| |
***
Кому любовь свою ни говори,
Слова опять истают до зари
И снег смотает голубую пряжу,
И стаи птиц разрежут небеса,
Послышатся слепые голоса
Из прошлого, с которым я не слажу.
До крови ранит, но не рвётся нить,
И я не прекращаю вас любить,
Ушедших ни на миг не отставляю.
И снится мне окраина небес
И светлый сад, и тёмно-синий лес,
И дом, в котором ждут и умирают –
И снова ждут. И жизнь течёт сама,
И нету в ней ни горя, ни ума,
Легка-легка, как будто птичья стая.
А я во сне летаю тяжело
И разбиваю тёмное стекло
Меж адом жизни и небесным раем.
Там живы все. И мама, и друзья,
И бабушка, и те, кого нельзя
Увидеть, но забыть их невозможно.
Сиянье душ и отблески планет,
Их навсегда неутолимый свет –
И снег, летящий в мир неосторожно.
Я там жила, в завьюженной степи,
В ночном дому, где темнота слепит
И где лучина освещает песню.
А выплачется песенка когда,
Тогда метель и горе – не беда,
В прошедшем сгину, в будущем воскресну.
***
Опять листвы просвеченная медь,
Сквозняк берёзы бело-синеватой.
И снова можно плакать и неметь
Пред красотой такой же, как когда-то
Давно, за много лет до наших дней –
Чем раньше, тем прозрачней и ясней.
Здесь жили деды. Мельница кружилась.
Казалось, что сам воздух был крылат.
А если что, как песня, не сложилось –
В муку перемололось наугад.
А если что, как листья, облетело –
Так это моей бабке на венок.
Чернеют птицы в небе чистом, белом.
И мы живём. И Бог не одинок.
***
В ночной дали прольётся поезд
Наплывами из перестуков.
Пульсирует дороги повесть
Мерцаньем звёзд и тихих звуков.
Перекрывая расстоянья
Своей мелодией пустынной,
Состав летит легко и рьяно,
Но вот на станции застынет.
И в это самое мгновенье
Я вдруг пойму, что здесь когда-то
Остались предков поколенья
В земле, ни в чём не виноватой.
Зачем я мимо проезжаю
Деревни той, в которой жили
Они так тихо, не мешая
Друг другу и небесной были?
Остановиться бы, остаться
В бараке ветхом и дощатом,
И тёмным звёздам улыбаться,
И облакам, грозой измятым.
И дожидаться до рассвета
С дежурства мужа или сына,
И песенку, что не допета,
Тянуть чуть слышно и наивно.
***
Чьи это гены во мне говорят,
Властно зовут по России скитаться,
В дикую степь, в гулевой листопад,
Хоть мне давно уже не восемнадцать?
То ли в кибитке, а то ли пешком,
С поездом шумным, с надеждой тревожной –
Всё же покину постылый мне дом,
Так, что вернуться назад невозможно.
Да и к чему? Ведь земля широка,
Каждая ночь может стать роковою,
И разливается в небе река
Птиц, улетающих над тишиною.
Мы-то не птицы, да песня долга,
Стелется степью да вяжется шалью.
Звуки раскатятся, как жемчуга,
Вырастут звёзды на месте печали.
В чёрную полночь за рыжим костром
Тень танцевальная движется следом,
И осыпается ржавым холстом
Воздух дороги, ведом и неведом.
***
Другая плотность зрения, мой друг.
Пора душе лучиться и дробиться,
Преодолев свой тягостный испуг,
Себя увидеть облаком и птицей.
Её глаза в себя отворены,
И стёрлась зыбкая перегородка
Между простором, заключённым в сны,
Калиткой кроткой, памятью короткой.
И дотемна по саду ей порхать.
Гнездо не свито, песня не допета.
И разве могут души отдыхать,
Когда наступит радостное лето?..
***
Всё это было когда-то
В дальней и плавной дали:
Звёздами пахла мята,
Стыли ромашки в пыли.
И деревянная дача
Вечной казалась мне.
Жизнь, много жизней знача,
Тайной была вполне.
В ней ковыли мерцали,
Пела гвоздики кровь,
И над землёй печали
Месяц нахмурил бровь.
И восходили лица,
Полные тишины:
Кроткие, словно птицы,
Нежные, словно сны.
Бабушка песни пела
Так, что земля цвела.
Звёздами небо кипело
И мама ещё жила.
А всё остальное – пропасть,
Там, у резных ворот:
Тёмной дороги прорезь,
Сомкнутый небосвод.
***
Косматые ветры играют огнями окраин,
Но ветры и сами – игра им неведомых сил.
И ночь распрямляется, всей чернотой догорая,
И падает в небо размахом обугленных крыл.
Светлеют листва и домов невысокие стены,
И чуть приглушённей – блеск уличного фонаря.
Как жили мы долго и как расставались мгновенно –
Об этом окраина помнит и знает заря.
И пение птиц, и сияние облачной пены,
И воздуха тонкого сумрачно-грустная медь –
Всё это о нас говорит, и всё это нетленно,
Круженье, движение жизни сильнее, чем смерть.
***
Деревья начинаются с мечты
Об их стволах, о кронах незнакомых,
О чёрных гнездах – тихих, невесомых
На уровне лазурной высоты.
Деревья начинаются с ворон,
С их тишины тяжёлой, полусонной,
С их выкриков, гортанных и огромных,
С томительной зимою в унисон.
Деревья начинаются с листвы
Прозрачной и просвеченной навечно –
В обнимку с фонарём стоят беспечно
Они, не поднимая головы.
Деревья начинаются с тебя,
Огнём зелёным в сердце прорастают,
Как горькая весна, как злая тайна
И добрая — соседствуют, скорбя.
Ты не умеешь вырваться уже
Из душного цветения мирского,
Из лиственного шума городского,
Пока не вспоминаешь о душе.
***
Того что было, не вернуть.
Дорога верная поката.
Преодолев нелёгкий путь,
Душа касается заката.
И всё, что с ней произошло,
Умыто смехом и слезами,
И чьё-то белое крыло
Качается перед глазами.
Веди меня, мой дивный друг,
Мой странный спутник безымянный,
Сквозь боль, и нежность, и испуг
В иные дни, иные страны.
Там снег белее, чем всегда,
И невозможное возможно,
И осторожная звезда
Дрожит над городом тревожным.
***
Костры – Дон Кихоты осени,
Оранжевы и остры,
Себя в синий воздух бросили
До сумеречной поры.
Качаются – не кончаются
Их пламенные бои,
Как будто звезда-печальница
Роняет искры свои.
И на костров неистовство
Смотрит речная мгла,
Пристально смотрят пристани
И тихих вод зеркала.
Вода утекает медленно,
Огонь погасает враз.
Ночные костры последние
Не помнят меня сейчас.
Их время уже закончилось,
Их пепел совсем седой.
...Я стану костром пророческим
И никогда – водой.
***
Под крышей будет гореть фонарь,
Как раньше и как всегда,
И снег заискрится старинным «встарь»,
Замёрзнет в реке вода
В году две тысячи никаком,
Забытом на много лет,
Поскольку я возвращаюсь в дом,
В котором меня больше нет.
А я любила и здесь жила,
Сгорала сто раз дотла,
И воскресала как свет фонаря
В прозрачной реке января.
И если меня ты забыл опять,
То повода нет умирать.
Осталась надежда на что-то ещё,
Что нас обоих важней –
На белый снег, на небесный шёлк,
На праздник далёких огней.
***
Чёрного неба тягучий мёд
Льётся за горизонт.
Кто эту тяжкую сладость пьёт
Вместе с ночной слезой –
Тот навсегда свободен, а я
Слишком земной была,
И оставалась – летя, скользя,
Птицей гнездо вила.
Чёрной звездой сияло оно
В гуще лохматых крон,
И облетала его стороной
Стая старых ворон.
И обходили сплетни его,
И миновала беда,
Но капля неба – всего-ничего –
Однажды коснулась гнезда.
И вот, как пропасть, зияет оно,
И видно в его окно,
Что смерти нет,
И уже всё равно,
И боль отменить не дано.
И видно: бежит затяжная вода
По стёклам домов людских,
По зеркалам невинного льда,
Светлым глазам тоски.
И всё скрывает небесный дождь:
Души, сердца, крыла,
И обнимает синяя дрожь
Землю, где я жила.
***
Начинается осень. Щербаты ступени её.
Эта лестница нас на чердак голубиный уводит.
Там все стены исписаны разною глупостью вроде
«Саня З. + Марина», и тоненький ветер поёт –
Паутину колеблет, рассеянный свет рассыпает.
Только выйдешь на крышу – весь город, гляди, пред тобой:
Здесь темнеет овраг, дальше синяя Волга мелькает,
Шпиль готический в небо уткнулся упрямой иглой.
Эта осень меня укрывала столиственной мглою,
Уводила в упорную, гордую горесть любви.
Что теперь от неё, осторожной и скромной, я скрою?
Ржавый лист паутиной знакомых морщинок овит.
На доске рисовала мелком ярко-белым и жёстким,
На асфальте – дождём, самолётиком – на синеве.
Эта осень прошла. Стала женщиной взрослой.
Эта взрослость её не укладывается в голове.
И сбивается слог, и уходит привычная гладкость,
И ступени щербаты – на память, на счастье, на боль.
До свидания, осень. Прощай, моя радость.
Хорошо навсегда, до конца оставаться собой.
***
Дом светло-жёлтый – как будто бы чёрными линиями
Он обведён – отсырели карнизы на нём,
Крыши вспотели, и небо качается синее
И наполняется всё бирюзовым огнём,
И осыпает им улицу – скупо, безадресно.
Так понемногу – а вдруг пригодится оно,
Словно цветок — в день рожденья, и станет всем радостно,
Будто получено тёплое чьё-то письмо,
Брошено в ящик почтовый февральского дома.
Белый торчит уголок из норы жестяной.
Я написала ответ, хоть с тобой незнакома,
Небо, но, может быть, я познакомлюсь весной.
***
Прозрачная тень стрекозы
Мелькает на пыльной дороге,
Как будто остаток тревоги,
Как будто мерцанье слезы.
А вот и сама она здесь,
Как синий худой вертолётик,
Как чудо – почти что без плоти,
Из солнца и воздуха смесь.
Летит в полушаге от нас,
Дразня, обгоняя, взмывая
Над зеленью поля без края,
Пока горизонт не погас.
Попробуй её догони!
Но мы не пытаемся даже,
Мы свету и тени не стражи
В прозрачные летние дни.
ОБЕРНИСЬ
Судьбу свою встречаю: незнакома
Она со мной... Идёт-бредёт во мгле,
Не вспоминая облачного дома
И прожитого счастья на земле.
А было небо, синее, как ветер,
И ласточек встревоженный полёт,
Горячечная осень на рассвете,
Любовь – любовь, которая пройдёт,
Как тянущая боль с температурой,
Как снег небесный и закат земной.
...А был ночной проспект многофигурный
И обморок рябины золотой.
А были встречи, ссоры и разлуки,
Излуки неопознанных дорог,
Расколотое сердце – не от муки,
А оттого, что Бог не уберёг.
И если это вправду было – было,
И наяву, а вовсе не во сне,
И если я тебя не разлюбила,
Судьба моя, ты обернись ко мне...
***
Проснёшься – за окном туман
Седой, неумолимо плотный,
И кажется: пришла зима –
И снег ложится перелётный.
Но птиц тяжёлый караван
Растянется по небосводу –
И крик протяжный, как трава,
Пронзит осеннюю природу.
И на дворе очнётся день
Такой раскованно прохладный,
Что оживают свет и тень
На листьях рыжих неприглядных.
Прохожий редкий пробежит
В пальто и в шляпе, и в печали,
И воздух тоненько дрожит,
Как будто крылья за плечами.
***
Просыпается зимний ребёнок,
Видит белые окна вокруг.
Белый свет заштрихован спросонок
Белым снегом – невольно и вдруг.
Значит, так и предписано в жизни –
Брать её, оттого что чиста,
И – ни горечи, ни укоризны,
Только белая рамка листа.
И рисуй, ради Бога, что хочешь,
Пусть все линии будут резки,
Чёрной ручкой и кистью непрочной
Избавляя себя от тоски.
А иначе не сможешь ты выжить,
Оттого что суровой зимой
Нет ни цвета, ни света, ни книжек –
Остаётся остаться собой.
|
***
Бог есть листва и пустынная гладь
Мокрой дороги от края до края.
Тихий, разреженный воздух погладь –
Дождь опадает, как яблоки рая.
Слева — неоновый отблеск реклам,
Справа — грозы уходящей ворчанье.
Но неизвестно, куда повела
Мгла золотая: к любви ли, к печали.
И остановишься, чуть подождёшь.
Клён над тобой перестанет качаться.
Жаль, что окончился нынешний дождь –
Крошечный дождик, похожий на счастье.
***
Это тихий сон,
Это белый снег.
Город занесён
Словно бы навек.
В жарких шубах крыш,
В чашах тополей,
Ты опять молчишь
Тайною своей,
Горечью разлук,
Небом на горе,
Где трамвайный круг –
В свете фонарей.
Только помаши
Издали рукой.
Если снег дрожит,
Душу успокой.
И когда – вокзал,
И когда – отъезд,
Посмотри в глаза
Голубых небес.
***
Нам надо подготовиться к зиме:
Заклеить окна и купить картошки.
Кто знает, у зимы что на уме,
На сердце что, и в будущем, и в прошлом –
Снега, снега... Тропинку протоптать
Нам надобно под окнами своими
И уходить уже, и ускользать
От бед глухих по белизне равнины.
Здесь лыжников и беглецов не счесть,
Лыжня вдоль леса тянется, петляя,
Впадая в синеву, теряя блеск,
Саму себя перечеркнув, теряя...
Давай на склоне белом постоим
И помолчим мгновение-другое
О том, что нам известно лишь двоим –
Прозрачное, скользящее, тугое,
Как ветер, что шумит уже в ушах
При спуске с гор свистит, не умолкая,
И вот лицо твоё уже в слезах,
Перед зимой исчез недолгий страх,
И тёплый снег в твоей ладони тает.
***
Весь вечер пели соловьи,
А птицы прочие молчали
Во имя веры и любви
И нерастраченной печали.
Лучилось небо над землей.
Сирень рвалась через ограду,
Как это пенье, – к нам с тобой,
Когда гуляли мы по саду.
И влажной тяжестью дыша,
Земля струилась под ногами
Цветком, движеньем мураша,
Шурша под нашими шагами.
Её душа травой жива,
И в ясный вечер стало ясно:
Она по-древнему нова,
Она по-новому прекрасна.
Земля озвучена судьбой,
И соловьи взывают: верь ей,
В её крылатые деревья,
В закатный свет над головой.
***
Окно,
В котором цветёт сирень –
Оно остаётся мне,
И нежный свет,
И живая тень,
И облако в глубине.
Я нарисую это окно,
Море лиловых крыл,
И тех, кто жил здесь
Давным-давно,
И тех, кто о них забыл.
И тех, кто не помнит
Теперь себя,
Стоит у небесных врат,
Прижав к себе
Охапку дождя,
Светом его богат.
***
Беспричинное счастье нахлынет
В поздний час, как прилив на реке,
Засинеет тропами лесными,
Прянет ветром живым по щеке.
Неизвестно откуда, но чудо.
То ли поле с полынью густой,
Горький запах такой беспробудный,
То ли воздух тоскливый, пустой,
Потому что когда-то однажды
Оборвётся вся жизнь, словно нить.
Это счастье – мираж, но неважно...
Мы поверим ему, чтобы жить.
***
Я обязательно с утра
Садилась рисовать, как раньше,
И не было ни тьмы, ни фальши
В мерцанье нашего двора.
Там белый снег, там первый лёд,
Там неразборчивые птицы,
Там непременно счастье ждёт,
Как сердце в грудь, в окно стучится –
Метелью, веткой проливной,
Невольно стряхивая иней,
И краской белой или синей
Охвачен контур их двойной.
Прохожий шаг замедлит свой,
Поднимет вороник высокий,
Ему светло и одиноко,
Ему давно пора домой.
Но в раме моего окна
На нежной тяжести картона
Он длит дорогу неуклонно,
И взгляд его – сама зима.
И вечность утра, и печаль –
Одно прикосновенье кисти.
Но взглядов облетевших листья...
Как их на этом свете жаль.
***
Ночное дерево так странно
Глядит мне в спящее окно,
Как будто бы мы с ним на равных,
По крайней мере, заодно.
И, ветки-руки поднимая,
Оно царапает стекло,
Оно взывает к пониманью,
Пока ещё не рассвело,
Пока не обняли заботы
Земного будничного дня.
Давай поговорим, ну что ты,
Не бойся, дерево, меня.
Сегодня наступила осень:
Рубеж – и грустно, и светло.
Но только ты не думай вовсе,
Что жизнь обречена на слом.
Всё повторится. Будут листья
Иные на твоих ветвях,
И будут дождь и ветер мглистый,
И солнце в белых облаках.
И снова белое цветенье
Тебя окутает кругом,
И разнесётся птичье пенье,
И сменится цветок плодом.
Да, право ты, в конечном счёте.
Растёшь, и думы ни к чему.
Зачем же ты в окне напротив
Тревожно смотришься во тьму?
Тебе в обязанность вменяю
Людские думы и дела,
Но отражают не меня ли
Природы чуткой зеркала...
***
Сладкий запах золотистых яблок,
Облачное соло в вышине –
На реке осенней белый ялик
Неподвижен, словно бы во сне.
Патиною времени покрыта,
В рамочку небес облечена
Дачная картинка – стол, корыто,
Виноград у самого окна.
А внизу обрыв, и только волны,
С горизонтом слившаяся даль.
Наши души детством слишком полны,
Золотого яблока мне жаль –
Где оно, с какой горы скатилось,
Где весёлым семечком взошло,
Что тому кораблику приснилось
В белый день, прозрачный, как стекло?..
***
Дней переплетенье, словно ветки
Чёрные на небе перепутаны.
То в полоску небеса, то в клетку.
То темно, то невозможно утренне.
И чем дальше время жизни тянется,
Глубже в землю корни сада прячутся,
Тем смиренней светлая посланница –
Выше смотрит звёздочка горящая.
Никогда не будет равновесия,
Полной, успокоенной симметрии.
Мы с тобой пришли из поднебесия,
Где всегда то солнечно, то ветрено,
Где моя судьба с твоею связана,
Переплетена корнями, листьями,
Где тебе и небу я обязана
Звёздами, и чувствами, и мыслями.
***
Нагота откровенной фразы,
Воздух горестный, ледяной.
Ты ничем, кроме слова, не связан,
Потому – не молчи со мной.
В этой улице синей-синей,
Тёмной, словно за ней река,
Говори со мной, нелюдимой,
Руку не отнимай, пока
Разворачивается троллейбус,
Стынет в воздухе мёртвый лист.
Теплотой дыханья согрейся
Близ сияющих снежных риз.
…В этой улице тихой, старой,
Кто ты, чей – не припомнишь сам.
Слово белым облаком пара
Поднимается к небесам.
***
Путешествуй, душа, налегке,
Утварь дома оставь и пожитки,
Оживай – то в листве, то в строке,
В свежем ливне – промокни до нитки.
Пусть твердят, что так жили до нас,
Неумело, нелепо, нескладно –
Ничего не держи про запас,
Уходи, уезжай безоглядно.
Кто нам нужен – тот с нами всегда.
Кто оставлен – тот этого стоит.
Золотая слепая звезда
Небо зоркое взору откроет.
Но легко ли идти по лучу?
В поезд поздний в потёмках садиться?
Подожди, я тебе посвечу,
Тайной жизни твоей проводница.
Всё как прежде: цветы пустыря,
Млечный Путь и тропинка скупая,
Дом, в котором все окна горят,
Ночь горячечная, золотая –
Не достаточно ли для пути
Твоего, чтоб счастливой остаться…
Путешествуй, душа, и свети
Всем привыкшим по свету скитаться.
***
Как передать невыразимое,
С ума при этом не сойдя?
Гори, звезда моя, свети, моя,
Мерцай за пеленой дождя.
Прикованный к высотам каменным,
Фонарик детский и смешной
Меня спасает тихим пламенем
От взрослой жизни заводной.
И отсвет горестный, сиреневый
Ложится на больном снегу.
В бессмысленные словопрения
Вступать я больше не могу.
Я отворачиваюсь к облаку,
К пространству неба надо мной,
К летящему на синем голубю,
Звезде моей, всегда родной,
Звезде поэтов и воителей,
К лучам её – коснись руки!
…И странный свет её пронзительный
Горит, безумью вопреки.
ОКРАИНА
Окраина, старая рана,
Старухи и малые дети,
Звезда, что горит неустанно –
И память, которая светит.
Жизнь – словно окраина эта,
Огромное жёлтое поле.
В ней хватит и ветра, и света,
И воли, и счастья, и боли.
Утрата, ещё раз – утрата,
Разлука – и снова разлука.
Жизнь – веха, горящая дата,
Луч светанад горнею мукой.
И мало ли что приключится –
Смотрю в поднебесье, не щурясь.
Окраина, чёрная птица,
Тень горя на сумерках улиц.
На фоне домов аварийных –
Израненный старостью тополь.
Здесь жили, стирали, варили
И жизнь не считали жестокой.
О чём сожалеть? Всё сбывалось.
О чём говорить? Всё известно.
Здесь детство похоже на старость
И старость похожа на детство.
Здесь звёзды сияют упрямо,
А сердце – светло и тревожно.
Окраина – старая рана,
Которой зажить невозможно.
***
Так время тёмное шумит,
Напоминая шёпот крови,
Когда Вселенная вся спит,
Влюблённых и безумных кроме.
В звенящий час растёт трава,
На шатком воздухе качаясь,
И не помогут мне слова,
Когда прильну я к ней, отчаясь
Мгновение остановить
И голос к тишине прибавить.
... Есть ветер, чтобы вольных славить.
Есть вера, чтоб её хранить.
Я ТОЖЕ СТАНУ СТЕПЬЮ
Не вечен город. Здесь столетья степь
Лежала – неподвижная, глухая.
Звезды погибшей добирался свет
До золотой земли – и в травах таял.
Степь – это воздух, горький и густой,
Весенний, опалённый, неповинный
Ни в чём – и опьянённый высотой
И радугой крылатой и наивной.
Стань детством, степь, воспоминаньем будь –
О девочке, на станции живущей.
Здесь будет город. Здесь намечен путь
Для молодых, безудержных, поющих.
Не страшно им, что призрачен барак,
Сквозящий на ветру войны великой,
Что слишком много выпало утрат
И в скорбных лицах проступают лики.
Играет девочка на пристальном ветру,
Дивится травяному благолепью
И говорит, что «если я умру,
То ничего – я тоже стану степью».
***
Сорок птиц из-за моря на крыльях весну принесут,
Донесут — и рассыплют по снежным слепым перелескам.
И откликнется птицам несмелый подснежник в лесу.
И от робкого ветра качнётся в окне занавеска.
Звёзды станут крупнее и мысли тревожней мои.
Я боюсь потерять тебя. Зимняя память тускнеет.
Выцветают черты и слова неумелой любви.
Но апрельское небо прозрачней ещё и яснее.
Так на ветках лежит оно, словно вот-вот улетит.
Сорок птиц поднимают его над землёю.
Я сама остаюсь на высоком, на узком пути.
Над проталиной тихой – подснежник дрожит синевою.
От хохлатки лиловой, от чуткой фиалки лесной,
От протяжных туманов и дымки зелёных озимых –
Веет хрупкой любовью, непереносимой весной,
Разве только на крыльях и переносимой.
***
В седой степи туманный огонёк
Цветёт, цветёт, ещё не облетает.
Как близок он, как всё-таки далёк –
Никто его не помнит и не знает.
Не человек ли это заплутал,
Костром от темноты отгородился,
Когда ему открылась высота
Ночной звезды и тихий свет явился?
В седой степи, как будто на краю
Земли и нерастраченного неба,
Он снова вспоминает жизнь свою,
Отогревает призрачную небыль.
Всё, всё что было, что произошло,
Что превратилось в память золотую,
Теперь костром огромным расцвело
И кажется, рассыпалось впустую.
Но каждой искрой, каждым огоньком
Припав к земле осенней терпеливой,
Жизнь новая становится цветком
И светит неразумно и счастливо.
Из новых стихов |
Елизавета Сергеевна Мартынова (Елизавета Данилова) родилась в 1978 году в Саратове. Окончила филологический факультет Саратовского государственного университета и аспирантуру при нём. Кандидат филологических наук. В 2003-2014 гг. — доцент кафедры русского языка и культуры речи СГАУ им. Н.И. Вавилова. С 2008 года по настоящее время – главный редактор журнала «Волга–ХХI век». Публиковалась в журналах «Наш современник», «Волга – ХХI век», «Луч», «Вайнах», «Введенская сторона», «Русское слово» (Чехия), «Подъём», «Русское эхо», «Новая Немига литературная», «Сура», «Гостиный двор», «Отчий дом», «Камертон», «Великоросс», в альманахе «Новые писатели России», коллективном сборнике «Новые имена в поэзии» (Москва) и других изданиях. Многократно участвовала в Форумах молодых писателей России (2006-2012). Стипендиат министерства культуры РФ по результатам Форума молодых писателей России (2006, 2010). Лауреат премии им. Юрия Кузнецова от журнала "Наш современник" (2008), годовой премии журнала «Сура» (2013). Автор книг "Письма другу" (2001), "На окраине века" (2006), "Свет в окне" (2009), «Собеседник» (2012). Член Ассоциации Саратовских Писателей и Союза писателей России. Живёт в Саратове.