Открывает книгу одноимённая, уже ранее печатавшаяся повесть. Главный герой,  мичман Захар Загвоздин. Он классный специалист, сноровистый и дотошный в службе и этого же требовал от своих подчинённых. Захар длительное время служил «на точке». Ему было уже к сорока, когда он по настоящему влюбился во взбаломашную, ране  побывавшую замужем красавицу Александру, имеющую мимолётные романы с приглянувшимися матросами и офицерами. К ней, работающей буфетчицей на судне, и сами тянулись мужчины, как мухи на мёд. Любопытны в этой истории поступки и поведение Захара, ждущего от возлюбленной письма с «большой земли». Ради них он был готов даже нарушить Устав. Отличительная черта творчества Юрия Николаевича заключается в том, что он, понравившихся читателям своих героев, переселяет уже на более качественном уровне из одного произведения в другое. Они растут вместе с ним. Именно так произошло и с Захаром Загвоздиным. В книге особое место занимает повесть с необычным названием «Дырка». В глаза сразу же бросается запоминающейся эпиграф:

«Корабли неудачники? Бывают. Вы напрасно удивляетесь. Я могу привести с десяток примеров. И дело не в командире или экипаже, люди меняются, а несчастья продолжают преследовать корабль. Иногда эта странная закономерность распространяется и на соединение кораблей»  (Из разговоров)

Юрий Пахомов не ищет лёгких путей к разрешению тех или иных проблем, возникающих у героев его туго сбитой повести, по событийности больше похожею, на спрессованный роман. Он не делит своих персонажей на  положительных или безмерно отрицательных. Такое впечатление, что автор руководствуется житейской мудростью: «В природе не существует идеальных людей». Рядом с добром постоянно соседствует  в той или иной форме зло. И с этим нельзя не согласиться. Юрий Пахомов отдал службе на флоте не один десяток лет. Из поколения «Детей войны». Своих героев создаёт не по чужим лекалам, а по своим, он, знающий их  изнутри. Повествование ведётся от первого лица Геннадием Сотник, человеком с гражданки. Он примечателен тем, что занимался спортом, имел некоторые спортивные достижения. В Краснодарском пединституте окончил спортивный факультет, работал тренером по боксу, был женат, но так уж сложились обстоятельства – развёлся. А ещё Геннадий занимался творчеством, писал статьи и очерки о спорте. И поскольку он не вышел из призывного возраста его забрали на три года на службу на Северный флот. Так он появился в Мурманске в новенькой форме офицера с лейтенантскими погонами. По недоразумению, он почти не пьющий человек, позволил себе в день приезда осушить бутылочку пива. На оклик патрульного солдата: «Товарищ лейтенант» не отреагировал. Поскольку, ему ещё недавно гражданскому человеку, такое обращение, было, совсем непривычным. И это он попытался доказать старшему по патрульной службе, но не сумел. Без каких- либо серьёзных разбирательств его упекли на пять суток в гарнизонную гауптвахту. И это не могло не отразиться на дальнейшей его службе. И трудно представить, как бы сложилась судьба молодого лейтенанта Сотника, не встреться с ним и не побеседуй такой человек, как комдив Ручков. И здесь хочется привести небольшую выдержку из их диалога…

- А  как это понимать?- комдив извлёк из папки карточку взысканий и поощрений. Он держал её, как дохлую крысу за хвост. – Пять суток с содержанием на гауптвахте?

- А так и понимать, что никто даже не пытается разобраться в этой идиотской истории. Сунули на губу и припечатали: алкаш. Словом, как я понял, вам физкультурники не нужны. К тому же пьющие. Так что отправляйте меня назад. Местечко в какой-нибудь дыре найдётся.

Наверное, я сказал это с такой горечью, что комдив и заместитель комдива переглянулись.

- Дыре?- Ручков неожиданно рассмеялся …

«Когда Петрак и лейтенант вышли, Ручков подумал: вот и ещё одна нелепая история. Конечно, лейтенант не пьяница. Уж кого- кого, пьяниц он повидал. Случай. И далеко не первый. Дивизион напоминал музей, где по чей-то недоброй воле, были собраны люди с необычными судьбами. И его, Ручкова, судьба  не исключение»…

На мой читательский взгляд, - в повести безупречно выписан портрет комдива  Ручкова. Он, избравший профессию, как говорят в народе «Родине служить» ещё будучи курсантом выделялся среди своих сверстников умением нестандартно мыслить. Ему прочили большое будущее. Он, слушатель академии до выпуска оставалась всего полгода, но случилась беда, умерла мама. Были похороны и, как в таких случаях заведено доверительные разговоры с отцом, работающим председателем колхоза, который благодаря его усилиям после военной разрухи стал одним из лучших в районе. Отец сетовал на то, что в сельской местности творятся чудеса. Мало того, что в приказном порядке заставляют сеять кукурузу, но как бы дело ещё не дошло до ананасов. Ручков - старший ослушался и в результате схлопотал строгий выговор. Перед отъездом сына отец вновь вернулся к мучавшей его проблеме:

…- У нас луга! Есть чем скотину кормить! А мне талдычат: сей кукурузу королеву полей, мать её…Слушай ты к начальству-то поближе. Может Хрущёв того? Может, свихнулся на кукурузе? А мы под его дудку пляшем, как дурачки? Ведь это тот же культ только раком вывернутый…

Когда Владимир Ручков вернулся  в Ленинград, в академии состоялась партийная конференция. Он тогда ещё продолжал находиться под глубоким впечатлением похорон мамы и доверительных бесед с отцом.

«Ораторы-профессоры, доценты, слушатели – говорили солидно, без лишнего пафоса, и только один политотделец, сорвавшись на крик, вдруг огласил здравицу дорогому Никите Сергеевичу Хрущёву Тогда- то и всплыло из зыбкого тумана перед Ручковым лицо отца с пустыми, точно мёртвыми глазами, и он, капитан второго ранга Ручков, дважды получавший звание досрочно, орденоносец, гордость факультета, мгновенно, по- командирски приняв решение, пошёл к трибуне. Все, по крайней мере, большинство, ожидали, что умница Ручков деловым, спокойным выступлением снимет неловкость, вызванную верноподданичеством политотдельца. Ручков и говорил спокойно, но то, что он говорил, снарядами крупного калибра ложились в зал, и люди, стыдясь себя, опускали головы. А когда прозвучали страшные слова: «…Валюнторизм, реставрация культа личности!», начальник политотдела обморочно побледнел, заорал: «Молчать! Как вы смеете? Вы с ума сошли?»»…

И хотя промежуток времени, в котором происходили эти события, с лёгкой руки Ильи Эренбурга именовался «Оттепелью», Владимира Ручкова окатил лютый холод. Он мог бы красивую форму офицера запросто поменять на  ватник  политзаключённого. Но благо, что, когда- то его пути-дорожки пересекались с участником Великой Отечественной войны адмиралом Загоруйко. Он вызвал Владимира в Адмиралтейство и провёл с ним, что-то вроде разъяснительной беседы:-  «Из академии тебя отчислят. Прими с достоинством. Пошлют на Север грехи замаливать. Соберись, Володя, через годик-полтора, если не сгоришь, я тебя вытащу доучиться, ясно? ...

Владимира Ручкова можно вполне отнести к «шестидесятникам» к каким принадлежат многие ныне, ещё живущие писатели, поэты, композиторы, художники, музыканты получающие и по сей день творческие дивиденды и норовящие встать едва ли не в одну шеренгу с героическими «Декабристами»  Он тоже инакомыслящий, но никогда не торговавший за «бугром» своими разоблачительными соображениями. Он истинный патриот своего Отечества.

Встряска с политической подоплёкой не ожесточила Владимира, а дала возможность смотреть на жизнь несколько иными  глазами без идеологических шор при этом не забывая о патриотизме и честному служению Родине.. Он стал более внимательно, более бережливее относиться к своим подчинённым и рассматривать многие важные вопросы не с точки зрения «Устава» (Хотя и это то же важно), а элементарной человечности. Трудно понять, что важнее адмиральские погоны или заштатная должность комдива на Севере страны? На сей счёт Юрий Пахомов не делает, каких-либо выводов, он не мастер нравоучительных поделок, а писатель реалист.

В повести «Дырка» целая галерея героев и каждый из них не похож один на другого. Роднит их в той или иной мере лишь  некоторая невезучесть и оторванность от большой цивилизации, где по служебной лестнице продвинуться крайне проблематично. В лучшем случае, что  ожидает того или иного военнослужащего впереди, хоть будь у него семь пядей во лбу, это звание капитана. Расформированный, а затем переформированный дивизион походил на своеобразное, многоотраслевое хозяйство с крупным судоремонтным заводом и всеми подобающими ему структурами:  плавучими казармами, базами, береговой охраной и.т. далее. Интересен в повести образ заместителя комдива по политической части Антона Губанцева. Он, свято верящий в коммунистическое будущее, не отрицал и присутствие Бога во всех земных делах и начинаниях. Материалистом Антон был лишь отчасти. Читая повесть, я невольно ловил себя на мысли, что он в годы хрущёвского гонения на церковь подменял собой священнослужителя. К нему как на исповедь шли для бесед мичманы старшины и даже старшие командиры. С необыкновенной теплотой и тактом описывает Антона Макаровича  автор:

«…Губанцев любил, когда его называли комиссаром. В поздравительном адресе к сорокалетию Антона Макаровича были такие слова: «Вы прошли большой светлый путь от рабочего вагоноремонтного депо до политработника, проводника идей партии…»Когда Губанцев вспоминал, у него влажнели глаза. Всё правильно, он и партийное слово нёс в массы, и о личном составе заботился. А сколько пьяниц раскрыли перед ним душу, сколько непутёвых зареванных баб, пытавшихся вернуть в семью своих мужей утешил и наставил он! «Я тебе вот что скажу Рая, или как там тебя. Ну, суну я твоего мужика на парткомиссию, что, мол, разложился, нашёл бабу на стороне. Вляпают ему строгача, запьёт с горя и у меня рост взысканий, и у тебе шиш. Он, что спать с тобой после этого станет? Враз уймётся? Или как? Случаи бывали, но редко. Чаще наоборот выходило. А ты, птаха, лучше женской хитростью жми. Мы мужики, что? Дурьё! Как окунь на пустой крючок идём. Та зазноба хорошая, а ты лучше будь. Муж приходит со службы под банкой, не зуди. Кофточка на тебе белая, юбка скрипит, и изо всех мест духами пахнет. А уж до дела дойдёт, ты его, Рая ублажи, чтобы он на зазнобу глаз не клал, не то что..Хм-м»»…

В результате таких описаний появляется интереснейший сплав житейской мудрости и тонкого не переходящего в сарказм юмора. И есть в этом, что- то  Чеховское и Шукшинское. Связующей нитью в повести является лейтенант Сотник. Это благодаря ему нам стали известны имена интересных и неповторимых людей, из которых искусно соткано данное произведение. Много нового мы узнали и о мичмане Загвоздине. У него, наконец-таки, наладилась жизнь с Александрой. Проходных героев нет, все важны и интересны, каждый на своём месте. Чего только стоит Федор Ключарев, капитан лейтенант, специалист радиотехнической службы, обеспечивающий дивизиону устойчивую и надёжную связь. Сослуживцы его считали человеком не от мира сего и  в дополнение ко всему с «мухой» в голове. Он серьёзно занимался радиотехническим спортом. Выходил на связь с радиолюбителями  других стран и континентов. Фёдор никогда, даже  во время отпуска, редко выезжал за пределы города, и  проводил всё свободное время в мастерской. Особисты взяли Ключарёва в разработку. Версия того, что он радиошпион отпала. А вот то, что,  благодаря своей усовершенствованной  антенны, он мог спокойно смотреть телепередачи из Финляндии, пришлась не по вкусу. И всё из-за того, что, когда во время проверки, Федора попросили включить телевизор. Он, подчинился, включил. По телевизору, как назло демонстрировался порнографический фильм: «Прилепили ему морально-бытовое разложение..Жена собрала вещички и с дочкой к маме. Кранты. Федя и стал заговариваться. Тут его тихонько в психушку и спровадили…»

Писателем наглядно показано, как способный, увлеченный человек, может пострадать из–за идеологических предрассудков. И здесь напрашивается вопрос, а не пропал ли в капитане лейтенанте Ключарёве талант гениального изобретателя и учёного, равноценно Эдисону?

Достойна уважения и судьба главного героя повести Геннадия Сотника, неплохо вписавшегося в структуру дивизионной службы. И так уж случилось, он обезвредил опасного рецидивиста, разыскиваемого правоохранительными органами. Беглый уголовник, с целью ограбления напал на двух женщин, одна из них Лиля, актриса  местного Северодвинского театра. Геннадий не считал свой поступок героическим и не предавал ему никакого особого значения. Но в Северодвинске (город небольшой) и дивизионе о нём, тут же раструбили. Новость просочилась в редакцию газеты «Северная вахта». Геннадий Сотник в одночасье стал местной знаменитостью. Вскорости он, и сам, как человек творческий начал сотрудничать с данной газетой. А ещё между актрисой Лилей и молодым офицером вспыхнула несколько стеснительная, но в целом, очень красивая любовь. И вновь открытие. Через Лилю мы узнали жизнь провинциальных артистов, об их творческих болях и страданиях, бытовой неустроенности. Лиле с её талантом и умом играть бы роли на подмостках  больших городов Москвы и Ленинграда, а она в силу многих обстоятельств прозябала на Севере в «Дыре». Частые поездки и гастроли по отдаленным военным гарнизонам не дали в полную силу  развиться нежданной любви  между молодыми людьми.

В конце повести, есть небольшая ремарка о том, как сложилась дальнейшая судьба героев, но это уже не столь важно. Главное повесть «Дыра» состоялась, и она наводит на весьма серьёзные размышления. Сколько подобных «Дыр» разбросано и в наши дни, в наше время по просторам необъятной России? Не счесть…

Книгу Юрия Николаевича «На Отпрядыше» удачно дополняют рассказы. Читая их мне вспомнилась великолепная строка из стихотворения» «Как  хороши, как свежи были розы…» Также, пожалуй хороши и свежи впервые увидевшие свет  рассказы известного и уже не молодого, пишущего с молодым задором писателя. В них биение и дыхание сегодняшнего дня.

В рассказе «Туман» тонко выписаны чувства отца и сына Озолос к одной и той же женщине Ольге Юрьевне. Врачи-хирурги, они вместе работали в одной ими же созданной клинике «Стоматологии и челюстно-лицевой хирургии». Итак, уж случилось, Озолос – старший умирает. И казалось бы Ольге Юрьевне впору подбочениться к наследнику клиники, но…оказывается намного легче и проще устранить недостатки и изъяны лица и тела, чем навести надлежащий порядок в чувствах, когда это касается настоящей любви.

В книге, что не рассказ то своего рода шедевр с чётко выписанной психологией чувств. Глубоки по мысли и содержанию «Цыганское проклятье», «Предзакатный свет»,  «Тайна горы Эпомео» - рассказ о мало известных страницах жизни Нобелевского лауреата Ивана Алексеевича Бунина.