В посвящённом Станке Пенчевой эссе Надя изображает её как человека, наделённого чутким восприятием духовного мира других людей, глубоким пониманием их эмоциональной палитры. На один из моих дней рождения,  вспоминает Надя, чтобы компенсировать мои беды из-за не работавшего зимой в моей квартире отопления, Станка подарила два чудесных родопских одеяла цвета белоснежной шерсти. Огромный пакет был перевязан лентой, конечно,  с поздравительной открыткой, написанной в шутливо-сердечном стиле… Станка умела дарить не только предметы, но и людей. Одним из таких бесценных мне подарков «по наследству» стала её  подруга с молодых лет и до  последнего дня Бригита Йосифова – журналистка, писатель, неутомимый исследователь болгарской истории.

По признанию Нади, Станка Пенчева не уступала по одарённости и значимости Елизавете Багряне. Более того, проза Станки, столько же сокровенно автобиографична, сколько и психологична, глубоко философская, возвышает её над представлениями XIX и XX веков о роли женщины-творца как объекта преклонения и средоточия мужских вожделений. Общение со Станкой для Нади было праздником. Задушевный обмен мнениями, равный диалог с близким человеком, полным мудрости и неисчерпаемого интереса к чуду жизни. Но и к тебе, к твоей судьбе и к твоим мыслям. В написанном Наде автографе на её сборнике стихов «Отвътре-отвън» («Внутири-снаружи») в 2002 году Станка написала: «И отвътре и отвън съм това, което съм» (И внутри и снаружи я то, что я есть).  Так и было, свидетельствует Надя.

По случаю вручения Станке Пенчевой награды «Иван Николов» Надя в своём приветственном слове сказала: «Недавно я думала, что выразительные средства поэтессы достигли своего предела, своей верхней точки, но выходит, что ошибалась. В начале лета 2005 года я получила от Станки Пенчевой её новый сборник стихов «Преддверие»… Изумление моё от этих шестидесяти стихотворений было столь велико, что я совершила нечто неожиданное для себя – засучила рукава и в течение трёх часов перевела двенадцать из них на русский язык. Может показаться, что это сумасбродная реакция, не так ли? Однако я думаю, что это было спонтанное желание не остаться просто пассивным читателем, а каким-то образом приобщиться, принять участие  в магии этой до дна ранящей и просветляющей поэзии…  Вопреки утверждениям философов, физиологов, психологов и поэтов о том, что женщина – это якобы «другое существо», с отличным от мужского устройством ума и логически-эмоциональными реакциями, я готова поклясться: поэты и личности, как Станка Пенчева, пробуждают одинаковое понимание, сопереживание и восхищение у мыслящего, интеллигентного читателя, независимо от его пола». 

Добавлю несколько слов, чтобы русскому читателю был лучше понятен этот фрагмент. «Иван Николов» для Станки Пенчевой, считает Надя, это не просто награда. «Это имя её друга, собрата по перу и крылу. О нём Станка писала: «В Пловдиве моим неизменным редактором был Иван Николов. Но не редакторство нас сблизило. Мы дружили ещё до того. И я очень ценила Ивана как поэта. А его самого я воистину любила. Он был прекрасным, чистым человеком. Может быть, именно от того он и ушёл рано…»

В связи с этим Надя сделала лирическое отступление. «Прежде чем Иван Николов покинул этот свет, - пишет она, - мы с ним записали на радио большой разговор». И она процитировала из него небольшой отрывок:

«Поэзия как любое благородство обязывает. Это означает, что поэт не тот, кто пишет стихотворения, а кто стремится и хочет жить как поэт; это включает в себя намного больше, чем просто слова. Оно включает в себя его поведение в жизни, его нравственные опоры, всё то, в чём он ищет и находит смысл своей жизни. Порядок в мире каждый поддерживает по-своему. Поэт поддерживает его тем тонким лучом света, который исходит из него, чтобы достичь до как можно большего числа людей. А если нужно было бы мне отказаться от слова «поэт» и поискать другое слово, которым я бы назвал себя, то этим словом будет «труженик». Думаю, что дар или искра Бижия, или талант – как хотите его назовите – это некая своеобразная пружина, которую природа скрутила в нас и вопрос заключается в том, как и сколько времени потребуется, чтобы она раскрутилась».  

Творчество Нади Поповой подкупает тем, что её художественное внимание сфокусировано на эмоциональной сфере, на внутренних конфликтах описываемых личностей. В эссе «Тени минувшего» она вспоминает о своих родственниках старшего поколения. Каждый из них под её пером приобретает эпические черты, становясь голосом переломной и противоречивой эпохи. Но каждый их них надёлён своими неповторимыми чертами, своей страстью и многоцветием психологических красок.

Для лучшего понимания специфики той эпохи и жизненных обстоятельств, в которых формировались и закалялись характеры Надиных предшественников по семейной линии, позволим себе сделать некоторые отступления.

Надю окрестили именем её бабушки Надежды Иванчевой. Она прожила 95 лет в добром здравии, незатронутая какими-либо признаками склероза. В этом нет ничего странного, уточняет Надя, поскольку её мать, моя прабабушка Еленка-Хелен, тоже прожила 95 лет. Она и в старости предпочитала, чтобы её так называли. Так она подписывала и свои длинные, наполненные подробностями письма, которые присылала в Москву, куда в конце 60-х годов был направлен на работу в болгарское торговое представительство отец Нади. Полной романтики становится под пером Нади история знакомства её прабабушки с будущим  супругом. Отец Хелен, болгарин Христо Маринов, женатый на австрийке Софии, был купцом. По своим торговым делам ему часто приходилось посещать тогдашнюю Австро-Венгерскую империю. Будучи искренним патриотом, он выполнял курьерские поручения революционной четы (отряда) Христо Ботева. Согласно семейному преданию, корреспонденцию он переправлял в специальном тайнике, устроенном в трости – непременном атрибуте тогдашних европейских щёголей.

Однажды во время долгого путешествия по Дунаю на пароходе, идущем из Австро-Венгрии, семья Христо Маринова (в которой было две дочери) познакомилась с молодым болгарином Тодором. И в результате общения, создавшего между ними близость, у главы семьи зародилась мысль сосватать за него старшую дочь. Однако «искры любовных чувств зажгли сердца» Тодора и младшей дочери. Родители не согласились с их браком. Сойдя на болгарский берег, влюблённые сбежали и обвенчались. Они поселились в городе Враца.

Со сдержанной нежностью Надя пишет об этом своём прадедушке Тодоре Иванчеве Вырбине, тоже долгожителе. Он родился в 1868 году и не дожил до своего столетия восьми лет. Все помнят его как человека эрудированного, уравновешенного и с добрым характером. Главное его увлечение - чтение. Он был страстным почитателем Махатма Ганди и Льва Толстова. И не только в силу их философских взглядов, но и не в малой степени из-за проповедуемых ими взглядов - жить сообразно природе. Ему удавалось находить взаимопонимание со всеми. Но подчинялся он лишь своей жене Еленке-Хелене, которая была младше его на десять лет. В силу обстоятельств, замечает c иронией Надя, происхождение моё в годы моего созревания и молодости по материнской линии считалось буржуазным.

Бо’льшим почётом пользовался отцовский род Поповых из Трояна. Согласно семейным преданиям и сведениям из краеведческих книг, Поповы или Папазовы связаны с родом Паисия Хиледарского (Болгарского священника, основоположника национального возрождения, автора книги «Славяно-болгарской истории о народах и царях болгарских», канонизированного Болгарской православной церковью. Примечание - автора). Они переселились в Троянские горы из Банско-Разложского края в годы турецкого владычества после насилия над молодой болгаркой и последовавшего затем убийства турка-насильника.

Трогательные воспоминания о своём отце Христо Попове Надя сумела выразить в предельно сжатой форме. «Он был исключительной и трагической фигурой, унаследовавшей в каком-то невероятном смешении интеллектуальные и психофизические качества своих предков, словно заключал в себе их обобщённую карму, и подобно громоотводу, привлекал на себя молнии, которые, в конце концов, его испепелили». Он оказался достойным внуком учителя математики Христо, который в течение 40 лет учил детей в городе Трояне. Его многочисленные ученики стали адвокатами, священниками, мастерами-ремесленниками, представителями разных сословий и профессий (наградой за это стало его увольнение и арест в 1925 году).

Трагичной оказалась судьба трёх братьев Поповых: Минко и Георгия - дядей отца Нади и его отца Стойко. Минко был щедро одарён феноменальной памятью, отличался эрудицией профессора, прекрасно владел французским и немецким языками, читал на латыни, в деталях разбирался в литературной жизни почти всех европейских народов. Он изучал филологию в Париже и Берлине, став государственным стипендиатом. Ему светила профессорская кафедра в университете и блестящее будущее учёного. Учась в Сорбонне, он перевёл на французский язык один из рассказов Ивана Вазова. Когда в 1915 году (во время Первой мировой войны – примечание автора) Леонид Андреев в своей статье назвал болгарский народ «стадом баранов», Минко Попов дал ему отповедь в своём открытом письме, опубликованном в газете «L’echo de Bulgarie» (Ехо Болгарии). К сожалению, многие его рукописи, содержащие статьи и стихи, исчезли. Его не миновал трагический жребий несчастной болгарской действительности. Во время войны его призвали на фронт рядовым. Позже Минко поступил в школу офицеров запаса, где в 1916 году застрелился. Нет сомнений, пишет  Надя, что «в этой большой и открытой для культуры душе нечто горело, нечто кипело, нечто переливало через край и сильно её отравляло, в том числе и неразделённая любовь вместе с жестокостью и бессмысленностью войны, чтобы прийти к такому трагическому концу».

На тяжкие муки обрекла судьба и Георгия Попова. В Центральном государственном архиве в Софии хранятся документы, свидетельствующие о том, что с 1921 года он связал свою судьбу с партией болгарских социалистов. Позже это о нём, человеке-легенде, командире первого старопланинского отряда, народ сочинил песню. После разгрома антифашистского восстания в 1925 году он эмигрировал в Советский Союз. Через десять лет, во время репрессий, его арестовали, сфабриковали ложное обвинение в шпионаже и анархизме. Ему довелось пройти все тяготы ГУЛАГа. «Часто смерть дышала ему в лицо, и жизнь его висела на волоске. Но он чудом избежал её костлявых пальцав». В 1956 году он был амнистировании и освобождён. А через 29 лет Тодор Живков присвоил ему звание Героя социалистического труда. «Какая зловещая ирония!» - резюмирует Надя. Однако Георгий Попов отказался принимать награду на торжественной церемонии. Надя сожалеет, что ей не удалось написать о нём книгу. Художественно-документальную книгу о Георгии Попове написал Дончо Дончев, назвав её «Страницы из зоны Молчания. От Троянских гор до ГУЛАГа 1925-1956».

Его брат Стойко с юных лет «проявлял нетерпимость к угнетению людей и несправедливости». Во время Первой мировой войны он был на фронте. Позже связал свою судьбу с антифашистской борьбой, прошёл тюрьму и концентрационный лагерь. После окончания юридического факультета Софийского университета он в течение нескольких десятилетий сочетал работу адвоката с политической и общественной деятельностью, будучи членом БРСДП (позже БКП). Имел солидную практику в родном городе Трояне и пользовался авторитетом. В воспоминаниях Нади её дед Стойко приобретает черты эпического героя, движимого «присущим ему идеализмом, который вопреки диктату большинства, всегда отстаивал свои убеждения. За это он с молодых лет многократно подвергался гонениям, как сторонник тесных социалистов наказывался и исключался из партии. О нём, как когда-то написал о семействе Поповых в своей книге журналист и краевед Иван Пейковски, с полным правом можно сказать: «Поповы не сгибались. Они предпочитали сломаться, но не согнуться!»

Семейные перипетии сделали Надю, по её признанию, генетически иммунизированной против хамелеонства и социально-политических комплексов по двум линиям. Ветвистый отцовский род был не менее преследован и подвергнут репрессиям, чем род материнский. Всё это, заключает она, сделало её устойчивой к искушениям, имевшим место как до, так и после 1989 года. 

Убедительно показывая выпуклые стороны характера каждого из своих предшественников по обеим родовым линиям, Надя приходит к удивительно глубокому по своей сути заключению: «Античная мифология переполнена антропоморфными существами – одни из них фривольны, как сатиры, другие – опасны, как кентавры и эриннии, третьи – беззащитны… Нечто странное представляет собой воображение, рождающее гибридов, чтобы объяснить происходящее в мире или примирить несовместимое. Но истинно страшным является то, когда оно рождает чудовищные понятия, сколь бы нейтрально они порой не звучали. Одним из таких понятий является геополитика. Оно несёт в себе уничтожение и по своей сути является антигуманным».

Крутой замес воссозданной Надей семейной саги позволяет лучше понять сложную драму раскола болгарского общества в переломные эпохи. Читателю, наделённому социально-политическим воображением становится ясно, что именно в этом расколе, проходящем через болгарские семьи, причина тех сложнейших завихрений, ставших результатом влияния внутренних и так называемых  геополитических факторов, которые привели страну в 1989  году, после крушения прочного державного стержня, к эпохе перманентных общественно-политических пертурбаций. И окончание этой эпохи, могла бы предсказать разве что только баба Ванга.  

Произведения Нади убеждают читателя в единстве прошлого и настоящего. К антигуманному понятию геополитика она возвращается в своём эссе «Балканская сюита» (Записки на коленях). По пути на родину из Баня-Луки, она оказалась в сербском городе Ниш. Здесь ей пришлось «поджидать автобуса целых десять часов». Не теряя времени зря, она отправилась знакомиться с этим уютным и тихим городом. Её внимание привлекла «каменная дамба вдоль реки Нишавы, вся испещрённая любовными граффити – алыми сердцами и душераздирающими признаниями вроде этого, в свободном переводе гласящего: «Ты – самое лучшее, что есть на этом свете, и даже если нам не суждено быть вместе, всегда буду любить тебя!» Далее её рассказ развивается на контрасте, подобно гениальному сюжету шекспировской трагедии, когда она привлекает внимание читателя к «небольшому скверику с возвышающимся посредине куполообразным мемориалом в память о мирных нишских жителях, погибших от бомбардировок НАТО в 1999 году. На каменной стеле высечена надпись: «Чекамо васкресенье мртвих у живот будучег века. На Видовден 2000 г.» (Ждём воскресения мёртвых к жизни будущего века. В Видов день 2000 г.»  Видов день – главный национальный праздник Сербии – поминовение всех сербских святых и павших на Косовом поле. Примечание – автора).

«Любовь, жизнь, смерть… Балканская сюита в исполнении Оркестра для свадеб и похорон Горана Бреговича, иногда прерываемая зловещим крещендо бомб и автоматов Калашникова» - вот она непрерывная мелодия, возникшая в обобщённом ассоциативном восприятии Нади прошлого и настоящего южных славян. Читателю не нужно домысливать всего трагизма их исторического бытия, поскольку Надя не преминула указать не только на общую топонимику болгар и сербов, но и на близость «их языков, менталитета, рефлексов». Вроде бы сама судьба обрекла их на мирное, благополучное сожительство. «Между тем, - восклицает она почти в отчаянии, - и это нельзя вытравить из памяти! – мы воевали друг против друга не в одной и не в двух братоубийственных войнах». В этой связи Надя вспомнила и своих родственниках старшего поколения, и их знакомых, которых эта беда опалила своим безжалостным огнём. Как гневный приговор всем, кто был повинен в этих войнах, звучат её слова:

«Последствия этих войн трагические, особенно для нас, болгар. Неслучайно они вошли в историю как национальные катастрофы. И в литературу – как чёрная сага о драматической судьбе сотен тысяч сирот и беженцев, согнанных с родной земли, помеченных на всю жизнь скорбью».

В этом коротком, но многоплановом эссе, сложном по своей структуре заключена и толстовская трагедийная глубина «войны и мира» и образно- смысловая насыщенность прозы Йордана Йовкова.

«Чем брутальный терроризм отличается от утончённой, лицемерной заботы великих сил о демократичности режимов в Восточной Европе и на других континентах?» - вопрошает она. И отвечает лишь одним ёмким, но «антигуманным» словом: «Геополитика…» 

Не вызывают ли у вас, уважаемый читатель, выводы о трагических судьбах южных славян, к которым приходит в своём эссе Надя, ассоциаций с происходящими трагическими событиями сегодня в жизни славян восточных? 

Темы родной земли, её нелёгкой трагической истории и гражданские мотивы часто звучат в Надином поэтическом творчестве. Полифония её поэзии, представленной в первом томе «Послесловия для зрящих», включает в себя стихотворения, которые написаны в период с 1981 г. по 2020 г. Они охватывают широкий спектр настроений, мыслей и переживаний поэтессы. При этом она не изменяет свойственному ей кредо, оставаясь певцом любви, добра, истины и сердечных мук. Многие стихи посвящены её друзьям и коллегам. Строфы некоторых из их стихов она выбрала в качестве эпиграфа к своим стихотворениям.

Угрызениям совести и душевным терзаниям посвящено её стихотворение с эпиграфом:

«После совести и стихов
Едва ли есть третий ад…» - Иван Динков.

Но сколь мелка и ничтожна мещанская душа её литературного героя!?

«…Хотя больная совесть и не приводит к смерти,
В минуты сокровенные к тебе приходит мысль:
«Пусть рухнут надо мною небеса!»
Душа твоя испытывает жажду перемен.
Да! Завтра же!.. ты передвинешь свой комод».
(В этом случае и далее стихи даны в моём вольном переводе).

Стихи Нади выразительными метафорами раскрывают глубинные тайны человеческого бытия и психологии отдельной личности, они пробуждают активную работу воображения.

 «Не говорят со мною небеса.
Наверно, знают, что от слов сокрыта?
И жизнь моя – тиха, заземлена –
Для светлой магии она закрыта.
Как белка в колесе – пропащий я зверёк,
Не чувствую ни холода,
ни пекла, ни жажды и ни голода.
Но иногда забытый голосок
Порой раздастся изнутри,
И напрягая слух, чтоб уловить,
Не плач ли это, не утешенье иль укор?
Безмолвная пред тьмою я стою.
И чьи-то очи глядят в меня в упор».

Это её стихотворение навеяно строфой Беллы Ахмадулиной, взятой эпиграфом:

«Работу малую висок
ещё вершит. Но пали руки,
и стайкою, наискосок
уходят запахи и звуки».

В стихах Нади читатель откроет для себя трепетный и одновременно глубокий по своей сути, нежный и гордый мир болгарской женщины. Как и в поэтическом творчестве Марины Цветаевой – её любимой поэтессы –  лирика Нади психологична в лучших традициях мировой классики. С подкупающей самоиронией она пишет в стихотворении  «Status quo»:

«О старых и больных родителях заботятся мои подруги
(мои – давно уже на небесах);
Любовных драм сердца опустошают недуги
(а садик  мой –  уже под корень высох).
Пока мы держимся у жизни на обочине,
Зачислены пожизненно в Театр монолога,
С инертной публикой ведём беседы.
И пишем книги.
Мы не в ладах с новейшими технологиями.
В кафе шумит младая поросль с туту, с айфонами.
Их детство  – блеск джипов и дела кейфовые.
А мы по-прежнему – в поэзии и в прозе…
Таков наш статус.
Благодаря ему пока мы не почили в бозе».

О Марине Цветаевой Надя опубликовала в 2018 году в журнале «Москва» проникновенный очерк, озаглавив его «…Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!» - словами последней строки пророческого стихотворения Марины.

Своим душевным камертоном Надя удивительно тонко уловила «феномен той предопределённости, присущей гениям, - пережить и рассказать свою жизнь, её события, до того, как они на тебя обрушатся, пронизать своей интуицией пласты времени и пространства,  – явление, пока никем не объяснённое и не сформулированное – ни с физической, ни с философской точки зрения».

Признавая отсутствие психологического и стилистического аналога в болгарской национальной  поэтической традиции с поэзией Марины, Надя отмечает, что перевод её стихотворений превращается «в импровизацию нового качества». Более тридцати лет назад она (вместе с ещё тремя поэтессами-переводчицами) «набралась смелости броситься в эту глубокую воду». Ими был подготовлен двухтомник Цветаевой, включающий в себя лирику, драматические произведения, автобиографическую прозу, литературно-критические портреты, письма; затем – книгу её поэм, а позже – том Избранного в библиотеке «Ars poetica».

Переводы произведений русских писателей и поэтов раскрывает ещё одну творческую ипостась Нади Поповой. Её перу принадлежит множество переводов классических и современных русских поэтов, прозаиков, драматургов и философов. Она – автор нескольких поэтических сборников и эссеистической книги «Дух над водами» и множества статей, рецензий, предисловий к книгам, благодаря которым болгарские читатели знакомились с русской словесностью. Являясь многие годы главным редактором газеты «Словото днес» («Слово сегодня») – органа Союза болгарских писателей, Надя активно продвигает лучшие произведения современных российских писателей и поэтов в литературную и культурную жизнь Болгарии. Во втором томе избранного - книге «Нетленный свет» опубликованы её переводы стихов русских поэтов XIX – XXI веков. Среди них Владислав Ходасевич, Николай Гумилёв, Марина Цветаева, Александр Межиров, Олег Шестинский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Юнна Мориц, Татьяна Кузовлева, Вячеслав Куприянов, Игорь Волгин, Алексей Алёхин, Алексей Шмелёв, Елена Иванова-Верховская, Елена Исаева и ещё тринадцать других известных современных авторов.

Этот уникальный поэтический труд Нади Поповой по праву можно назвать подвижничеством. Особенно ценен он в современных чрезвычайно запутанных по вине политиков (Геополитика!) условиях культурного взаимодействия между нашими странами.

Её притяжение к русской культуре и русскому языку началось ещё в детстве и явилось, по признанию Нади, « следствием пересечения роковых исторических событий, потрясших мир, и прежде всего – Россию… В нашу болгарскую семью, - вспоминает Надя, - ещё до моего рождения, попал эмигрант, русский дворянин, обобщённый образ булгаковских героев из «Бега» и «Белой гвардии». Его звали Михаил Александрович Шведов. Он стал мужем моей тетки, сестры моей мамы. Главной ценностью, которую ему удалось вывезти из умытой кровью России и сохранить на протяжении долгих лет, была огромная библиотека». Именно там Надя увидела впервые тома Достоевского, Гоголя, Пушкина, Толстого, Чехова, Бунина, томики стихов Блока, Ахматовой, которые и «удочерили» её с русским языком и русской литературой, «пометив неутолимой, неизбывной жаждой к скрытым в них тайнам».   

Эти тайны Надя продолжала постигать и разгадывать, когда она «имела счастье учиться в Литературном институте имени А.М. Горького» и далее – на протяжении всей последующей жизни. Когда она в институтские годы возвращалась на каникулы в Софию из Москвы, дядя Миша расспрашивал её «как там Москва, стоит ли ещё храм Вознесения Господня у Никитских ворот, продают ли в Елисеевском на Тверской улице конфеты-тягучки…» Надя в молодости написала о нём стихотворение «Эмигрант», которое закончила словами: «Он умер у гостиницы чужой. / Там, кажется, о русском поле пели». Он ходил к гостинице, где останавливались туристы из СССР. Стоял у окон ресторана, прислушиваясь к звукам утерянной родины. «Эту его родину обрела и навсегда полюбила я», - признаётся Надя.

Свою любовь она выразила в трепетном рассказе о посещении после шестнадцатилетней разлуки Москвы, «вожделенного города её ранней молодости». У меня защемило сердце, когда я читал её очерк «Прогулка по Арбату или Путевые заметки о памяти и памятниках». В изменившейся внешне и внутренне Москве ностальгически ей грезились «следы своих первых каблучков, дробно постукивающих рядом с шагами её соломенно-русого одноклассника (Надя в Москве заканчивала десятилетку – примечание автора) – первой, разумеется, платонической любви, а ныне – одного из ведущих журналистов-международников. Атмосфера Театра на Таганке времён неистового Высоцкого. Или старого Арбата, воспетого и навсегда осененного тем немногословным кавказцем со звонким именем Булат».

И как хорошо мне были понятны её чувства легкой грусти и разочарования от увиденного на «этой знаковой для российской столицы, мифологизированной поколениями улице», которая «утеряла часть своего артистизма». Москвичи и гости столицы помнят её в перестроечный период, превращенную в пешеходную зону с неповторимой палитрой ярмарочных аттракционов, с бесчисленными лотками для всевозможных сувениров с набором непременных атрибутов в виде матрёшек. Хотя «всё это и теперь можно увидеть на Арбате, - замечает Надя, - но оно вытеснено «интернациональным» кичем, главным образом турецкого и китайского происхождения, которым залиты и болгарские города. Исчез тот неповторимый дух, атмосфера». Надино внимание привлёк бронзовый памятник воспевшего эту улицу известного барда, как будто шагающего на одном из переулков, и скульптурная композиция в полный рост А.С. Пушкина и Натальи Гончаровой напротив того двухэтажного особняка, в котором они после свадьбы провели несколько самых счастливых месяцев.  

Воображаемый Надей город её юности «с красками через край, звуками, восторгами, открытиями, грустью, воспоминаниями на каждом углу, зажившими ранами, интеллектуальным брожением, «пьедесталами, которые выше побед», исчез, как «затонувшая Атлантида». Она открыла для себя, что произошедшие в этом городе изменения за полтора десятилетия превратили его в «немыслимый мегаполис, в океан материальных и духовных ценностей, на которые следует смотреть сегодняшними, а не вчерашними глазами». Своеобразным воплощением энергии исторических перемен, в её экспрессивном описании явился огромных размеров монумент Петра Великого, возвышающийся за храмом Христа Спасителя. Она увидела в этом «грандиозном» монументе воплощённое в нём метафорическое послание. По её словам, он «оставляет ощущение величественности». Тому, кто смотрит на него, «передаётся скрытая, но неукротимая энергия, исходящая от фигуры властного, своенравного, часто бесцеремонного царя, не только сбривавшего собственноручно бороды боярам-старообрядцам, но и кинувшего за борт всё тормозящее стремительный ход России к новым берегам». Надя увидела в памятнике не только «аллегорию и поклон перед величавым прошлым», перед выдающейся личностью Петра I, но и «недвусмысленный намёк на будущее современной России».

Это признание подлинного друга нашей страны, известной болгарской поэтессы, которая неустанным трудом «переложила на болгарский язык стихи одних из самых блистательных её поэтов», дорогого стоит, если не сказать, что оно бесценно. И не только для болгарского читателя, но и для всех нас, кто помнит слова С. Есенина о том, что «большое видится на расстоянье».  

Оно бесценно ещё и потому, что в перевернувшемся сегодня мире искренние друзья России испытывают небывалое нравственно- психологическое давление, если не сказать настоящие гонения и издевательства. Даже в когда-то самой дружественной нам Болгарии. Опять-таки – Геополитика.

С искромётным публицистическим блеском и одновременно с переполнявшей её сердце горечью Надя пишет об этом в эссе «Исповедь одной рашизоидки», опубликованном в начале этого года в газете «Российский писатель». Для демонизации России в ход идут различного рода спекуляции и манипуляции. А сторонников России, как Надя, болгарские медии клеймят прозвищами типа «рашизоид», «кремлёвская уродина», «тяжело больна русорабством».

«Таковы нынешние нравы. И рефлексии, именуемые «первая сигнальная система», - констатирует Надя. И это всё за то, что «я в течение десятилетий переводила самые светлые умы и таланты этой нации, которую сегодняшние мессии считают «генетической уродиной». Образно говоря, русская литература и русская поэзия стала для Нади Поповой своеобразной Голгофой, на которой её в последние годы и подобных ей людей постоянно распинают в болгарских медиях.

Завершается её эссе прямо-таки апокалиптически: «Сегодня все мы, всё человечество – пассажиры в чудовищном «Титанике», который уже развалился… Океан уже вздыбил свою волну девятого вала и каждый миг готов обрушить её на нас. И недостойно пытаться заглушить его грохочущий рокот площадной руганью и примитивными скандированиями, полагая, что это и есть наши спасительные лодки».

Упомянутые  два тома стихов, прозы и переводов Нади Поповой, озаглавленных «Послесловие для зрящих» и «Нетленный свет», другие её произведения воспринимаются как своего рода разворачивающаяся драма, герои которой переживают всю гамму человеческих страстей и спонтанно реагируют на происходящие события окружающего мира, становясь действующими лицами общечеловеческой трагедии.

Вверх

Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев: