Александр НЕСТРУГИН (Воронеж)

ТРЕТЬЕ ДЫХАНИЕ

(Из новых стихов)

РОВЕСНИКУ
По правому делу Победы, собрат,
Не встанут меж нами
Ни спасший страну Богородицы плат,
Ни красное знамя.

На почвах свинцовых была так редка
Победная поросль.
И воздух Победы – до дна, до глотка –
Мы пили – не порознь.

В былом нам главнее – не распря, не спор:
На щит свой сумели
Поднять мы Отчизны отвагу и скорбь
В отцовской шинели.

Лишь вместе мы – отчее слово, народ,
Взмах памяти острой –
И отблеск её: «Коммунисты, вперёд!»
И – «Братья и сёстры!..»

И мы для иных, не пристрастных, времён
Запомнить сумеем:
И знаменем красным наш век осенён,
И крестным знаменьем.

* * *
Сбивали «культ», любви окалину;
Теперь – от нелюбви знобит.
Сдирали памятники Сталину
С земли - но разве он забыт?

Блажил «Апрель»: «В крови – сопрели мы!
Россия, кайся и молись!»
«Прорабы», предвкушая премии,
На лом сдать Ленина взялись.

А что ж держава? Полно! Ей цена, -
Как бронзе, что на лом сдают:
Из кепки ленинской нам Ельцинов,
В рост полный, тыщу отольют!

И мы плутаем, ошаРАШЕНЫ,
Там, где кремлёвская стена.
Где чёрным густо позакрашены
Не псевдонимы – времена.

* * *
Жизнь профукана… Это встарь
Были странные слов сближения:
«Жизнь положена на алтарь
Бескорыстнейшего служения!»

Сбились буквицы на листах…
Нет бы – лезть внахрап, брать за лацканы!
Тех, что -  «притчею на устах»,
Святцы новые дарят ласками.

Им, лелеющим этот срам,
Близким именем разве стану я?
…Но в душе-то есть тихий храм,
И алтарь, и те святцы – старые…

КОЛЬЦЕВАЯ
На жизнь хватало – рублёвки мятой,
И жизнь бурлила, а не стекала…
Как газировка из автомата –
С дымком сиропа на дне стакана!

На жизнь хватало - звонков трамвая,
Колёс и рельсов вечерней спевки…
И кружки пива, где кольцевая, -
За двадцать, вроде… и две копейки!

И с губ ронялись, помимо сора,
Слова, что жили – лучась, кручинясь.
И жизнь сходилась для разговора
О том, что с нею, дурной, случилось.

И всё, что лили в Кремлёвском зале,
Тут и паялась, тут и лудилось,
И не делилась,  не расползалась,
Страна большая -  в кружок сходилась.

…Всё разобрали – страну и рельсы –
На лом, в карманы… Где кольцевая,
 Сигналят в пробках «рено» и «мерсы»,
А я, сутулясь, всё жду трамвая.
 
НА БЕЛОМ СВЕТЕ…
Динамик хриплый на перрон нас вынес,
Велел спешить, а тут – то снег, то дождь...
Нет, я не сдался злой судьбе на милость,
Когда земля ушла из-под подошв!

Там, за стеклом,  плафон свеченьем налит,
А тут – сквозит больная полумгла…
И я, найдя слепым ботинком наледь,
Свет белый обнял – там, где ты была!

И было нам тепло на белом свете,
Хоть он с утра и льдистый, и сырой...
Хоть нужно ждать мне  - на площадке третьей,
Ну, а тебе, похоже, - на второй.

А на весах небесных гирька «против»
Всегда весомей звонкой гирьки «за».
А мы с тобой, земные плоть от плоти,
Глаза в глаза стоим, глаза в глаза!

И диктор, в наши судьбы посвящённый,
Устав просить, нас на испуг берёт.
А мы всё улыбаемся смущённо,
А нас толкает сумками народ!

А нам ещё тепло на белом свете,
Хоть он с утра и льдистый, и сырой.
Хоть нужно ждать мне  - на площадке третьей,
Ну, а тебе, похоже, на второй…

И этот вот нечаянный припев мой,
Мне кажется, сквозь годы слышишь ты.
И те, что сбились у площадки первой,
Ещё глядят на нас, разинув рты…

БЕЗ РАЗЛИВА
Лёд пронесло давно (уже к Америке
Он подплывает, говорили мне).
Но, лозы тронув, не играют ерики,
А брынькают на спущённой струне!

Уйдут разливы – что реке останется?
Мель порошить растрёпанной кугой?
Позвал я Дон проведать вместе старицы, -
Пошёл. До верб. А дальше – ни ногой!

А к морю белому – да с моря синего –
За стаей стая:
                     - Каг!
                                - Ага!
                                         - Кугу!
Вот научусь гутарить по-гусиному –
И с ними к морю белому сбегу…

*   *   *
Уже нам небо  не доверят,
Да и – «Сапсаны»-поезда.
Но детских лет крылатый велик
Ещё в металлолом не сдан.

 Ещё нас по свету нас поносит –
Там, где надежда и беда –
На полуспущенных колёсах,
На гнутых-битых ободах!

Не укоряя, не жалея –
Здесь, на невзлётной полосе:
Что так педали тяжелеют –
И даже спицы в колесе!

Что нам не двадцать, и не сорок;
И это счастья не сулит…
Что наш ухабистый просёлок
У самых звёзд уже пылит.

*   *   *
Глубины почвы вечные темны,
Но роза ало с этим тёмным спорит.
А корни розы переплетены –
С корнями сора, что тобою сполот.

И вовсе не нарочно, не назло,
Как в том стишке надуманном и вздорном, -
И корни те завязаны узлом,
И алое ещё видней на чёрном.

ИМЕНА
Проступит луг,  как  позабытый стих, -
Зовя в те дни, где ни больниц, ни «скорой».
… Стегнуть меня не прочь «петрив батиг» -
Так бабушка моя звала цикорий.

Взять на язык, потрогать звук скорей:
Кукушкин лён теплее ягод волчьих…
И радость-грусть откликнется – кипрей!
И молочай в колени ткнётся молча.

А время семя сорное несёт,
И даже луг в его немилой власти.
И тимофеевку теснит осот,
И борщевик опять мне небо застит…

Гулять прохожим праздным не люблю,
Опять же – луга, неба, жизни жалко!
И борщевик сомкнувшийся рублю
Слабеющей своей дорожной палкой.

В степь выйду с опечаленным лицом,
И степь, как будто угольком лиловым,
Прижжёт печаль цветущим чабрецом -
И одарит уста полынным словом…

СТЁЖКИ
             Светлане Ляшовой-Долинской
Нет слов, а песенка не спета…
Здесь, от тепла и до тепла,
В низах, в глазах не Стикс, не Лета –
Сквозь лозы родина текла.

Текла – от стыни и до стыни…
И жались к вётлам и тернам
Левад родные палестины -
И стёжки, выпавшие нам.

И жили мы – не понарошку,
Чужие жестам и речам.
И огород простую стёжку
Чуть не судьбою величал.

И в нашей приземлённой доле –
Ничьей в ней не было вины,
Хоть и теперь ещё ладони
От повилики зелены.

И видно, и понятно зрячим -
Без сносок, без кручёных фраз -
И почему мы руки прячем,
И почему не прячем глаз…

ТРЕТЬЕ ДЫХАНИЕ
Что загрустил, чего ты сник?
Ведь за тебя судьба – горою!
Хоть на обочину теснит
Тебя дыхание второе.

И всё, что снилось и жило,
Что билось в грудь, как ветер сильный,
Вот-вот уронит тяжело
Тебя на подорожник пыльный.

Но ты былое не вини,
Не плачь, что век тебя не встретил.
До поворота дотяни –
И опахнёт дыханьем третьим!

Как в детстве, где ты в жизнь врастал, -
Как подорожник, как репейник.
Где, сбив тебя, до трёх считал –
«Ну что, сдаёшься?» - твой соперник.

И дух перевести ты мог,
Ему на милость не сдаваясь.
Вот и судьба считать до трёх,
С тех пор всё учится, сбиваясь…

ЯГОДЫ
Памяти, восторгу и стыду
Прошлое летит в глаза половой.
«Вертолётик» крутится кленовый.
Спеет тёрен в Крюковом саду.

В парке школьном лист кленовый шит
Золотом… Но манит дикость сада.
Тёрен, что морозцем тронут, сладок,
Хоть и рвёт рукав терновый шип.

Стынет шёпот: «Ветку наклони…»
Я клоню, клоню, клоню, а после…
Смотрит юность девочкою взрослой -
Зябко ей! Ведь мы в саду одни.

Почему она опять молчит?
Неужели ничего не скажет?
Тёрен сладок, только губы вяжет,
И во рту потом всю жизнь горчит…

Порошит былое – до слезы,
Как ни щурься – встречь летит половой.
Выцвел, вымерз тот листок кленовый,
Но всё так же ягоды сизы.

НА ЛИСТОПАДЕ ЗОЛОТОМ…
Не знаю, много ль смысла в том? -
Забыв свои года,
На листопаде золотом
Не говорить – гадать!

В том баловстве немолодом
Ловить, глаза закрыв,
Не лист случайный на ладонь,
А -  тальк незримых крыл.

И знать: с немеющей руки
Твоей – в незримый сад
Лимонницы и мотыльки,
Закрыв глаза, летят…

ГОСТЬ
Поэт всегда для  родины –
Трюкач, трепач, юродивый!
Молвой, своею суженой,
Не раз до дыр утюженный:
Зря носит, ей радеючи,
В устах он  - вздохи девичьи!
Облаянный собаками
За каждый вздох – не впрок.
И вызванный ребятами
За клуб – на пару строк…
Ребята тут сердитые,
Зато не бьют в живот!
Ну, а губа разбитая
До славы заживёт.
Кого оно касается?
И вновь не по прямой,
И вновь, хоть опасается, -
Не сам идёт домой!
Вдоль речки, огородами
Всё провожает – родину.

* * *
Предзимья плен (да и судьбу свою)
Делю не с лавром – с почерневшей пижмою,
Что, по колено вмята в колею,
Не рвётся стать метафорою книжною.

Здесь летом сел на брюхо шалый джип –
Колёсный трактор еле-еле вышатал.
А пижме с этой колеёю жить –
Не строчкою, воображеньем вышитой.

И по весне из былок прорасти -
И этой зябкой колее,  как Золушке,
Соцветий теплых  протянуть в горсти
Неброские застенчивые солнышки.

* * *
Нашлись слова не все ещё, не все…
Они и есть от горестей заслон –
Синеют ли, как васильки в овсе,
Чернеют ли, как спеющий паслён.

И я спешу их отыскать тайком –
Взять синевы или спросить чернил...
Ведь в детстве не считал я сорняком
Паслён, что сладко губы мне чернил.

МИФ
Не следуя курным канонам,
Я миф задел – и неспроста:
Один ходил шептаться с Доном
Ночами в дальние места!

А по служебным всем лекалам
Дрожать был должен в конуре…
Дошло: «Да у него -  «Макаров»!
Под курткой,  в полукобуре!»

Узнав, чему обязан славой,
Я долго головой качал.
На примороженной, на правой
Так ныли пальцы по ночам…

А мной – гордились и пугали.
Сулили: «Ну, гляди, герой…»
Но друг, возлюбленный врагами, -
Миф за меня стоял горой!

И тем, кто, после трёх стаканов,
Смелел: «Таких на фонаре…»,
Миф усмехался: «А «Макаров» -
Под курткой, в полукобуре?»

Он стал – родным мне человеком!
…Когда я на него кричал:
«Достал! Иди ты… к древним грекам!» -
Всегда по-русски отвечал…

* * *
Угрюмством мучаю жену,
А после – руки ей целую.
Когда уснёт… Я так живу:
Срываюсь в ночь, костёр зову –
И мы гудим напропалую!

Вяжу крючки на перемёт…
Молчу, где вязы в кручу вмяло,
Судьбы читая перевод
На языке оригинала.

Но всё равно – я не карась
У безнадёги на кукане.
Меня спасли уже не раз
Исчезнувшие могикане.

Не раз висел на волоске –
Слова к себе меня прижали.
…И щепкой на речном песке
Черчу бессмертные скрижали.

И оклик детства: «Выйдешь, Сань?» -
Я слышу, немотою мучась.
Я так живу, как будто сам,
Зажмурясь, вынул эту участь…

 

Из цикла «ОТСВЕТЫ»

ПОРТРЕТ РАБОТЫ КРАМСКОГО
1
Вызов или укор
В карих очах? Не знаю…
Мне это взгляд знаком? –
Медлю. Припоминаю.
…Умник, толмач, масон,
Слывший брюзгой и снобом,
Был ты одним спасён –
Горькой строки ознобом.
Ёрник, бретёр, гусар,
Лист заслонив, украдкой –
Вздор, пустяки! – писал
Что-то в свою тетрадку.
А у других -  тома…
После всё объяснится:
Горем ли от ума,
Строчкой, что веку снится…

2
Вызнавший высший свет
Виршей кропатель низких,
Странных таких клевет –
В свете ходивших в списках!
Дервиш у райских врат,
Долга печальный данник…
Чином тебя пленят,
Скрутят дорогой дальней.
Свет ли закатный, рань –
Коротко путь твой виден.
В сумрачный Тегеран
Послан ты или – выдан?
Медленный тарантас…
Солнце в глазах донское…
Будет богат Кавказ
Счастием и тоскою!
Вызвездит…
 Путь земной
Не отвернёт, не смеркнет.
И -  одарит женой
Юной – и мукой смертной.
Как на фарси – «распять»?
…Стало удачей редкой,
То, что смогли узнать –
Лишь по дуэльной метке.

3
Баловень несудьбы,
Пушкинским горьким думам
Скрипом немой арбы
Явленный под Арзрумом.
Где перевал – и вниз
По каменистым склонам…
Станет тебе Тифлис
Плачем и пантеоном.
Разве тебе темно
Там, где грустят другие, -
С тою, твоей Нино
Строчкою на могиле?

4
Вызов или укор
Стынет в очёчках круглых?
…В серой золе веков
Слов твоих жгутся угли…

ПУТЬ КРЕМНИСТЫЙ…
Путь кремнистый… Пыль случайных фраз…
Слухов, сплетен грязь… Догадки. Версии.
Степи бессарабские. Кавказ –
Не Сибирь же, право! И не Персия…

Не обвал, что враз сметает вниз
Экипаж – и не свинец пока ещё.
… И равнинный, как же он кремнист,
Высвеченный звёздами – до камешка!

Путь к прозреньям, к Родине… Домой –
В жмущем грудь мундире – спящей Мойкою.
Сбивчивый. Неровный. Но – прямой,
Без обочин долгих с недомолвками.

Путь кремнистый, заплутавший путь! –
Со строкой, судьбою наречённою…
Вдруг (не вдруг!) решившийся  свернуть
С Невского - рывком – на речку Чёрную.

ОДУВАНЧИК
               «Когда б вы знали, из какого сора
                 Растут стихи, не ведая стыда…»
                                  А. Ахматова
                  «…И буду жить в своём народе!»
                                   Н. Рубцов

Чтоб просто жить в своём народе,
Я просто выхожу во двор.
И ковыряюсь в огороде,
И рву, мрачнея, всякий сор,
Что душит ратью многоликой
Картофельную борозду:
Осот, щирицу, повилику –
И лопухи, и лебеду!
И к вечеру я
              гору
                      сора
Не умещаю на рядно…
Но одуванчик у забора,
Хоть плачь, желтеет всё равно!

P. S.
          «Идёшь, на меня похожий…»
                         М. Цветаева

Крапива жива – стрекаясь,
Похожая на траву…
Я – пальцами резких пауз –
Ткань речи на смыслы рву!

Безумствую ли, бунтую?
Не вызнавший – не перечь!
Я этим рваньем бинтую -
Что в слове нельзя сберечь….

Что строчками не рябило
На выстуженном листе -
Темнело лицом рябины
Сквозь раны её кистей!

И всё, что сквозь бинт сочится,
Алеет сквозь рвань темно,
С тобой – или с ним! – случится,
И будет – судьбе равно.

Святою водой кропили…
Зашили травой уста…
А я всё кричу – крапивой,
Кладбищенскою крапивой,
Касающейся креста…

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную