28 ноября 2012 г.

Ороговел язык у переводчиков... и пользователей

Вижу в вагоне метро красочную глянцевую рекламу: «Препарат выбора для терапии сосудистых...» Препарат выбора? Это что такое? А это буквальный, механический перевод с языка «мирового сообщества»: Medicine of choice for treatment ( therapy ) of vascular … Действительно: choice – это выбор; но предложное сочетание “ of choice ” после существительного часто служит определением: предпочтительный , наилучший . Переводчик (-ца) написал(а), заказчик подписал – и хлопнули по рукам. Зато «потребитель» (скорее – жертва!) такой рекламы чешет «репу» и в сердцах плюется (не буквально, конечно: буквалисты – это современные переводчики). Это их профессиональное заболевание – буквализм. Оно зачастую осложняется непониманием даже того языка, на который переводится текст.

Новостные порталы рекламируют «чиллеры из Китая»... Спрашивается: зачем писать «чиллеры», если авторы статьи вынуждены тут же давать перевод – охладители ? Неужели чиллеры востребованы в большей степени, чем охладители? Нет, это процесс воспитания читателя... Он, читатель, до сих пор не знал, что такое чиллер , а теперь будет в состоянии заменить русское слово импортным, «цивилизаторским».

Тренер сборной РФ по футболу сказал, что команде непозволительно «терять концентрацию перед концовкой матча». Цитата – из русскоязычной газеты, от русскоязычных переводчиков, ведь Фабио Капелло мог это сказать по-английски или по-итальянски. Это уже переводчики со своей задачей не справились, поскольку не дружат с русским языком. (Образование подвело – или это диктуется их должностной инструкцией: с русским не дружить?)

Слово «концентрация» в русском языке существует, мы не спорим и даже не возражаем. Можно сказать концентрация раствора , если вы забыли слово «насыщенность». Можно сказать концентрация войск , если вам не нравится «сосредоточение». А в эпоху большого легионерского спорта это слово вошло в моду и у спортивных журналистов. Ведь журналисты от переводчиков зависят – или, худо-бедно, они сами переводчики. Результат? Читатели Интернета и спортивных газет – потребители этого результата. И нет у нас Ассоциации защиты прав потребителей словесной продукции.

Нельзя команде терять собранность в ходе матча. Нельзя и нам терять собранность перед лицом агрессивных вторжений в наш язык.

Проблема качества перевода стара как мир. Но если в прошлые эпохи неверный перевод оборачивался межплеменной войной или, в лучшем случае, казнью переводчика (случалось, правда, что казнили и за верный перевод!), то в современном мире неграмотность перевода может быть использована в пропагандистской войне или служит поводом для газетно-телевизионной шумихи. Самый безобидный промах переводчика – тот, что оборачивается анекдотом.

Когда Майкл Горби, только что ставший – по предложению американского старожила Громыко – генсеком ЦК КПСС, прибыл с первым визитом в ФРГ, то переводчиком при нём был очень внушительный мужчина необычайной внешности. Он запомнился переводом на английский язык фразы генсека «хочу обратить ваше внимание...». (Почему не на немецкий, а на английский, сказать не берусь.)

Переводчик, по всей очевидности, не подозревал вот о чём. Мы можем обратить своё внимание на какое-то обстоятельство – а можем и обратить чьё-то, то есть – привлечь чьё-то внимание к нему. Офисный канцелярит чиновников и в том, и в другом случае использует слово «обратить». Плохие справочники переводят « обратить внимание на » как pay attention to – без вариантов, не делая различия между обратить и привлечь . Но глагол to pay – это обратить (уделить своё), воздать, заплатить... От переводчика – помощника генсека мы услыхали: ? wish to pay your attention to … (желаю уделить ваше внимание...), вместо to draw …

В целом же проблема навала переводчиков на языковую культуру и последствий их работы далеко не безобидна. Силы, готовившие свержение самодержавия в России, использовали переводную литературу как мощную артиллерийскую подготовку. Если Татьяна Ларина читала иностранных романистов в оригинале, то нарождавшийся класс разночинцев уже вовсю поглощал переводные книги европейских авторов. Россия была первой страной, где опубликовали перевод «Капитала» К.Маркса (1872). На протяжении почти двух столетий Россия была страной, непропорционально много издающая переводной литературы всех жанров: от «милорда глупого» до хитрого иезуита. Такой страной мы, к сожалению, и остаёмся. Да, да, к сожалению – тем более, что никакого равенства, паритета с Европой, в этом деле не было и нет. (А то, что издаётся в Европе в переводе «с русского», рябит именами викт.ерофеевых и дму.быковых.)

Это застарелая российская беда – засилье переводов на отечественном книжном рынке. Но устрашающие масштабы она приняла после 1917 года, а совсем катастрофические – после образования так называемого «социалистического лагеря» и возмужания «национальных литератур» в СССР. Книги русских авторов стали в России «плановым дефицитом», львиная доля тиражей рассылалась в кишлаки Средней Азии и в зарубежные лавки «Международной книги» (кто мог, туда и ездил за русской книгой), а у себя мы видели на полках магазинов лишь партийных публицистов ЦК КПСС, левых французов, «наших» поляков, родных армян, грузин и каракалпаков. Мировая революция троцкистов и наш советский инстинкт «дружбы народов» требовали этих жертв. В меньшей степени осознавалось при этом, что мы теряем собственный язык – благодаря переводчикам «со всех языков на русский», каковые переводчики в массе были сами чужды русскому языку, а также благодаря учёным «реформаторам» языка и законопослушным редакторам в издательствах.

