Я пью до дна за твой неукротимый взор,
И за твою родню – оград простой узор.

Пустили в мир тебя умельцы из Каслей,
Чтоб стал наш грустный дом немного веселей,

Чтоб книга и копье, и таз, и худоба
Не дали нам пойти тропинкою жлоба.

Я чту тебя, старик, хотя сомнений нет -
Постарше буду я на добрых десять лет.

Скажу как на духу, чтобы не портить стих:
Я часто уходил от мельниц ветряных

И трусил, пряча стыд, сбегая в чёрный ход.
Что делать, – не герой. Совсем не Дон Кихот.

Но иногда смотрю на твой чугунный лик,
И понимаю – я, хоть мелок, но велик!

И жизнь свою назло толпящимся годам
Не сдам и не продам. И точно – не предам.

* * *
«Ирония – признак усталости» -
Сказал литератор один,
Есть в этом немного от жалости,
От пыли тяжёлых гардин,

Когда раздражённого критика
В меня упирается взгляд.
Полбанки ещё принесите-ка!
Давай, за Поэзию, брат.

За чистую воду под тиною,
За ржавые гвозди веков,
За эту тоску тополиную,
За длинную тень облаков.

Еще гулеваню в районе я,
Известный в уральском краю.
Ты где, моя Муза-Ирония?
Я так без тебя устаю.

ЭЛЕГИЯ
Внезапных возлияний други,
Я жду вас. Нынче ваш черед.
Когда судьба за хрип берет
И гнет из нас крюки и дуги,
Когда нагрянувшая тьма
Непроницаема для спичек,
А из бесчисленных привычек
Возникнет горе для ума –
Вы появляетесь тогда,
Внезапно грянув на пороге,
Я среди вас не встречу многих,
Которых времени вода
Слизнула, как траву сухую.
Читатель рифму ждет плохую,
Но я культурно в мир гляжу,
От рифм подобных ухожу.

Итак, вернемся к вам, друзья
Моих достарческих застолий!
Где Генка, Вася, Дима, Оля,
Моей империи князья?
Одни таблетками свой рот,
Забыв о водке, набивают.
Другие просто не бывают.
Их нет. Ушли за поворот.
Деревья наземь точат лист,
Хрустит кайма у темной лужи.
Коль нету вас – кому я нужен,
Мот, выпивоха, скандалист?
Я сяду, глядя в жар заката,
И где-то застучит лопата
Бросая веер из камней,
Копая яму. Но не мне.

Еще не подошел черед
Идти туда, к Марине с Геной.
Парижей, Лондонов и Генуй
Еще меня объятье ждет.
Одно печалит и томит –
Что нынче непомерно тонок
Альбом, где список телефонов.
И реже телефон звонит.
Я снова жду, когда мой путь
Проляжет между милых физий,
Вдали от жизненных коллизий
С друзьми выпадет бухнуть.
Я рад, что воды, хоть сомкнулись,
Но нас, как прежде, не коснулись.
Я ненавижу слово «вдруг».
Еще мы живы. Тесен круг.

ИЕРУСАЛИМСКАЯ ФАНТАЗИЯ
Ну, чем торгуешь ты, зануда,
На рынке Махане Иегуда?

Как карандашен твой товар -
Сосисок розоватых жар.

Они вкусны и горячи,
Давай, в тарелку их мечи!

Со мной гуляет Вилли Брайнин,
Аристократски-иностранен.

Он смотрит на карандаши
И важно говорит: «Якши!»

Он мудр, и сед, и бородат,
Он, как и я, слегка поддат.

Мы дышим воздухом одним.
Вокруг – сплошной Иерусалим.

Гортанный шум. Торговый ряд.
Дождя гремящий водопад.

Пока нетрезвые бредем -
Мы живы. Мы не пропадём.

СИНКОПЫ
Пейзаж реален, хоть и прозрачен,
Вписан в травяно-облачный бутерброд.
В списках удач твоих есть недостача,
Утеря, растрата. Невзломанный код.

Вот и опять подступают вопросы
Злые, тяжелые, требующие ответ.
Вокруг тебя люди раздеты и босы,
И это тянется немало лет.

Помнишь тот дождь? И её на качелях?
Сырой паутины дрожащий чертёж?
Из окна что-то пел придурочный телик,
И ты чувствовал: «Больно – значит, растёшь».

Ты не такой как все. Ты скиталец
По всем закоулкам Старой Земли.
Подними к небесам влажный палец
И, откуда ветер, определи.

И если заново путь обозначен,
Освещён озарением, как у Басё,
И пейзаж реален, хоть и прозрачен -
Значит, всё правильно. Верно всё.

СТАРИК
Дон Жуан в заливе
Тихо ловит рыбу,
Нынче он в пассиве,
Постаревший ибо.

Он ушицу варит,
Он грибочки режет.
Никого не харит,
Никого не пежит.

Где-то донна Анна
Плачет в Сарагоссе
И вернуть Жуана
У распятья просит.

Он же в многотравье
Ищет землянику.
Что его заставит
Внять такому крику?

Дон плюет на донну,
Лёжа чешет пузо.
Два шара евонных
Не покинут лузу.

Вянет прелесть стана,
Глазу очень странны
Без Жуана Анна
И Жуан без Анны.

Ароматы спальни
Тихо тают в Лете...
Не видал печальней
Повести на свете.

* * *
Поэт – математик слабый,
Он не тот, кто «сложил да вычел».
Он берет обыкновенную бабу
И лепит из неё Беатриче.

Он берет мордатую тетку
Со взглядом нетрезво-сизым,
Улыбчивую идиотку -
И делает Мону Лизу.

Все ахают, охают: «Как же он?
Так смело и так красиво!»
А поэт, устав от чужих жён,
Сидит и тянет пиво.

Глаза слезятся от выпитого,
Рубашка в разводах соли...
Дерево лепестками осыплет его,
А он тому и доволен.

Слова в теплом воздухе кружатся,
Предлоги, глаголы, наречья,
На столе высыхает лужица,
Отражая луну и вечер.

Нужно беречь эту речь,
Стать родником этой речи,
Дать ей безудержно течь
Кровью в глубинах предплечий.

И в этот момент не надо ему
Ни суеты, ни давки.
Приятно, млея под взглядами,
Дремать на дощатой лавке,

Неважно - лежа ли, сидя ли.
Волосы не убрать от лица,
А то бы люди сразу увидели
Шрамики от венца.
22.04.13