МЕЛЬНИЦА

Все речки в округе текут в море-озеро Ильмень, а вытекает только один Волхов. Вот и эта небольшая речушка Полисть несет воды в Словенское море, как в древности называли Ильмень. Течет, извивается вокруг холмов, теряется в лесах.

На огромном замшелом валуне, лежащем на берегу в изгибе реки, сидит старенькая седая женщина. Она смотрит на воду, на ближнюю деревню, а видит не воду, не деревню; видит совершенно другую картину, слышит неслышимые никем голоса и звуки.

-Танюшка! - зовет её отец. - Пойдем-ка со мной на мельницу…

В широкой, грубой ладони отца-мельника ладонь пятилетней дочурки скрывается, как маленькая птичка. Мельница поражает ребенка. С запруды падает зелёно-голубая вода, крутит большое колесо, лопасти-лопатки деревянные, а самые кончики у них железные.

Тятька сам всё своими руками делал.

Отец ведет девочку в отделение, где работают жернова. И снова всё это, грохочущее и перетирающее, поражает Танюшку и запоминается на всю жизнь. Люди уважительно кланяются отцу в пояс, благодарят за то, как помолол зерно.

Господи! Да что же мешало жить, сеять хлеб, молоть зерно в муку, печь вкусные пироги и делать хлебный квас? Что? Никто не отвечает!

Тишина!

И вдруг другие жернова заработали в памяти старушки, присевшей на древнем валуне.

Мельницу у отца отобрали - раскулачили, значит. А отец упорный был: пониже от своей деревни, на речке Полисть, стал строить новую мельницу. Страсть у него такая была. Другой какой мужик водку любил, газетки читал, либо за политиков агитировал, а Танин отец больно мельницы любил.

Узнало начальство, что он ладит мельницу на берегу Полисти, пообещало выслать непокорного мельника, да не в Старую Руссу, а куда подальше - в Сибирь.

Эх, крутятся жернова, да не те, что надо.

Татьяна Николаевна провела ладонью по лбу: ни мельницы, ни отца, ни деревни нет…

А сама-то она как уцелела? Фашисты, взяв Старую Руссу, не церемонились. Сгоняли всех подряд, как скот, на работу. Её, девочку-подростка, тоже. Присвоили ей, как собаке, номер. Послали дорогу строить. По 14 часов ворочали камни, таскали на носилках песок. Фашисты под конвоем отводили ночевать в пустующую скотную ферму.

Господи! Да за какие же грехи эти муки, эти муки, этот ад русским детям?

Сговорилась Татьяна с подружками, да тёмной ночью, в дождь, убежали из скотного двора.

… Татьяна Николаевна плачет, сидя на камне. Не потому, что вспомнила рабство у фашистов, а по другой причине. Видела недавно по телевизору, как бывший эсесовец хвалился тем, что он эсесовец. «До чего же мы дожили, - думает она, -если в своей стране показываем такие передачи?».

Крутятся жернова, крутятся.

Сколько забыто горя! Сколько новых слез готовит воинствующее беспамятство?

Мельница времени все перемалывает в своих жерновах: судьбы, геройство и предательство, благородство и негодяйство, тиранов и праведников, память, славу, хулу, позор…

Только одно ей не под силу: не может перемолоть любовь к Родине!

ДОВЕРЧИВАЯ СИНИЧКА

Вчера, на автобусной остановке, синичка клевала у меня семечки прямо с ладони, во что даже трудно поверить.

Кругом зима, снежок идет, а она чувствовала себя на заснеженных ветках клена, как дома. Летела с ветки, садилась на металлическую ограду. Я протягивал ей открытую ладонь с семечками.

Птичка мгновенно порхала с ограды, двумя лапками цеплялась мне за палец, быстро забирала в клюв семечку, и так же быстро улетала - я едва успевал уследить за ней взглядом.

Потом она садилась на это самое дерево рядом с автобусной остановкой, разрывала клювом шелуху, проглатывала зерно подсолнуха и снова летела на ограду.

Я до этого рассыпал немного семечек воробьям. Они стаей слетались, тут же всё склевывали. И с заснеженной земли, так заискивающе - снизу вверх - смотрели бисерами глазёнок на меня, благодетеля: когда еще сыпану им?

Воробьи заметили, как я подкармливаю синичку. И, видимо, захотели последовать ее примеру. Они опять стаей уселись на ограду и, дружелюбно чирикая, смотрели, как я поведу себя. Я повел так же, как с синичкой. Протянул им открытую ладонь с семечками. Вся стая испуганно взлетела вверх, воробьи, наверное, решили, что я хочу их поймать. Минут через пять эта сцена повторилась.

Я махнул на воробьев рукой, продолжал кормить синичку. Она мне доверяла, знала, что я не причиню ей какого-либо зла. А воробьи уже заранее посчитали меня «плохим человеком».

Вот так примерно происходит и в мире людей.

Где доверие, открытость - там радость, любовь, счастливое наполнение жизни. Где подозрение, использование доверия в корыстных целях - там зло, уныние, мрачное томление духа и преступления.

Доверие живого к живому - один из законов природы.

А законы либо исполняют, либо нарушают.

«Я САМА ИДУ…»

Жара невыносимая. Притормозил машину у придорожного кафе. Зашел выпить стакан-другой молока, в зной от жажды спасает только молоко, я давно проверил на себе. Но, увы, молока нет, а за стойкой девчушка - зелёные-зелёные глаза, будто два свежих подорожника.

-Откуда такие глаза? - спросил в шутку. - В лесу где-нибудь, наверное, нашла?

- Как бы не так! - бойко тараторила она. - В лесу таких глаз нет. Мама с папой постарались!

Возразить нечего! На её красивом славянском лице пригоршней рассыпаны веснушки - от микроскопических до крупных, желтые и коричневые.

-Веснушки тоже от папы с мамой? – продолжал я шутливо, - или кто-то нарисовал?

-Под дуршлаком вчера загорала, вот и появились, - ничуть не смущаясь, ответила красавица. - Я и теперь загорала бы где-нибудь, да вот работать надо, как будто мы не нормальные люди…

-Да в речку, - подхватил я, - от зноя только в речной воде и спасаться…

- Обмочиться хорошо бы, - согласилась веснушчатая, и тут же, слегка покраснев, исправилась, - то есть искупаться…

О чем-то еще говорили в дорожном духе. Я заказал кофе и пирожок. Закончив трапезу, спросил:

-Как тебя зовут?

-Меня не зовут, а сама иду, - отрезала девчушка.

Я смеюсь - ну, и озорница!

От этого смеха моя усталость, когда позади триста с лишним километров за рулем под палящим солнцем, исчезла без следа.

Удивительная целебная сила заключена в доброй шутке.

А имя у нее под стать зелёным глазам и веснушкам - Ирина…

НЕКОГДА!

В суетный полдень иду по центральной улице города.

Вереницы машин слева и справа, меня то и дело обгоняют торопливые горожане. Известное дело, спешат. Наверное, уже во всем областном центре не найти хотя бы одного человека, который не торопился бы куда-нибудь…

С беспокойными лицами, отягченные тяжелыми думами, устремлены по делам стар и млад. И если попробовать нарисовать обобщенный образ жителя северного города, то это и будет как раз несущейся на всех парах вперед гражданин!

Пока я размышлял в таком духе, подходя к перекрёстку, услышал чью-то одышку. Повернул голову - рядом женщина с авоськой в руке.

-Молодой человек, молодой человек! - призывала она.

Я не сразу понял, что обращение относилось ко мне.

-Да, к вам, к вам! - подтвердила она.

-Что вы хотели?

-Скажите побыстрее, сколько времени, который час?

-Зачем же побыстрее? - я остановился. - Я нормально скажу вам, без спешки: сейчас - без пяти минут час…

-Благодарю!

-Извините, а что, у вас нет часов? - полюбопытствовал я.

-Почему это у меня нет часов? - обиделась она. - Есть у меня часы, золотые часы…

-Зачем же вы спрашивали время?

-Часы у меня в сумочке лежат…

-Так достали бы и посмотрели время своё…

- Некогда мне доставать, - раздраженно бросила женщина. – Я спешу. Понимаете, спешу!

Да уж что тут непонятного!

Прохожая женщина - в какой-то мере и есть образ нашей торопливой современницы.

Часто она желает успеть сделать всё, но еще чаще не знает, зачем ей надо «это всё».

УЛЫБКА МЛАДЕНЦА

Сосед купил новую иномарку. При встрече со мной он весь сиял от радости. В его взгляде я уловил некое превосходство надо мною. Как же! Что с меня взять, если езжу на старом «Жигуле»-шестерке? Как заметил другой сосед по деревне, на такой машине «только дураки ездют…»

Признаюсь, я не завидовал моему доброму соседу, не обижался на его мнимое превосходство. У меня к тому моменту было богатство, коего не могли иметь сосед, друзья, или кто-то другой в мире.

Самое щедрое богатство - улыбка ребенка!

Улыбка моей пятимесячной внучки. Она еще не научилась говорить слова, но уже умела улыбаться. И такую радость, полноту бытие таила улыбка младенца, что сердце переполняло благоговение. И я невольно думал: улыбка крохи - самое ценное, что существовало вокруг. Теплую улыбку не купишь за деньги, не выиграешь в лотерею, не достанешь за границей…

Горько сознавать: современные люди разучились понимать исконную русскую ценность. Ее заслонил бездушный мир вещей. Более того, многие люди не только не хотят утверждать значение детской улыбки, но и всячески стараются принизить её Величие; втоптать в грязь, обесславить, разрушить…

Иначе как объяснить, что в современной России не кончаются случаи, когда младенцев оставляют на произвол судьбы прямо в роддомах, выбрасывают на помойки, убивают?

Жутко! За три десятилетия «суверенной демократии» миллионны младенцев не появились на свет по банальной причине - их мамы сделали аборты.

Неужели мы превратились в страну убийц не рожденных детей? Не хочется верить, но на самом деле это так.

И от страшной реальности хоть на миг спасает меня улыбка ребенка!

НЕ БУДЕМ «РАБАМИ В РИМЕ»

В популярном столичном журнале напечатали мой большой очерк. Я был на седьмом небе от радости.

Находясь проездом в Москве, поспешил в редакцию журнала. Проходя мимо кафе, я заглянул туда, потому что еще не завтракал. Когда официант принес счет за чашку кофе и порцию блинов, я едва сдержался. Четыре сотни рублей! Ну, московские порядки!

Покидая кафе, я почему-то вспомнил известного во всем мире социолога Питирима Сорокина, бывшего профессора Петербургского университета, во время гражданской войны он уехал в Америку, в Гарвард. Уже на исходе жизни Питирим Александрович написал автобиографическую повесть, где, в частности, вспоминал, что зимой 1918 года буханка хлеба в Петрограде стоила … до двух миллионов рублей!

Так что у нас, по сравнению с революционной разрухой начала ХХ века, запас еще весьма большой, в смысле роста цен на всё и вся…

В редакции мне дали журнал с моей публикацией, и я сразу забыл про эпизод в кафе. Но невольно вспомнил о нем уже в бухгалтерии издания. Суммы вознаграждения, которую мне выписали, как раз хватило бы на две чашки кофе (!) в том самом кафе. Да, вот вам и «жирные писательские гонорары», о которых любят позлословить современные буржуа в России.

- А что вы хотите? - изумилась бухгалтерша, взглянув на меня. - Скажите спасибо, что хоть сколько-то еще платим! В другом журнале вам и копейки бы не дали…

И она права!

Большинство из журналов, существующих ныне в России, не платят авторам вознаграждение, объясняя это тем, что нет средств. Да, продолжают издатели, средств уходят только на подготовку очередного номера и типографские услуги. А уж авторы как-нибудь перебьются…

Невольно возникла в памяти встреча с известным писателем Дмитрием Михайловичем Балашовым, когда довелось побывать у него в Великом Новгороде. В полемическом запале он утверждал, что цену интеллектуального труда в «демократической» России приравняли к оплате труда раба в Древнем Риме. Оплата - лишь бы не умереть с голоду. Причем, касается это не только оплаты писательского труда, или труда тех, кто занят в сфере культуры (к примеру, работников библиотек), но и всякого творчества.

Отсюда - и соответствующие результаты!

Вместо подлинной культуры, которая, вне сомнения, была в Советском Союзе, чаще всего теперь имеем усредненную массовую культуру, разлагающую души и сердца людей, обращающую людей в зверей. Вместо достижений в науке - подобие достижений, безудержную тщеславную похвальбу «нанотехнологиями». Вместо гражданского общества, действующего в согласии в решении разных проблем, - разобщенность людей, их вражду и ненависть друг к другу.

Возможно, такие «плоды» выгодны управителям, и они всячески стараются их возделывать.

Идеал современных правителей - человек-робот, коего можно было бы «настраивать» на ту или иную программу в любую минуту. Чтобы «робот» ни в коем случае не проявлял собственные творческие способности.

Утешает одно. Подобные «новации» в подлунном мире предпринимались и раньше.

Но с Божьей помощью превращались в прах!

ЗНАК ОТВЕРЖЕНИЯ

Хмурость осенняя подавляла. У людей, спешащих по своим делам, были скучные, неприветливые лица.

В такой день брела по тротуару женщина-нищенка. Одета она была кое-как, но весьма выразительно: в ватнике, накинутом поверх то ли плаща, то ли платья, в валенках, через плечо - сумка.

Нищенка вертела головой то влево, то вправо - она искала пустые бутылки. Возле урны с мусором женщина остановилась и принялась там рыться. Желанной бутылки, похоже, она не нашла и потопала дальше вдоль низкого металлического забора - к нему частные владельцы ставили автомобили.

Рядом с одной из машин стоял здоровенный круглолицый детина и тянул прямо из бутылки пиво. Заметив это, нищенка ускорила шаг, а когда поравнялась с пьющим, то просительно взглянула на него.

Любитель пива принял вид, будто не заметил женщину. Смачно сделав последний глоток, он небрежно швырнул бутылку в сторону нищенки. Она даже изогнулась, приготовившись поймать пустую посуду, но бутылка ударилась о столбик забора и разлетелась на осколки, брызнувшие прямо под ноги нищенке…

Детина радостно заржал.

Что его обрадовало?

То, что он унизил уже униженного человека?

Ему, наверное, не пришло в голову, что он, смеющийся и как бы счастливый владелец иномарки, был в тот момент гораздо несчастнее бедной женщины. На нем лежал знак Божьего отвержения - он потерял способность сочувствовать и помогать другому человеку.

Страшное наказание!

Ничего страшнее, думаю, быть не может.

СНЕЖНОЕ БЕЗМОЛВИЕ

Мягкие крупные снежинки, пританцовывая, падали и падали из голубого пространства. Неспешный снегопад обряжал округу в дивную картину, что не создать ни одному живописцу…

Я шел по тропке в ближнее от деревни чернолесье, там напиленные дрова нужно было собрать в кучу. Час-другой я отыскивал под снегом чурки, выносил их из кустов на поляну, пока не взмокла рубаха…

Присел на свежий пенек, невольно обратил взгляд к небу, откуда все слетали снежинки. Они облепляли ольховые ветки, облепляли густым слоем, цепляясь одна за другую, казалось, деревья натянули роскошные белые нарукавники. Чудо - да и только!

В лесу царствовала тишина! Особая густая тишь, какой не бывало в поле, в деревне, и, уж тем более - в городе. Лесная тишина будто «выдавливала» из сердца суету, «важные дела», всевозможные попечения, якобы многоценные, а на самом деле - пустые…

Снежное безмолвие собственной истинной белизной очищало душу от «пыли и грязи» будней. Стало легко голове, рукам и ногам. Я чувствовал себя снежинкой, что падала с небесной высоты.

Чувство полета - для снежинки самое-самое, а остальное - вторично. Бытие снежинки в чем-то напоминало земное бытие человека - миг по сравнению с вечностью, с той самой Вечностью, которую наши ум и сознание даже не могут себе представить!

Многие из нас «миг» - суть жизнь, тратили на вторичное, забывали, что пришли в мир для полета - усвоения Божественной Истины, вхождения тем путем в Вечность…

Такое откровение явственно слышалось мне в снежном безмолвии!

ЛАПТИ

«Эх, ты - лапоть!» - услышишь порой укор среди тех, кто выясняет отношения друг с другом.

Значит, простецкий, примитивный, дурной.

Удивительно, как ловко некоторые «нынешние россияне» заменяют в названиях и понятиях истинный смысл ложным или поверхностным.

Это относится и к слову лапти.

В майскую пору, когда природа расцветала и набирала силу, я приехал в старинную Тотьму. На улице в центре города увидел бородатого мужика, через плечо у него была перекинута связка лаптей. Красивые такие лапти, пахнущие берестой.

-Продаете? - поинтересовался я.

-Бери на здоровье! - предложил он.

Я выбрал две пары, примерил, ощутив какую-то необыкновенную радость. Цена была подходящая.

Слово за слово, разговорился с мужиком, будто со старым знакомым, и он пригласил посмотреть мастерскую, где плёл лапти. Вечером я отправился к нему. Эта была одна их самых удивительных встреч в моей жизни. Я слушал хозяина, осматривал разные приспособления для плетения лаптей,

видел собранное в пуки лыко…

Оказалось, сплести настоящие лапти не просто, как иногда думают. Лапти - не примитив, лапти - не «дуриком быть», это - настоящее искусство. Нужно владеть мастерством самого плетения, подготовить лыко или бересту так, чтобы они гнулись, были послушны в пальцах, как пластилин…

-В детстве, помню, хотел научиться плести лапти, - говорил мой знакомый из деревни под Вологдой. - Пойду в лес, наготовлю лыко. Сяду, наплету, а все не получалось. То одно не так, то - другое. Показать-то уже было уже некому, в деревне не осталось мужиков, умевших плести лапти: иные умерли, иные на войне погибли. Уж, должно быть, талант нужен. Дед в деревне рассказывал, как в войну на лесозаготовки прислали мужиков из глубинки под Никольском. Они пришли в лаптях. Вечером развесили сушить лапти около печки. Утром мужик, не из их компании, стал растапливать печь, хвать одну пару лаптей да вместо растопки - хорошо загорелись.

Проснулся хозяин лаптей, поискал-поискал - обувки нет. Тот, у печи, не признался, что сжёг его лапти. А никольский мужик не унывал, сел на лавку, достал из сумки связку лыка, и тут же сплел себе пару новых лаптей…

…По вагону я щеголял в лаптях, и когда поезд затормозил у Ярославского вокзала, не стал их снимать - так и пошёл по столице. На Ленинградском проспекте, бодро отмеряя лаптями асфальт, почувствовал за собой хвост. Оглянулся: несколько зевак, тыкая на мои лапти, шли сзади. Я замедлил шаг.

-Скажи, где купил? - подошел один. - И я хочу!

Я отослал москвича в старинную Тотьму, но он не понял, посчитав мой ответ шуткой.

И такие бывают «россияне», не знающие географии Отечества, считающие, что в стране, кроме Москвы, нет других городов.

ПЕРВОЕ СЛОВО – «ДЕДА!»

Прекрасной бывала пора любви! Два сердца, жаждущих общения, соединяли себя в одно. Мир будто рождался заново - краски природы, слова и поступки людей обретали какой-то особый смысл. Девушка, парень хотели петь, бежать куда-то, взлететь на крыльях радости над полем…

Да разве передашь силу, оттенки истинной любви?!

Увы, ничто не вечно на земле; все исчезает, переходит в воспоминания или в тлен. Начальное очарование любви тускнеет в водовороте будней. Тогда к супругам должно придти понимание, что любовь - ко всему прочему, еще и кропотливый труд, величайшая ответственность за слово, жест, желание...

Обретают ли его влюбленные? Далеко не всегда! Нередко верх берет разочарование, уныние, «несовместимость характеров» и, наконец, разрыв, уход друг от друга, крушение семьи. Ныне такое вошло в моду. И мало кто задумывается о трагедии, что настигает детей.

… По деревне летела стайка ребятишек, мелькали голые пятки, пыль клубилась на дороге. Им только и бегать на воле, на городском асфальте особо не разгонишься. Я насчитал пять девочек и два мальчика; все дети, как цветы полевые, яркие и неповторимые. Но была у детишек общая черта - они росли без отцов. Вместо «папа» первое слово произнесли младенческими губами - «деда»!

Войны нет, мирное время на дворе, а кругом процветает безотцовщина. Отцы по самым разным обстоятельствам покинули своих возлюбленных, ушли, разрушили семьи. А в чем дети виноваты? Разве можно укорять младенцев за то, что появились на свет?

Картина обездоленности говорит о цинизме во всех слоях общества. Миллионы беспризорных детей, миллионы ребят без попечения родителей, миллионы сыновей и дочерей, вырастающие без отцов. Причины беды многообразны. Упомяну, на мой взгляд, наиболее важные из них. Ныне в жизнь вышло поколение молодых мужчин, боящихся брать на себя ответственность за вновь созданную семью.

Такого на Руси не бывало прежде!

Инфантильность, паразитизм, жажда наживы и прочие «прелести демократии» вскормили молодых людей, бросающих детей.

Как ни странно, подобно им поступает и государство. Оно не гарантирует молодым семьям жилье, работу, места в детских садах и школах. То есть, сняло с себя ответственность за будущее страны.

Слава Богу, живы деды «старой закалки», которые обихаживают внуков и внучек, прививают им любовь к Родине, учат долгу и совести. Может, пройдя «дедову школу», другое поколение лучше подготовится к взрослой жизни?

Очень надеюсь!

ЦВЕТЫ ВЕРБЛЮДА

Первые снежинки падали с низких облаков - в степных просторах Урала хозяйничала поздняя осень. Дорога шла в горы, мы доехали до Сарьинского перевала, и увидели, как впереди по асфальту клубилась, гуляла метель. Зима! Шофер сбавил скорость - не дай Бог поскользнуться на крутых поворотах. Аварии тут случались часто, и мы поехали без спешки.

Когда благополучно спустились на равнину, где снега не было, замаячили причудливые сопки, в народе их называли гора Верблюд. Если народ дал определение - не убавить, ни прибавить. Точно - два горба, третья сопка напоминала голову. Сколько раз я проезжал мимо Верблюда с желанием подняться на одну из вершин - интересно же! Но то спешка извечная мешала, то погода не позволяла, то находилась иная причина. Теперь причин не было, и я попросил водителя свернуть к Верблюду.

Он остался внизу у машины, а я зашагал по горному склону, где среди камней угадывалась стежка. Никакой растительности на горе не было и в помине, всякую травинку сожгло палящее южное солнце, даже мох на камнях лежал, как сухая подстилка.

Чем выше шел я по горбу Верблюда, тем большую величественность обретали окрестности могучего батюшки-Урала. Вдали остроконечными шапками кочевников тянулись цепи гор и сопок, на востоке зеленели леса, переходящие в Шайтан-гору, известную в Башкирии, а прямо темнела, будто огромный стол, степь.

Где-то здесь рядом в глубокой древности проходил караванный шелковый путь, по нему азиатские купцы возили товары. Один из караванов захватили повстанцы «царя» Емельяна Пугачева в ходе крестьянской войны в 1773-1775 годов. В тюках оказалась золотая фольга искусной выделки. Ею Пугачев приказал обить стены и потолок крестьянской избы в селе Берды под Оренбургом. Ставку окружение Пугачева называло «золотыми палатами».

Всякие истории мельтешили в голове, пока я шел.

Я поднялся на самую вершину, изрядно устав. Отсюда машина внизу напоминала детскую игрушку. Темно-серые облака проплывали близко, чудилось, можно их потрогать. Я присел на камень, огляделся. И почувствовал цветочный аромат. Не может быть! Предзимье, откуда он среди камней? Все же встал, сделал несколько шагов вперед. И остановился изумленный.

Из маленькой расселины, куда ветрами надуло горстку земли, смотрели горные незабудки. Голубые чашечки были украшены белыми бусинками - таких цветов я никогда не встречал. Обрадованный, стал разговаривать с ними, будто с разумными существами. Но цветы предзимья не могли назвать свои имена, не могли объяснить, как в холоде, без солнца они жили, цвели, источали целебный запах…

Можно поучиться у них жизнелюбию?

В том я не сомневался, спускаясь к подножию Верблюда.

«БОГ НАКАЖЕТ…»

Часто мы произносим слова, не задумываясь над истинным их смыслом, скользим по ним, будто по зимнему льду на реке.

Фразы, речевые обороты - уже затертые пятаки, и даже те, что выражают духовное состояние. Всуе упоминают имя Господа, к месту и не к месту.

Припоминаю чаепитие на даче у приятеля, кто-то говорил про худые дела соседа. Подводя итог, с жаром выпалил: «Бог наказал завистника, он потерял работу, семью, квартиру, стал бродягой. Так что, Бог всё видит! Бог не зря наказал!».

Я возразил. Да, весь мир зависит от воли Божьей! Но и воля конкретного человека кое-что значит. Как утверждают авторитеты Русский Православной церкви, Бог не насилует волю человека. Скорее всего, в данном случае сосед наказал себя сам, превратив собственные слабости в достоинства, заменил труд души и ума ленью, а высшая Сила тут не бывала. Но укоренившаяся привычка приписывать любые житейские невзгоды наказанию Божьему, похоже, неистребима. Некоторые даже грозят своему недругу: «Погоди, Бог тебя накажет!».

Будучи в старинном монастыре, я разговорился с наместником Амфилохием, недавно с ним познакомился. И зашел разговор о Божьем наказании.

- Некоторые считают, что Бог их любит, - говорил монах. - Их любит, а других наказывает. Знаете, в древности подобное называли ересью, то есть отклонением от истинной Веры. Думаю, правильно поступали. Бог относится ко всем одинаково, не выделяя кого-либо, а уж от человека зависит, насколько он способен приблизиться к Богу. Это тоже грех: считать себя «более богоизбранным», чем кого-либо.

-Значит, неправильно говорят: «Бог накажет…»?

-Наказание Божье существует. Но за какие дела и проступки? О том знает лишь тот, кто наказывает - Бог. И уж никак человек не должен от имени Бога выдавать авансом наказание кому-нибудь ближнему своему. Это есть грех! Не будем забывать напоминание Православной Церкви о страхе Божьем. Чувство страха Божьего предостерегает нас от всяких злодеяний…

СО СВОЕЙ БУТЫЛКОЙ

Дядя Митя любил выпить. Слабость ему прощали: в деревне, где полсотни дворов, не было другого такого мастера на все руки. Крышу перекрыть, печь сложить, сруб избы или бани поставить, насадить и отбить косу, поправить сгнивший забор - звали дядю Митю. Брал он не дорого, но оберегал честь деревенского профессионала: все делал на совесть. То, к чему прикасались руки дяди Мити, не текло, не дымило, не падало…

Опытным путем он изучил свойства древесины, глины, воды, камня, ветра, дождя, солнца, чего, увы, не знали дачники-москвичи, хотя окончили по два-три института. Дядя Митя не осуждал их за дремучее невежество, поскольку они жили на асфальте, а не на земле, а это - две большие разницы.

Выдался у дяди Мити небольшой отдых. До обеда он закончил пристройку к избе нового двора, где держал буренку. Прежний двор пришел в негодность. Митина буренка была единственной на всю деревню. Коров давно никто не держал, даже те, кто гораздо моложе дяди Мити. Молодые ссылаясь на то, что тяжело косить, а под снег уходили луга, заросшие травой. Некоторые жители деревни имели коз.

Он же со своей неразлучной Ниной от коровы не отступил.

Нина - дородная женщина с улыбкой на пухлых губах собирала на стол. Зная склонность мужа, достала из запасника бутылку белой. Дядя Митя, Дмитрий Степанович, пошел умыться на речку.

«А, поди-ко, - рассуждала Нина Николаевна, - много ему будет!». И хотела отлить половину из бутылки, но не решилась. «Ум у бабы догадлив, на всякие хитрости повадлив» - заметил однажды Александр Пушкин.

Нина тоже не жаловалась на нехватку догадливости.

«Слушай, Дмитрий, - сказала она мужу, когда тот пришел с реки и, увидев бутылку на столе, повеселел, - позову я соседа Василия, все же событие - двор закончил!».

Муж не возражал.

Нина рассчитывала, что придет сосед, и Дмитрию достанется половина спиртного - сколько она наметила. Быстро сбегала, пригласила соседа. Василий не отказался отобедать, тем более был серьёзный повод.

Василий вошёл, поздравил Дмитрия с концом стройки, сел за стол. Нина принялась разливать наваристые щи и чуть не выронила черпак из рук. Василий распахнул пиджак, достал из внутреннего кармана бутылку белой и водрузил рядом с той, что уже стояла на столе.

«Без гостинца как-то неудобно заходить», - объяснил сосед.

Нина только ахнула!

ДОЛЛАР ВМЕСТО ПОЦЕЛУЯ

Из маленького уютного райцентра Светлана уезжала на заработки в большой город. Дома она год перебивалась случайными приработками, теперь надеялась вдалеке сделать карьеру: в сумочке лежала рекомендация к важному лицу. Светлана стояла в проходе вагона вечернего поезда, в окошко сквозь слёзы видела купола церквей, а на перроне - коренастую фигуру Павла, своего знакомого, с которым предстояла разлука.

Поезд тронулся, и всё прежнее осталось в темноте сумерек.

Минута за минутой, час за часом текло время, миновал не один месяц. Однажды, на центральной улице городка, Павел увидел Светлану, которая приехала в отпуск, и не сразу узнал её. В модных шортах, с прической куполом, она шла навстречу, и тоже, похоже, не узнавала своего любимого. Всё же они не разминулись, и Светлана пригласила Павла на чашку кофе.

- Ты стала столичной, - робко сказал он, когда хозяйка принесла кофе и пирожное.

- Знаешь, сколько я долларов получаю? - гордо посмотрела Светлана.

-Откуда! - усмехнулся ухажер. - Я же тебя давно не видел, хотел сразу тебя поцелова…

-А вот угадай! - перебила она Павла.

Он стал гадать, но не попадал на нужную цифру.

Светлана рассмеялась. Наконец, открыла секрет, сколько она получала долларов, отчего лицо Павла вытянулось…

-Да! - только и нашёлся он.

Он взял её руку, хотел обнять и поцеловать, но она остановила.

- Начальник мне хороший попался, - продолжала Светлана.

-Повезло, значит.

-А сколько долларов стоит комнатка, я там снимаю, знаешь?

-Не, - мотнул головой Павел, и снова попытался обнять подругу, но та увернулась, и продолжала про доллары…

-В день, если удачные коммерческие операции, мне отчисляют двести долларов, иногда бывает и меньше, а два раза было и больше, - частила подруга. - Здесь, вспомни, я даже не знала, что такое доллар?

-Дорогая, я хочу поцеловать тебя! - не стерпел ухажер. - Я так по тебе скучал!

Она удивленно вскинула взгляд.

- Подожди, я ещё не все рассказала про доллары…

Павел встал, сослался на какой-то важный повод, спешно попрощался, вышел из квартиры и уныло побрёл по улице.

Прежней Светланы, понял он теперь, больше нет.

ВОЛГА В ЛАДОНЯХ

В верховье Волги, в родном краю моих предков, душа испытывала трепет, будто ее посещала святая тайна. Когда остановился я на взгорье, откуда до светлого истока великой русской реки совсем близко, возникло ощущение: я уже бывал здесь, любовался окрестностью, знал в ней каждую тропинку и травинку. Хотя приехал сюда впервые. Отчего так?

Сие разгадать невозможно!

Наверное, уже миллиардным по счету посетителем спускался и я к незамысловатой часовенке у истока Волги. Из скромного болотца, входящего в водоносную систему озера Селигер, тёк, струился малый ручеек, его буквально можно было заключить в ладони. Это и была та самая Волга, которая, впадая в Каспийское море, представляла собой уже необозримый водный простор, с одного берега другой берег не разглядеть. Словно засомневавшись в правдивости истока Волги, я прошёл с километр подальше, спустился по берегу и увидел всё тот же ручей, правда, бежал он веселее и был чуть шире того, что у часовни.

И я вспомнил: вид настоящей реки Волга обретала уже вдали от истока, у старинного русского села Селижарово, ныне райцентра, а дальше текла, набирая мощь и силу от многочисленных рек и речушек, впадающих в нее.

На истоке Волги думалось о том, что великое дело обычно начинается с чего-то неприметного. И обязательно - путем сложения. Подобно тысячам ручьев и речушек, что и образуют Волгу, дела и помыслы людские, сливаясь вместе, создают характер страны, её облик. Если наши думы чисты, дела благородны, то и атмосфера в обществе радостная, творческая. А когда все усилия сосредоточены на обогащении, корысти и комфорте, то облик у страны алчный, сеется рознь и вражда меж людьми.

Поймут ли это молодые? Памятна одна из встреч со старшеклассниками в городской школе Вологды. Когда я спросил ребят, где исток Волги, ни один из них не мог ответить. Потрясающе! Дети ездят с родителями отдыхать в Турцию, Америку, Болгарию, другие страны, а про великую реку родной страны имеют смутное представление. Школьники с удовольствием расскажут, как поднимались на какую-то скалу, где какой-то пират убил сотню аборигенов, или расскажут что-то про американских ковбоев…

Грустно наблюдать подобное! «Превратности судьбы России, участь русского народа - все это следствие незнания истории России, непонимания исключительной роли России, непонимания исключительной роли Российской империи в мировой истории» - считал великий подвижник, меценат, книгоиздатель граф Николай Румянцев, усилиями которого была создана знаменитая Публичная библиотека в Москве.

Да, многие наши беды, надо согласиться с Николаем Петровичем, проистекают от невежества по отношению к собственной стране, в том числе - к ее богатой истории.

Ведь тот же исток Волги - это не только точка на карте Тверской области, но и яркая страница прошлого. Именно в окрестностях Селигера монголо-татарские войска хана Батыя, шедшие покорить вольный Великий Новгород, который никогда не платил дань татарам, повернули назад. Но не просто повернули, а силы их были подорваны героическим сопротивлением русских людей.

На пути завоевателей встал древний Торжок, он не покорился врагам, и они потратили много сил, чтобы взять и уничтожить город. Каждое село по дороге хана Батыя на Селигер прекращалась в крепость. Одно из них в память о той далекой эпохе получило название Кровотынь. Легенда гласила, что почти все жители полегли в бою с монгольскими ордами, а тем, кто остался в живых, ханы приказали отрубить головы и повесить на тын, то есть на колья изгороди…

На истоке Волги история соседствует с истоками Святой Руси. В древности в Селигерском краю православных храмов было больше, чем в Торжке и Твери. Ныне возрожденная из забвения на острове Столобном сияет куполами Нилова пустынь - драгоценная духовная жемчужина.

Да, исток Волги умещается в ладонях. Но великая река, как сказал поэт из Вышнего Волочка, «помнит свой исток».

И мы обязаны хранить тот исток в сердцах своих.

АНЕКДОТЧИК

У колонки, куда поступала вода из скважины, полно народу и днем, и ночью. Никому не охота пить из домашнего водопровода смесь всяких загрязнителей, приправленную хлором. Вот и идут горожане к заветному источнику. Стоят, томятся в очереди, если очередь большая. А если в той очереди попался какой-нибудь весельчак, то время пролетает, как одно мгновение.

- Вот у Ивана были всего одни штаны, - рассказывал пожилой мужик, с губ его не сходила улыбка. - В колхозе жили бедно, откуда другие взять? Да и те штаны с дырявыми карманами. Решил Иван жениться, пошел свататься к Марье. Ну, так побалакали они, Машка и говорит: «Иван, а как же мы будем с тобой жить? Ты же бедный!». Иван возразил ей: «Нет, я богатый! У меня не одна девичья игрушка, а сразу три!».

-Да ну! - не удержался кто-то в водяной очереди.

-Истинно, так и сказал,- продолжал мужик. - Машку заинтриговало: «Не верю, - говорит, - покажи!». Иван рад стараться. Из левого кармана через дырку показал первую игрушку, из правого кармана через дырку достал - смотри вторую, потом расстегнул порты - вот тебе и третья...

-Ха-ха-ха, - понеслось по очереди.

-А дальше чаво? - не вытерпел один из слушателей.

-А чаво дальше, поженились, знамо дело. Иван в первую ночь спросил Машку, какой она хочет: первый, второй или третий. А та говорит: по очереди давай; ну, он исполнил её желания…

Вдруг в цепи тех, кто стоял за водой, кто-то встрепенулся. Человек, одетый в брюки, куртку с накинутым на голову капюшоном оказался… женщиной, а все думали, что мужик.

- Что вы такое сочиняете? - возмутилась она. - Как вам не стыдно? С виду вроде бы приличный человек, а несёт такое…

Анекдотчик оказался тертым калачом.

-Если вам не нравится, не слушайте, - нашелся он. - Это не я сочиняю, а народ…

Да, народ у нас могучий - всё вынесет!

СТАКАН ЗЕМЛЯНИКИ

-Тебе сколько? - спросила бабка, отправляя десятилетнюю внучку в школу.

-Больше подавай! - простодушно попросила девчушка.

Сердобольная бабуля сунула в детскую ручонку банкноту в 500 рублей, а сверху положила сторублевку. Единственная внучка в их семье - объект «щедрых инвестиций». Средств на неё не жалели. Как бы мы ни ругали «деревянный рубль», но 500 целковых - все-таки деньги, на дороге они, что называется, не валялись. Чтобы их заиметь, иному надо в поте лица поработать день. А младшей школьнице они достались даром…

Какие граждане вырастут из детей, если их с младых ногтей приучают к тому, что деньги не нужно зарабатывать? Думаю, ответ ясен, а комментарии излишни. Ну, а будет ли польза от подобных людей для России?

Мое поколение, родившееся после Победы СССР в Великой Отечественной войне, не может равнодушно смотреть на бездарное потребление, выдаваемое ныне за норму. Потреблять, но не производить - искаженная «формула бытия», губительно влияющая на молодых. Не отсюда ли «столько негатива» вокруг?

Да, мы росли, пожалуй, в худших условиях (внешних), чем теперешние дети; да, нас не баловали беспрерывными развлечениями, разнообразием еды, не говоря уж о поездках к морю или за границу. Но мы знали «железное правило»: деньги следует зарабатывать; нельзя их выпрашивать, вымогать, воровать…

Между нами, мальчишками от восьми до пятнадцати лет, даже шло негласное соревнование: кто быстрее и больше заработает. Просить у матери или отца на карманные расходы считалось позорным. А как заработать? Ну, это кто на что был способен. Один умело драл ивовое корье, сушил и сдавал сборщику. И вот у паренька уже звенело в кармане. Другой удил рыбу в реке, доставлял улов крестьянам на хутор, те охотно покупали. Иной подряжался к плотникам, которые что-нибудь строили и поручали огольцу нехитрые подсобные работы…

К слову, я собирал землянику на полянах в лесу и по откосам дорог. Наполнял душистой ягодой кузовок, спешил на перрон станции, где на несколько минут останавливались поезда дальнего следования. Земляника шла у пассажиров нарасхват. Просил за стакан ягоды, помню, копеек пятьдесят. Иногда подходили щедрые пассажиры, давали по рублю или по два. Не часто, но бывало. Какую-то долю выручки я обязательно относил матери, может, опасаясь, чтобы не отобрали старшие ребята.

Когда проходил сезон ягод и грибов, мы (после школы, конечно!) помогали мужикам на погрузке картошки в вагоны (подносили пустые большие корзины), за что получали оплату. Наступала зима, метели наметали огромные сугробы, опять мы находили занятие. Расчищали от снега полотно железной дороги, рыли траншеи в кюветах, готовясь к весеннему поводку. Словом, круглый год имели дела, на которых, если не лениться, можно было заработать рубль-другой, что считалось нормальным. Тогда никто не витийствовал «о рынке», просто подросткам платили за сделанную работу.

Теперь кое-кто посчитал дурным тоном приучать детей к труду, особенно в среде столичной и местной так называемой «элиты», изрядно развращенной неправедным богатством. Сынок «элитных» родителей подъезжает на дорогой иномарке к школе, демонстрируя одноклассникам, «как надо жить». Или какая-нибудь старшеклассница, придя на уроки, ошеломляет класс золотыми украшениями в ушах и на пальцах рук…

С чувством какой-то вины и явного отвращения глядя на подобное, я с благодарностью вспоминаю стакан душистой земляники.

2014-2021 гг.

Вверх

Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев: