Владимир СУДАКОВ (Петрозаводск)
ДОЛИНА СМЕРТИ

ДОЛИНА СМЕРТИ
Памяти моего дяди А.В.Кузина, солдата 18-й стрелковой дивизии, почти полностью погибшей во время советско-финляндской войны, зимой 1939-1940 годов, в местности под г.Питкяранта на северном берегу Ладожского озера, которую с тех пор зовут Долиной смерти
1.
Прострелен лес. Контужена вода.
А воздух мертв – ни ветерка, ни птицы.
Зеленые ворота в никуда,
а сделал шаг и –
           не остановиться.
И все ж пройти сквозь смерть, судьбу и страх,
чтобы понять, что было с ними-нами,
когда они брели, ползли в снегах,
спасая и себя, и знамя.

2.
«Танковые озера.
Окунь берет – с ладонь!» –
манит Олег*. Задорно
плещет в глазах огонь.
Танковые… Гляди-ка!
Светлая стынь-вода.
…И зарделась брусника,
щедрая, как всегда.
…………………………….
* Олег Дуркин – мой товарищ, журналист из г.Сортавала
 
* * *
                          Памяти Ю.Б.Левитана
Обезголосела память…

К раструбам черным страна
лица вздымала: плакать?
радоваться сполна?
Если от засухи гари –
голос, тяжелый, как злак.
И, торжествуя:
«…Гагарин!»

Ну, а без этого как:
пауза. «В ходе тяжелых…
И – «…измотав…» А потом –
в небе ликующий сполох:
«…заняли…»
Сладостный ком.

Дачное уйское* лето,
сушатся сети вдоль стен,
лук наливается светом,
чайник остыл на плите.
«Родина» – старый приемник,
щуря на банку глазок –
ту, что от «фронта второго»
(плотной тушенки) –
                                     сурово
медля, прочла
пару строк.
1978
…………………………………..
* Уя – название губы и небольшого поселения на западном берегу Онежского озера южнее Петрозаводска. Здесь летом 1944 года высадились с кораблей наши войска, начавшие освобождение захваченными финнами территорий Карело-Финской ССР.

ЗВЕЗДОЧКА НА ДОМЕ
Высокий дом врастает в землю. Он
осел углом и снизу мхом оброс,
в смородину уткнулись шесть окон
больших и чистых…

                                       Бел от спелых рос,
такой – для плясок, тризн и для любви,
на две семьи: обильны грядки, но
колюч забор и весь вьюнком обвит
и – звездочка прибита на бревно:
все на войне…

                             Позаросла тропа
среди поленниц  к низеньким дверям,
а над дверьми, к окну лицом припав,
сидит старуха, что-то говоря,
досматривает жизнь из-за стекла…
1979

ДИАЛОГ С ОТЦОМ
Донашивает китель мой отец,
но перешил, как сам носил солдатом.
– Не жалко, но зачем ты, наконец?
Удобный ж был.
– Мне так привычней как-то.

С утра его на плечи и весь день –
в сарай, за стол и в город…

– Есть что лучше.
Да скинь его, пиджак хотя б надень!
Сказал, а знаю:
так он – не приучен.
1982

ТАЧКА
                  И.П.Борисову
И где? – того не скажет нам –
«сорокапятки» ось достал
да два железных колеса.
И тачку сладил: красота!
На берег лодку отвезти,
картошку, выкопав – домой…
Стучит на ямах мостовой
она в продлившемся пути.
На стук – сосед смотрел в окно:
саднит проклятая рука.

…Менялись рукоятки, дно,
но – ось крепка,
но – ось крепка.
1985

ТРОФЕЙНЫЕ ЧАСЫ
                                       Н.У.Иванову
Снова память летит к близким далям,
где земля в крупных каплях росы…
А привез-то с войны три медали
да трофейные эти часы –
стрелки тонкие, бой королевский.

…Под метельным обстрелом залег.
День лежал, все на левой, в подлеске,
ну а правую руку берег.
Пригодилась: так жил – не до скуки.
Сын-наследник, что больше хотеть?
Нянчит внуков жена,
                                      он же – руку:
стали пальцы на левой неметь.
Ни поесть, ни побрить себя даже.
Злое рукопожатье судьбы.
А часы ходят точно все так же,
только стали невовремя бить.
В мастерской – механизма не знают.

…Тесно руку притиснув к груди,
он на них, как они заиграют,
с каждым разом –
все дольше глядит.

БУХТА СМЕРТИ
«Бухтами смерти были названы те дни узкие заливы Рауталахти, насквозь простреливаемые кинжальным огнем артиллерии и минометов противника, который, заняв близлежащие острова и господствующие высоты, вел ожесточенную стрельбу по входящим и выходящим транспортам».
          Э.Г.Русаков. Краснознаменная Ладожская. Петрозаводск.: «Карелия», 1971.
В Бухте смерти – июльская легкая тишь,
только рыба плеснет, только птица  вскричит,
и гундит одинокий комарик-малыш
в бесконечной простреленной светлой ночи.
И плывут незаметно для нас облака,
над высокими скалами тих их полет…
…И еще не придумана эта строка:
«Коммунисты, вперед!
Коммунисты, вперед!»
2014

* * *
«Когда началась переправа (260-го стрелкового полка 168-й стрелковой дивизии с побережья Ладоги южнее г.Сортавала на о.Путсаари, а далее на о.Валаам в августе 1941 года. – В.С.) и более 200 лошадей вошли в озеро и поплыли по направлению к Пут-сари, единственный в полку маленький жеребенок остался на берегу, побоявшись войти в воду. Лошади уже проплыли половину пути и были близки к цели. В это время жеребенок неожиданно заржал. Его мать кобылица, плывшая впереди, вытянула шею, моментально откликнулась на зов и повернула назад…  А за ней, как по команде, поплыли все лошади. Многие из них погибли под огнем…»
           С.Н.Борщев. От Невы до Эльбы. Л.: Лениздат, 1973.
На Путсаари – зеленая сплошь тишина,
птичья речь, колокольный размеренный звон.
И какая тут может быть, Боже, война:
средь такой благодати –
уродище войн?
Но в недвижности воздуха, скал и небес,
в гуще яростно-скорых и медленных дней
проступает виденье:
                                     укрытие-лес
отпускает на волю плененных коней.
И вступает в залив, обдавая меня,
и становится строками будущих рун,
и плывет, выгребая в зарю из огня,
и –
       назад поворачивает табун.
2011

КИНОХРОНИКА
                 «И улица накренена,
                 как торпедированный крейсер».
                                                В.Шефнер
                    Владимиру Иванову
Эх, пехота-пехота!
Добежишь ты пока –  
обязательно кто-то,
как споткнется
в снега.
На ничейной – экране
на любом этаже
наст лицом протаранил
третий… пятый уже…

Эх, пехота!..
                      На русском,
вся на поле лежит.
Но. Один. Шевельнулся!
Значит, друг
будет жить?
1970-е годы

«ВОЕННЫЕ» ЦВЕТЫ
В окрестностях г.Иломантси (Восточная Финляндия), до которых в 1944 году дошли советские войска, финские ботаники обнаружили около пятидесяти разновидностей растений вплоть до деревьев, никогда здесь ранее не встречавшихся. Их назвали – «военные» цветы.
Тыщи тысяч могил у обочин
и бессчетно костей по кустам.
Укрывают их белые ночи,
обелисками – звездная сталь.
Зла патронная ржа под ногами,
но кореньям привычен обман,
незакатно ветвистое знамя:
«Где лежишь ты, мой дядька Иван?»

Проползли, прошагали солдаты,
щит Балтийский опять изломав,
начертали колесами даты
на свинцовой воде переправ.
А еще в вещмешках и пилотках,
в сапогах – принесли семена,
и из почвы, удобренной плотью,
возросла неотступно страна.

Что поделать – незваные гости,
хоть и гаснет их легкая тень,
а забытые русские кости
обрыдает – родная сирень!
2004

КРОВАВИК
Экскурсия в Минералогический музей
Горного института в Ленинграде
                                Николаю Астафьеву
Кайнозой. Мезолит. Неолит.
Мамонт. Хвощ вековой. Птеродактиль.
Ледники – сквозь стрекозка летит!
Известняк. Слой угля вместо даты.
Так безмолвна эпох череда…
Все же главное в замерших залах –
щедрость космоса я угадал.
Нас учили. Но, видимо, мало.
Застекленно, в витринной глуши...

– Сбор коллекции длится веками!..

...тыща острых кристаллов лежит –
блеск, туман.
И... ольшина пред нами.

– В этом дереве жизнь замерла,
но трухою не вытекли ветки:
звонко – до состоянья стекла –
минерал повторил его клетки.
Идентична структура: точь-в-точь
те же кольца, сучочки и прочье.
Поселилась в том дереве ночь,
нет ему возвращения в почву.
Вот ползучий какой минерал...

– Ну, а это зачем?
                                    ...Подоконник.
Шмат металла. Патронов оскал –
их горяче не обнял патронник.

– Это с Кольского. Новый совсем.
Склад сгорел в сорок третьем на фронте.
Слиплись россыпью, вычертив темь,
расстреляв пули – по горизонтам.
Не латунь уже. Троньте рукой
и почуете кожею вьяве:
снова он – красноватый, живой.
И названье-то кстати –
кровавик.

Мезозой, голоцен – как венцы
дома жизни и прошлого мера.
 И война, где лежали отцы,   
не года, не эпоха, а –
геологическая эра.
1992                                  

ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД
(9 мая 2000 года)
                  Тестю Б.С.Позднякову
В ночь на шестое вдарил сиверик*
сеть не поставить. Что ж, обедать скромно:
вчерашний чай, пустые макароны.
На ужин тоже…

Подновлял цветник,
садил морковь, раскидывал навоз,
чинил парник. Подорожала пленка,
пришлось лепить из прошлогодней, тонкой.
Натряс махры из старых папирос
и печь калил – рассаду бы сберечь!
Суров Георгий нынче не на шутку,
но, испытав, умаял ветер в сутки.
И лодка отошла волнам навстречь.

Все ж юбилей! Позвали в сельсовет
(иль как его теперь?). Конвертик в руку.
Купил семян, песку, кроссовки внуку,
бутылку белой… Больше денег нет.
И то!..
Да вот сорвало провода –
молчит приемник. Темнота, ни звука.
И лишь гудела в каменной излуке
победной бронзой вольная вода.

Что думалось среди немой страны
и вдруг разговорившейся природы?
Прокормят ли хоть летом огороды?
Грибом одарит осень до весны?
А дальше, там…

                               Но утром, в самый День
поймал форель – на целое беремя:
кило пятьсот! Как забрела? – не время.
Собрал уху, наполнил стопку всклень
и сел.
              В Москве (по времени) парад,
неслышно речи в городах звучали,
а он сегодня не достал медали,
пытался что-то вспомнить невпопад.
Сосед сынишку на плечах пронес
на разговор с родными – Радоница!

…И в тостах он от малой речки Лица,
как с площади, шел в темень и мороз,
в свет зачехленных звезд над головой.
Не знал: опять стоит в последнем поле
уставшее – бессменное доколе? –
святое поколение его.
2003
…………………………………………
* Сиверик, сиверко – старинные название северного ветра у жителей Русского Севера.

СОСЕД
В каждый утренний праздник Победы
он фуфайку свою распахнет,
через двор на тележке проедет –
словно в рост по окопу
пройдет.
1977

КЕСТЕНЬГА. ПЕРЕЗАХОРОНЕНИЕ
Ах, какой был закат кровавый –
жег березы.
На рассвете легли на травы
белые росы.
Росы – от дыхания павших,
сбитых пулей прицельной, шалой...
А к утру над водой – туманище...
За ночь как надышали!
От салюта вздрогнув, над нами
Небеса качались мгновенье.
Полпоселка огородило глазами
место перезахоронения.

Триста –
                  в гроб один поместились.
Холмик рос над землею раннею.
Вы простите, так получилось:
я ступил на него, выравнивая.
Незнакомец (обратно шли мы)
о войну споткнулся – о проволоку.
Обсудить хотели шутливо
и замолкли:
он – ногу волоком.

...Этот век спотыкался дважды.
Тихим утром – пригнуться? – каждый
слышит, будто встревожен улей:
над землей
                      пролетают
                                           пули.
                                    1973
* * *
В моем отцовском доме
с грядками под окном,
а дале – финские скалы
и русские облака –
живет «афганец».
Он тих и неслышен.
Только остерегающе лает
от крыльца его
страж-овчарка.

В поселочке Найстенъярви,
который в сорок четвертом
наши брали – с «катюшей»,
живет «чеченец»,
обезноженный миной.
Но как его  любит дева!

Я знаю «серба».
Из тех, что сняли «Stells» с небес.
Уроженец Петрозаводска.
Его прадедовский дом
стоял на обрыве у Лососинки,
где теперь –
целит чугунно в Онего
петровская пушка.

А родина моего поколения,
чьи отцы – фронтовики,
это остров Даманский.
…Чу, звонит тесть-ветеран!
2010-2012

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную