронеже повесть «Дальневосточная поэма» (переиздана в 1956 году). В студенческие годы Переверзев писал стихи, но к своим виршам, впрочем, как и полагается профессиональному филологу, относился очень критично – большинству было суждено остаться в мусорной корзине. Сохранилось и вошло в сборник «Паломничество в пустыню» (Орёл, 2006) стихотворение «Каменная книга» (1972), где есть весьма пафосные строки: Не дай прожить пустынником, природа! Тогда же было написано и стихотворение, точно фиксирующее рост тревоги в душах представителей молодого поколения начала 1970-х: А облака нависли низко, И вместе с ним невесть в какую, В подшивках многотиражной газеты «Воронежский университет» тех лет нашлась лишь одна публикация стихов Переверзева – в номере за 1 сентября 1973 года, на 4-й странице под рубрикой «Стихи молодых» были опубликованы два стихотворения: «Проснись и выходи скорее…» и «Едва продрав глаза спросонок». Подпись – «В. Переверзев, выпускник филфака ВГУ 1973 г.». Он отслужил два года лейтенантом-артиллеристом в военном городке у железнодорожной станции Томичи примерно в ста километрах от Благовещенска и в семидесяти километрах от китайской границы. Вернулся в Воронеж, где с декабря 1975 по февраль 1976 года работал помощником главного режиссёра ТЮЗа по литературной части, затем почти год оставался без работы, с января по август 1977 года – внештатный корреспондент телевидения Воронежского комитета по телевидению и радиовещанию. Неопределённость с профессиональным статусом в какой-то степени компенсировалась творческим ростом будущего поэта. В Воронеже он знакомится с писателями, заявляет о себе, как о многообещающем авторе. Владимир Гордейчев так отозвался о первых опытах Переверзева: «Его стихотворения – ясные по идее, высокие по духу – отмечены гражданской и творческой зрелостью. В них присутствует то, что можно было бы обозначить «географией времени» с её социальным и нравственным рельефом». Особые грани подметил и Виктор Поляков: «Умение обращать простые детали и приметы в явления истинно поэтического свойства, придавать жизни оттенок необычности, какого-то, что ли, чуда, является едва ли не основным его достоинством. В то же время он не злоупотребляет новациями, которые иной раз больше ошарашивают, чем впечатляют. Залогом этому – хорошо пройденная школа русской классической поэзии». В это время, в 1976 году, появились две небольшие публикации В. Переверзева в воронежском литературно-художественном журнале «Подъём» – рецензия и стихотворение. Рецензия стала откликом на книгу стихов В. Зорина «Родня», вышедшую в Центрально-Чернозёмном издательстве в 1975 году. Критиком Переверзев, судя по этой публикации, был въедливым, но доброжелательным. С одной стороны, оценивал изданное без всяких реверансов: «Временами В. Зорину отказывает не только вкус, но и элементарное знание предмета, включая правила русской орфографии. Он может, например, измерить что-нибудь с точностью «до микрометра», хотя общеизвестно, что микрометр является инструментом, а не единицей измерения». С другой стороны, подытоживал: «Он не только вторгается в пространство, подчиняя его, – он грубо срезает огромные временные пласты, и за этими подчас неловкими действиями всегда можно разглядеть искреннюю попытку осмысливания исторической судьбы страны и народа». Есть в рецензии и весьма позитивные оценки: «просторен и гармоничен», «жизнеутверждающий пафос», «живая связь», «масштабы поэтического мира» и т.д. Стихотворение «Где-то на краю небес…» было напечатано в рубрике «Голоса молодых» в подборке с произведениями Аллы Вариводиной, Александра Лисняка, Игоря Лукьянова, Владимира Молчанова, Л. Турбина, Александра Соловьёва, Михаила Армалинского. Примечательно, что стихотворение Переверзева было последним в подборке, за ним оставалось ещё больше половины незанятой страницы, но редакция, давшая другим авторам места куда больше, не рискнула напечатать ещё одно-два стихотворения Переверзева. Очевидно, в Воронеже не находилось места начинающему литератору и журналисту, и он снова уезжает, на этот раз на Сахалин – редактором областного отделения Дальневосточного книжного издательства. За десять лет отредактировал сто книг (в том числе литературно-художественные сборники «Сахалин»), немало поездил по Дальнему Востоку: Курилы, Камчатка, Колыма. Любил суровую природу и в иные минуты потом говорил: «Сахалин спас меня от гражданской смерти». Ответственный секретарь Сахалинской писательской организации Николай Тарасов вспоминал о Переверзеве: «Он первый показал и прочитал мне переданные в издательство удивительные верлибры Романа Хе. До того корейский паренёк с гитарой ничем не выделялся среди авторов-исполнителей, и попытки его писать рифмованные стихи нисколько не обещали появления в лице Романа интереснейшего и самобытного поэта, единственного в своём роде». А вот впечатление Тарасова о совместных поездках: «Переверзев при посадке на теплоход “Ольга Андровская” всё не мог отыскать паспорт и, когда вахтенный, теряя терпенье, сказал: “Ну, хоть какие-то данные паспорта назвать можете?” – слегка призадумался и ответил: “Помню, что русский…” Нам так полюбилась эта фраза, что мы сделали её исторической и повторяли на все лады по разным поводам. Мимо нас проплывали вулканы, и он, замечательный поэт, уже потом на родине, в Орле, написал:
… Вот уже слова слетают с губ, Родина, таинственный простор, Проступает медленно во мгле …Этот остров не видал никто, Где нашёл он столько дивных слов, Ещё одна замета из воспоминаний Николая Тарасова – о рыбалке: «Первое, что я услышал от Володи Переверзева на следующий день: В Южно-Сахалинске вышла первая книга стихотворений Владимира Переверзева «Дом и дорога» (1984), в те годы он много печатался в сборниках и альманахах. Литературные критики увидели в Переверзеве представителя поколения «после Мандельштама», продолжателя дела Прасолова и Рубцова. Поэт и критик Александр Суворов подметил: «Из общей массы, движущейся в течении неостановимого литературного процесса, Переверзева выделяет то, что он изначально, практически с первых своих стихотворных строк, явился в русской поэзии как светлая и духовно ясная личность, его стихи проливаются как ровное и ясное озарение среди безвременья – в его творчестве не было ни модернистских изысков «литературного левачества», ни смуты, ни мятежа, ни унылой, беспросветной депрессивности, а была прежде всего та возвышенная, спокойная мудрость, которая единственно позволяет мужественному сердцу без смятения и предательского трепета встретить все жизненные испытания. Он словно бы все, что должно было случиться с нами и страной в последующие годы, знал заранее». В конце 1980-х, в сорок лет, Владимир Переверзев вернулся в Орёл, чтобы окружить заботой постаревшего отца. Удалось устроиться на несколько месяцев собственным корреспондентом газеты «Российский Чернобыль» – с её удостоверением много ездил по Брянской и Орловской областям, увидел мрачные картины поражённых радиацией деревень, изломанные судьбы беженцев и ликвидаторов. Это только усилило обострённое восприятие перестроечной действительности. Не случайно Александр Суворов писал о Переверзеве: «Он всегда болезненно переживал о нашей духовной разделённости провинциальной, “нутряной” России от высокоумного и блистательного столичного творческого бомонда, бессильного и бесплодного, прекратись к нему приток жизненных соков от русской земли». Его благородный голос завораживал – Переверзева звали работать на радио, но в итоге в начале 1990-х он стал сотрудником телевидения (государственная телерадиокомпания). Снял 300 фильмов и авторских передач – циклы «Беседы о литературе», «Малые города Орловщины», «Дым Отечества»… Призы на престижных телефестивалях и конкурсах, звание заслуженного работника культуры России. Он не хотел вступать в Союз писателей, уникальный случай – его искренне просили написать заявление. Поэт Виктор Дронников посетовал в своей рекомендации: «Творчество Переверзева долго было в тени, он как бы не верил себе». Душу его сковывало ощущение несвободы, он всегда остро чувствовал несправедливость, – а потому боролся за спасение заповедного уголка Орла – Дворянского гнезда. Однажды отправился пешком от орловского города Болхова (там Оптин монастырь) до калужского Козельска (Оптина пустынь), и этот путь дал название будущей книге стихотворений, очерков и прозы «Паломничество в пустыню». Нередко вспоминал о воронежской юности – о той поре есть строки в повести «Петров день, или Нота “фа”», в поэзии, в частности, в стихотворении «Воспоминание о Воронеже» (2000):
По Никитинской пух тополиный, Уж каких я не пережил ночек, А влюблённые словно дворняжки, – Я пройду мимо царственных окон Будет пахнуть сирень, и застынет Телевидение он не любил, говорил жёстко: «Работаю на территории самой ожесточённой борьбы Бога и дьявола». Но и на телевидении, и в Орле вообще у Переверзева всегда были искренние друзья, потому что он сам был человеком совести, добра и справедливости, не спешил встать «с веком наравне» – скорее он был гражданином «серебряного века». Заведующая музеем И.С. Тургенева Людмила Балыкова вспоминала: «У него была богемная походка – по Тургеневской улице шёл, как по парижской мостовой». Он жил с чувством катастрофичности российского бытия, но искал ростки, крупицы надежды. Алексей КОНДРАТЕНКО, |
||||
Владимир ПЕРЕВЕРЗЕВ (1947-2009) *** Сквозь времени угарный чад Ты станешь падалью, не строй Пусть время обратится вспять, *** И не проникал рассвет Видно, так уж повелось, А у старого ствола, Был один великий миг И летел под ними лес ДЕРЕВУШКА Далеко, как будто бы телегу, Я люблю грозу, но умолкает Эти грозы даже на мгновенье Вот и всё, и снова стороною Разве выйдет на порог старушка ЕМЕЛЯ Здесь метели по неделе, Хорошо под буги-вуги Нынче надобно проверить, А и лапти подвернутся – Много дела у Емели Глядь-поглядь: метель опала, САХАЛИН МУЗЫКА И старик настройщик со мной согласен. Мы понимаем друг друга. |
*** Под музыку размеренную ворота, Что там мерцает в глубине колодезной? Я знаю, что такими вот ночами Что ожидает встреча неминучая, *** Закрой глаза – теперь не надо зренья, Оно наполнит древние колодцы, *** Как будто крылышками вея, Какое время наступило *** Я-то знаю, закончена повесть, То ли годы как сны промелькнули, Только смерть, что легка на помине, *** На мосту через эту речонку *** От рубах, что распахнуты настежь, Жил я так, что и свечи знобило, Было что-то такое туманное, *** Нет света ни в одном окне – Ну что ж, – старик ответил мне, – – Дедусь, как звать речушку? * * * КАМЕННАЯ КНИГА Я знаю, эта книга превратится Не дай прожить пустынником, природа! |
|||
Наш канал на Яндекс-Дзен
|
||||
| Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-" |
||||
|
|
||||
|
|
||||
