|
* * *
Когда пройдут плохие времена,
Отступят глады, моры, сгинут войны,
Мы сядем на закате у окна,
А за окном, наверное, весна,
А за весной – огромная страна,
И всё спокойно.
И этот двор, где бегали, дрались,
Лепили куличи и целовались,
Увидит то, чего мы дождались,
наш суперприз, простую нашу жизнь.
Её не спрятать в краткий эпикриз,
Где «…текел, фарес».
Пройдёт сто лет, ускорив жизни бег.
Простой мальчишка, Сашка или Мишка,
Смешной почти что взрослый человек,
Прочтёт про наш с тобой бунташный век,
В бестселлере поэта имярек,
Отложит книжку,
И убежит опять гонять в футбол,
Забыв в момент сюжеты старых басен,
В наш старый дворик, сжатый между школ.
Сквозь тополей иссохших частокол
Глядит наш мир, юн, облачен и гол.
И он прекрасен.
БАЛЛАДА ОБ ОТЦЕ И ВЕЧНОСТИ
Сквозь осень
Так отчётлив горький дым
Листвы, октябрьской вечности, дороги.
Отец был мичман.
Даже став седым –
Он слышал по ночам сигнал тревоги,
Срывался,
Рвался мчаться «по местам».
И мама понимала, обнимала
И знала, что он снова будет – там,
С началом сна начнётся всё сначала.
Он так
И не собрался на покой,
Унять бессилен дрожь глубинной жилки –
Ходил в День Флота в форме щегольской
И к Дню Победы поправлял могилки.
Историю
земли, семьи, страны
он чувствовал спокойно, по-солдатски.
Он знал: кому мы в вечности нужны,
когда б не те, кто похоронен в братских.
Не стоит
В каруселях пышных фраз
Томить себя бессмысленным вопросом.
Ведь если Бог глядит ещё на нас,
То это, знать, они Его так просят.
Им тоже –
очень трудно по ночам,
Срываются по вахтам и расчётам.
Но где-то там, в начале всех начал
их всё же успокаивает что-то.
Сквозь отсвет,
Блик предвечного огня
Они глядят спокойно. И я лично
Уверен: если смотрят на меня,
То только потому, что папа-мичман
Сгорел мгновенно.
Вспышкой.
Не истлел.
И, уходя осеннею аллеей,
До смерти ни о чём не пожалел.
Как и они, дай Бог, не сожалеют.
* * *
…и стали они жить-поживать,
да добра наживать.
Заходи ко мне в избушку, зайка.
Видишь рыжий хвост в окошке? – осень.
Будем посты и картинки лайкать,
Набросаем в небе звёздных блёсен
И наловим-загадаем счастья,
И осветим-закружим планету.
Согреваться будем чаем – часто.
А иначе в этом смысла нету.
Будем петь тихонько наши песни,
На ночь сказки сочинять зайчишкам.
С ними будет интересно – честно.
Не хватить бы интереса с лишком!
Осень тихо покружит у дома
И уйдёт, хвостом взмахнувши рыжим.
Это нам с тобой давно знакомо,
Каждый год с тобой мы снова слышим,
Как, по снегу налегке ступая,
Вдаль минутки убегают стайкой.
Ледяная или лубяная –
Ну кому какое дело, зайка?
* * *
Как по Вычегде по реке
Где пушистые облака
Приезжает моя любовь
Уплывает моя тоска
Облака скользят надо мной –
Непричёсана круговерть –
Я протягиваю тебе
Берегов надёжную твердь
Сквозь порожний сквозь птичий гам
Сквозь шумливый берёз испуг
Ты не можешь не разобрать
Неспокойного сердца стук
Ты беги, набегай, волна
В ритме пульса стучи, скользи
Потому что река одна
На земли и на небеси
Не бывает других дорог
Не бывает судьбы иной
Обопрись о мою ладонь
Я встречаю тебя весной
* * *
Солнце катится за горы – не закатится,
А луна из гор обратно – не допросится,
Небо – влажные чернила каракатицы,
И лесов-полей внизу чересполосица.
На рисунке детском – краской по альбомному –
Рассыпает мальчик звёздочки весенние.
Он пока что не умеет «по-объёмному».
Он рисует потому, что воскресение
Или, может, даже летние каникулы.
Лист теряет белизну прохладно-млечную.
Со двора ещё пока что не бибикнули,
Телефон молчит, и утро – бесконечное.
Чуешь, друг, как припекает нынче солнышко?
Это жёлтым он добавил нерасчётливо.
Он рисует-то наш мир совсем недолышко,
А уже теплее стало от забот его.
Ну а значит – солнце точно не закатится,
А закатится – так поутру рассветится.
И всё худшее нам снится, будто в «Матрице»,
А всё страшное - полнейшая нелепица.
* * *
Где-то в закат устремляются гунны,
А на пригорке пасутся коровы.
Мама желает, чтоб сын вырос умным,
Бабушка – чтоб непременно здоровым,
Сильным, как папа. А где-то – пиастры,
Где-то колумбы находят америк...
Мальчику нравится всё, что опасно,
Мальчика манит сверкающий берег.
Где приключенья в морях и на суше?
Мальчик к вам рвётся сквозь грозы и вьюги
С каждым автобусом, к школе везущим,
Как самолётом к полярному кругу.
Мальчик сражается, рубится рьяно
То во дворе, то во снах, то так просто.
Рядом – смутьяны и дартаньяны,
Жизни такая красивая проза.
С каждой минутой сгущается воздух
Предощущением счастья и грусти.
Над поездами загадочны звёзды.
Мимо секунды и страны несутся.
...В предновогоднем вагоне подружка
Взглянет с улыбкой – и в сердце прохладно.
В дальнем купе звякнет ложечкой Пушкин
И улыбнётся в окно деликатно.
* * *
Где-то там вдали лежат мои истоки,
Где-то там,
Там, где месяц медный бродит одинокий
По холмам.
И заглядывает месяц, смотрит в лужи
И ручьи,
И расспрашивает потихоньку: Чьи вы?
Мы ничьи.
И не может месяц до утра напиться,
Всё невмочь,
И от этого мой месяц будет сниться
Мне всю ночь.
Но когда придёшь ты – юная, смешная,
Зазвенишь
То ли смехом, то ли лунным водограем
Из-под крыш,
Он уляжется, сам отчего не зная
Возле ног,
И уйти уже не сможет, обещаю,
Я ж не смог.
И скользну я вдоль лесов-полей раздольных
В такт волшбе,
Понесу я вас, смешливых и довольных,
На себе.
Мы помчимся, невесомые как ветер,
На рассвет,
Потому, поверь, что радостней на свете
Просто нет.
И когда я на исходе бег замедлю
И усну
Я увижу, как рыбачат там на медну-
ю блесну
Рыбаки. И месяц, лезущий купаться,
И камыш…
Ну а я останусь любоваться.
Спи, малыш.
* * *
То ли купол Исакия краски смешал, то ль глобус Зингера,
То ль залив за рекой наколдован небрежно, неискренне,
Словно кто-то хотел это небо подкрасить синькою,
А она пролилась и разбилась в каналах искрами.
И пошла, загуляла по городу свежесть летняя,
И блестят от неё даже окна дворцов за оградами.
И от блеска такого, влюблённые, словно бы слепнем мы,
И таким поворотам судьбы даже чуточку рады мы.
И теряются птицы в пространстве и, может, времени,
И теряется город под крыльями, падает в прошлое,
Остаются обрывки дорог, фотографий, сомнений и
Растворяются краски, цвета превращаются в крошево.
Только белою ночью всё видно, поверь мне на слово,
И пространство, и время прозрачны, нет силы в голосе.
И сквозь всё проступают, как будто врисованы наскоро,
Купола и дворцы, отражающиеся в глобусе.
|
* * *
Я хочу за руку идти с отцом
Покупать газеты в «Союзпечати»
И не думать, что было, что будет потом.
Он большой и сильный – и этого хватит
Для победы над кучей обид и зол.
Дома ждёт нас мама моя с сестрою.
А потом – уроки и баскетбол.
Или сопки – ягодною порою.
На вокзалах – гудящие поезда,
Гром колес, буферов над дымкАми бьётся.
Уезжать как будто бы навсегда
Интереснее, если опять вернёшься.
Очень яркое солнце, легко дышать
Оттого, что мир мой так юн и прост...
Ты куда исчезла, Союзпечать?
У отца – лишь чуть неседых волос.
И страна огромна – но мир так мал,
Он порою сжимает так больно сердце.
Я веду свою доченьку на вокзал.
Мы заходим в купе, закрываем дверцу.
У неё своя собственная печать
И рука отца.
...И вагон несётся,
И на нижней полке так сладко спать.
Она знает, что всюду ещё вернётся.
* * *
Я большой человек – года три с лишним, знамо.
Надо мной облака. Путь к реке очень крут.
Молодые красивые папа и мама
в бесконечности лета за ручки ведут.
И трава высока, и бежать можно – столько! –
и в ромашковом поле – ни страха, ни лжи.
Помнишь, так же вот вечером тёплым и долгим
мы с тобою гуляли вдоль речки.
Скажи
в чём же тут волшебство, в чём тут странная штука?
Почему повторяется чудо опять?
Почему моя дочь, твёрдо взявши за руку,
в бесконечное лето всё тянет гулять.
И, ложась отдохнуть телом лёгким и гибким
и прильнув тёплой щёчкой к большому плечу,
шепчет сладко сквозь сонную полуулыбку:
– Папа, я бесконечного лета хочу!
Впереди еще слякоть, дожди и метели,
впереди ещё холод – в душе и вокруг,
впереди столько будет – а что ж вы хотели?
Столько будет внепланово, сразу и вдруг.
И пройдут когда годы – десяток ли, сто ли,
и настанет пора уже – мне, как и всем –
бесконечное лето в ромашковом поле
меня встретит опять – и уже насовсем.
ЭЛЕГИЯ НЕБЕСНОМУ ПОЧТОВОМУ ФЛОТУ
Отцу
Тёплым весенним вечером
Вижу – там, высоко,
В небе эскадра вечная
Двигается легко,
Меж облаков, неспешная,
К звёзд-маяков огням
Сквозь темноту кромешную
С письмами от меня.
Помнишь, ребёнком хлопотным
Я на листках строчил,
Чтоб посреди похода ты
Весточку получил.
Нынче не получается –
Не продают конверт,
Чувства не помещаются
В строки, которых нет.
Но почему-то верю я.
Знаю, что звёзд шторма –
Что это для размеренного
Мысленного письма?
Небо звенит вопросами –
Силюсь я разобрать:
– Как моя внучка? – Взрослая!..
– С мамой как?! – Рассказать?..
Щуришь глаза усталые
В старых очках смешных,
Мнутся листы слежалые,
Даром, что нету их.
Что бы нам расстояния?
Что нам с тобой года?
Ясное понимание
Нас укрепит всегда:
Через ветров истерику,
Чаек пустой галдёж –
Письма несутся к берегу
Бухты, где ты нас ждёшь.
* * *
Сухо глаза осени
Смотрят в окно, пристально.
Мы улыбаться бросили,
Не до любви чистой нам.
Как тут любить – осенью,
Что тут за чувства, mon ami…
Осень кружит сто семью
Галками и воронами.
Хоть бы и дождь – правда? Мы
Рады б ему, скучному.
Но осень сухими ранами
Мучает и выкручивает.
Смотрим в глаза старухины.
Тает ворОнья магия.
И не хватает духу нам.
Как не хватало влаги ей.
* * *
Легконогая юность, голенастая юность
неизвестно зачем нынче рано проснулась
и бежит, запыхавшись, по пыльной дороге –
от пустой остановки автобус отходит.
Длинноногая юность бежит-поспешает.
Очень нужно успеть, он уже отъезжает,
и, наверно, потом ещё будет автобус,
только вертится с бешеной скоростью глобус,
и так важно успеть непременно на этот,
и на нём непременно поехать по свету,
чтоб отныне увидеть своими глазами
всё, о чём раньше только читали бы сами.
И уходит автобус, увозит куда-то
всё, рожденное чтобы уехать когда-то.
Вроде всем повезло, только грустно мне малость.
Вроде что-то ушло.
Что-то вроде осталось.
* * *
Жизнь моя, скажи-ка мне на милость,
Если это можно объяснить,
То ли не приснилась, то ль приснилась
мне твоя задумчивая нить?
Что она связала, где порвётся?
Во добре лежит или во зле?
Иноходцем или инородцем
я иду по собственной земле?
Чьей бы мне чудовищной задумке
Благодарным в сердце быть своём?
В чьём мерцаю кожаном подсумке
Я латунным гильзовым литьём?
Или перед кем стою, затылком
Ощущая холод слова «пли»?
В чьём сознаньи, яростном и пылком,
Эти чудеса произошли?
В чьих руках пьеро и арлекино?
Ключ к разгадке дребезжит в двери…
Знаешь, жизнь, я посидел, прикинул.
Сам пойму. Молчи. Не говори
* * *
Как ходил Иван-дурак в эльсиноры,
Всё летел по облакам, плыл по рекам,
Проходил непроходимые горы,
Не шагала где нога человека.
Разбегался зверь лесной, лишь заслышав
Шаг Ивана неизвестно за сколько.
Шёл Иван да за духовною пищей,
А узнал, что он дурак, да и только.
В эльсинорах только Ваньку и ждали,
В эльсинорах без него не проехать.
А он пёр себе в хрустальные дали
На беду или вообще на потеху.
Позади остались дом и Маруся,
И детишки – мал мала да поменьше,
А Иван всё развивал тонковкусье,
Чтоб не чувствовать себя унтерменшем,
Всё старался приседал, лез из кожи,
Чтоб протиснуться хоть в норку бы в мышью,
Чтоб на хоббита хотя б стать похожим,
Раз на эльфа, видно, рожей не вышел.
У гамлЕтов получилось – мы тоже
Разместимся в этом замке-конфетке!
А в окошко улыбается Боже.
За окном грустят Маруся и детки.
И почти бы наведён лоск изрядный,
И почти уже лица не воротят,
И почти уже готовы сесть рядом,
Хотя смотрится – как будто напротив.
Только Ване повернуться неловко,
Жмёт в плечах, в коленях, в теле ломота,
И никак не помогают уловки,
И окно закрыть охота с чего-то,
Потому что из окна – то ли светит,
То ли капает солёною влагой.
Да на том или на этом мы свете?
Есть об этом ли с печатью бумага?
И ни Бога не видать, ни Маруси.
Вместо света только свеч отраженья.
Встал Иван, расправил плечи: Исусе! –
И захлопнул ставни резким движеньем.
И задуло свечи, сбило опоры,
И резные своды трещину дали,
Разметало зеркала эльсиноров,
И обрушились хрустальные дали.
Сотня хрупких утонченных предметов
Разлетелась с золотою мечтою,
И осталось тишиной без ответа
Ожиданье восхищенья собою.
А Иван застыл столбом, перетрусив,
И открывшейся вселенною ранен.
И остались только Бог и Маруся.
Вот и всё. А что ещё тебе, Ваня?
2015
Рекомендовал к печати Андрей ПОПОВ
|
