|
РОВЕСНИКУ
По правому делу Победы, собрат,
Не встанут меж нами
Ни спасший страну Богородицы плат,
Ни красное знамя.
На почвах свинцовых была так редка
Победная поросль.
И воздух Победы – до дна, до глотка –
Мы пили – не порознь.
В былом нам главнее – не распря, не спор:
На щит свой сумели
Поднять мы Отчизны отвагу и скорбь
В отцовской шинели.
Лишь вместе мы – отчее слово, народ,
Взмах памяти острой –
И отблеск её: «Коммунисты, вперёд!»
И – «Братья и сёстры!..»
И мы для иных, не пристрастных, времён
Запомнить сумеем:
И знаменем красным наш век осенён,
И крестным знаменьем.
* * *
Сбивали «культ», любви окалину;
Теперь – от нелюбви знобит.
Сдирали памятники Сталину
С земли - но разве он забыт?
Блажил «Апрель»: «В крови – сопрели мы!
Россия, кайся и молись!»
«Прорабы», предвкушая премии,
На лом сдать Ленина взялись.
А что ж держава? Полно! Ей цена, -
Как бронзе, что на лом сдают:
Из кепки ленинской нам Ельцинов,
В рост полный, тыщу отольют!
И мы плутаем, ошаРАШЕНЫ,
Там, где кремлёвская стена.
Где чёрным густо позакрашены
Не псевдонимы – времена.
* * *
Жизнь профукана… Это встарь
Были странные слов сближения:
«Жизнь положена на алтарь
Бескорыстнейшего служения!»
Сбились буквицы на листах…
Нет бы – лезть внахрап, брать за лацканы!
Тех, что - «притчею на устах»,
Святцы новые дарят ласками.
Им, лелеющим этот срам,
Близким именем разве стану я?
…Но в душе-то есть тихий храм,
И алтарь, и те святцы – старые…
КОЛЬЦЕВАЯ
На жизнь хватало – рублёвки мятой,
И жизнь бурлила, а не стекала…
Как газировка из автомата –
С дымком сиропа на дне стакана!
На жизнь хватало - звонков трамвая,
Колёс и рельсов вечерней спевки…
И кружки пива, где кольцевая, -
За двадцать, вроде… и две копейки!
И с губ ронялись, помимо сора,
Слова, что жили – лучась, кручинясь.
И жизнь сходилась для разговора
О том, что с нею, дурной, случилось.
И всё, что лили в Кремлёвском зале,
Тут и паялась, тут и лудилось,
И не делилась, не расползалась,
Страна большая - в кружок сходилась.
…Всё разобрали – страну и рельсы –
На лом, в карманы… Где кольцевая,
Сигналят в пробках «рено» и «мерсы»,
А я, сутулясь, всё жду трамвая.
НА БЕЛОМ СВЕТЕ…
Динамик хриплый на перрон нас вынес,
Велел спешить, а тут – то снег, то дождь...
Нет, я не сдался злой судьбе на милость,
Когда земля ушла из-под подошв!
Там, за стеклом, плафон свеченьем налит,
А тут – сквозит больная полумгла…
И я, найдя слепым ботинком наледь,
Свет белый обнял – там, где ты была!
И было нам тепло на белом свете,
Хоть он с утра и льдистый, и сырой...
Хоть нужно ждать мне - на площадке третьей,
Ну, а тебе, похоже, - на второй.
А на весах небесных гирька «против»
Всегда весомей звонкой гирьки «за».
А мы с тобой, земные плоть от плоти,
Глаза в глаза стоим, глаза в глаза!
И диктор, в наши судьбы посвящённый,
Устав просить, нас на испуг берёт.
А мы всё улыбаемся смущённо,
А нас толкает сумками народ!
А нам ещё тепло на белом свете,
Хоть он с утра и льдистый, и сырой.
Хоть нужно ждать мне - на площадке третьей,
Ну, а тебе, похоже, на второй…
И этот вот нечаянный припев мой,
Мне кажется, сквозь годы слышишь ты.
И те, что сбились у площадки первой,
Ещё глядят на нас, разинув рты…
БЕЗ РАЗЛИВА
Лёд пронесло давно (уже к Америке
Он подплывает, говорили мне).
Но, лозы тронув, не играют ерики,
А брынькают на спущённой струне!
Уйдут разливы – что реке останется?
Мель порошить растрёпанной кугой?
Позвал я Дон проведать вместе старицы, -
Пошёл. До верб. А дальше – ни ногой!
А к морю белому – да с моря синего –
За стаей стая:
- Каг!
- Ага!
- Кугу!
Вот научусь гутарить по-гусиному –
И с ними к морю белому сбегу…
* * *
Уже нам небо не доверят,
Да и – «Сапсаны»-поезда.
Но детских лет крылатый велик
Ещё в металлолом не сдан.
Ещё нас по свету нас поносит –
Там, где надежда и беда –
На полуспущенных колёсах,
На гнутых-битых ободах!
Не укоряя, не жалея –
Здесь, на невзлётной полосе:
Что так педали тяжелеют –
И даже спицы в колесе!
Что нам не двадцать, и не сорок;
И это счастья не сулит…
Что наш ухабистый просёлок
У самых звёзд уже пылит.
* * *
Глубины почвы вечные темны,
Но роза ало с этим тёмным спорит.
А корни розы переплетены –
С корнями сора, что тобою сполот.
И вовсе не нарочно, не назло,
Как в том стишке надуманном и вздорном, -
И корни те завязаны узлом,
И алое ещё видней на чёрном.
ИМЕНА
Проступит луг, как позабытый стих, -
Зовя в те дни, где ни больниц, ни «скорой».
… Стегнуть меня не прочь «петрив батиг» -
Так бабушка моя звала цикорий.
Взять на язык, потрогать звук скорей:
Кукушкин лён теплее ягод волчьих…
И радость-грусть откликнется – кипрей!
И молочай в колени ткнётся молча.
А время семя сорное несёт,
И даже луг в его немилой власти.
И тимофеевку теснит осот,
И борщевик опять мне небо застит…
Гулять прохожим праздным не люблю,
Опять же – луга, неба, жизни жалко!
И борщевик сомкнувшийся рублю
Слабеющей своей дорожной палкой.
В степь выйду с опечаленным лицом,
И степь, как будто угольком лиловым,
Прижжёт печаль цветущим чабрецом -
И одарит уста полынным словом…
СТЁЖКИ
Светлане Ляшовой-Долинской
Нет слов, а песенка не спета…
Здесь, от тепла и до тепла,
В низах, в глазах не Стикс, не Лета –
Сквозь лозы родина текла.
Текла – от стыни и до стыни…
И жались к вётлам и тернам
Левад родные палестины -
И стёжки, выпавшие нам.
И жили мы – не понарошку,
Чужие жестам и речам.
И огород простую стёжку
Чуть не судьбою величал.
И в нашей приземлённой доле –
Ничьей в ней не было вины,
Хоть и теперь ещё ладони
От повилики зелены.
И видно, и понятно зрячим -
Без сносок, без кручёных фраз -
И почему мы руки прячем,
И почему не прячем глаз…
ТРЕТЬЕ ДЫХАНИЕ
Что загрустил, чего ты сник?
Ведь за тебя судьба – горою!
Хоть на обочину теснит
Тебя дыхание второе.
И всё, что снилось и жило,
Что билось в грудь, как ветер сильный,
Вот-вот уронит тяжело
Тебя на подорожник пыльный.
Но ты былое не вини,
Не плачь, что век тебя не встретил.
До поворота дотяни –
И опахнёт дыханьем третьим!
Как в детстве, где ты в жизнь врастал, -
Как подорожник, как репейник.
Где, сбив тебя, до трёх считал –
«Ну что, сдаёшься?» - твой соперник.
И дух перевести ты мог,
Ему на милость не сдаваясь.
Вот и судьба считать до трёх,
С тех пор всё учится, сбиваясь…
ЯГОДЫ
Памяти, восторгу и стыду
Прошлое летит в глаза половой.
«Вертолётик» крутится кленовый.
Спеет тёрен в Крюковом саду.
В парке школьном лист кленовый шит
Золотом… Но манит дикость сада.
Тёрен, что морозцем тронут, сладок,
Хоть и рвёт рукав терновый шип.
Стынет шёпот: «Ветку наклони…»
Я клоню, клоню, клоню, а после…
Смотрит юность девочкою взрослой -
Зябко ей! Ведь мы в саду одни.
Почему она опять молчит?
Неужели ничего не скажет?
Тёрен сладок, только губы вяжет,
И во рту потом всю жизнь горчит…
Порошит былое – до слезы,
Как ни щурься – встречь летит половой.
Выцвел, вымерз тот листок кленовый,
Но всё так же ягоды сизы.
|
НА ЛИСТОПАДЕ ЗОЛОТОМ…
Не знаю, много ль смысла в том? -
Забыв свои года,
На листопаде золотом
Не говорить – гадать!
В том баловстве немолодом
Ловить, глаза закрыв,
Не лист случайный на ладонь,
А - тальк незримых крыл.
И знать: с немеющей руки
Твоей – в незримый сад
Лимонницы и мотыльки,
Закрыв глаза, летят…
ГОСТЬ
Поэт всегда для родины –
Трюкач, трепач, юродивый!
Молвой, своею суженой,
Не раз до дыр утюженный:
Зря носит, ей радеючи,
В устах он - вздохи девичьи!
Облаянный собаками
За каждый вздох – не впрок.
И вызванный ребятами
За клуб – на пару строк…
Ребята тут сердитые,
Зато не бьют в живот!
Ну, а губа разбитая
До славы заживёт.
Кого оно касается?
И вновь не по прямой,
И вновь, хоть опасается, -
Не сам идёт домой!
Вдоль речки, огородами
Всё провожает – родину.
* * *
Предзимья плен (да и судьбу свою)
Делю не с лавром – с почерневшей пижмою,
Что, по колено вмята в колею,
Не рвётся стать метафорою книжною.
Здесь летом сел на брюхо шалый джип –
Колёсный трактор еле-еле вышатал.
А пижме с этой колеёю жить –
Не строчкою, воображеньем вышитой.
И по весне из былок прорасти -
И этой зябкой колее, как Золушке,
Соцветий теплых протянуть в горсти
Неброские застенчивые солнышки.
* * *
Нашлись слова не все ещё, не все…
Они и есть от горестей заслон –
Синеют ли, как васильки в овсе,
Чернеют ли, как спеющий паслён.
И я спешу их отыскать тайком –
Взять синевы или спросить чернил...
Ведь в детстве не считал я сорняком
Паслён, что сладко губы мне чернил.
МИФ
Не следуя курным канонам,
Я миф задел – и неспроста:
Один ходил шептаться с Доном
Ночами в дальние места!
А по служебным всем лекалам
Дрожать был должен в конуре…
Дошло: «Да у него - «Макаров»!
Под курткой, в полукобуре!»
Узнав, чему обязан славой,
Я долго головой качал.
На примороженной, на правой
Так ныли пальцы по ночам…
А мной – гордились и пугали.
Сулили: «Ну, гляди, герой…»
Но друг, возлюбленный врагами, -
Миф за меня стоял горой!
И тем, кто, после трёх стаканов,
Смелел: «Таких на фонаре…»,
Миф усмехался: «А «Макаров» -
Под курткой, в полукобуре?»
Он стал – родным мне человеком!
…Когда я на него кричал:
«Достал! Иди ты… к древним грекам!» -
Всегда по-русски отвечал…
* * *
Угрюмством мучаю жену,
А после – руки ей целую.
Когда уснёт… Я так живу:
Срываюсь в ночь, костёр зову –
И мы гудим напропалую!
Вяжу крючки на перемёт…
Молчу, где вязы в кручу вмяло,
Судьбы читая перевод
На языке оригинала.
Но всё равно – я не карась
У безнадёги на кукане.
Меня спасли уже не раз
Исчезнувшие могикане.
Не раз висел на волоске –
Слова к себе меня прижали.
…И щепкой на речном песке
Черчу бессмертные скрижали.
И оклик детства: «Выйдешь, Сань?» -
Я слышу, немотою мучась.
Я так живу, как будто сам,
Зажмурясь, вынул эту участь…
Из цикла «ОТСВЕТЫ»
ПОРТРЕТ РАБОТЫ КРАМСКОГО
1
Вызов или укор
В карих очах? Не знаю…
Мне это взгляд знаком? –
Медлю. Припоминаю.
…Умник, толмач, масон,
Слывший брюзгой и снобом,
Был ты одним спасён –
Горькой строки ознобом.
Ёрник, бретёр, гусар,
Лист заслонив, украдкой –
Вздор, пустяки! – писал
Что-то в свою тетрадку.
А у других - тома…
После всё объяснится:
Горем ли от ума,
Строчкой, что веку снится…
2
Вызнавший высший свет
Виршей кропатель низких,
Странных таких клевет –
В свете ходивших в списках!
Дервиш у райских врат,
Долга печальный данник…
Чином тебя пленят,
Скрутят дорогой дальней.
Свет ли закатный, рань –
Коротко путь твой виден.
В сумрачный Тегеран
Послан ты или – выдан?
Медленный тарантас…
Солнце в глазах донское…
Будет богат Кавказ
Счастием и тоскою!
Вызвездит…
Путь земной
Не отвернёт, не смеркнет.
И - одарит женой
Юной – и мукой смертной.
Как на фарси – «распять»?
…Стало удачей редкой,
То, что смогли узнать –
Лишь по дуэльной метке.
3
Баловень несудьбы,
Пушкинским горьким думам
Скрипом немой арбы
Явленный под Арзрумом.
Где перевал – и вниз
По каменистым склонам…
Станет тебе Тифлис
Плачем и пантеоном.
Разве тебе темно
Там, где грустят другие, -
С тою, твоей Нино
Строчкою на могиле?
4
Вызов или укор
Стынет в очёчках круглых?
…В серой золе веков
Слов твоих жгутся угли…
ПУТЬ КРЕМНИСТЫЙ…
Путь кремнистый… Пыль случайных фраз…
Слухов, сплетен грязь… Догадки. Версии.
Степи бессарабские. Кавказ –
Не Сибирь же, право! И не Персия…
Не обвал, что враз сметает вниз
Экипаж – и не свинец пока ещё.
… И равнинный, как же он кремнист,
Высвеченный звёздами – до камешка!
Путь к прозреньям, к Родине… Домой –
В жмущем грудь мундире – спящей Мойкою.
Сбивчивый. Неровный. Но – прямой,
Без обочин долгих с недомолвками.
Путь кремнистый, заплутавший путь! –
Со строкой, судьбою наречённою…
Вдруг (не вдруг!) решившийся свернуть
С Невского - рывком – на речку Чёрную.
ОДУВАНЧИК
«Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда…»
А. Ахматова
«…И буду жить в своём народе!»
Н. Рубцов
Чтоб просто жить в своём народе,
Я просто выхожу во двор.
И ковыряюсь в огороде,
И рву, мрачнея, всякий сор,
Что душит ратью многоликой
Картофельную борозду:
Осот, щирицу, повилику –
И лопухи, и лебеду!
И к вечеру я
гору
сора
Не умещаю на рядно…
Но одуванчик у забора,
Хоть плачь, желтеет всё равно!
P. S.
«Идёшь, на меня похожий…»
М. Цветаева
Крапива жива – стрекаясь,
Похожая на траву…
Я – пальцами резких пауз –
Ткань речи на смыслы рву!
Безумствую ли, бунтую?
Не вызнавший – не перечь!
Я этим рваньем бинтую -
Что в слове нельзя сберечь….
Что строчками не рябило
На выстуженном листе -
Темнело лицом рябины
Сквозь раны её кистей!
И всё, что сквозь бинт сочится,
Алеет сквозь рвань темно,
С тобой – или с ним! – случится,
И будет – судьбе равно.
Святою водой кропили…
Зашили травой уста…
А я всё кричу – крапивой,
Кладбищенскою крапивой,
Касающейся креста… |