|
ИЗГОРОДЬ
Изгородь, что двор наш обегает,
поясом его оберегает:
вдоволь пропускает дождь и свет,
а косому взгляду – ходу нет.
Как природа, сдержанные статью,
жерди чисто выскоблены сталью.
Нраву родовому не в укор
некриклив их сетчатый узор.
Но опять – не только мир украсить,
а ещё и дом обезопасить.
Вроде улыбается она,
да не всем – такие времена.
ЧЕСАЛКА
Снова бабушке стричь овцу помогаю –
в коробе облаком шерсть вырастает белым.
Не углядишь – подхватит неба пригоршня голубая,
и потому придавливаю всем телом.
Зимний рассвет будит повизгиванием усердным –
это чесалка космы запутанные раздирает.
Словно тяжёлые частые грабли сухое сено
на кочковатом лугу расчёсывают, разбирают.
Чистую шерсть раскладывает бабушка по газетам
и прижимает сверху для тяжести табуретом.
Сто раз на дню гляжу – отлежались уже комочки?
Так я весной слежу, как набухают почки…
Снова чесалке на полке маяться не при деле,
длинные ночи и дни считая до новой стрижки.
Очередь прялки – и ворохам лежащей в углу кудели
долгой не стоит ждать от бабушки передышки.
ПОЛОВИК
Ткать половик начать – точно выйти в путь:
льются в земной узор лоскутки, как в реку,
через века привычную выплетать
жизнь по основе, суженой человеку.
Вот на станке ложатся за рядом ряд
северные края чередой цветною –
луг травяной, малиновая заря,
бор золотой с небесною синевою.
В тёплой избе застелем скоблёный пол
новой дорожкой – пёстрая, как живая.
И погляди: ребёнок уже пошёл –
волны взбивая, падая, но вставая…
Вырастет – не удержишь. Но в свой черёд
тот половик незримо – клубок и тропка –
тоже вперёд покатится, понесёт
ниточку жизни бережно, неторопко.
РЕШЕТО
Словно хранились в амбаре небесном
свежего солнца цвета –
снежные хлопья в полёте отвесном
сыплют, как из решета.
Издавна так, через мелкие сита
перепуская слова,
россыпями драгоценного света
их собирает молва.
Не изо всякого разговора,
ссоры и толчеи –
не пропускают худого сора
частые ячеи.
И в пересуды войдя земные,
мёртвые, как зола,
перетлевают слова иные –
холодно и дотла.
А разгоревшемуся за годы
слову живому – лечь,
словно зерну золотой породы,
в сердце. О том и речь.
ВЕРБА
Верба в лёгкой дымчатой рубашке
веткой помахала мне когда-то,
а на ней – пушистые барашки,
как новорождённые цыплята.
Показалось, большего не надо:
отщипну – от вербы не убудет,
золотого радостнее клада
мне барашек на ладони будет…
За отцовским домом на пригорке
так полдня за ними и скакала –
до изнеможения, да в горстке
счастья всё равно недоставало.
А порой осеннею однажды
взял отец и рубанул по вербе –
и на счастье детская надежда
золотыми листьями померкла…
Как во сне увижу те барашки –
глажу их, не пробуя проснуться,
и до вербы в дымчатой рубашке,
как до счастья, силюсь дотянуться.
ОРКЕСТР
Под гармошку в детстве песни я распевала,
как меня отец учил, не журя за промахи.
Помню, платье белое лёгкое надевала
и качалась, как цветущая гроздь черёмухи.
А как выросла да сама меха растянула,
на одну лишь песню и вытянулось терпение.
Так душа моя, дорога ли повернула
на другую музыку да на иное пение.
Всем у нас в роду была дудка дадена –
задудят, глядишь, и дальше до удивления…
У отца гармошка, да сигудэк у прадеда,
я с гитарой – вот и оркестр через поколения.
ВАЛЁК
Потихоньку ползут зубчатки
отворяемого замка –
точно правят былого складки
о ребристую грань валька.
Словно речка, оно виляло:
что ни горочка – то петля.
Но сородичам подавала
силу выправиться земля…
Нынче воду в речные мели
попытайся-ка поверни.
Мы сердцами поослабели,
от сородичей – за дверьми.
Жизнь поленницей без подпорки
осыпается прямиком…
Прётся нынешнее в подкорке
не вальком уже, а катком.
МОЯ ЧЕХИЯ
Из цикла стихотворений
1.
Мостовая,
точно река,
вьётся по городу.
Идёшь, не спеша,
словно по дну
прежнего русла
и времени,
из памяти камня
переливая
отзвуки тихого шёпота
давней воды.
2.
Меж валунами с бегущей водой
пробивается время.
Чувствуя жажду,
подносишь пригоршню –
сотни ладоней тянутся,
точно ковши.
Не иссякает поток ледяной:
каждую пригоршню – доверху,
времени дух в каждом глотке…
А оглядишься –
души ни единой в округе:
скрыты за дымкой веков.
Ты – в одиночестве полном.
3.
Пение жаворонка
к самому небу взлетает,
делает круг по орбите
и льётся грибными дождями.
В шорохе капель,
светящихся золотом солнечным,
дедов и прадедов эхом
отдаются в душе голоса…
Но только жаворонок
песней своею способен
их воскрешать
и возвышать.
|
* * *
Даже одалью, в стороне
ты ещё заодно со мною,
но сегодня ни слова – мне
надо свыкнуться с тишиною.
Горе слышится в глубине –
незалеченное, живое.
Расступились, а боль – вдвойне,
несвободы обоим – вдвое.
Расцветало – да отцвело,
наливалось – да помельчало…
Всё, что сердце вчера свело,
отпустило. Живу сначала.
КРЕСТОВЫЙ КЛЕВЕР
сестре
крестовый клевер – к счастью, говорят.
ты помнишь, как, найдя его однажды,
кузнечиком к тебе я прискакала?
от радости тогда я окрылилась,
а ты их находила каждый день…
но правда ли, что он приносит счастье?
всё так, ты говоришь – когда-нибудь
тебе он счастье принесёт большое.
да сколько для того ещё придётся
таких зелёных крестиков собрать…
но если веришь, можно собирать
диковины – растения и камни.
а можно ничего не собирать:
когда-нибудь одна большая вера
в одно большое счастье обернётся –
диковинное, как крестовый клевер,
да на ухабах вряд ли различишь.
КРЫЛЬЯ СТРЕКОЗЫ
в жёлтом песке увидела
стрекозы слюдяные крылышки –
так они на ветру трепетали,
словно дальше без тела хотели
жить вопреки всему.
может, просто ещё не поняли,
что теперь их направить некому.
синие-синие – ясного неба син?е.
жилки на них поперёк – точно вены речные,
что память её последнего дня
растворили в себе.
она захлебнулась потоками долгого ливня,
что и меня отгонял от свежей могилы
бабушки мужниной: я не смогла попрощаться
вместе со всеми, когда её хоронили –
слишком была далеко.
только к девятому дню прилетела,
но ощущала её постоянно рядом –
точно кадры кино, мелькали перед глазами
наши мгновения с ней…
с креста она пристально так на меня глядела,
как будто оттуда мягко меня жалела,
и мне тяжело было вынести в первый раз
пронзительный взгляд улыбчивых добрых глаз.
а я ощущала себя стрекозой бескрылой,
что к встрече последней летела, что было силы,
да вот – опоздала, и крылья опали с плеч,
подобно листве осенней, чьё время лечь
и в тесном дворе затоптанной быть ногами…
Тогда ни единого звука не проронила –
слова облаками ваты застряли в горле…
На сороковины я принесу те крылья –
быть может, в дороге они пригодятся ей.
* * *
Не раздвину рукою я облачного свинца,
не порадую взгляд небесною синевою –
ледяной тоскою день пронизывает сердца,
точно ветер северный улицу завывая.
Но я верю, что за пеленою свинцовой той
ангел мой летит бездонною высотою,
чтобы душу мне высветить искрою золотой
и её запалить словесною красотою.
А очистится небо – и снова преграды нет:
омываюсь я миром, как будто водой проточной.
И когда ниспадает на сердце небесный свет,
становлюсь на миг, точно воздух земной, прозрачной.
* * *
Уцепись за небо, держись его,
не отпускай его,
чтобы вьюга не замела
тебя посреди дорог.
На земле пускай следа
не оставишь ни одного –
всё равно искать не начнёт никто,
если ты одинок.
Горизонт обходи неспешно,
не задевая звёзд,
научись различать
знаки неба, леса и голосов,
чтобы жизнь распахнулась настежь,
как глухариный хвост,
отведя навсегда прикипевший
к сердечной двери засов.
В самый центр небесный выйди,
дороги свои верша,
как меха гармони, сердце раскрой,
не боясь стыда –
станет воздуха легче,
воды прозрачней твоя душа…
И тогда, наконец, я тебе поверю –
но лишь тогда.
ПОЯС
В горнице не скрипнет половица –
из цветной кудели нитяной
лёгкий начинает мастерица
ткать узорный пояс шерстяной.
Вновь переплетутся, как впервые,
алая и снеговая нить
в знаки родовые, вековые –
от судьбы недоброй охранить.
Ровной получается дорога
каждой нити – нет ни узелка.
Полнится притоком понемногу
женской доли вечная река.
КОРОМЫСЛО
Девушка грустно поёт –
не громче ветра,
на коромысле несёт
полные вёдра.
Жизнью налиты самой,
вот и таскает
их напролёт под луной –
не опускает…
Левое п?лно лучей:
если качнётся –
брызжущий светом ручей
в сердце очнётся.
Правое – льда ледяней:
если наклонит –
ноющей болью людей
горе накроет.
Оба до дна разольёт,
если запнётся –
наземь падёт небосвод,
перевернётся…
Наше житьё да бытьё
держит плечами.
Словно ракиту, её
время качает,
ведая – времени нет,
медлит с ответом,
чем напитается свет –
тьмой или светом.
|
Алёна Шомысова (Алёна Александровна Старцева) родилась 8 декабря 1986 года в с. Помоздино Усть-Куломского района Республики Коми. Окончила факультет национальной филологии Сыктывкарского государственного университета. Занимается переводом произведений русских и финно-угорских писателей на коми язык. Поэт, переводчик, член Союза писателей России. Автор нескольких книг. Пишет на коми и русском языках. Литературный редактор журнала «Арт». Ее стихи и рассказы переведены на русский, эстонский, английский, венгерский, мокшанский, эрзянский, удмуртский и ненецкий языки. Лауреат литературной премии имени Александра Лужикова (2012). Живёт в Сыктывкаре.
