|
***
Облако повисло над душой моей.
Сдвинул его ветер. До седьмых морей.
И в моей недавно ветер голове
Гнал меня, как облако, в летней синеве,
Чтобы стал, как облако, я от ветра сед.
Ясная погода. Солнца яркий свет.
Не хватает облака над моей душой.
Не хватает ветра в голове седой.
***
Это война, а не фотоальбом.
Зря что ль читали минеи и святцы –
Нам надо верить, что мы не умрем.
И не сдаваться.
Небо напомнит, что жизнь коротка,
Небо читает нам на литургии –
Рядом война. Наступают века
Явно другие.
Хватит скорбеть и вздыхать о былом.
Слишком торжественно. Слишком речисто.
Нам надо верить, что мы не умрем
Ныне и присно.
Нас предавали во все времена.
И удивляться нет смысла изменам –
Это не фотоальбом, а война.
Жизнь, а не сцена.
***
Птицы знают много о войне…
Наталья Зонова
Птицы знают больше о войне,
Чем в боях бывалая пехота,
Чем о ней понятно старшине,
Целям минометного расчета.
Разве можно разглядеть в окне –
В узкой щели дзота или дота,
То, что ясно только в вышине,
С точки зренья птичьего полёта?
Птицы видят пули и слова,
Как от залпа дальнобойных пушек
Не одна слетает голова,
Как растет могильная трава,
Как рыдает юная вдова,
Как идут по сводам неба души.
МОЛИТВА О РОССИИ
Помилуй, Россию, Боже – звезды ее и восходы,
Песни ее и молитвы, чистые души и воды.
И в трепет неодолимый введи чужие народы.
Познают они могущество крепкой Твоей десницы.
Возобнови знаменья – и жизнь наша возобновится
На землях и океанах, в селах глухих и столицах.
Наполни нас обетованьем – каждого и любого,
Найдут чужеземцы гибель на всех военных дорогах.
Познают, как мы, что кроме Тебя, нет иного бога.
И время ускорь, и вспомни страну святых и юродов,
Ратников, пятилеток, оратаев, газопроводов.
В трепет введи, Милосердный, ревность чужих народов.
НЕНУЖНЫЕ
Отреклись от друзей, отреклись от родни
И считают, остались в России одни.
Мол, Россия без них, как без рук и без глаз,
Но вокруг не народ, а свекольник и квас.
Мол, Россия без них, как без рук и без ног,
Только не с кем идти и вести диалог.
Во дворе вместо мудрости снова с утра
Невёселая песня, но с криком «Ура!» –
Так считают они на пороге войны,
И остались одни – никому не нужны.
А Россия исчезла, считают они,
Вся Россия – они в эти тёмные дни.
И пугаются стука за каждой стеной –
И пугаются, это за ними конвой.
Почему столько страха в высоких словах,
И нет русского сердца, лишь билль о правах?!
Или адреналин. Или тестостерон.
Но никто не придет – зря пугают ворон,
Зря психуют, что нет под ногами страны,
К ним никто не придет – никому не нужны.
И какую историю ни сочини,
Но остались одни, потому что – одни.
Потому что смекает российский мужик,
Что у них на болоте скончался кулик,
Что у них на болоте трясина и муть,
И легко разлюбить. И легко утонуть.
А российский мужик разбирался не раз,
Что за морем светло, да светлее у нас.
И ему, словно гаджету, не передашь
Фарисейское горе, судьбы камуфляж.
Остается бухать и японскую мать
Поминать, что им некому руку пожать.
Остается бухать, презирая народ.
Но их нервную руку никто не пожмёт –
Пусть не прячут ее, словно нож, за спиной,
И не выйдет за ними душевный конвой.
И какие бы страсти по пьянке не жгли,
Не поймет их народ, что живет на рубли.
Не поймет, чем они безнадежно больны,
Лишь поймет, что они никому не нужны.
Им бы надо уехать куда-нибудь «вдаль»,
Где дают за презренье к народу медаль.
Или тридцать разменных, как совесть, монет.
Только нет этой «вдали».
И Родины нет –
Нет им Родины, нет ни кола, ни двора,
Ни родни и ни песни с припевом «Ура!»,
И с надеждой глядят на чужие огни,
Но везде они будут, как прежде, одни.
Нет на свете для них ни одной стороны –
Никому не нужны.
Никому не нужны.
***
Сама собою скрипнет половица,
Кровать вздохнет, что сон совсем исчез.
Наверно, надо выпить и влюбиться
В кого-нибудь из дерзких поэтесс.
Чтоб гордая – богемного пошиба –
Чтоб слог изящен, и сама мила,
Чтоб все сказали, верный сделал выбор…
Но либо не найти такую, либо
Влюбиться надо в ту, что умерла –
Уже ушла из жизни. Это, кстати,
Страсть упростит. Пусть смотрит свысока
На проявленье чувства с хрестоматий,
С учебников родного языка.
Пусть всей стране ее знакомо имя –
Ее лицо заучено страной,
Зато не затоскую, что с другими
Она смеётся звонко надо мной.
Страдать не станет сердце от раздумий,
Что не ответит на любовь мою…
Как хорошо, что я пока не умер!
А с ней мы, может, встретимся в раю.
И, может, там сумею объясниться
И рассказать в присутствии небес,
Как заскрипела в доме половица,
И как кровать вздохнула – сон исчез.
1979
|
***
Кто с расчетом, кто в хмельном запале,
Кто лишь за скупую похвалу
Предали Россию и продали –
И отдали мировому злу.
Предали таланты и вельможи,
И пропали бы – еще чуть-чуть,
Но война священная поможет
Нам из плена Родину вернуть.
Время неминуемой расплаты,
И в жестоком яростном бою
Возвращают юные солдаты
Преданную Родину мою.
Нет в округе доброго соседа,
Друга нет – лишь армия и флот.
Только верю, что грядёт Победа,
Русская Победа вновь придёт.
***
Ненастный день – как ни смотри в окно,
Сплошная осень в нем неустранима.
Зато у нас с тобою есть вино,
И книги о любви необъяснимой.
Давай мечтать – небесным городам
Придумаем названья и детали.
И осени тебя я не отдам,
И ты не отдавай меня печали.
Давай гулять, где невозможна тьма,
Крутить обратно стрелку часовую.
И буду от тебя я без ума.
И в утренние губы поцелую.
Пусть осень и похожа на вдову,
Короткий день исчез в сырой аллее,
Пусть век ненастный – но еще живу.
И ты жива.
Что может быть светлее?!
ВАСИЛИЙ БЛАЖЕННЫЙ
Плакал он возле жилищ лиходеев –
Жизнь их сгорит, словно в печке полено.
Скорбные ангелы в воздухе реют …
И целовал неприступные стены.
Может быть, ныне глядит он на дачи
И на дворцы, что сгорят, как солома.
Снова об ангелах скорбных заплачет…
Может, стоит он у вашего дома?
КОНЕЦ СВЕТА
Утром вдруг
Испортится погода.
Дождь пойдет.
И будет лить три года.
И народ восстанет на народ
На четвертый високосный год.
Взвоет ветер Страшного суда,
Превратив в пустыни города.
Небо, только полыхнет зарница,
Словно, нефтебаза, загорится.
И комета, не скрывая злость,
Врежется, как нож, в земную ось.
И поймет и старец и юнец:
«Вот и света наступил конец»
А кто помолился – молодец!
***
Моя судьба, как черепаха,
Ползет, чтоб помнил каждый день:
Смерть ближе к телу, чем рубаха,
Какую только ни надень,
И там за жизненным пределом,
Там за Медведицей Большой
Рубаха не согреет тело,
А смерть, как холод, за душой.
Ползет судьба, чтоб там – за Вегой –
Хлебнуть из звездного ковша
И пить любовь свою со снегом
В рубахе чистой, как душа.
***
Наверно, это в северной природе
В любую стужу и в любую хмарь –
Как царь, подумать горько о народе,
Подумать о народе, словно царь.
Как трудно жить народу!
И не спится.
Как всех понять и от души обнять?
И в то же время расширять границы,
И низкую рождаемость поднять.
Простить врагов и потушить поджоги.
В короткий срок. К тому же вопреки
Тому, что две беды у нас: дороги
И дураки.
***
Медленно пью вино я,
А заливаю платье.
Ду Фу
Скелет в шкафу и лыко не в строфу –
Не по сердцу такая обстановка.
И ясным днем прочту стихи Ду Фу,
С китайской лирой трезвым быть неловко.
Привет, Ду Фу! С тобой на облака
Смотрю и на небесные дороги,
Ревную, чтобы лодка рыбака
Не утонула в мировой тревоге.
Мне о смиренье говорил монах,
Что пьянка – невесёлое занятье.
И я трезвею в мыслях, чтоб в стихах
Пролить вино любви на жизни платье.
И строф моих увижу темноту
В шкафу с непьющим много лет скелетом.
Налью вина. Стихи Ду Фу прочту –
Бездарно трезвым быть с таким поэтом.
***
Верится, завтра придут к нам любовь и свет.
Вечер темнеет. И кажется, жизни нет.
Если же чуда не будет, и только смерть
Точно наступит когда-то, надо терпеть.
Примем и это. Исполним душевный труд.
Видно, в терпении свет и любовь живут.
***
Зачем лукавить мне с тобою, современник?
Я к вызовам судьбы был часто не готов –
И в суете сует мне не хватало денег,
И в суете сует мне не хватало слов.
Но от избытка чувств, спиртного и таланта
Я в шумных кабаках не бил кривых зеркал,
Не приставал к счетам скупых официантов,
К официанткам я худым не приставал.
И в переулках тьмы я не смотрел с опаской,
Со страхом не смотрел на хищные ножи.
И строгий постовой не изучал мой паспорт,
И не искал во мне наркотик скрытой лжи.
Я не хрипел со сцен, чтоб не спешили кони,
И писем не писал пространных в Древний Рим,
И Моцарту в вино не добавлял полоний,
Но понимал, о чем мы с веком говорим.
И в чуткой тишине без лишних слов и денег,
Когда был чёрный день на смертный час похож,
Я полюбил тебя, мой строгий современник.
И ты меня простишь. И ты меня прочтёшь.
|