Состояние книжного рынка сейчас можно назвать посткатастрофическим: руины, завалы, отвалы – прикрытые безстыжим глянцем рекламных щитов. Издательства специализированы на издании переводов модных западных авторов – и это несмотря на необходимость дорогой покупки прав на издание! – а также опусов российских подражателей западной писанине. В этих завалах макулатуры русский язык не живёт и не ночевал. А с учётом того, что языковой политики в государстве нет (есть что-то ей противоположное), то мы можем надеяться только на себя самих и друг на друга.

Стратегия создания рабочих мест для переводчиков

В своём замечательном литературно-философском эссе «Нарушенные завещания» Милан Кундера свидетельствует, что проблема точного перевода носит универсальный характер, и анализирует ряд типичных для переводчиков «увлечений» и уклонений. Предмет данной статьи – в другом: указать на опасность языковой эрозии, деградации – в частности, из-за элементарной неграмотности переводчиков. Качество редактуры текстов (тем более – переводов!) упало, во многих современных издательствах оно поручено некомпетентным людям, многие приняли на вооружение тезис «авторской редакции» – оно и удобно, и выгодно, но при этом упускается из виду, что многие авторы ещё в школе пропускали уроки русского языка, потом учились в техническом вузе и просто не читали никого из классиков русской словесности.

Профессия переводчика обнаруживала свой стратегический характер неоднократно в нашей отечественной истории. Выше упоминалось об этом в связи с задачей подготовки поколений революционеров или, на худой конец, безразличных.

С приходом новой власти в 1917-20 гг. переводчики составили один из передовых отрядов «трансформеров» русского языка. Конечно, им помогали издательские редакторы. Последние правили Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Пушкина, Чехова, Толстого в соответствии с новыми «нормами», а переводчики заново переводили, в соответствии с теми же «нормами» – Сервантеса, Эразма Роттердамского, Аретино и многих других – втихую отринув дореволюционные переводы, выполненные выпускниками классических гимназий России. (См., напр., Хрестоматия по западно-европейской литературе. Эпоха Возрождения. Учпедгиз, 1947). Поэтому понять дух русского языка в его полноте можно только читая издания в старой (т.е. подлинной) русской орфографии.

Переводы с русского на «советский» и «новорусский»

Но и советский слой русского языка больше не устраивает современных менеджеров.

Еще в советское время слово «пацан» в русской словесности считалось дурным и могло употреблять крайне редко – и то в прямой речи. Теперь для многих авторов оно единственно возможное. Этим наша речь не просто обедняется, но и засоряется: мы бездумно пользуемся корнесловом из иврита, означающим половой член. Возможно, те, кто «в курсе», получают от этого немалое удовольствие, глядя, как несведущие «лохи» «озвучивают» чужие «сакральные символы».

Давно вошедшее в русский язык слово бокал получило загадочный подвид – «фужер». Откуда оно взялось? Тайна, покрытая мраком недоразумения. Французское слово фужер имеет одно значение – папоротник.

Фуршет (по-французски – вилка), фужер – да бог с ними, но что такое «гламур»? Ведь слово это стало уже законом жизни, по словам Андрея Кончаловского. Для некоторых, добавим от себя. Во французском языке вы этого слова не найдете, хотя выглядит оно «как французское». А в английском языке, собиравшемся отовсюду, оно каким-то образом появилось на свет – и означает «очарование». Благодарите переводчиков, мастеров рекламы, политтехнологов и социальных психологов – и делайте выводы. Теперь гламур, при всей его расплывчатости, означает одновременно роскошь, особенно показную, безстыдство и распущенность.

О таком мусоре, как «блат» ( записка на идише) и «халява» (получаемая говорящим дармовая услуга или работа – на иврите) распространяться не будем. (Не в обиду малороссам будь сказано, у которых халява – вполне невинное голенище.) Но всё же стоит «халяву» перевести обратно из «новорусского» на природный русский, а мусор выдворить на историческую родину, по истинной принадлежности.

В канун годовщины восстановления патриаршества в России, 17 ноября с.г., мне довелось прочесть на «Русской народной линии» воззвание лауреата Патриаршьей премии по литературе Виктора Николаева (компьютер возмутился мягким знаком в слове Патриаршьей! – о том и пойдёт сейчас речь). По прочтении воззвания я вспомнил, что уже читал какое-то сообщение о самой премии... Набрал эти слова в поисковике и попал на «Положение о Патриаршей премии...» (теперь компьютер доволен!).

Но помилуйте: говорить и писать, как в «Положении», Патриаршая – это всё равно, что говорить и писать: митрополичая – вместо митрополичья! Если кто-то из читателей (и особенно – «комментаторов») от этого далёк, то вот более понятные примеры: заячий – заячья – заячьи, стерляжий – стерляжья – стерляжьи... То есть мы должны говорить и писать: Патриаршья премия, патриаршьи палаты, патриаршье подворье, даже если это поначалу трудно выговорить.

Тому, кто работает словом, согрешить легче лёгкого.

Внимайте, како ходите. Како, люди, мыслете.

Чтобы не... Что бы ни... И точно так же... А также и аз многогрешный.

Простите, братья и сестры.